А как ты играешь в любовь, чемпион?

9

Гледис будто подменили. Это заметили все в группе. Когда нужно было позировать для сложных сцен, она была само очарование, любезность и терпение. Чарльз Карленд понимал, что произошло. Очевидно, она поговорила с Фрэнки и тот нашел безобидное объяснение фотографии с этой актрисочкой.

Чарльз был рад, что отношения Гледис и Фрэнки, этого симпатичного баскетболиста, приняли такой характер. Он от всего сердца желал Гледис счастья в любви. Только опасался, что она попадет в ситуацию, имеющую больше проблем, чем это может показаться на первый взгляд.

Карленд поступил так, как должен был поступить хороший друг. Если он ошибся, что ж, очень хорошо!

Приподнятое настроение Гледис заразило всю группу. Редко так много смеялись и шутили во время работы, как в этот день. Даже сам Эд Гуд был, кажется, в духе. Он уже мысленно подсчитал, сколько будут стоить его фотографии ночных приключений Фрэнки, если между баскетболистом и редакторшей возникнут серьезные отношения.

— Я хотел бы остаться с тобой наедине, — прошептал Фрэнки Гледис, когда снимались сцены в розарии.

— Я тоже, — промолвила она тихо.

— Только не срезайте розы, — предупредил фотограф, отвечающий за съемки на природе, которому подчинялись садовники Монтескудо Менсион. — Сейчас не то время года и не то место, мистер О'Берри.

— Не беспокойтесь! — весело рассмеялся Фрэнки и поднял вверх садовые ножницы. — Клянусь всем, что для меня свято. Я не сломаю ни одного шипа на ваших розах. — На нем были белые полотняные брюки, белая шелковая рубашка, расстегнутая до четвертой пуговицы, и белые мокасины. Он выглядел небрежным и одновременно очень элегантным. — Почему я должен опять надеть этот дурацкий фартук, не понимаю, — жаловался он, когда гример повязал ему зеленый фартук садовника. — Уверяю, что не запачкаю дорогую одежду. Я ведь только делаю вид, что срезаю розы.

— Контраст, Фрэнки, — возразил спокойно Бенни. — Нам нужен цветовой контраст. Кроме того, у каждого светского человека есть для всего соответствующие шмотки. Для работы в саду, например, — фартук.

— Неужели? — засомневалась Гледис. Она тоже была одета соответствующим образом и не очень себе нравилась. Широкая юбка с двумя нижними юбками, блузка с открытыми плечами, на голове — широкополая соломенная шляпа, которая то грозила улететь с головы, то сползала ей на нос. Эта шляпа должна была защищать ее лицо от безжалостных лучей солнца Аризоны. На ее взгляд, весь туалет был слишком фольклорным и пестрым. Гледис предпочла бы для работы в саду джинсы и широкую, свободную хлопчатобумажную кофту. Но Чарльз настоял на романтической ноте в одежде.

— Так вы выглядите как испанский гранд со своей сеньоритой, — сказал он мечтательно. — Это то, что подходит этому дому и этим садам. Великолепно!

— Ну, гранд! — Гледис улыбнулась Фрэнки. — Давай, начинай!

Он стал со своими садовыми ножницами в позу и сделал вид, что подстригает куст роз. Фотограф, отвечающий за съемки на природе, заломил в ужасе руки, а Гледис смотрела на Фрэнки влюбленными глазами.

Она кокетливо выставила вперед ножку в изящной балетной туфельке и показала свое правое полуобнаженное плечо.

— Прекрасно, Гледис! — с восторгом воскликнул Чарльз. — Замри в этой позе. Еще минутку.

Они сделали двадцать снимков, и фотографы собрали свои принадлежности. Фрэнки сорвал с головы Гледис шляпу и подбросил ее высоко в синее небо. Она еще удивленно смотрела вслед шляпе, когда Фрэнки обнял ее за тонкую талию и нежно прижал к себе.

— Не надо, — тихо попросила она. — Не надо перед всеми.

— Но на нас никто не смотрит, — бросил он мимоходом, не выпуская ее из объятий.

Гледис украдкой оглянулась. Фрэнки был прав. Гример погнался за шляпой, которую подхватил ветер. Бенни не упустит шляпу из виду и не успокоится, пока она снова не займет место в его реквизите. Все другие таены группы направились к дому. Им нужно было все подготовить для ужина при свечах — кульминационного пункта в репортаже. На воскресенье были намечены съемки в музыкальном салоне, в винном погребе, в оранжерее и на теннисных кортах.

Гледис расслабилась, и Фрэнки прижал ее к себе еще сильнее.

— Я хотела, — начала Гледис, но губы Фрэнки закрыли ей рот. Она покорно вздохнула и одновременно почувствовала себя очень счастливой. Они были теперь совершенно одни в розарии. Руки Фрэнки без стеснения блуждали по ее телу. Он гладил ее бедра, грудь, вьющиеся волосы, а его язык глубоко проник к ней в рот. Гледис страстно отвечала на ласки Фрэнки. Она вдруг почувствовала такое возбуждение, что готова была заниматься любовью прямо на голой земле. Но мужчина выпустил ее из своих объятий и потянул к дому.

— Пойдем наверх, — попросил он.

Гледис послушно последовала за Фрэнки, который большими шагами направлялся к дому. Сейчас перерыв, и ближайшие полчаса их не будут искать. И полчаса — это лучше, чем ничего.

Они слишком спешили, чтобы дождаться лифта, и побежали по лестнице. Фрэнки прыгал сразу через две ступеньки, Гледис старалась тоже бежать быстро.

Они оказались у двери одновременно. Улыбаясь, вошли в комнату, где уже были однажды так счастливы, и захлопнули дверь. Гледис повернула ключ в замке и последовала за Фрэнки, который сбросил с себя одежду на пути к широкой постели.

Он лежал обнаженный, полный желания, когда Гледис выбралась наконец из своих бесконечных бутафорских юбок. Она сняла через голову кофту и на несколько мгновений замерла перед постелью. На Гледис остались только светло-серые шелковые трусики.

— Ну иди же, — нетерпеливо сказал Фрэнки и протянул к ней руки. Он наблюдал, как она раздевалась, и с трудом мог себя сдерживать. Гледис улыбнулась. Его нетерпение ей понравилось. Она умышленно медленно снимала свои трусики. Фрэнки опустил руки и смотрел на нее затаив дыхание.

Когда она наконец опустилась рядом с ним, он со стоном набросился на нее. Гледис была к этому готова. Ее бедра раздвинулись, и она приняла его с радостью и страстным вздохом.

Они снова нашли свой общий ритм, который поднимал их вожделение до бесконечности и наконец насытил их страсть.

Когда все было кончено, Гледис так крепко прижалась к Фрэнки, что ее ногти впились в его тело. Но он не чувствовал боли, он ощущал только высшее наслаждение, какого никогда в жизни еще не испытывал. Фрэнки чувствовал себя одним целым с самым прекрасным существом на свете, которое он только встречал. Он покорил ее, она безраздельно принадлежит ему, хотя бы на несколько мгновений…

Они оба были счастливы. Лежа рядом, слегка вспотевшие и утомленные, вслушивались в те ощущения, которые переживали их тела и души. Они были так счастливы, что боялись пошевелиться, чтобы не спугнуть свое счастье. Ничто не должно измениться, ничто не должно двигаться.

— Нам нужно снова спуститься вниз, — сказала наконец Гледис, надеясь в душе, что Фрэнки придет в голову какая-нибудь отговорка и они останутся вместе еще на какое-то время. Но он ее разочаровал.

— Да, нам нужно, — подтвердил он, не делая никаких попыток превратить свои слова в действия. Он даже не пошевелился.

— Одевайся, — произнесла Гледис.

— Что мне надеть? — спросил он растерянно. — Мне не сказали, как я должен быть одет для следующей сцены.

— Смокинг, — коротко ответила Гледис. — Это ведь ясно. Сейчас последует романтический ужин при свечах.

— Хорошо, значит, смокинг, — согласился Фрэнки.

Гледис лежала на животе и смотрела ему в лицо. Рука Фрэнки покоилась на ее обнаженной попке и тихо и нежно поглаживала ее. Это было очень обольстительное поглаживание, и Гледис совсем не хотела, чтобы оно прекратилось.

— Иди в свою комнату и переоденься, — сказала она, но не пошевелилась.

— Не пере-, а оденься, — уточнил он.

— Пере-, — настаивала Гледис. — Ты ведь не пойдешь отсюда в свою комнату голым. Значит, речь идет о переодевании.

— Ясно, — вздохнул Фрэнки и перекинул свои длинные ноги через край кровати. Если уж ему обязательно нужно покинуть Гледис, то это лучше сделать сейчас.

Потягиваясь на кровати, Гледис наблюдала, как Фрэнки одевается. Его движения были элегантны и эластичны. Она с удовольствием посмотрела бы, как он играет в баскетбол.

— Я с удовольствием посмотрела бы, как ты играешь, — произнесла она вслух свои мысли.

— Я пришлю тебе контрамарку, — ответил Фрэнки, надевая через голову шелковую рубашку. — На следующей неделе мы играем в Нью-Йорке.

— Тогда, пожалуйста, пять, — потребовала Гледис.

— Пять? Зачем так много?

— Я объясню тебе это позднее, — сказала Гледис и тоже встала. — Теперь нам нужно действительно поспешить.

— Хорошо. — Он кивнул и поцеловал ее в лоб. — Сделай себя красивой. Мы поступим так, будто это наш ужин. И станем просто игнорировать других.

— Договорились. — Гледис весело рассмеялась. — Ужин при свечах для двоих. Пока.

Фрэнки приоткрыл дверь, прислушался и вышел, убедившись, что в галерее никого нет.

Гледис осталась одна. Она улыбнулась. Конечно, она будет красивой. Женщина вдруг обрадовалась, что взяла с собой так много вещей. Тщательно отобрала она свое самое красивое белье: белый лифчик без бретелек, тончайший поясок для чулок с украшенными кружевами подвязками, белые шелковые трусики и тонкие белые чулки.

Гледис села за туалетный столик и принялась изучать свое лицо. Ее глаза были большими и едва заметно подчеркнуты тенью пережитых страстей. Ее губы были полными и сочными. Нужно было наложить только тонкий слой тона, чтобы не выглядеть бледной при вечернем освещении. Губы она накрасила помадой цвета яркого цикламена и чуть-чуть подкрасила брови. Потом слегка подкрасила глаза. Нанесла легкий слой коричневой пудры на щеки, подчеркивая скулы. Она расчесала щеткой свои волосы и, намотав их на руку, соорудила высокую изящную прическу.

Только после этого Гледис надела длинное вечернее платье, которое она привезла с собой для торжественного случая.

Оно было узкое, с открытыми плечами и плотно облегало ее. Не покрой этого платья а, скорее, материал, из которого оно было сшито, производил неизменный фурор.

Это была розовая парча, прошитая золотыми металлическими нитями. Розовый цвет изысканно контрастировал с цветом волос Гледис. Простой покрой подчеркивал красоту материала.

Разрез сзади позволял при каждом шаге видеть ее ноги до колен, и декольте было очень смелым. Гледис осмотрела себя со всех сторон в зеркале и, оставшись довольной, покинула комнату.

Улыбаясь, она спускалась вниз по лестнице. Гледис была рада предстоящему ужину при свечах с мужчиной своей мечты. Это будет особенно прекрасный вечер. Она легко сможет забыть всю группу, и все ее внимание будет направлено лишь на Фрэнки.

— Телеграмма, мисс Грант, — сказал мажордом, которому владельцем Монтескудо Менсион было поручено сделать пребывание здесь гостей как можно приятнее. Этот хорошо вымуштрованный дворецкий так уверенно руководил всем персоналом, что никто и не замечал, сколько труда стоит такое безукоризненное обслуживание.

— Но она адресована мистеру О'Берри, — сказала Гледис, взглянув на бланк со штампом «Вестерн унион».

— Да, мисс Грант, — согласился мажордом. — Но ведь вы принимаете мистера О'Берри, вы, так сказать, хозяйка дома. Поэтому я вручаю телеграмму вам.

— Спасибо, — автоматически ответила Гледис. Пока дворецкий объяснял ей свою точку зрения, она, успев пробежать скупые строчки, стала вдруг мертвенно-бледной под своим безукоризненным макияжем. Колени ее дрожали.

«Благодарю за приглашение. Приеду в воскресенье в первой половине дня. Старая любовь не ржавеет.

Твоя Жанетт».

«Жанетт, Жанетт, Жанетт» — стучало беспрерывно в висках Гледис. Она все еще держала в руке телеграмму, хотя охотнее скомкала бы ее и бросила в угол.

Гледис глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя. Дворецкий исчез. Она стояла в холле одна. Ноги, казалось, стали слишком слабыми, чтобы нести ее. Из груди вырвался звук, похожий на стон.

Гледис быстро откашлялась и испуганно оглянулась, чтобы убедиться, не слышал ли кто-нибудь. Затем снова поднялась наверх. В том состоянии, в каком она сейчас была, Гледис не могла встретиться с Фрэнки. Она просто не могла с ним сейчас встретиться.

Только стоя перед дверью своей комнаты, женщина поняла, что у нее нет другого выбора, кроме как принять участие в ужине и по возможности хорошо сыграть свою роль.

Что она могла сказать в свое оправдание? Что внезапно заболела? Тогда Чарльз пришлет ей врача. И она должна будет объясняться с Фрэнки.

«Нет», — решила Гледис. Она прислонила свой горячий лоб к гладкому, прохладному дереву двери и замерла с закрытыми глазами на несколько мгновений. Она должна взять себя в руки.

Она выполнит свою работу, как будто ничего не произошло. Она будет держаться как можно естественнее и флиртовать с Фрэнки, если это будет нужно. И она отдаст ему телеграмму лишь на следующий день.

Когда он ее получит, она уже будет сидеть в самолете, летящем в Нью-Йорк, и вся афера с Фрэнки, во всяком случае с ее стороны, закончится навсегда. Гледис открыла глаза и выпрямилась. Она сложила телеграмму и засунула ее в свою маленькую розовую, расшитую блестками вечернюю сумочку. Телеграмма ей еще пригодится. Каждый раз, когда синие глаза Фрэнки попробуют снова очаровать ее или когда она вспомнит их страстные объятия, она будет открывать сумочку и дотрагиваться до телеграммы.