— Вы, наверное, шутите!
Я смотрю на небо. Большие, жирные капли дождя падают мне на лицо. Темные тучи появились из ниоткуда и разверзлись, чтобы выпустить воду, как будто это продолжение Великого потопа.
— Господи, черт возьми, — ворчу я про себя, быстро роясь в сумке в поисках зонтика… которого там нет. — Черт. Дерьмо. Дерьмо.
Просто замечательно. Чертовски замечательно.
На мне даже нет пиджака. На мне моя новая белая шелковая рубашка, черные узкие джинсы и черные туфли на каблуках.
Метеорологи обещали теплую погоду, и когда я полчаса назад садилась в автобус на автовокзале, чтобы добраться до Ист-Рутерфорд, светило солнце.
Вот вам и глобальное потепление. Вздох.
Мой первый день на новой работе — работе, которую папа нашел для меня — и я собираюсь появиться, выглядя как утонувшая крыса.
Идеально.
Я быстро начинаю идти от автобусной остановки, направляясь к своему новому месту работы. Штаб-квартира и тренировочный центр «Нью-Йорк Гигантс». Мой отец — Эдди Петрелли, главный тренер «Гигантов», и он нанял меня в качестве ассистента команды. По сути, я лакей. И мой отец полностью выдумал эту работу, как бы он это ни отрицал. Он сделал это, потому что я лишилась своей прежней работы в галерее. Я была настоящей неудачницей.
Я была удивлена, что он хочет, чтобы я работала здесь. Я достаточно смущала его в последнее время. Но думаю, он хочет, чтобы я была там, где он сможет за мной присматривать.
Я алкоголик. Трезвый алкоголик, благодаря времени, проведенному в центре детоксикации и реабилитации, и постоянной поддержке Анонимных Алкоголиков и моего спонсора Люка.
Толчком к реабилитации послужило то, что чуть более шести месяцев назад меня арестовали за вождение в нетрезвом виде после того, как я застала своего бывшего парня, Кайла, в компрометирующем положении на домашней вечеринке. По сути, его брюки были на лодыжках, а та, кого я считала подругой, стояла перед ним на коленях. Думаю, вы поняли, о чем идет речь.
Я ушла с вечеринки, забралась в машину моего бывшего и уехала. Я была пьяна в стельку и расстроена, и врезалась на его машине в одну из стен соседского сада.
Я лишилась прав — поэтому теперь езжу на автобусе — и была обвинена в преступном нанесении ущерба и получила большой штраф.
Галерея уволила меня. И попытаться найти другую работу после того, как я вышла из реабилитационного центра с судимостью, было практически невозможно.
Не то, чтобы не пыталась, потому что я действительно пыталась. Но никто не хочет нанимать бывшего пьяницу.
Поэтому, когда мне стало не хватать денег на оплату счетов, я согласилась на работу, которую предложил мой отец. Мне также нужно вернуть деньги отцу. Он не просил денег, которые потратил на мою реабилитацию или выплату штрафа, и отнекивается, когда я говорю ему, что собираюсь с ним расплатиться. Но мне нужно начать отвечать за свои поступки.
Трезвость была первым шагом. Расплатиться с отцом — следующий, и теперь, когда у меня есть эта работа, благодаря ему, я могу начать это делать.
Мне требуется пятнадцать долгих, пропитанных дождем минут, чтобы дойти до штаб-квартиры «Гигантов».
Когда наконец добираюсь туда, я промокла до трусов, а мои волосы прилипли к голове. Час, который я потратила утром на макияж и укладку волос, был пустой тратой времени.
Я достаю из сумки пропуск, который дал мне отец, и подхожу к будке службы безопасности.
Стекло в будке отодвигается, открывая взору мужчину средних лет с добрым лицом.
— Вы попали под ливень, да? — он усмехается.
— Вы можете в это поверить?
— Я бы предложил вам зонтик, но не думаю, что он уже поможет вам.
— Однозначно. — Я смеюсь. — Но если повторится данная ситуация, то я все же попрошу вас одолжить мне его.
— По рукам. Итак, чем я могу помочь вам сегодня?
— Я, эм, начинаю работать здесь сегодня. Меня зовут Арианна Петрелли. — Я протягиваю свой пропуск.
— Дочь тренера Петрелли. — Его голос звучит с улыбкой. — Конечно. Он предупредил меня, что вы придете сегодня.
От его добродушного приветствия узел, о котором я и не подозревала, в моем желудке немного ослабевает.
Наверное, я все время думаю о том, как здешние люди будут относиться ко мне. Без сомнения, все они знают о моем вождении в нетрезвом виде и реабилитации.
Мой отец не стал бы об этом говорить. Мой отец — человек немногословный.
Но дочь тренера «Гигантов», обвиненная в вождении в нетрезвом виде — это мечта журналиста.
С тех пор как это случилось, кроме людей в реабилитационном центре, которые почти все были такими же, как я, нормальные люди, в целом отвратительно относятся к моему поведению, и некоторые не боятся сообщить мне об этом. Не волнуйтесь, я сама себе противна. Я могла убить кого-нибудь той ночью.
Именно об этом я напоминаю себе, когда желание выпить становится слишком сильным.
Просто тяжело, когда люди смотрят на тебя как на кусок дерьма, напоминая тебе о том, что ты уже себя таковой считаешь. И я боялась, что здесь будет то же самое. Поэтому приятно, что первый встречный смотрит на меня только с улыбкой в глазах.
Я улыбаюсь ему в ответ.
— Я Патрик, — говорит он мне.
— Приятно познакомиться, — отвечаю я.
Он возвращает мне мой пропуск.
— Если вам что-нибудь понадобится, например, зонтик, — он усмехается, — Я здесь для вас.
— Спасибо, — говорю я ему и говорю серьезно. Его доброта оценена по достоинству. — Мой папа уже здесь? — спрашиваю его.
— Нет, — отвечает Патрик. — Обычно он приходит около девяти.
Я смотрю на часы на стене позади него. Восемь тридцать.
У меня есть полчаса, чтобы привести себя в порядок и вытереться до прихода отца.
Я хочу выглядеть презентабельно.
Не то чтобы попадание под дождь было моей виной. Но папа все время уговаривал меня вернуться домой. Он живет всего в десяти минутах езды отсюда, так что, смогла бы добираться на работу с ним. А то, что я попала под такой дождь, только укрепит его доводы о том, что я должна вернуться домой.
Знаю, он хочет, чтобы я была подальше от соблазна алкоголя и всех баров в городе.
Но мне нравится жить в Нью-Йорке, быть так близко к художественным галереям и культуре, и мне нравится моя квартира. Она крошечная, но она моя.
И если хочу оставаться трезвой, мне нужно привыкнуть к тому, что я нахожусь рядом с алкоголем.
Мой спонсор, Люк, говорит, что прятаться от алкоголя может иметь пагубные последствия. Я думаю, он прав. Мне нужно привыкнуть к тому, что он рядом, но что это то, чего я больше не делаю.
Не то, чтобы я активно ходила в бары или заглядывала в алкогольный отдел в супермаркете, но я стараюсь напоминать себе, что это есть, и это часть жизни. Просто больше не часть моей.
— Ну, мне лучше зайти внутрь и просушиться, — говорю я ему, отступая назад.
Дождь немного ослаб. Естественно, ведь я уже почти внутри.
Дурацкая погода.
— Хорошего первого дня, — говорит он мне.
Я снова благодарю его, а затем быстро иду к входу в здание.
Открыв дверь, я вхожу внутрь, капая водой на кафельный пол.
На ресепшене никого нет. Проклятье. Я понятия не имею, где что находится. Я здесь впервые. Возможно, мой отец здесь работает, но до сегодняшнего дня у меня никогда не было причин приходить сюда.
Я надеялась, что найдется кто-нибудь, предпочтительно женщина, которая сможет указать мне, по крайней мере, где найти сушилку для рук.
Я оглядываюсь вокруг в поисках признаков туалета, но ничего нет. Я направляюсь прямо через вестибюль.
Мои каблуки щелкают по кафельному полу, отдаваясь громким эхом. У меня возникает желание снять мокрые туфли, но я не хочу ходить босиком.
Я прохожу мимо лестницы и спускаюсь в коридор. Я вижу знак, который показывает, что туалеты находятся слева.
Бинго.
Хотя я не знаю, что, черт возьми, собираюсь делать, потому что сушилка для рук никак не может высушить мою одежду, но это лучше, чем ничего.
Я нахожу туалет, который пуст, и — черт! Чертово дерьмо! Никакой сушилки для рук. Только бумажные полотенца.
Когда я поворачиваюсь, я вижу себя в зеркале.
Господи всемогущий.
Я выгляжу ужасно. Мой макияж практически смылся. Спасибо Господу за водостойкую тушь, потому что это единственное, что осталось на моем лице нетронутым.
Мои каштановые волосы — мокрые, слипшиеся.
Моя белая рубашка прилипла к телу, и сквозь нее виден мой кружевной бюстгальтер.
Мои щеки вспыхивают от смущения, когда я понимаю, что Патрик видел мой лифчик через рубашку.
Я не могу начать свой первый день, встречаясь с парнями из команды, в таком виде.
Мне нужна одежда. Даже если это будет просто другая футболка. Я могу жить в сырых джинсах и трусиках, если придется, но не в мокрой рубашке, выставляющей напоказ мою грудь.
У них здесь должны быть командные футболки. Что угодно лучше, чем мой мокрый топ, который на мне сейчас. Я выгляжу так, как будто участвую в первом в мире соревновании одиночных мокрых рубашек, и я действительно не хочу опозорить себя — или своего отца — еще больше, чем я уже опозорилась.
А надев командную футболку, я, по крайней мере, буду выглядеть приверженцем команды.
Я почти смеюсь вслух от этой мысли.
Я не люблю футбол. Совсем.
Поскольку я дочь тренера, люди предполагают, что я люблю этот вид спорта. Но именно из-за футбола мне пришлось много переезжать, пока я росла. Из-за него моего отца часто не было рядом. Из-за него моя мама…
Я оборвала эту мысль.
Это была не вина отца. Моя мама была больна. И выбор, который она сделала, был ее и только ее.
— Но это его вина, что его не было рядом с тобой, когда ты нуждалась в нем больше всего, — шепчет голос в глубине моего сознания.
Нет, сегодня я не буду об этом думать.
Сегодня будет хороший день, несмотря на то, что он начался паршиво.
Я приведу в порядок волосы, а потом найду футболку, которую можно надеть.
Бросив влажную сумку на столик, я достаю расческу и заколку.
Я расчесываю волосы, как могу, а затем завязываю их в импровизированный пучок. Кладу расческу обратно в сумку и, прижимая ее к груди, прикрывая бюстгальтер, я выхожу из туалета и отправляюсь на поиски кладовой или места, где могут храниться запасные футболки. Но мне нужно поторопиться, пока не начали прибывать люди.
Я брожу несколько минут и натыкаюсь на раздевалку.
Где-то здесь должна быть футболка.
Я открываю дверь, заходя внутрь, и, черт возьми, эта комната огромна. Она больше, чем моя квартира. Ну, большинство мест больше, чем моя квартира. Но все равно, она огромная.
Я позволила двери закрыться за мной.
На вешалках у каждого игрока висят командные футболки. Несколько футболок.
Я могла бы одолжить одну у одного из игроков, потом найти, где они хранят запасные, и заменить ее; никто бы не узнал.
Я захожу в раздевалку, сканируя имена на табличках над каждым шкафчиком, когда прохожу мимо них.
Келли… Максвелл… Томпсон… Кинкейд.
Арес Кинкейд. Звездный квотербек. Тот самый, которого прозвали Ракета, потому что он бросает мяч с эффектом ракеты, наводящейся на цель. Он никогда не промахивается мимо цели.
Может, я и не очень разбираюсь в футболе, но я знаю, кто он такой.
Золотой мальчик. Мистер Совершенство.
Парень, который заплатил за обучение в колледже своих младших брата и сестры. Мой отец однажды обмолвился мне об этом.
— Он ответственный. У него голова на месте.
Все это было сказано с укором в мою сторону.
Я не была ответственной. Я была глупой. Я едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы отвечать за кого-то еще.
И до сих пор не могу.
Мой отец считает, что солнце светит из задницы Кинкейда.
Я знаю, что мой отец любит всех своих игроков как родных — возможно, любит их больше, чем свою собственную семью… ну, меня, потому что я — все, что у него осталось, но я уверена, что мой отец думает об Аресе Кинкейде как о сыне, которого у него никогда не было, но которого он всегда хотел.
И кто может его винить? Кинкейд никогда бы не сел в машину пьяным и не въехал бы на ней в стену.
Нет, это все я.
Я протягиваю руку, нащупывая пальцами одну из рубашек Кинкейда.
У меня появилось внезапное желание узнать, каково это — быть такой, как он. Не быть неудачницей. Быть той, кем люди восхищаются. На кого равняются.
Может быть, если я надену одну из его футболок, часть его доброты передастся и мне.
Ладно, это прозвучало очень грязно.
Но попробовать не помешает, верно? Надеть его футболку, чтобы попытаться впитать немного его доброго смысла… и это звучит просто отвратительно.
Мне стоит уйти и не совершать этого. Или нет.
Я снимаю мокрые каблуки, бросаю сумку на пол и начинаю расстегивать пуговицы на мокрой рубашке. Я сдираю ее с себя, позволяя ей упасть на пол с влажным шлепком, и это кажется раем. Воздух прохладный, он сушит мою влажную кожу.
Мне очень, очень хочется снять и лифчик, но я не могу допустить, чтобы девочки вышли поиграть. Моя грудь не огромная, так что покачивание сисек не будет проблемой, но мои соски имеют тенденцию играть в пикабу в самые неподходящие моменты. Не то, чтобы мой лифчик сильно скрывал их в данном состоянии.
Боже, что за день, а еще ведь утро.
Мне очень нужно не облажаться сегодня.
Пожалуйста, пусть сегодня все пройдет хорошо.
Нуждаясь в спокойствии, я кладу руки на бедра и наклоняю тело вперед, медленно позволяя рукам скользить по бокам ног, пока они не упираются в пол, а грудь не прижимается к бедрам.
Задержитесь в этой позе и вдохните. Затем я выдыхаю.
Я занимаюсь йогой с тех пор, как стала трезвой. Мне посоветовал ее мой психотерапевт, и она действительно помогает мне.
Я знаю, может показаться странным выполнять движения йоги здесь, в раздевалке, но мне нужен момент, чтобы расслабиться и сосредоточиться, и сейчас я делаю это именно так. Старая я просто послала бы все к черту.
— Кхм. — Звук глубокого, тембрального голоса, раздавшийся позади меня, заставил меня резко выпрямиться и обернуться.
И, о Боже, нет.
Арес Кинкейд.
Он стоит прямо там, по другую сторону комнаты.
А на мне нет рубашки.
Блядь.