- Спасибо, что согласилась посидеть с Сонькой, - встретила я Нику на пороге своей квартиры. - Если бы она не простыла, я бы тебя не беспокоила.
- Да ладно, это ж моя племяшка, - сдержанно ответила та, заходя в прихожую и начиная раздеваться.
- Тамара Васильевна обещала освободиться до двенадцати, - продолжала я, торопливо забирая у неё куртку и вешая ее на плечики. - И тебя отпустит.
- Мелкая ещё спит? - Ника заглянула в детскую.
- Да, не хотела ее будить, пусть отсыпается пока. Вот уж обрадуется, увидев тебя! - я усмехнулась. - Для неё это будет сюрприз. Ты пока руки мой, а я пойду кашу доварю, как раз покормишь ее на завтрак. И сама можешь поесть.
Признаться, я была удивлена, что Ника согласилась приехать. После того случая у ресторана мы общались с ней очень натянуто, можно сказать, вообще никак, и вчера вечером я позвонила ей после долгих колебаний, почти ни на что не надеясь. Но она всё же пришла, правда, все такая же настороженная, словно каждую секунду ждала от меня порицаний. Но я несмотря на все переживания за нее твердо решила держаться и ничего сама не спрашивать о том типе и вообще ее личной жизни.
- У вас уже затопили, что ли? - сестра вошла в кухню, стягивая через голову толстовку и оставаясь в одном топике. - Ну и жарища!
- Да, как раз позавчера включили отопление, - я усмехнулась и сняла кашу с плиты. - А у вас разве нет?
- Да вроде нет, - ответила она, пожимая плечами и тем самым привлекая мое внимание к ее правому предплечью, где виднелся небольшой, но хорошо заметный синяк.
- Откуда у тебя это? - я попыталась скрыть в голосе волнение.
- Да ерунда, о косяк дверной ударилась, - отозвалась Ника даже вроде как весело. - Шла ночью сонная в туалет и врезалась.
- Бывает, - я тоже улыбнулась, но тревожный звоночек в голове продолжал звенеть. - Ладно, каша готова, а я побежала. Весь холодильник в твоем распоряжении. Соне после завтрака промыть нос вот этим, - я показала на рядок пузырьков с лекарствами на столе, - сбрызнуть горло вот этим, а чуть позже дать ложечку вот этого сиропа. На этом инструкции - все. Чуть что звони, я на связи, у меня до часу дня никаких операций нет.
- Понял, принял, - кивнула Ника. - Иди уже.
В эту секунду мне показалось, что между нами все, как прежде, и я не удержалась и, проходя мимо, крепко обняла её. Она на миг застыла в моих объятиях, но потом тоже обняла в ответ.
- Иди, - проворчала потом тихо, - а то опоздаешь.
У входа в роддом мне встретился Максим, он подождал, пока я поднимусь по ступенькам, и мы вместе вошли внутрь.
- Поговори, пожалуйста, сегодня со Светланой Равкиной, - попросила я после того, как мы обменялись приветствиями.
- Это та, у которой мать кесарево запрещала делать? - уточнил он. - С ней что-то не так?
- Да, она очень нервничает, боится выписки и встречи с матерью, - я вздохнула. - Боюсь, ей предстоит выдержать ещё ураган осуждения от своей неадекватной родительницы.
- А где её муж?
- Как я поняла, работает вахтовым методом где-то на Дальнем Востоке, вернётся ещё только через две недели. Вроде как он поадекватнее мамаши, со слов Светланы, но ей до его приезда ещё дожить надо.
- Со Светланой я поговорю, хорошо. Хотя в ее случае, боюсь, одной консультацией не обойтись. Ей не помешало бы пройти курс сеансов с психотерапевтом, чтобы научиться жить и противостоять такой авторитарной матери, ещё и со специфическими религиозными установками, - Максим вздохнул и усмехнулся. - А как у тебя дела?
- Неплохо, если не считать, что Сонька простыла где-то и сегодня не пошла в сад, - я тоже усмехнулась. - Зато с ней согласилась посидеть Ника.
- У нее все в порядке? - живо поинтересовался Максим.
Я хотела было рассказать ему о синяке, но в последний момент почему-то передумала. Вместо этого ответила:
- Кажется, да. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
- Это хорошо, - Максим улыбнулся. Мы уже вышли из лифта на нашем этаже и теперь пора было расходиться каждому в свою сторону. Но напоследок он ещё уточнил: - Ты же сегодня в ночную?
- Да, ближайшие сутки мне скучать не придется, - пошутила я.
Если бы я только знала, что насколько эта шутка окажется правдой.
И всё же день прошел относительно спокойно, не считая того, что Никита, который сегодня был со мной на смене, к вечеру начал сопливить и чихать.
- Иди-ка ты пораньше домой, - сказала я ему, когда до конца его рабочего дня оставался ещё час. - Что-то ты совсем расклеился.
- А ты как тут одна? - прогундосил он, зажимая нос бумажным платочком.
- Да уж справлюсь без тебя час, - усмехнулась я. - А дальше мне всё равно ещё ночь куковать почти в одиночестве. Вон, Ренату оставлю себе в помощницы!
- Кристина Станиславовна! - сразу обиженно протянула та. - Я тоже, вообще-то хотела отпроситься сегодня.
- Вообще-то, у тебя сегодня тоже дежурство ночное, - напомнила я. - И пораньше уходит Маша, она отпрашивалась заранее, у нее причина уважительная - день рождения мамы.
- Очень уважительная причина, - пробурчала Рената, ища взглядом поддержки у Никиты.
Но тот то ли сделал вид, что не замечает этого, то ли ему действительно было сейчас не до романтики, потому что он даже не посмотрел в ее сторону. Вместо этого снова громко чихнул.
- Никита, иди уже, лечись дома, - поторопила я его. - Нечего тут вирусы и бациллы нам разносить! У меня и так ребёнок дома простуженный, не хватало, чтобы я ей чего сверху принесла от тебя.
- Подарочек от дяди Никиты, - хмыкнул Шахов, который тоже сидел в нашей ординаторской и попивал чаек.
- Ладно-ладно, ухожу, - Никита наконец потянулся переодеваться. Рената в этот момент изображала оскорбленную особу, с грохотом доставая из шкафчика свою чашку и швыряя в нее пакетик от чая.
- Пойду прогуляюсь по отделению, - бросила я, направляясь к двери. - Вернусь, когда концентрация вирусов здесь спадет. Костя, когда Никита уйдет, будь другом, открой окно, чтобы проветрить.
Шахов снова ухмыльнулся и кивнул.
Идти, правда, было особо некуда, поэтому я остановилась у сестринского поста, где сегодня дежурила Мила.
- Тоже в ночную? - спросила её я.
- Ага, - ответила она и потерла глаза. - Но спать хочу уже просто жуть. Вчера у подружки девичник был, так разошлись почти ночью.
Я усмехнулась:
- Кофе принести?
- А вам не трудно? - она улыбнулась.
- Если бы было трудно, не предлагала бы, - усмехнулась я. - Сейчас принесу. Заодно и себе возьму.
- А я вас шоколадным батончиком угощу.
- О, а вот от этого я точно не откажусь!
Пока мы с Милой пили кофе и болтали о девичнике ее подруги, Никита наконец отбыл домой. За ним убежала и Маша.
В шесть ровно из своего кабинета вышел Максим.
- Спокойного дежурства, - пожелал он нам на прощание.
- Спасибо, - хором ответили мы.
- Это точно нам не помешает, - добавил Шахов, появившийся в дверях ординаторской. Он с хрустом потянулся. - Ну что, наши ряды редеют?
- Остаются самые стойкие, - пошутила я.
- А Кравицкий уже ушел? - спросил Шахов, кивком показывая на его кабинет.
- Кажется, нет, - ответила Мила. - Мимо точно не проходил.
- Значит, не расслабляемся, - усмехнулся Шахов и тоже встал рядом, облокотившись на стойку. - Раз начальство ещё на работе.
Время приближалось к семи, когда Кравицкий вышел из своего кабинета. Он возился с ключом, когда дежурный телефон у Милы зазвонил. Шахов сразу закатил глаза:
- Только не говорите, что из приемного.
- Именно оттуда, - вздохнула Мила и взяла трубку. - Патология, слушаю.
По мере того как ей что-то там говорили, лицо ее становилось все более несчастным.
- Поняла. Передаю, - она положила трубку и сочувственно посмотрела на нас. - Ну что, экстренная пациентка у нас. Привезли на скорой, подобрали где-то на улице. Кровотечение. Срок - не больше тридцати недель.
- С чем вас и поздравляю, - Шахов хлопнул в ладони.
- Пойду спущусь, встречу, - я направилась к лифту.
- Да, давай, вдруг ещё окажется не по нашему профилю? - мрачно пошутил Шахов.
- Даже не надейся, - со вздохом отозвалась я и нажала кнопку лифта.
- Похоже, преждевременные роды, - сообщили мне сразу в приемной. - Схватки есть, кровотечение усиливается, пациентка в полубессознательном состоянии.
- Под воздействием каких-то веществ? - уточнила я, рассматривая бледную женщину на каталке.
- Алкоголя точно нет, на наркотики взяли уже анализ, но тоже не похоже. Возможно, истощение или сильная анемия.
- Обменная карта?
- Была при ней, - мне протянули документ, изрядно помятый и потрепанный.
- Это уже хорошо, - вздохнула я, открывая ее. - Везем к нам в отделение.
Пока ехали в лифте, я пробежалась глазами по информации в карте: Жарова Лариса, 36 лет, не замужем, беременность первая, 30 недель, из выявленных проблем - действительно, анемия средней степени. В графе контактов для связи стояла только телефон некой Анастасии Кирилловны и в скобках пометка - «соседка».
На площадке перед лифтом всё ещё стоял Кравицкий. Он вопросительно посмотрел на меня, и я ответила:
- Пока из понятного - усиливающееся кровотечение и преждевременные роды.
На ходу передала Миле обменную карту:
- Там телефон только соседки, свяжись, если получится. Шахов, готовься. И кровь закажите, первая положительная. Операционные свободны?
- Да, - ответила Мила. - Вторую готовить?
- И неонатолога зови. Скорее всего понадобится реанимация.
Быстрый осмотр только подтвердил все опасения, и пациентку отправили готовить к операции.
- Рената, будешь ассистировать мне, - бросила я интерну. - Переодевайся, жду тебя в операционной.
Я сама спешно переоделась и вошла в операционную. Там уже был Шахов.
- Как она? - спросила я.
- Давление низкое, но пока терпимо, на грани. Сделал общий наркоз. Кровь готова, - быстро ответил он.
Наконец зашла Рената, неуверенно приблизилась к операционному столу.
- Начинаем, - кивнула я.
Медсестра сразу протянула мне скальпель. Я, не медля, сделала поперечный разрез: в этой ситуации было не до эстетики. Нужно скорее извлечь ребёнка. Наконец, он оказался у меня на руках. Маленький, килограмма полтора. Ему быстро перерезали пуповину, и младенца перехватил неонатолог.
Теперь нужно удалить плаценту и можно шить.
- Рената, держи зажим, - велела я.
Та даже не успела донести зажим до артерии, как вверх фонтаном ударила струя крови.
- Твою мать, - ругнулся Шахов.
- Рената, держи, вот здесь, - я попыталась справиться с собственной подступающей паникой.
- Пульс сто сорок, давление восемьдесят на пятьдесят, - отрывисто сообщил Шахов.
- Салфетки… Больше салфеток. Я не вижу, куда ставить зажимы. Рената, чего застыла?
Но у той вдруг задрожали руки, а в глазах плескался страх. Я собралась прикрикнуть на неё, ибо время шло на доли секунды, но тут за спиной Ренаты вырос Кравицкий. Он почти молниеносно перехватил у девушки скачущий зажим и отодвинул ее в сторону.
- С отсосом хотя бы справишься? - спросил у неё.
Она только кивнула.
- Кровопотеря два с лишним литра, - сказал Шахов. - Нужна ещё кровь.
- Врастание плаценты? - предположил Кравицкий, обращаясь ко мне.
- Похоже на то, - отозвалась я. Сейчас было не до того, чтобы интересоваться, почему он здесь оказался, хотя должен был уже давно уйти домой. Но я поняла, что рада этому. Рада, что он здесь. - Массивное маточное кровотечение.
Следующие минуты в операционной раздавались только отрывистые фразы-приказы и тихий лязг инструментов.
- Физраствор под давлением….
- Окситоцин внутривенно, сорок единиц…
- Принесли кровь…
Наши с Кравицким руки двигались почти синхронно, мы понимали друг друга без всяких лишних слов. Вот только кровотечение не теряло интенсивности, и это было очень, очень плохим знаком.
- Отсасываем.… Ещё… Ещё…
- Ещё и атония, чтоб ее…
- Ребята, быстрее, пульс сто сорок пять, давление шестьдесят на тридцать… Держу её из последних сил.
А кровь никак не останавливалась, я была вся взмокшая от напряжения, лоб Кравицкого тоже был покрыт капельками пота. Швы никак не ложились, мышечная ткань под ними рвалась, как желе.
- Матку надо удалять, - Кравицкий поднял на меня глаза. - Иначе…
- Кровопотеря три с половиной литра.… - вставил Шахов.
- Давай, - вздохнула я, соглашаясь.
И в этот момент раздался характерный писк аппарата.
- Остановка сердца! Все отошли от стола, - гаркнул Шахов.
Мы покорно сделали шаг назад. Пока Шахов пытался реанимировать пациентку, я молилась. Пожалуйста, пожалуйста, только продержись….
Кравицкий тоже напряженно следил за монитором, на котором по-прежнему шла прямая линия.
Наконец Шахов отложил дефибриллятор и покачал головой. У меня внутри все оборвалось. Кравицкий тяжело вздохнул и вытер тыльной стороной ладони пот со лба.
- Время смерти: двадцать часов, сорок восемь минут, - хрипло огласил Шахов.
В операционной воцарилась тягостная тишина.