Алевтина. Сопротивление бесполезно (СИ)

49

— Иван… Ринберг… Иван Ринберг… — иногда Алевтине казалось, что мир вокруг неё незаметно сошёл с ума, ведь любая мелочь напоминала девушке о человеке, который будто осьминог щупальцами оплёл своим присутствием абсолютно все сферы её жизни.

В бизнесе он не только отдавал приказы, но и был готов нести ответственность за принятые решения. Островская сама смогла в этом убедиться, наблюдая за ним на протяжении этого месяца.

Аркадий Семёнович, видимо, решил продемонстрировать собственную незаменимость. Прикрываясь плохим самочувствием, как щитом, он уже месяц не появлялся в офисе, но это мало что изменило и, как бы это не было для него удивительно, агентство недвижимости «Академия риелти» по-прежнему продолжало работать.

Аля не помнила точно, но, кажется, примерно на третий день отсутствия Крупельницкого к ней прибежала Лялечка Носова:

— Алечка Андреевна, что же это вы трубку не берете? А я вам звоню-звоню! — ехидно поинтересовалась любительница новостей, сверху вниз глядя на Островскую, сидящую за компьютером.

— Я не слышала, только вернулась из переговорной. Ольга, что-то срочное? — спокойно ответила Алевтина, продолжая сосредоточенно смотреть на экран монитора, одновременно слушая Носову и проверяя результаты новичком.

— Не повезло вам, Алечка Андреевна, — посочувствовала ей Лялька. — Вас москвич вызывает. Он с утра уже злой, как чёрт. Валентину Ивановну до слёз довёл, сейчас финансового пытает, а потом…

Девушка не стала продолжать, но этого и не требовалось, Островская без лишних слов поняла намёк: расправу над ней столичный бизнесмен оставил на десерт.

— Хорошо. Пойдём.

— Наверное, со сходным чувством французские аристократы шли на эшафот, — думала Алевтина.

Почему-то Носова свернула в сторону приёмной Крупельницкого, а не кабинета, которым во время своих визитов обычно пользовался Ринберг. Аля не стала спорить и, молча, двинулась за ней.

— Он сегодня в кабинете Семеныча окопался… — полушёпотом прошипела Ляля, когда они уже почти пришли.

Островская пожала плечами, мол, ей всё равно.

— Да-да, я всё понял. Сделаем в лучшем виде… — повторял финансовый директор «Академии риелти». Он подпирал спиной дверь кабинета, будто всерьёз испугавшись, что оттуда вот-вот вырвется опасный хищник. — Зверь, а не человек…

— Вот и я говорю, что не повезло вам, Алечка Андреевна… — вставила свои пять копеек Носова и приглашающим жестом указала на дверь. — Ох, и не завидую я вам…

— И правильно делаешь. Зависть- плохое чувство, очень мешает жить спокойно, — прервала поток фальшивого сочувствия Аля.

Вопреки ожиданиям Носовой в кабинете Ринберга Алевтина совсем не задержалась: в общей сложности она находилась там меньше пяти минут — ровно столько времени понадобилось Ивану Соломоновичу для их встречи, но «Академию риелти» ещё долго сотрясало от внезапных изменений командного состава.

Але же Ринберг показался скорее раздраженным и уставшим, нежели злым.

— А, Алевтина, проходи… Нужно подписать документы, — сказал Иван, пододвигая к ней папку, лежащую на краю стола.

— Что это?

— Пока на время отсутствия Крупельницкого ты будешь исполнять обязанности генерального директора, а там- посмотрим… Будут вопросы — помогу. Сразу скажу, что отказы не принимаются.

Вы когда-нибудь пытались остановить несущийся на вас поезд? Вот и Алевтина не стала, она без лишних вопросов поставила свою подпись.

— Я пока останусь здесь, а ты можешь занять мой кабинет. Принимай дела.

Столь неожиданная новость мгновенно облетела компанию, и уже после обеда, нашлись доброходы и почитатели, которые стройными рядами потянулись к Ринбергу, чтобы открыть Ивану глаза, что в компании есть более достойные кандидаты на эту должность. Пока Островская переезжала на новое рабочее место, Иван Соломонович бодро расправлялся с теми, кто так жаждал выразить ему своё мнение: и если первых двоих желающих он ещё принял, то остальных смертников велел Ляльке записывать, а после выдавать им на руки бланк заявления на увольнение для профилактики.

Алевтина размышляла о превратностях судьбы: к слову, кабинет, который девушке с барского плеча пожаловал Ринберга, изначально ей и предназначался.

Она следила за ремонтом и даже репродукцию картины Брейгеля заказала, но Крупельницкий внезапно передумал и решил придержать помещение до лучших времен. Видимо, можно было считать, что для неё эти времена настали.

Как бы трудно Але не было в новой роли, Иван сдержал своё обещание и помогал ей всем, чем мог: и словом, и делом. Совместное обсуждение рабочих вопросов стало для них вполне естественным и привычным, поэтому предложение Ринберга составить ему компанию на юбилее госпожи Боринштейн не стало для неё большой неожиданностью, ведь весь деловой бомонд региона должен был там собраться.

Не то чтобы Островская была сильно против, но это приглашение подействовало на Еву, как красная тряпка на быка. Она как с цепи сорвалась и все уши прожужжала Алевтине, что Иван Соломонович — отличный вариант для семьи. По словам Ясной, его нужно было брать и бежать: такие мужики на пути встречаются редко, а на дороге валяются лишь только одни тунеядцы и бомжи, которые и даром никому не нужны, а ещё хитро сделанные мечтатели, вроде её бывшего мужа. Ева считала, что любая другая девушка на месте Али была бы счастлива, если бы рядом с ней оказался такой перспективный мужчина.

Но даже наедине с собой Островская ни за что не решилась бы признать, насколько сильно ей хочется забыть всё, что разделяет их с Ринбергом, и просто последовать совету подруги.

Никто не знает, скольких усилий ей стоило оставаться бесстрастной, когда на кухне он подошёл совсем близко: Алевтина ощутила дыхание мужчины на своём затылке и одновременно почувствовала его почти невесомое прикосновение к волосам. Всего мгновение и воспоминания вихрем пронеслись перед глазами, и девушку уже понесло в прошлое по волнам памяти. Ещё совсем немного и глупое почему точно сорвалось бы с её губ… К счастью, Иван оставил её в покое, и Аля вовремя пришла в себя, так и не допустив новой ошибки.

Да, Ринберг- интересный мужчина: умный, сильный, обеспеченный… Совсем не удивительно, что он привлекает её: это также неотвратимо, как пламя, которое манит мотылька.

Слава Богу, что каждый раз, когда Островская начинает забываться, мысли о Сеньке оказывают на неё прекрасное отрезвляющее воздействие, рисковать сыном она не могла.

За короткий срок Ивану Соломоновичу уже удалось довольно близко подобраться к их маленькой семье. Арсений им восхищался и вполне открыто демонстрировал своё обожание так, как это может делать шестилетний малыш — вспоминая о нём через каждое слово по тысячу раз за день. Алевтину такая привязанность не могла не беспокоить. Девушке очень не хотелось, чтобы сына постигло разочарование.

Есть ли им с Сенькой место в жизни вечно занятого бизнесмена Ринберга? Как быстро мужчина наиграется в семью? Как понять серьёзность его намерений? Островская мучила себя вопросами: этими и ещё сотней других подобных, но так и не нашла для себя ответа.

Откровенно говоря, Алевтина понимала, даже при её критическом подходе придраться было не к чему. В отношении ребёнка Иван вёл себя безупречно, за исключением разве что его неожиданного визита и тайного сговора их вновь образовавшейся мужской коалиции у неё за спиной.

Но и здесь Ринберг первым признал свою вину ещё до того момента, как она успела указать на его промах.

Вот Шабарин совсем другое дело, тот стал бы вертеться, как уж на сковородке, но никогда бы не признал, что был не прав. Кое-кто из её коллег назвал бы это качество поистине бесценным, у Али же сейчас люди подобного формата ничего кроме брезгливости не вызывали, особенно мужчины.

От этих размышлений легче ей точно не становилось, всё только ещё больше запутывалось.

— Хочешь? Не хочешь?.. Нужно что-то решать…