Так или иначе, я сажусь на своё место. Несмотря на шок, мои руки не трясутся: они спокойно расстёгивают рюкзак и достают учебники и тетради на стол.
Кир терпеливо ждёт, пока класс успокоится, перестанет шуршать бумагой, прежде чем сжимает руки и начинает говорить:
— План сегодняшнего урока: обсуждение человеческого мозга.
Студенты открывают учебники на соответствующей главе. Ошеломлённая, я листаю учебник, но смысл написанного не доходит до меня.
— Закройте свои книги, пожалуйста, — говорит Кир. — Сегодня они вам не понадобятся.
Студенты обмениваются удивлёнными взглядами, но делают, как он просит. Он прочищает горло и подходит к электронной доске, на которой изображены иллюстрации мозга, умело заштрихованные и с подобранной текстурой.
— Кора головного мозга, — говорит он, указывая на доску. — Гипоталамус. Мозжечок. Лобные доли.
Он отходит от доски.
— Об этих частях можно думать как о дорожной карте к мозгу. Но, как и большинство карт, они не скажут вам ничего. Вы можете запомнить названия мест и известные достопримечательности, но это не значит побывать там. Независимо от того, что скажут вам ваши учебники, мозг невозможно понять полностью. Некоторые говорят, что космос — это финальный рубеж. Но что же тогда такое «сознание»?
Он делает паузу, кладя подбородок в сложенные руки.
— Это может звучать по-философски, но биология — это наука о жизни. И где в этом беспорядке клеток может проживать ваше сознание? Это просто химическая реакция?
Я больше не могу сосредотачивать своё внимание, но по лицам других заметно, насколько они очарованы. Я с трудом верю в произошедшее, но я была на свете слишком долго, чтобы понять разницу между реальностью и разыгравшимся воображением.
Что дало мне уйти? Я, должно быть, допустила ошибку. Возможно, я допустила миллион ошибок. Ошибкой было остановиться в баре. Ошибкой было заговорить с Тарин. Ошибкой было оставить сумку. Ошибкой было попытаться спасти Кайли — затем пытаться жить, как она. И, с замиранием сердца я понимаю, что, возможно, самой огромной ошибкой было сообщить о потери машины. Что, если полиция назвала человека, у которого я её купила? Что, если я неправильно очистила историю браузера, и Кир увидел, что я купила её в первую очередь?
Как я могла допустить мысль даже на секунду, что Кир не найдёт меня? Он всегда получает то, что хочет. Всегда.
Меня скоро найдут, если он знает, что это я. У меня нет никаких иллюзий по этому поводу: я предала его и за это мне придётся платить. Сомневаюсь, что он убьёт меня. После оставленной мной записки он знает, что я не хочу быть с ним. Он скорее всего запрёт меня, заставит менять тела невинных людей и жить с ним вечно. Кир всегда наслаждался своими изощрёнными пытками.
За все годы, что я его знаю, у Кира был только один настоящий друг. Натаниель присоединился к нам в девятнадцатом веке, когда мы жили в Нью-Йорке. Натаниель так же, как и Кир, был помешан на науке, метафизике и духовной химии. Но однажды ночью Натаниель сказал мне, что влюбился в человека.
— Ада, — ответил он. — Её глаза прекрасны, — его взгляд стал серьёзным. — Я не сказал Киру, но обещаю на ней жениться, клянусь.
Я усмехнулась. Брак для нас приобрёл новый смысл.
— Пока смерть не разлучит нас, — мы понимали торжественность этой клятвы, как никакой другой смертный.
Вечером того же дня я слышала их ссору.
— Она смертная! Она постареет на твоих глазах. И через какое-то время тебе нужно будет новое тело. Что тогда ты скажешь ей? Ты даже не сможешь дать ей детей, — кричал Кир.
— Это не имеет значения, — отвечал Натаниель. — Я буду любить её и постаревшую.
Натаниель ушёл на следующее утро. Сначала Кир не мог в это поверить.
— Он вернётся, — обещал Кир нам уверенно. Но дни превратились в недели, и уже снег покрыл улицы. Кир прочесал весь Манхэттен: он был уверен, что найдёт Натаниеля мёртвым или раненым. Но, в конце концов, ему пришлось признать — Натаниель ушёл.
Он был подавлен. Всё время сидел в библиотеке, читал книги или смотрел в окно, отсылая слуг, которые приносили ему еду. Кир таскал меня ночами по игровым притонам и барам, по накуренным местам, где мужчины пели странные песни о любви. Пока однажды снежной ночью по пути домой мы не заметили знакомую фигуру впереди.
— Натаниель! — Кир схватил меня за руку и потащил в темноту, за мужчиной, который удалялся всё дальше и дальше.
— Кир, — прошептала я, — пойдём домой.
— Нет! — прошипел он. — Я просто... хотел поговорить с ним. Я потерял его, Сера.
Я молчала, идя с ним в ногу, до того момента как он вышел из темноты и столкнулся со своим старым другом.
— Натаниель, — голос Кира звучал уверенно.
Натаниель резко обернулся. И когда увидел нас, страх отразился на его лице. Он сделал несколько шагов назад.
— Что ты хочешь? — спросил он.
— Что? — Кир горько рассмеялся. — Разве мы не друзья?
— Ки... — начал Натаниель.
— Как твоя жена? Рассказал ей о себе? — Кир сделал шаг к Натаниелю. — Рассказал ей о нас? — ещё шаг, и ещё.
Натаниель грустно покачал головой.
— Я ничего ей не сказал. Кир, прости, что покинул тебя. Но это был единственный выход.
Снег падал так медленно, укрывая землю толстым ковром. Он был то белым, то оранжевым в свете фонаря. Я уткнулась носом в меховой воротник, дрожа.
— Я любил тебя как брата, — зарычал Кир. — А ты меня предал.
Его рука потянулась вниз к его ботинку, где он всегда хранил острый нож, и в один момент он достал его и ударил Натаниеля. Возможно, в сердце. Я закричала, когда Натаниель упал спиной на снег: его кровь просачивалась наружу, образуя красный бассейн на снегу. Его тело превращалось в пыль.
Меня вытащило из воспоминаний осознание того, что все в классе смотрят на меня в ожидании. Кир, должно быть, вызвал меня для ответа на вопрос, но у меня не было идей. Я сглатываю, открываю рот. Но прежде чем успеваю выставить себя полной дурой, звенит звонок.
К счастью, тишина растворяется в звуках открываемых портфелей, закрывающихся тетрадей и задвигаемых стульев. Я нахожусь на полпути к двери, когда слышу своё имя.
— Кайли, правильно? — говорит Кир, вглядываясь в список рассадки. — Задержись на минуту.