Утро понедельника встречает меня болью в животе. Серое и дождливое, ветер мотает деревья из стороны в сторону. Но я всё же говорю Ною, что поеду в школу на своём велосипеде. Он обеспокоен.
— Я не ведьма, не растаю.
На биологии Кир читает лекции о естественном отборе и выживании в природной среде. «Я сделаю тебя», — тихо обещаю сама себе. Я боюсь, и это лишь подстёгивает меня действовать. По крайней мере, я не жду, пока он раскроет меня.
После школы я расстёгиваю цепь на велосипеде Кайли и жду под деревом, натянув на голову джинсовую курточку. Даже не чувствую холода. Я вижу, как Кир выходит из своего кабинета, подняв портфель над головой. Меня удивляет, что он идёт к автобусной остановке. Кир — человек, владеющий автомобилями стоимостью больше ежегодной зарплаты учителя, человек, которого частный самолёт будет ждать по щелчку пальцев, — садится в автобус?
Улицы заполнены, и автобус медленно едет вниз к Шаттак, но я на всякий случай держусь в нескольких машинах от него. Я следую за пыхтящим автобусом через Южный Беркли, пересекаю Окленд, еду мимо кофейных магазинов и симпатичных ресторанчиков на Телеграф. Когда я объезжаю пешеходов, понимаю, что тормоза на велосипеде Кайли стоит подтянуть. На углу бульвара Макартура он выходит из автобуса. Пока он ждёт, чтобы перейти улицу, автомобиль c сияющими дисками и доносящимися изнутри ужасными басами, проносясь мимо, обливает Кира водой из лужи.
Затем он пешком идёт на восток по Макартуру, поэтому я хватаю велосипед и прячусь за парковочным счётчиком. Я держу зонтик как щит, но он всё равно не оборачивается. Он идёт на стоянку захудалого мотеля «Фаерсайд Инн». Держу пари на свои скудные сбережения, что в целом здании не найдётся рабочего камина.
«Что Кир забыл на этой помойке?» Он может арендовать красивый дом на холмах или в престижном кондоминиуме в нижнем городе. А ведь со времени его приезда я не видела никого из ковена. Они потворствуют его действиям? Я знаю, что мой побег разозлил его, ведь это был вызов его власти. «Он здесь, — понимаю я, — потому что это последнее место, где ковен стал бы его искать». Скорее всего, они понятия не имеют, где он. Бесспорно одно: Кир выбрал это место потому, что никто не будет задавать вопросов. Абсолютное инкогнито.
Я ныряю за мусорный бак, ноги утопают в грязи, спина прижата к стене, её неровности впиваются в плечи. Я тяжело дышу, намокшие волосы приклеиваются к щеке. Грубо запихиваю выбившиеся локоны под шапку и пытаюсь стать частью стены, быть невидимой, превратиться в камень.
В непогоду ноябрьские сумерки наступают ещё быстрее, вскоре стемнело. Я всё жду, взгляд направлен второй этаж, комнату под номером семнадцать.
Я почти пропускаю момент, когда он выходит, отвлечённая криками с улицы. Двое выпивших кричат друг на друга. Но мои чувства настолько обострены, что едва заметные копошения у двери глаза всё же улавливают. На Кире один из его дорогостоящих костюмов, и он не может выглядеть более неуместно. Он скользит вниз по внешней лестнице, избегая луж у парковки, и уходит.
Я пониже натягиваю шапку, надеваю перчатки — не оставлять отпечатки пальцев — и, выглядывая из-за стены, наблюдаю, как он шагает по Макартуру, сворачивает направо и исчезает из поля зрения.
Взбираясь по бетонной лестнице, я спотыкаюсь и ударяюсь коленом. Его дверь заперта, как я и думала. К счастью, я знаю схему взлома такого замка: мотель довольно старый, поэтому нет никакой электронной системы и ключей-карточек.
Вытаскиваю шпильку из кармана и расправляюсь с замком, открывая его меньше чем за минуту. Проскальзываю внутрь и быстро закрываю за собой дверь. Навязчивый запах соснового освежителя воздуха кружит по тёмной и мрачной комнате. Нет ничего, соответствующего экстравагантному вкусу Кира — ничего, что бы он выбрал сам.
Но я всё равно ощущаю его присутствие. Могу почувствовать запах его мыла — ветивер и кедр, — запах затхлости, исходящий от полиэстеровых (Полиэстер — общее название для группы широко используемых синтетических продуктов, это прочные, жёсткие материалы, которые изготовляют самых разнообразных цветов, форм и размеров) занавесок. Я уже начинаю верить в призраков: представляю его здесь, приходящего домой под покровом ночи, исполненного желанием мстить.
Снаружи слышу звук, похожий на выстрел, и инстинктивно падаю на колени. Но это лишь автомобильный выхлоп. Звук отдаётся мрачным эхом, мне до боли не хватает привычных звуков дорожной суеты. Но я заперта в тишине, будто окружена ватой, едва в состоянии разобрать шум дождя по крыше. Я оборачиваюсь, и тишина тянется за мной, словно живая, вьётся и оборачивается коконом.
Передо мной доска для заметок, заполненная листочками, торопливо прибитая к стене. Я приближаюсь к ней через мрак, стараясь лучше рассмотреть, и мои колени подгибаются — я догадываюсь, что увижу.
Коллаж ошибок. Ошибок, совершенных мной туманной ночью три недели назад.
Два уведомления о штрафе за нарушение правил стоянки за пятнадцатое октября — ночь, когда я сбежала с Минна стрит в Сан-Франциско. Место, где я припарковала автомобиль, пока была на вечеринке в «Изумрудном городе». Снимки, сфотографированные с расстояния кем-то знакомым, — мне требуется момент, чтобы сообразить. Это сделал мужчина, продавший мне автомобиль. Газетная заметка полицейского отчёта об аварии на первой полосе. Я смахиваю кучу скреплённых распечаток сообщений электронной почты и сажусь на кровать, меня всю сжимает.
Там мои электронные письма — переписка с продавцом Крейгслистапод специально созданным для этого аккаунтом. Должно быть, Кир нанял хакера проследить всю активность нашего IP-адреса. Конечно, я никогда не думала использовать общественный компьютер вместо своего собственного... В моем первоначальном плане это не имело бы значения. Ничего, выдававшего меня, не было. Могу лишь предположить, что Кир узнал, что полиция искала автомобиль после моего заявления о краже, и, возможно, смог проследить звонок из телефона-автомата около Беркли Хай.
Я возвращаю письма обратно на доску. Мне кажется, что он не знает о Тарин или книге. Но запросы в больницу вернулись ни с чем. Спасибо тебе, врачебная тайна. Вот только у всех есть своя цена, и Кир подкупит правильного человека...
Газетная вырезка, пожелтевшая от старости. Я присматриваюсь — это групповой снимок, многих девочек я не знаю. Но на нём Кайли между Николь и Лейлой, на лице опустошённая улыбка, на груди ленточка с номером. Заголовок гласит: «Ежегодный марафон Беркли Хай против рака груди».Руки у них подняты вверх, на них одинаковые серебряные браслеты. Волосы у меня на затылке встают дыбом — по неизвестной причине картинка приводит в ужас.
Опускаясь на кровать, я пытаюсь думать и внезапно чувствую опустошение. Уголком глаза замечаю всполох света в тусклой комнате. Я осматриваю прикроватный столик. Копия ежегодника Беркли Хай. И что-то сверкающее, наполовину скрытое под ним. Что-то серебряное.
...Молодая девушка приблизительно шестнадцати лет, спутанные светлые волосы и серебряный браслет на загорелом запястье.
Лязгает металл, когда мне удаётся вытащить её из машины и положить на асфальт. Я могу только надеяться, что не наделала новых переломов.
Кир, уставившийся на мои руки: «Никто больше не носит часов. Хотя для вас это уже обыденность?»…
Я беру браслет, такой же, что носят подруги Кайли. У этого есть маленькая круглая подвеска, на одной стороне выгравировано изображение ленты. На другой надпись «ЕЖЕГОДНЫЙ МАРАФОН БЕРКЛИ ХАЙ ПРОТИВ РАКА ГРУДИ 2010». Мурашки пробегают по моим рукам, когда я вспоминаю, где раньше видела его: он был на Кайли, когда она умерла. Я смотрю на бледную линию от браслета на запястье. Он, должно быть, упал во время происшествия, а когда Кир прибыл на то место кражи автомобиля, нашёл его на дороге. Небольшая белая линия, дорога на карте, приведшая Кира прямо ко мне.
Нет, не совсем так. Беру ежегодник и просматриваю его. Толстым чёрным маркером зачёркнуты некоторые лица. Пайпер, Шантал и Мэдисон. И другие девочки, чьи имена не могу вспомнить. Николь. Я касаюсь линии — чернила кажутся ещё свежими. Но на лице Кайли вопросительный знак. Его вид замедляет и холодит мою кровь. Но ещё хуже второй вопросительный знак на лице другой девочки. Лейлы.
Он переберёт каждую студентку подходящего возраста, пока не выяснит, кто был в той аварии. Я не удивлена тому подозрению, с которым он ко мне относится. Умён, как я и думала, и некая часть его, должно быть, признала меня. Но Лейла? Она понятия не имеет о грозящей ей опасности.
Я вскидываю голову при звуке шагов на лестнице. Они становятся громче. Кир. Он дома. Бренчание ключей, доставаемых из кармана, ужасает меня. Я торопливо складываю ежегодник и браслет на тумбочке, надеясь, что он не заметит, если они лежат неправильно. Грубо тру глаза, стирая слезы, стараясь прояснить зрение.
Дико оглядываюсь, а звуки у двери становятся всё громче. Ванная. Мой единственный выход. Я врываюсь в маленькую заплесневелую комнатку, стараясь ступать тише. Окно закрыто, но я дёргаю его и съёживаюсь из-за громкости звука. Открывается наполовину, но мне этого достаточно. Едва-едва. Звук поворачивающегося в скважине ключа заставляет меня двигаться быстрее. Я проталкиваюсь в окно, меня пронзает болью, когда гвоздь задевает бедро.
Я тяжело приземляюсь на бетонный проход ниже, но быстро вскакиваю на ноги и убегаю. Не оглядываюсь назад и не останавливаюсь, пока не возвращаюсь к оставленному велосипеду Кайли.
Только сейчас ноги начинает трясти, дождь застилает глаза. Я тяну велосипед и прячусь под навесом магазина. Я опускаюсь на пятки и откидываюсь на стекло витрины, разрушаясь слезами
Теперь мне становится понятно. Я должна уехать. Кир так близок к выяснению того, кто я. Но в опасности и другие. Он подозревает Лейлу и пытается подобраться к Ною. Я привела его сюда, — если я уйду, он последует за мной.