Аллочка и строптивый Дед Мороз

ГЛАВА 3. ДВА ПРОЦЕНТА

Я нервно рассмеялась так, что, наверное, меня и внизу было слышно.

— Он шутит, конечно, — отмахнулась я, отвечая на строгий взгляд дяди, направленный прямиком на меня.

Все знают, что Забелин против служебных романов. На его взгляд, романтические отношения мешают рабочему процессу. Правда, так было не всегда. Всему виной Марина и Илья, чьи бурно развивающиеся отношения стали достоянием всего офиса. И насколько ярко горели их чувства — настолько быстро они и угасли.

А все, что происходило дальше, — это взаимные обиды, подставы и вечные жалобы друг на друга. До сих пор помню, как Гордеев психовал каждый раз, когда Марина, темпераментная и напористая, широким шагом направлялась в его сторону, чтобы в очередной раз потребовать уволить беспардонного хама Илью.

В конце концов этот бардак дошел и до Геннадия Петровича, и он с присущей ему грозностью выдворил виновников всеобщего беспокойства за порог, а оставшихся предупредил: никаких отношений на работе!

Только соблюдать это правило было крайне сложно, ведь в офисе так много одиноких мужчин и женщин, которые проводят вместе по сорок часов в неделю. Даже я не смогла устоять и влюбилась в Гришу. Что, если он не проявляет своих чувств ко мне, именно потому что боится гнева Забелина?

И как посмел Гордеев заявить такую ахинею прямо в лицо начальнику?!

— Аллочка, я не шучу, — ладонь Никиты легла на мою талию, и я ощутила, как от волнения подрагивали его пальцы. — Невозможно находиться рядом с тобой и ничего не чувствовать.

Гордеев слегка притянул меня к себе, заставляя посмотреть в его глаза. Возможно, я никогда не забуду взгляд, которым он меня одарил. Открытый, на удивление ясный и расслабленный. В вечно холодных серых глазах показался огонек надежды, манящий меня, словно мотылька. Я смотрела и смотрела в эти глаза, не смея оторваться ни на миг. Будто кто-то доверил мне заглянуть в тайную, никому не доступную книгу, и мне нужно успеть изучить как можно больше, пока ее у меня не отобрали.

— Так кто из вас уйдет с работы: Аллочка или ты, Гордеев? — неприятный голос Самойлова вывел нас из транса.

Мы оторвались друг от друга, но рука Никиты осталась лежать на моей талии, словно он боялся, что я сбегу от него. Просто он не знал, насколько сильно меня обездвижило его признание. Я и шага не сделаю!

— Геннадий Петрович, — с уважением обратился Гордеев, — Вы знаете, как я люблю свою работу.

— Есть правила, — сухо напомнил Артем Самойлов — крайне скользкий тип, у которого, однако, впечатляющий послужной список.

Затаив дыхание, я посмотрела на дядю. Тот выглядел глубоко задумчивым и обеспокоенным.

— Приходите вечером на ужин, — наконец произнес он, — Вместе. Я хочу с вами поговорить.

Гордеев покорно кивнул и не отпускал мое практически бездыханное тело до тех пор, пока дядя и вечно оборачивающийся Самойлов не скрылись за поворотом.

Как только мы остались одни, рука Никиты сползла с моей талии, и я снова смогла нормально дышать. Мужчина поджал губы, глядя в след моему дяде.

— Что это было? — почти шепотом спросила я, имея ввиду, конечно, неожиданное признание.

Гордеев повернулся ко мне и нахмурился. Странный блеск в глазах исчез, и Никита снова выглядел напряженным.

— Самойлов первый претендент, слышала? — недовольно произнес он. — Забелин не воспринимает меня всерьез.

— И ты решил, что фейковая влюбленность добавит тебе баллов в рейтинге? — мой голос дрожал от волнения, и я злилась на саму себя за то, что меня так взбудоражило случившееся.

— Забелин отправит меня в Москву, чтобы разлучить нас, — на губах Гордеева мелькнула самодовольная улыбка, — Просто немного подыграй. В финале ты получишь Степанова, не переживай.

Упомянув Гришу, Никита сморщил нос и, покачав головой, вернулся в свой кабинет. А я, выбитая из привычной колеи, еще долгих десять минут просидела в зоне отдыха, прежде чем смогла спуститься на первый этаж и, не обращая внимания на любопытные взгляды, заняться работой.

Внезапное сближение с Гордеевым — человеком, которого я на дух не переносила, — пробудило во мне целую гамму чувств, начиная со злости и возмущения и заканчивая…любопытством.

Целую вечность я не была так близка с мужчиной, как сегодня в момент, когда Никита склонился над моим ухом. Когда наши лица столкнулись, запустив неприятный щекотливый разряд по телу. Когда мужская ладонь крепко сжимала сначала мою руку, а потом и талию — так нежно и в то же время с особым притязанием, будто я действительно была объектом его вожделения.

Я влюблен в Аллочку.

Эти слова окатили меня ледяной волной и сшибли с намеченного пути. И вот я сижу, сложив руки на плотно сжатых коленях, и не понимаю, как поступить. Еще утром я была решительно настроена разорвать глупую сделку с Гордеевым и позволить нашим отношениям с Гришей развиваться без его помощи.

Но мне будто понравилось это волнение, разносящее адреналин по телу.

Глупости!

Правда, мне все-таки стоит проявить осторожность в обращении с Гордеевым. Он не так прост, как кажется на первый взгляд. За годы глухой неприязни я успела настолько привыкнуть к мысли, что этот человек мне ненавистен, что сейчас, получив неожиданный отклик своего тела на элементарную близость, я уже сомневалась, настолько ли плох характер Никиты, насколько хороши его руки?

Тогда я еще не знала, что уже вечером мне предстоит ощутить его еще ближе…

— Ты опоздала на семь минут, — угрюмо произнес Гордеев, когда я села к нему в машину тем же вечером.

Петербург снова заметало, и я тряхнула волосами, чтобы сбросить налетевшие снежинки. Когда я повернулась к Никите, тот смотрел на меня взглядом, который в темноте показался мне глубоко интимным.

Пара капель с моих волос попала на его лицо, и мне буквально пришлось ухватить себя за руку, чтобы не стереть влагу с его губ большим пальцем. Заметив, как я смотрю на его губы, мужчина дернул головой и, ничего не сказав, отер лицо тыльной стороной ладони и отвернулся.

А я снова почувствовала себя глупо. Что со мной происходит? Было бы легче, если бы он проворчал: «Аллочка, твою мать! Ты меня забрызгала!». Если бы он вел себя как обычно. Как отвратительный, заносчивый, напыщенный, самовлюбленный индюк.

Но он замкнулся в своих мыслях, а я сгорала от любопытства, о чем же он думает.

Приглашение дяди на ужин было в силе, так что, вернувшись с работы домой, я приняла душ, переоделась, и практически сразу за мной заехал Никита. В тесном пространстве автомобиля мне снова стало тяжело дышать. Внутри зашевелилась предательская змейка предвкушения чего-то необычного. Я настолько привыкла к рутинной жизни, в которой нет места сюрпризам, что такая знакомая, казалось бы, поездка в дом дяди заставила меня разволноваться не на шутку.

Я нанесла вечерний макияж и даже накрутила на волосах крупные локоны. Провела сорок минут в раздумьях, что надеть. Перемерила весь гардероб, боясь, что в этом буду ханжой, в этом некрасивой, а в этом чересчур вызывающей. И, хотя на протяжении всех сборов я убеждала себя в том, что не стараюсь нарядиться, в итоге, конечно, выглядела совершенно иначе, нежели каждый день с понедельника по пятницу.

Гордеев молча вел машину, стараясь не смотреть в мою сторону. И мне тоже совершенно не хотелось на него смотреть, но глаза сами то и дело возвращались к его хмурому профилю.

Никита Дмитриевич действительно был довольно привлекательным мужчиной тридцати пяти лет. Я, конечно, видела его данные в рабочей системе и была уверена, что он лютый скорпион по знаку зодиака, но Гордеев родился в мае и с уверенностью нес свои тельцовские рога.

Высокий, подтянутый, с широкими плечами — он отлично смотрелся в деловых костюмах, и, готова поспорить, он мог бы стать любимчиком прекрасной половины офиса, если бы не его мерзкий характер.

Ворчливый, вечно недовольный, чрезмерно строгий и просто помешанный на том, чтобы каждая мелочь была выполнена идеально. В работе это, конечно, очень помогало, и я понимаю, почему дядя сделал его своим заместителем, но нам, простым офисным мышатам, его зверства сильно докучали.

Словно чувствуя мой взгляд, мужчина провел рукой по темным волосам с легкой сединой на висках, и я, ухмыльнувшись, отвернулась. Вечер обещает быть интересным. А ведь могла бы «Секс в большом городе» посмотреть. Стресса меньше и ладошки от волнения не потеют.

Мы выехали за город в направлении дядиного поселка, и нам пришлось немного снизить скорость из-за плохой видимости. Метель кружила по дороге, завывая и плача.

— Ну и погодка, — протянула я, надеясь разбавить тишину.

— Чем тебя так привлек Степанов? — внезапно спросил Гордеев, внимательно следивший за дорогой. Вот и поговорили о погоде.

Вопрос застал меня врасплох, и я не смогла ответить сразу. Как может не нравиться человек вроде Гриши? Светлый, открытый, улыбчивый. Он много шутит. С ним легко и приятно находиться рядом.

— Он заставляет меня смеяться, — наконец ответила я, и Гордеев усмехнулся.

— По-твоему, мужчину красит талант шута? — холодно поинтересовался я.

Я не сдержалась и вступилась за коллегу:

— Он просто забавный, ясно? Не шут. И он добрый. И красивый.

— Хорошо. Это твой выбор, — сухо подытожил Никита.

— Ты просто завидуешь, — фыркнула я.

— Степанову? — Гордеев фальшиво усмехнулся и свернул с трассы к элитному коттеджному поселку.

— Тому, что у людей бывают чувства, — в сердцах выпалила я, — Что мы способны влюбляться и совершать глупости ради друг друга.

Гордеев кивнул и облизнул пересохшие губы.

— И ты совершила глупость ради Степанова, когда согласилась помочь мне, — угадал он.

— Я сделала это для всех нас, — заявила я, совершенно не думая об эмоциональной окраске своих слов. — Ты уедешь в Москву, и в офисе воцарится мир.

— Да ты просто спасительница, Аллочка, — сквозь зубы процедил Никита. — Ничего, совсем скоро я вас покину.

— Отлично! — отчеканила я и отвернулась к окну.

А внутри уже вовсю зрело чувство вины. Да, мы все недолюбливали Гордеева, но никогда не заявляли об этом в лицо, ведь это, как минимум, невежливо. И я только что переступила черту.

— Ладно, я не это имела ввиду, — вздохнув, произнесла я.

— Не оправдывайся, — отрезал мужчина, — Я знаю, что вы меня ненавидите.

— И тебе это нравится? — я непонимающе вскинула одну бровь.

Гордеев помолчал, всматриваясь в дорогу, скрытую в плотной пелене пурги.

— Мне на это плевать, Аллочка, — с раздражением произнес он, — Так же, как вам плевать на свою работу.

Машина, и без того едва катящаяся по высоким сугробам, с неприятным скрежетом провалилась в колею, скрытую под рыхлым снегом. Правую сторону автомобиля немного приподняло, и я невольно ухватилась за руку Никиты. Тот резко повернул голову и пронзил меня острым серым взглядом. Его лицо было перекошено гневом, и я поспешила по возможности отодвинуться, но тело предательски скатывалось ниже.

Гордеев шумно выдохнул и, отвернувшись от меня, стал дергать ключ зажигания, тщетно стараясь выгнать машину из ямы.

— Твою мать!

— Приехали, — растерянно пробормотала я.

Дорогу практически не было видно — лишь очертания сосен да заснеженных елей по бокам. По ощущениям оставалось минут двадцать езды, но я не была уверена, так как с трудом различала, где мы находились.

Никита вышел из машины, чтобы проверить, насколько глубоко застряло колесо, а у меня в сумочке затрезвонил телефон.

— Привет, дядя, — невесело отозвалась я, приняв звонок.

— Аллочка, погода совсем разбушевалась. Возвращайтесь в город, — голос Геннадия Петровича звучал встревоженно.

— Поздно, — я покачала головой, — Мы уже почти доехали и застряли в яме.

— Сейчас отправлю за вами мальчишек на снегокатах. Ждите! — пообещал дядя и сбросил звонок.

Под мальчишками он подразумевал двух своих сыновей: семнадцатилетнего Кирилла и двадцатилетнего Макара. И выехать из дома на снегокатах для них сущий пустяк. Ну, конечно, эти ребята уже отъездили на любой технике, на какой только можно. В детстве Макар сходил с ума по тракторам, и Забелин даже хотел купить ему свой трактор, но тетя Нина, жена дяди и мама мальчишек, его отговорила.

Я с попыталась вылезти из машины со своей стороны, но из-за перевеса на левую сторону у меня ничего не вышло. Тогда, недолго думая, я осторожно перелезла на сиденье Никиты и попыталась открыть дверь, но та уперлась в ком снега.

В этот самый момент Гордеев, взбешенный погодными условиями, решил вернуться в машину. Он остервенело дернул дверь на себя и получил подарок в виде меня.

Я вывалилась прямо на него, и вместе мы со вздохом улеглись в мягкий сугроб.

— Твою мать, Аллочка! — прорычал он, откинув голову на снежный занос. — Встань с меня!

— Я пытаюсь! — воскликнула я, всячески стараясь подняться, но пояс моей дубленки оказался под телом Гордеева, и я, как идиотка дергалась туда-сюда, не имея возможности освободиться.

— Да ты издеваешься! — взревел мужчина и, резко прижав меня к себе, перевернулся.

Оказавшись под Гордеевым в куче снега со всех сторон, я совершенно растерялась. Никита навис надо мной и даже не думал подниматься. А я смотрела в его распахнутые серые глаза и никак не могла перестать это делать.

Фонарный столб бросал на нас лужу света, и в этом свете лицо Никиты казалось таким мягким и расслабленным, будто он вот-вот улыбнется и скажет что-то приятное.

— Твою мать, ты замерзнешь! — очарование спало, а Гордеев, внезапно нахмурившийся, поднялся и помог встать мне.

Оттряхивая одежду от снега, мы старались не смотреть друг на друга. И вообще по возможности держаться на расстоянии. Ведь, стоило этой дистанции сократиться, как с нами обоими происходило нечто странное. Помутнение рассудка, которого я никогда ранее не испытывала.

И уж точно со мной ничего такого не происходило рядом с Гордеевым раньше, когда он то и дело подходил к моей стойке, чтобы сказать что-нибудь гадкое.

Неужели ему настолько хочется умаслить моего дядю, что он готов строить из себя примерного влюбленного и воздержаться от насилия над моим мозгом?

— Нужно позвонить Забелину, — Гордеев полез в машину за телефоном, и я крикнула вслед.

— Не нужно!

Когда мужчина высунулся из машины, я уже сидела на капоте, наслаждаясь видом того, как крупные хлопья снега расчерчивают тусклый свет фар. Метель поутихла, и только снегопад продолжал укрывать землю пушистым покрывалом.

— Будем ночевать в машине? — сухо поинтересовался Гордеев, облокотившись на фонарный столб.

— Вот еще! — я вздернула нос, — Я все решила.

Никита кинул на меня скептический взгляд, и я добавила:

— Доверься хоть раз.

— Разве у меня есть выбор? — он отвернулся, всматриваясь вдаль.

— Кстати, мне не плевать на мою работу, — я вспомнила о разговоре, который прервался, когда машина встряла в яму.

— Тебе, может, и нет, — признал Гордеев, — Но многим разгильдяям на первом этаже совершенно все равно, как функционирует компания.

— Они просто делают свою работу, — я встала на защиту «разгильдяев».

Гордеев усмехнулся и плотнее запахнул пальто.

— Компания — это механизм, состоящий из множества мелких деталей. Но, стоит хоть одной, даже неважной на первый взгляд, детали сломаться — и весь механизм встанет. Я не могу допустить этого, — ровным тоном пояснил мужчина, — Я не могу смотреть, как менеджер спустя рукава оформляет лист для экспедиторов, и те задерживают доставку. Как без должного внимания остается вся техническая документация, которая потом попадает на производство с нагрузкой в виде дополнительной работы. Даже твой Степанов, каким бы креативным он ни был, дает макеты, игнорируя исходное техзадание. Сколько ресурса мы тратим на исправление ошибок? — Гордеев хмыкнул и пожал плечами, будто задавал вопрос сам себе, — А могли бы просто сразу делать правильно. Не тратить время и не усложнять работу друг другу.

— Это всего лишь работа, — неуверенно пробормотала я, — Ты преувеличиваешь.

Гордеев тихо рассмеялся и, оторвавшись от столба, приблизился ко мне. Неожиданно он опустился передо мной на колени, и я ощутила, как где-то внутри сжимаются легкие, и я не могу полноценно дышать. Одной рукой Никита обхватил мою щиколотку в сапоге, а второй потянул вверх молнию, которая сползла до середины голени. Его холодные пальцы как бы невзначай касались моей кожи через тонкие колготки, и от этого дерзкого непрошенного касания по телу побежала дрожь.

Я и не заметила, как расстегнулась молния на одном сапоге.

А он заметил.

Закончив заниматься моей обувью, Гордеев снова вытянулся во весь рост, и мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него — такого красивого в этом черном пальто и со снегом в волосах. И в каждый момент, когда он был спокоен, когда никто не выводил его из себя своей безответственностью, Гордеев был хорош.

Конечно, я всегда это замечала. И не только я. Когда он только пришел в компанию три года назад, мы с девочками долго гадали, женат он или нет. На Гордеева невозможно не обращать внимания. Особенно когда он проводит рабочие встречи или презентации, на которые меня часто берут в качестве помощника. Он уверен в себе и знает абсолютно каждую мелочь. Знает все, чем дышит компания. Это пугает и восхищает одновременно.

Если я во многом живу своей работой, то работа сама живет в Гордееве. Он буквально на сто процентов состоит из нее. Так что, наверное, нельзя упрекать его в том, что он вечно сует нос не в свои дела, чем здорово портит настроение сотрудникам.

Шушукаться с девочками о Гордееве мы перестали почти сразу, когда поняли всю строгость его правления. Ежовые рукавицы стерли всякое желание кокетничать и бросать ему мимолетные улыбки. Так из внезапного любимчика женщин он превратился в наш общий кошмар.

Горячий кошмар, стоит признать.

— Тебе нужно немного ослабить контроль, — посоветовала я, мельком глядя на то, как Гордеев потирает замерзшие ладони.

— Тогда все сломается, — хмыкнул он.

— Поэтому ты хочешь уехать в Москву? Собрать с нуля свою команду? — догадалась я, — Таких же помешанных на работе, как и ты?

Никита усмехнулся и повернулся ко мне. Не сдержавшись, я подняла на него глаза. Серые, холодные, колючие — совсем как тонкие льдинки. И в то же время смотрят на меня понимающе и даже немного сочувствующе.

— Разве ты не помешана на работе? — тихо спросил он. — Приходишь раньше всех. Поливаешь цветы по всему офису. Оставляешь глупые милые послания на столах сотрудников. Весь день трудишься, как пчелка. И вечером, — тон Гордеева стал теплее. Теплее, чем когда бы то ни было, — Вечером, когда все уходят, ты остаешься одна. Тебе нравится бывать в офисе. Может, ты и правда его душа, м?

Гордеев усмехнулся. По-доброму. А я не могла вымолвить и слова. Просто смотрела на него во все глаза и не могла по-настоящему осознать, что он только что сказал.

Откуда он знает, что я развешиваю стикеры с пожеланиями хорошего дня на мониторах сотрудников? На всех мониторах, кроме его. Я даже к дяде захожу — у меня есть ключ от его кабинета. И к Самойлову заходила бы, если бы он не проводил все время на производстве.

Все это время Гордеев знал, что я хочу сделать приятно всем в офисе, кроме него одного. От осознания этого мне стало так грустно и стыдно, что я отвернулась.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросила я.

— Я прихожу раньше тебя. И подолгу наблюдаю за тобой с балкона, — признался он.

Этот балкон на втором этаже был в тени, и снизу разглядеть кого бы то ни было на этом балконе было практически невозможно. И Гордеев этим пользовался, чтобы последить за мной. И почему мне так приятно от того, как тепло звучал его голос, когда он говорил это? Ему тоже было приятно? Смотреть, как я, танцуя под песни из старых романтических комедий, брожу по офису с лейкой в руках.

— Но я всегда вижу, как ты врываешься в офис, ругаясь с кем-то по телефону, — возразила я.

— Аллочка, к этому моменту я уже успеваю объехать пару клиентов и знатно взбеситься из-за какой-нибудь мелочи. Ты ведь знаешь, как легко меня вывести из себя, — он задрал голову вверх, и я снова уставилась на него. На то, как снежинки падают на его лицо и тают, касаясь теплой кожи.

— Значит, ты тоже одинок? — спросила я, прикусив губу.

Выходит, Гордеева тоже ничто не держит дома, и он торопится сбежать в более комфортную обстановку офиса. Совсем как я. Может, он и выходные не любит так же, как я?

— Я на девяносто восемь процентов состою из работы, — произнес он, на два процента поправив мои домыслы. Прикрыв рот ладонью, я рассмеялась, и Гордеев посмотрел на меня с удивлением.

— А что с оставшимися двумя процентами? — полюбопытствовала я.

Никита одарил меня неприлично долгим взглядом и уже собрался ответить, как вдали показались фонари и разгоряченный смех.

— Кажется, это за нами, — произнес Гордеев с некоторым разочарованием.

И все же, что с двумя процентами?