Альбина

XIII

Эверард в каком-то беспамятстве убежал из замка. Он шел вперед, сам не зная куда; наконец он достиг своего любимого грота и, залившись слезами, упал на цветистый луг. Слезы облегчили его душу. Часа через два он был весел и беззаботен по-прежнему. Но новая грусть сдавила его сердце, когда он вспомнил о Роземонде; он опять заплакал как дитя. Он любил Роземонду и боялся увидеться с нею; отец презирал его; итак, и хижина, и замок были исключены для него; оставалось одно убежище — его любимый грот и один друг — тень Альбины: пустыня и призрак! Он плакал и призывал к себе свою покровительницу, и слезы мало-помалу уменьшили его горесть; вскоре он мог спокойно оглянуться кругом.

Ночь была тихая и ясная, звезды горели на небе, луна серебрила своим светом ручей; соловей распевал веселые песни; везде были радость и любовь. Сердце Эверарда успокоилось совершенно.

— Матушка, — говорил он, наслаждаясь восхитительным зрелищем природы, — ты еще любишь меня. Я слышу твой ласковый голос в этом журчании ручья, чувствую твое дыхание в веянии этого ветерка. Благодарю! Еще одно слово, еще один поцелуй — и я усну спокойно, прибавил он, сомкнув глаза, и скоро предался сладкому сну.

Но так ли спокойно теперь спать в замке, как в лесу?

Простые слова: «Я скажу это моей матери» — уничтожили графа. Эти слова заключали в себе страшный смысл. Граф побледнел от ужаса, схватил дрожащею рукою колокольчик, позвонил и упал в кресло. На этот звон прибежали слуги.

— Развести огонь! Зажечь свечи! — закричал граф. — Сейчас же, в одну минуту!

Слуги повиновались; в камине запылало сильное пламя; шесть свечей осветили комнату.

— Засветите еще люстру! — закричал граф. — А ты, — прибавил он, обратившись к одному из слуг, — сейчас отыщи Эверарда и приведи сюда.

При имени Эверарда граф вспомнил угрозу своего сына и затрепетал. Но, к счастью, слуга воротился через несколько минут и сказал, что Эверарда не могли найти нигде.

— В таком случае, — сказал Максимилиан, — позови ко мне моего секретаря; мы станем работать с ним.

Секретарь явился. Максимилиан продержал его у себя до девяти часов. В это время доложили графу, что готов ужин. Он оставил секретаря и ушел в столовую, где дожидался его Альберт. Граф был так бледен и встревожен, что Альберт посмотрел на него с удивлением и спросил, не случилось ли чего. Максимилиан отвечал, что нет; потом сел за стол. Ему пришла мысль, что вино может рассеять его страх, и он пил более обыкновенного. Но вдруг ему представилось, что в таком состоянии скорее всего тревожное воображение может напугать его призраками. В ту же минуту он перестал есть и впал в такую задумчивость, что не слышал, как Альберт вышел из-за стола. Через некоторое время он бросил вокруг себя дикий взгляд и, не заметив своего сына, тотчас удалился в свою комнату, где нашел своего секретаря за прежнею работою.

— Вы ничего не слышали и не видели, Вильгельм? — спросил граф.

— Нет, ваше сиятельство, — отвечал секретарь.

— А мне показалось, что кто-то входил сюда.

Граф начал ходить большими шагами по комнате; по временам он останавливался перед потаенною дверью и смотрел на нее с невольным ужасом.

— Вильгельм, — снова начал граф, — долго ли вы проработаете?

— Часа три или четыре, ваше сиятельство, — отвечал секретарь.

— Мне хотелось бы, чтобы вы закончили все к утру.

— Я могу взять работу в свою комнату.

— Нет, заканчивайте здесь, это будет лучше.

Секретарь поклонился в знак повиновения и принялся за работу. Между тем Максимилиан позвал слугу, приказал раздеть себя и лег в постель. Неизвестно, долго ли он спал, как вдруг пробудился от какого-то непонятного ужаса. Он приподнял голову; холодный пот струился по его челу. Потом он заметил, что свечи гаснут одна за другою. Вильгельм, без сомнения, утомленный работою, спал в своем кресле. Граф хотел закричать, но слова замирали на его устах; хотел встать, но как будто невидимая рука придавила его к постели. Между тем свечи погасли; в комнате воцарилась мрачная ночь. Почти в эту же минуту скрипнула дверь; граф сомкнул глаза и завернулся в одеяло.

Кто-то приближался к его постели; по какому-то неопределенному побуждению он открыл глаза и украдкою посмотрел на безвестного посетителя. Наконец кто-то отдернул занавес его кровати — и он узнал тень Альбины. Роковая посетительница явилась на этот раз с гневным видом и устремила свой строгий взор на Максимилиана.

— Максимилиан! Максимилиан! — произнесла Альбина отрывистым голосом. — Ты забыл мои слова. Ты ударил моего сына и нарушил мой могильный покой! Берегись, Максимилиан, берегись! Сын будет проклинать тебя, мертвая накажет тебя. Ты слышишь меня в последний раз; не забывай моих речей. Слушай. Эверард твой сын, как и Альберт. Ты любишь Альберта и ненавидишь Эверарда, но я бодрствую над моим сыном. Удались отсюда, оставь замок, я позволяю тебе это, но именем Бога запрещаю тронуть хоть один волос на голове моего сына; оставь его, не угрожай ему. Ты не хочешь быть ему отцом, не будь и палачом. Повинуйся, иначе ты погибнешь здесь, будешь осужден там. В первый раз ты видел меня в комнате дитяти; теперь видишь здесь, но в следующий раз — подумай об этом — ты встретишься со мною в подземелье, в моей могиле. Теперь я возвращусь с мое гранитное жилище. Завтра, как четырнадцать лет назад, ты, быть может, опять скажешь: я бредил. Я хочу, вывести тебя из этого заблуждения. Узнаешь ли ты эту цепочку, которая двадцать лет тому назад обвивала шею твоей невесты и спустя четыре года была зарыта в могилу вместе с бренными останками твоей жены? Эту цепочку, Максимилиан, ты найдешь завтра на своей шее.

С этими словами Альбина сняла с себя цепочку и надела ее на шею Максимилиана, помертвевшего от страха.

— Теперь, — прибавила Альбина, — я сказала все. Прощай, Максимилиан, не забывай ничего.

Призрак удалился.

На другой день с первым мерцанием зари Максимилиан проснулся или, лучше сказать, вышел из своего оцепенения. Он прикоснулся к своей шее и побледнел.

— Вильгельм! — закричал он. — Вильгельм!

— Что угодно вашему сиятельству? — спросил испуганный секретарь, пробудившись ото сна.

— Я хочу говорить с егермейстером Джонатаном; пошлите за ним сейчас.

— А это дело, — робко спросил секретарь, — прикажете кончить?

— Возьмите его с собою.

Граф встал с постели и проворно оделся. Когда Джонатан вошел в комнату, Максимилиан был еще бледен и страшен.

— Джонатан, — сказал он, — ты был при похоронах Альбины, видел, когда положили ее в гроб. Не обманывай меня, скажи, как она была одета?

— Она была в белом платье, — отвечал егермейстер, — и была так же прекрасна, как и при жизни.

— Заметил ли ты что-нибудь на ее шее?

— На ней была золотая цепочка. — Не эта ли? Узнаешь ли ты ее?

— Да, если бы только она не была зарыта в могилу.

Граф сделался бледнее прежнего и отпустил Джонатана.

Через четверть часа Максимилиан вместе с Альбертом оставили замок и отправились в Вену.