Алый ангел

Глава 14

Кэму никогда не приходилось быть для девушки первым мужчиной, и он не стремился к этому. В отличие от некоторых джентльменов, которых знал Дайсон, его не привлекали девственницы. И хотя часть его была безгранично рада тому, что Габриель попала к нему нетронутой, другая часть сожалела, что девушка неопытна. Его потребность обладать ею была настолько непреодолимой, что ему хотелось взять ее прямо здесь, на полу, без всяких предисловий.

Сдержанность, нежность – Кэму не без труда удалось обрести над собой контроль. Позднее, вспоминая об этом, герцог приходил в смятение от того, насколько близок он был к поражению. Он никогда еще не терял голову из-за женщины. И он сходил с ума от Габриель.

Кэм, конечно, понимал, что однажды ему придется жениться, только ради того, чтобы продолжить род. Он не надеялся, что его будущая жена будет способна на что-то большее, чем терпеливо относиться к интимной жизни с мужем. Существовала иная категория женщин, к которым обращались джентльмены, чтобы удовлетворить темную и откровенно плотскую сторону своей мужской природы. Кэм никогда не допускал мысли, что Габриель сможет стать для него не просто женой.

Когда он оторвался от губ Габриель, она дрожала как осиновый листок; он сам трепетал, словно мальчишка в агонии первой любви. Кэм закрыл глаза и не открывал их, пока ему не удалось обрести хоть малую долю равновесия. Медленно, осторожно, легко, – сказал он себе, перед тем как снова прильнуть к губам девушки.

Габриель никогда не подозревала в Кэме такой нежности. И тогда она вспомнила истории, которые рассказывали ей Бетси и Саймон. Это был тот Кэм, которого они описывали, страстный и способный к состраданию человек. Он практически не показывал ей эту сторону своего характера. И в то же время Кэм казался Габриель настолько знакомым, словно она знала его всю жизнь.

– Кэм, – прошептала она в его губы и удивленно прикоснулась к его лицу.

Девушка с трудом могла поверить, что когда-то сравнивала этого мужчину с тигром. Она никогда еще не чувствовала себя такой защищенной.

Габи понятия не имела о тонкостях стратегии герцога. Девушка почти не обратила внимания на то, что ее накидка соскользнула с плеч и легла на пол озером шелка у ног. Прикосновения его губ к щекам, глазам, шее были легче шепота. Когда его рука нежно коснулась спины Габриель, притягивая ее ближе, девушка поняла, что еще ни одно прикосновение не заставляло ее чувствовать себя настолько спокойной. А когда герцог снова прикоснулся к ее губам, нежно лаская их, она сладко и удовлетворенно вздохнула.

Его поцелуй изменялся так медленно, что она почти не замечала этого. Любопытство заставило Габи приоткрыть губы в ответ на игривые требования его языка. «Английские поцелуи», – словно во сне думала она, когда его язык то рвался вперед, то отступал назад, исследуя ее рот. Габриель слышала об этой странности англичан. Всем, конечно, известно, что англичане – чудной народ.

Желание незаметно наполнило девушку. Габриель решила, что это из-за бренди ее кожа пылает, а мысли о верной смерти, из лап которой ее вырвали, заставляют дрожать всем телом. Когда девушку одолело головокружение и она упала на руки Кэма, Габи вдруг почувствовала благодарность за то, что ему хватило самообладания подхватить ее на руки и отнести на постель.

Но когда Кэм выпрямился, Габриель подумала, что он собирается покинуть ее спальню. Девушка отдавала себе отчет в том, что делает, когда прошептала:

– Кэм, не оставляй меня. Пожалуйста.

Он освободился от мокрой одежды со скоростью, заставившей ее улыбнуться. Но улыбка исчезла, когда Габи наконец увидела его обнаженным и смогла насладиться его видом.

Кэм был великолепным мужчиной. Широкие плечи сходились к четко очерченной талии, бока и ягодицы были подтянутыми. Габриель почти завидовала гладким мышцам на его атлетических руках и бедрах. «Он станет грозным соперником в любом состязании», – подумала она. Мощную грудь герцога покрывала густая поросль темных волос, сужающаяся к талии и расширяющаяся в паху.

Габриель никогда еще не видела возбужденного мужчину. Ее собственное желание вспыхнуло и стало убывать. Обретя дар речи, девушка, запинаясь, произнесла:

– Ты… прекрасен. Но… Кэм… я не думаю… это ведь невозможно?

Черт побери, он ведь так старался не напугать ее. Ему следовало предвидеть, что, впервые увидев возбужденного мужчину, она будет ошеломлена. На мгновение Кэм задумался, не потушить ли свечи. Но нет, он не может лишить себя возможности взять Габриель так, как представлял множество раз, наяву и во сне. Он видел ее обнаженной, когда был бессилен что-либо предпринять. Теперь все было иначе.

Осторожно, не торопясь, Кэм растянулся на кровати рядом с Габриель.

– Твое тело было создано для моего, – сказал он ей.

Герцог заметил сомнение, блеснувшее в глубине ее глаз, и не смог сдержать улыбки. И тогда, впервые, Кэм вспомнил о том, что собирается причинить Габриель некоторую боль. Он решил, что это не должно помешать ему. И, к своему стыду, вознамерился не говорить Габриель ничего, пока не будет слишком поздно отступать.

Кэм медленно стянул с Габриель ночную сорочку и распустил сияющие волосы девушки по подушкам, положив один локон через плечо между ее грудей. Его пальцы разглаживали эту полоску золота, струящуюся по груди, не спеша повторяя каждую линию и впадинку, спокойно овладевая тем, чего не касался до него ни один мужчина.

Габриель оказалась в точности такой, как он ожидал, и, вместе с тем, гораздо прекраснее. Он должен был предвидеть, что почувствует, какая она гибкая, гладкая на ощупь и невероятно мягкая. Кэм наклонился над ней и поцеловал ее обнаженное плечо, ощутив еле заметный и неожиданный запах розовой воды. Габи могла бы окунуться в целый бочонок рыбьего жира, и это бы ровным счетом ничего не изменило. При этой мысли Кэм улыбнулся.

Улыбки не было на лице герцога, когда его губы сомкнулись на кораллово-красном соске. Когда он стал жадно сосать, Габриель вздрогнула. Все ее тело напряглось и постепенно расслабилось под ним. Она застонала, и Кэм почти совсем перестал дышать. Ему с трудом удалось вдохнуть порцию воздуха в легкие.

Так вот что обещали его глаза все эти недели, думала Габриель. Она отдавалась течению, с головой погружалась в сладостные ощущения, не в силах побороть волну его страсти. Кэм тянул ее вниз, в ту темную пучину, где единственная надежда на спасение заключалась в том, чтобы крепко держаться за него. Последняя связная мысль Габриель была о том, что если она утонет, то потянет его за собой.

Их тела, казалось, стали единым целым. Кожа терлась о кожу и начинала гореть; дыхания смешались; губы ласкали и наслаждались лаской; слова любви слетали с уст. Когда Кэм пальцем проник в Габриель, между ними взорвалась страсть.

Он сопротивлялся ее ладоням на своих плечах, умолявших покрыть ее тело. Мощной ногой Кэм раздвинул напряженные бедра Габи, пытаясь успокоить ее словами, которых потом не вспомнит. Он не хотел делать ей больно. Господи, меньше всего на свете он хотел причинять ей боль! Она не понимала. Она горела, и он воспламенялся от этого пожара. Мольбы Габриель стали звучать слишком часто, и отступать было уже поздно.

Его губы заглушили ее крик боли и изумления. Габриель застыла, словно статуя. Кэм поднял голову и подождал, пока она откроет глаза. Когда ее ресницы затрепетали, он увидел кипящий гнев в зеленом пламени глаз. Кэм набросился на губы Габриель, проглотив длинную череду ругательств, которые, как он догадывался, готовы были обрушиться на него. Габриель безжалостно впилась ногтями в плечи Кэма, пытаясь вытеснить его оттуда, куда перед этим умоляла войти. Ее слезы стали для него молчаливым горьким упреком. С бесконечной неясностью он осушил их губами.

– Теперь ты женщина, – хрипло прошептал Кэм. – Моя женщина. Моя жена. – И нежными поцелуями и бесконечно долгими ласками стал снова нагнетать в ней страсть, пока Габриель не задрожала от такого же безумного желания, какое сжигало его самого. Только тогда он начал двигаться.

В какой-то момент она стала сопротивляться. Руки Кэма скользнули к ее бедрам и подняли их, обучая старому, как мир, ритму. Кровь застучала у Кэма в висках, когда Габриель начала двигаться вместе с ним. А когда она достигла вершины, унося его с собой, и ее пронзительный крик наслаждения утонул у него во рту, он подумал, что его сердце выпрыгнет из груди.

Кэм лежал, уткнувшись в волосы жены, одной рукой обнимая ее за талию. Он не хотел разбираться в своих ощущениях. Герцог чувствовал себя покоренным. Еще ни одна женщина не отдавалась ему так беззаветно. Кэм не ожидал этого. Он привык, так или иначе, расплачиваться за интимные удовольствия. Насколько было известно Кэму, еще ни одна женщина не хотела исключительно его самого. Он сказал себе, что это так похоже на Габриель – не думать о цене.

Габи лежала, глядя перед собой, после того как Кэм отстранился от нее. Приходя в себя после взрыва страсти, она не проронила ни слова. Кэм начал беспокоиться. Он обнял жену, словно защищая ее своим телом от всех опасностей.

– О чем ты думаешь? – нежно спросил он.

Габриель зашевелилась на подушке и повернулась к мужу. Кэму понравилось выражение ее глаз, изумленное и счастливо-сонное. Хотя Габриель едва заметно коснулась его обнаженной груди, он всем телом ощутил силу этого прикосновения.

– Это все меняет, – сказала она.

– Да. – Кэм нежно поцеловал ее глаза и губы.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не буду отправлять тебя назад, во Францию. – Он пытался найти ответы, которые Габриель сможет принять. – Саймон убедил меня, что это худшее, что я могу сделать. Как ты объяснишь свое отсутствие на протяжении всех этих месяцев?

– Тебе следовало подумать об этом раньше.

– Когда я только привез тебя сюда, меня это не волновало.

Габриель подождала продолжения фразы, но Кэм молчал, и она произнесла:

– Ты не хочешь думать, англичанин. А тебе не приходило в голову, что я размышляла над этим вопросом?

Кэму понравилось, что она произнесла слово «англичанин» так, будто ласкала его. Улыбнувшись, он спросил:

– И какое же ты приняла решение?

Габриель задумчиво ответила:

– Я уверена, что Ролло был бы счастлив жениться на мне. Мы могли бы пустить слух, будто дедушка отказывался давать согласие на наш брак, поэтому мы сбежали и тайно обвенчались.

Кэм не заметил, как его рука так сильно сжалась вокруг талии девушки, что Габи показалось, будто ее кости сейчас треснут.

– Ты моя жена, – сказал он. – Уже сейчас ты можешь быть беременна моим ребенком.

Габриель поспешно опустила взгляд, и Кэма пронзил страх.

– Габриель! – Герцог обеими руками обхватил лицо жены. – Неужели это так плохо?

На кончиках ее губ появилась едва заметная улыбка.

– А ты хочешь этого?

Глаза Габи сверкали.

– Да. Боже мой, да!

И Кэм поднял голову жены, беспощадно, страстно целуя ее губы, силой своего желания говоря ей о том, что боялся выразить словами, в чем боялся признаться даже самому себе.

Впервые с тех пор, как Габриель оказалась за грозными стенами Данрадена, ей позволили покинуть замок через парадный вход. В превосходном желто-коричнево-черном костюме для верховой езды и в залихватски заломленной соответствующего цвета шляпке, она вышла во двор замка, на яркий солнечный свет. Кэм уже сидел верхом на своем великолепном скакуне.

Габриель смущенно улыбнулась мужу, думая о том, как красиво и торжественно он выглядел. А потом она вспомнила ласкового и внимательного любовника, каким он был прошлой ночью, и краска залила ее щеки, делая прекрасное лицо еще привлекательнее. Однако заметив покорное животное, которое привел конюх, Габриель слегка нахмурила брови. Она не заметила мимолетной улыбки, появившейся на лице Кэма и мгновенно исчезнувшей.

Рамблер считался самым тихоходным конем в обширных конюшнях Кэма и выглядел соответствующе. Габриель подозрительно взглянула на мужа, но тот больше не улыбался. Конюх помог герцогине сесть в седло.

– На женский манер, – пренебрежительно поморщилась Габи, но не смогла сдержать улыбки. Этим утром, с того момента как Габриель проснулась, улыбка то и дело появлялись на ее лице; смех переполнял ее и прорывался наружу. Она даже не представляла, какой счастливый у нее вид и как радостно забилось сердце Кэма, когда он сегодня увидел ее.

Кэм ехал впереди. Первый час они посвятили тому, что, по-видимому, должно было стать наглядным уроком. Они шагом пустили лошадей по мокрому песку к крепостным стенам, по которым прошлой ночью спускалась Габриель. При ярком солнечном свете скалы внизу представлялись пугающими, свирепыми.

Кэм очень серьезно и мрачно произнес:

– Если бы ты поскользнулась или веревка не выдержала…

– Ой! – насмешливо воскликнула Габриель. – Это как раз было проще всего – пара пустяков!

Глаза герцога запылали гневом.

– Ты будешь относиться к этому немного серьезнее!

Такая перемена изумила Габи. Она нерешительно посмотрела на мужа и опустила взгляд.

Голос Кэма стал нежнее, и она снова посмотрела на герцога.

– Габриель, пожалуйста, я хочу, чтобы ты пообещала, что больше не будешь делать подобных глупостей. Неужели муж не вправе попросить об этом жену?

Габриель немного покраснела и искренне сказала:

– Но Кэм, мне это не нужно. Теперь.

Она говорила от чистого сердца. Хотя сама Габриель во всем еще толком не разобралась, она всем телом и душой чувствовала, что происшедшее между ними этой ночью безвозвратно связало ее с мужчиной, овладевшим ею, и его с ней. Габи еще предстояло оценить последствия своей капитуляции, но она была влюблена. Она верила, что Кэм тоже любит ее, хотя слова любви не были сказаны. Уверенность Габриель в их с Кэмом готовности и способности справиться с трудностями в тот момент была непоколебимой.

Тем не менее, Габриель немного разочаровало то, как быстро Кэм вернулся к своей прежней холодной манере.

Мужчина, в темноте ночи так усердно и страстно посвящавший ее в таинства любви, был таким нежным и любящим, что Габриель не о чем больше было мечтать. С уверенностью, присущей молодости, она поставила себе целью не дать Кэму вновь отгородиться от нее. Англичане славились своей сдержанностью. Габи это было не по душе, ведь одному из них она отдала свое сердце. Ей нужна, необходима была такая же близость, какая возникла между ней и Кэмом этой долгой ночью любви. Она хотела, чтобы их отношения были интимными на всех уровнях.

Габриель посмотрела на мужа. Ее глаза светились любовью.

– Нет, – с чувством произнесла она. – Больше я такого не сделаю.

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне это.

– Обещаю, – немедленно ответила Габриель.

Их взгляды встретились, и Кэм наградил жену неотразимой улыбкой.

– Умница.

Герцог прочел в глазах Габриель все, на что надеялся. Она была такой искренней. И все же он не был удовлетворён. Он сделал первый шаг, чтобы привязать ее к себе, но Габи связывали и другие отношения, более продолжительные, и она легко могла разорвать наброшенные им непрочные путы. Кэм не мог вечно держать Габриель в плену. Хотя он снова и снова овладевал ею, достаточно ли этого? С вероломностью, которой Кэм раньше избегал в отношениях с женщинами, он пожалел, что не взял Габриель еще несколько месяцев назад, когда впервые этого пожелал. Тогда, вполне возможно, к этому времени она уже носила бы под сердцем его ребенка. При этой мысли в глазах у герцога вспыхнуло пламя.

Эти узы навечно привязали бы к нему его жену. Тогда Габриель уже не захотела бы возвращаться во Францию. Мысли Кэма понеслись дальше, к тому, что должно было стать кульминацией долгих лет терпеливого плетения интриг. Маскарон. Кэму стоило только дать Родьеру команду, и о предательской деятельности Маскарона станет известно французским властям. Да, в этом случае Маскарон уже не сможет снабжать их информацией о мощности и расположении французского флота, но это обстоятельство всегда оставалось для Кэма второстепенным. Герцогу нужен был сам Маскарон. И хотя теперь, впервые, злейший враг Кэма был у него в руках, он медлил по одной лишь причине: Габриель. Кэм засомневался, не отказаться ли ради Габриель от завершения плана, которому он посвятил так много лет.

– Кэм, что случилось? Что-то не так?

Габи заметила, что взгляд герцога снова стал холодным и отрешенным, и что-то внутри нее оборвалось. Но потом этот холод исчез так же внезапно, как и появился.

– Мы не закончили, – сказал он.

Очевидно, это был еще не конец урока. Всадники легким галопом пустили лошадей к берегу и, прибыв на место, спешились. Габриель послушно следовала за Кэмом по крутой узкой дороге, соединявшей Данраден с остальной сушей. Почти дойдя до вершины, герцог свернул к защищенному месту, где горная порода выходила на поверхность. Отсюда можно было оценить мощь волны, набегавшей на берег.

– Миля по прямой, – сказал Кэм. – Но ты свернула к западу. В темноте почти невозможно правильно сориентироваться.

У Габриель мороз пошел по коже, но она не могла точно определить, что послужило тому причиной: холодность в голосе Кэма или близость верной смерти прошлой ночью. Габи упрямо ответила:

– У меня, как у кошки из поговорки, девять жизней. Я еще их все не израсходовала.

Под бархатом его голоса чувствовалась крепкая сталь:

– Не слышал от тебя ничего глупее.

Габриель подняла подбородок.

– Неужели так глупо для пленницы попытаться сбежать?

– Ты этого хочешь? Сбежать?

Она прикрыла глаза рукой от солнечных лучей, чтобы разглядеть выражение лица мужа. Сделав шаг, Кэм подошел к ней вплотную, закрыв собой весь обзор. Он обхватил Габи за плечи.

– Почему ты не использовала против меня нож, если хотела сбежать? – Габриель никогда еще не слышала, чтобы голос Кэма был таким резким и горячим. – Прошлой ночью, почему ты не пустила в ход нож?

– Кэм, пожалуйста, ты делаешь мне больно. – Габриель попыталась освободиться от его беспощадной хватки.

– Я знаю почему, – сказал он.

Губы, герцога скользнули по ее губам, а потом ринулись вглубь нежного рта. Габриель не смогла бы остановить Кэма, даже если бы хотела. Она по-новому ощутила свое тело, оно радостно открывалось навстречу губам и рукам, неутомимо ласкавшим ее.

Кэм повалил ее на колени. Спенсер[54] слетел с Габриель, она не успела заметить, как пуговицы выскочили из петель. Сквозь ткань платья она чувствовала, как зубы и губы Кэма терзают ее грудь. От первого прикосновения к ее соскам Габриель полностью потеряла контроль над собой.

– Кэм, не здесь.

Ее протест был слабым, но Кэм мог бы и прислушаться к ее словам, если бы Габриель не выгнулась ему навстречу, предлагая продолжить.

Его пальцы были самыми гладкими и ловкими из всех, что знала Габриель. Его руки ласкали ее грудь, Габи не заметила, что Кэм расстегнул и ее корсаж. Она подумает об этом позже.

– Кэм, – взмолилась Габриель. Но в то же время она неистово целовала его, не в силах оторваться от его губ. Она не понимала, что умоляет его, не замечала, что он увлекает ее назад, к выступам горной породы, не осознавала, что он поднял ее вровень своих широко расставленных бедер.

Пальцы Кэма, словно нож в ножны, вошли в ее теплые женские сокровенные глубины, и сладкая дрожь прошла по телу Габриель.

– Медленно, – шептал Кэм, его дыхание становилось жарче и чаще. – Я хочу, чтобы ты была готова. Я не хочу опережать тебя.

Габриель не понимала, о чем он говорит. Она была не в силах дышать, не в силах говорить, когда его пальцы начали ритмично двигаться. Произнести его имя было непосильной задачей.

– Теперь, любимая? Теперь? – хрипло спросил Кэм.

Габриель почувствовала движение его руки, когда он освобождался от брюк. Когда Кэм наполнил ее собой, она вскрикнула. Когда он начал двигаться, его руки сомкнулись вокруг нее, соединяя их тела. Он лишь на один удар сердца отстал от возлюбленной, когда та заметалась в безумной пустоте, где существовали только он и она.

– Не могу поверить, что сделал это.

– Бесстыдник, – согласилась Габриель, пододвигаясь ближе.

Она лежала, свернувшись калачиком, у него на коленях.

– И, – беспощадно продолжил он, касаясь губами ее разгоряченной от любви кожи, – не могу поверить, что ты позволила это.

– Бесстыдник! – Габи открыла один глаз. – Разве не этим положено заниматься женатым людям?

– Этим, любимая. Но не в таком месте и не среди бела дня.

Веселые голубые глаза улыбались ей.

Габриель приподнялась, чтобы быть на одном уровне с Кэмом.

– Да что ты знаешь об этом? – спросила она, делая вид, что ей не так уж это интересно.

Он сдержанно улыбнулся, но ничего не сказал в ответ. Габриель фыркнула и искоса посмотрела на мужа.

– Насколько я понимаю, ты считаешь себя специалистом?

– С тобой я буду вести себя как надо, – пообещал Кэм.

Габриель лукаво улыбнулась.

– Кэм? – будто уговаривая, произнесла она.

– Гм-м?

– Существует такая вещь, которой только ты можешь меня научить.

Она стала нервно теребить галстук герцога. Кэм остановил руку любимой, перевернул ладонью вверх и страстно поцеловал.

– Осторожно, любовь моя. Я всего на волосок от того, чтобы взять тебя снова.

Ее глаза расширились, а потом наполнились смехом.

– Это серьезно, – запротестовала Габриель.

Кэм томно улыбнулся и дал жене знак продолжать.

– Как ты это сделал? – спросила она. – Как ты разбил мою защиту?

Габриель, как это часто бывало, думала об Андели и искусном владении рапирой, которое Кэм продемонстрировал, фехтуя с ней той ночью. Она никогда не встречала подобной виртуозности.

Герцог же подумал, что речь идет о том, как он соблазнил Габриель. Он осторожно ответил вопросом на вопрос:

– Разве ты не хотела, чтобы я это сделал?

Габриель изумленно спросила:

– Ты с ума сошел? Я ведь так скрупулезно часами оттачивала эти движения с Ролло. Ты несравненно искуснее его, Кэм.

На мгновение что-то опасное вспыхнуло в глазах герцога, потом он покачал головой, словно стряхивая темные мысли. Засмеявшись, он спросил:

– Габриель, каков предмет нашей беседы?

– Фехтование, конечно. – Она встала на колени. – Научи меня, пожалуйста, выпадам, которые ты использовал тогда, в Андели. Помнишь?

– Ответ отрицательный. – Голос Кэма прозвучал резко.

Герцог быстро встал и зашагал к стреноженным лошадям.

– Но почему?

Габриель вскочила на ноги и побежала вслед за мужем.

– Почему, Кэм? Только представь, какое будет лицо у Голиафа, когда я переиграю его на его же поле! Мне еще никогда не удавалось превзойти его в технике.

Ее разбирал смех, но улыбка сползла с ее губ, когда Кэм резко повернулся к ней.

С едва скрываемой яростью он сказал:

– Я тоже не хочу, чтобы меня переиграли на собственном поле. Ты считаешь, что я настолько глуп, чтобы вложить тебе в руки рапиру и научить, как одолеть меня в состязании?

Именно неосторожное упоминание о Голиафе заставило Кэма вскипеть от гнева. Сердце Габи по-прежнему во Франции, в бешенстве думал он. Она покинет его, как только представится случай. Разве он не понимал этого?

– Нет, Кэм, – мягко сказала Габриель, положив руку ему на рукав. Герцог отмахнулся от жены. Она не сдалась и спокойно продолжила: – Кэм, я никогда не смогла бы причинить тебе боль. Именно поэтому я не воспользовалась ножом, когда была возможность.

Тем не менее, Кэм не доверял ей. И в последующие дни и недели эта горькая истина предстала перед Габриель во всей жестокости. Габи оставалась такой же пленницей, как и раньше, даже в большей степени, если это возможно. Поскольку теперь с нее не только не спускали глаз в дневные часы, но еще и все ее ночи принадлежали Кэму.

Габриель охотно шла в объятия мужа. Там, в уединении их спальни, перед ней представал мужчина, в которого она влюбилась. Она давала ему все, что он хотел, и даже больше. Было легко отдавать свое тело в его полное распоряжение, когда от одного прикосновения в ней разгоралась неукротимая страсть. Сложнее было другое. Габриель требовала истинной близости, такой близости, чтобы они могли делиться самыми сокровенным тайнами. Габи осознавала, что Кэм пытается держать ее на расстоянии, но не собиралась позволить ему преуспеть в этом. Приходя в себя после любовных ласк, Габриель рассказывала мужу о себе, о своих страхах и мечтах, которыми ни с кем до этого не делилась. Сонный и удовлетворенный, Кэм до какой-то степени отвечал ей тем же.

Габриель с жадностью впитывала все, в чем признавался ей муж. Несмотря на юный возраст, она обладала неимоверной проницательностью. Постепенно Габриель поняла, что Кэм боится любви. Всех, кого он когда-то любил, у него отняли. Были вещи, о которых он отказывался рассказывать жене. Обстоятельства трагической гибели его мачехи и сестры были запретной темой. Терпеливо, каждой частичкой своей щедрой души Габриель старалась утешить мужа, смягчить глубоко спрятанные страхи, о которых он не хотел говорить. Женская интуиция подсказывала ей, что она уже давно завоевала сердце герцога. Теперь она хотела заслужить его доверие. И задача эта, похоже, была не из легких. Кэм хотел удержать жену рядом с собой, сделав стены замка выше и прочнее. Но Габриель оставалась пленницей из-за любви. Герцог был слеп, чтобы увидеть это.

Конечно, Габи не всегда удавалось быть терпеливой с Кэмом. Иногда она была очень близка к тому, чтобы потерять терпение. Тем вечером, когда она заподозрила, что, возможно, беременна, возникла как раз такая ситуация.

На эту мысль герцогиню натолкнула Бетси. Габриель раздевалась, перед тем как ложиться спать, когда ее камеристка заметила:

– У тебя уже должна бы начаться менструация.

Встревожившись, Габриель взглянула на Бетси.

– Точно?

– Неделю назад, – ответила служанка, почему-то очень довольная собой. – У тебя еще ни разу не было задержек, за все время, что ты в Данрадене.

Бетси вопросительно посмотрела на юную госпожу.

– Да, у меня вообще никогда в жизни не было задержек.

Щелкнула дверная задвижка, предупреждая их о присутствии Кэма. Габриель недовольно надула губки, а Бетси расплылась в улыбке.

Глаза герцога горели странным блеском, когда он быстро окинул взглядом жену. Габриель задумалась о том, как много он успел услышать. Когда Бетси извинилась, и Кэм вышел вслед за ней в коридор, Габриель решила, что ее муж подслушал весь разговор.

Когда Кэм вернулся в комнату и небрежно оперся о дверной косяк, глаза Габриель сверкали. В глазах герцога плясали огоньки.

– Ты унизил меня, – заявила Габриель и направилась к кровати, где жертвой ее неудовольствия стали пуховые подушки.

– Я никогда не сделал бы этого намеренно, – ответил Кэм.

Он попытался заключить жену в объятия, но Габриель увернулась от него. Часто дыша, она повернулась к герцогу лицом.

– Я не ребенок. Я взрослая женщина.

– Не могу с этим спорить.

На губах Кэма не было улыбки, но глаза выдавали его.

– Мне казалось, что мы оба решили, что тебе прекрасно подходит эта роль.

Кэм имел в виду признание, которое Габриель сделала посреди ночи в его надежных объятиях: она боялась, что не сумеет стать настоящей женщиной. Герцог убедил жену в обратном самым примитивным способом.

Покраснев при воспоминании о той ночи, Габриель отступила, когда Кэм сделал шаг в ее сторону.

Герцог широко улыбнулся.

– В сущности, насколько я помню, мы сошлись на том, что ты превзошла мои самые смелые ожидания.

– Ты не воспринимаешь меня всерьез.

Габриель топнула ногой и не стала отступать, когда Кэм приблизился.

– Тебе следовало спросить меня, а не мою камеристку о том, что ты хотел знать.

Ухмылка исчезла с его лица, а вместо нее появилась улыбка, которая была наполовину раскаивающейся, наполовину плутовской.

– Прости. Я поступил неправильно. Но я подумал, что ты, возможно, не захочешь, чтобы я об этом знал.

– Конечно, я не хочу, чтобы ты об этом знал, – выпалила Габриель, окончательно теряя терпение. – Ради бога, это всего лишь неделя. Может, это еще ничего не значит.

С сияющими глазами Кэм напомнил жене:

– Но ведь у тебя никогда в жизни не было задержек.

Габриель не смогла стерпеть его шутливого тона и пылко выкрикнула:

– Тебя бы устроило, если бы я забеременела, не так ли? Тогда я не смогла бы карабкаться по стенам, фехтовать… и тому подобное.

Руки Кэма сомкнулись на плечах жены, успокаивая, лаская.

– Тише, любимая, – мягко произнес он. – Ты переживаешь из-за пустяков. И ты никуда от меня не убежишь. Пойдем в постель.

Габриель сопротивлялась усилиям его рук.

– Черт тебя побери, англичанин! Если я захочу уйти от тебя, меня ничто не остановит. Слышишь? Ничто!

– Нет, любимая, – возразил Кэм. – Я остановлю тебя. Даже если ты убежишь на край земли, я найду тебя и привезу обратно. А теперь пойдем в постель.

Кэм подхватил жену на руки. Габриель видела в улыбающихся глазах герцога нежность, но, кроме того, непреклонность, от которой у нее мороз пошел по коже. Габриель охватило чувство беспомощности. Он никогда не поймет, что держит ее рядом с ним. И тут она дала волю слезам. Икая и шмыгая носом, Габриель пустилась в долгие и несвязные объяснения, говоря то по-английски, то по-французски, почему для общества в целом и для нее в частности кто-то сделал бы большое одолжение, если бы упек герцога Дайсона в сумасшедший дом. Путаная речь была щедро пересыпана бранными словами и проклятиями.

Хотя Габриель была уверена, что утешить ее невозможно и что она не способна сейчас ответить на ласки мужа, Кэм оказался непреклонным даже в этой, наиболее интимной сфере их отношений. Проявляя терпение, которое для Габриель было почти мучительным, герцог успокаивал жену. Сдерживая до поры собственную страсть, он неторопливо одаривал ее лаской. От мягких поцелуев Кэма и обещаний наслаждения, которые он вдыхал в губы возлюбленной, у Габи перехватило дыхание. Вздохи стали перерастать в стоны; сердца забились в бешеном ритме; каждый вдох давался тяжелее предыдущего.

«Сейчас я тебе покажу», – думала Габриель. Там, где они оба наиболее уязвимы. Габриель взяла инициативу в свои руки. С неподдельной страстью она осыпала пылающими поцелуями шею и плечи Кэма, не пропуская ни дюйма обнаженной кожи доступной ее губам. Она распростерла руки и чувствительными подушечками пальцев стала медленно гладить его мускулистое тело. Габриель осмелела. Бесстыдно, сладострастно она прикасалась к Кэму так, как никогда не прикасалась раньше, любуясь горячим гладким стволом, который он отдал ласке ее рук.

Любовь в ее сердце переливалась через край.

– Я люблю тебя, люблю, люблю, – шептала Габриель и губы мужа и, все сильнее разгораясь от страсти, показывала ему, насколько сильны чувства, которые она испытывает.

Кэм обезумел от желания. Габриель в мгновение ока снова оказалась на спине. Он накрыл ее собой и широко развел ее колени. Перед тем как войти в нее, он произнес единственные слова, которые она хотела услышать. Руки и ноги Габриель сомкнулись вокруг Кэма. Какое-то время ему удавалось сохранять контроль над собой. Но ее тело сладострастно извивалось под ним и он перестал сопротивляться. Кэм не был нежным, она не позволила ему этого. Ритмично, быстро, силясь продлить наслаждение, он двигался в ней до тех пор, пока их тела не начали содрогаться в кульминации удовольствия.

Когда Кэм попытался отстраниться, Габриель удержали его, обхватив рукой за шею.

– Я не позволю тебе взять обратно свои слова, – сказала она и медленно, нежно поцеловала его в подбородок. – Ты любишь меня. Ты мне так сказал.

Кэм улыбнулся жене.

– А я не позволю тебе забыть, какой искусной ты стала в постели.

Румянец залил ее щеки, но причиной тому было скорее удовольствие от похвалы, чем смущение.

– Разве… разве то, что мы делаем в постели, искусство? – спросила Габриель.

– Ты становишься настоящим мастером, – поддразнил Кэм и не устоял перед желанием расцеловать эти замечательные румяные щечки.

Широко раскрыв глаза, Габриель бесхитростно взглянула на герцога и серьезно произнесла:

– Думаю, у тебя было немного больше практики, чем у меня.

Кэму стоило большого труда сдержать улыбку.

– Я никогда раньше не был влюблен, – заметил герцог в свое оправдание.

Взгляд девушки потеплел на мгновение раньше, чем улыбка коснулась ее губ.

– Давай еще немного попрактикуемся, – предложила она.

Кэм собирался было прочитать жене лекцию по мужской физиологии, когда она вдруг шевельнулась под ним. Потом ее руки скользнули с его плеч к бокам, оставляя за собой горячий чувственный шлейф. Каждая мышца в его теле напряглась. Кэму уже не хватало дыхания, когда Габриель прижала к себе его голову.

Медленно, обещал себе герцог. На этот раз он возьмет ее медленно и со всей нежностью и умением, на какие только способен. Но темп задавала Габриель. Она только начинала осознавать власть, которую обрела над мужем. «Беспощадна, абсолютно беспощадна», – подумал Кэм, когда Габриель использовала эту власть в самой полной мере.