Алый ангел

Глава 3

– Sacre пот de Dieu![18] Ты напрасно так волнуешься, Ролло! В замке все, так или иначе, заняты своим делом. Нас не хватятся. А то, о чем Маскарон не узнает, никак ему не повредит. Давай лучше спустим эту лодку на воду, пока мы не опоздали на встречу.

Говоривший, худощавый парнишка лет пятнадцати, навалился плечом на нос плоскодонной лодки и приложил все силы, чтобы помочь товарищу осторожно столкнуть на воду тяжело груженную посудину.

Первым в лодку забрался Ролло. Следующее его действие было инстинктивным. Ролло схватил своего товарища за брюки и легко перебросил через борт.

Габриель де Бриенн сразу же выразила свое неудовольствие. Тихонько выругавшись себе под нос, она отмахнулась от обидчика.

– Сама справлюсь, – прошипела она. – Ради всего святого! Клянусь, я не знаю, что на тебя нашло.

Ролло засмеялся и потянулся за веслами, что лежали в лодке. Габриель взобралась на деревянные бочки с кальвадосом и штормовки, которыми был прикрыт их драгоценный груз – кружева, приобретенные недалеко от Тосни. Девушка уселась возле румпеля.

Ролло и Габриель проделывали этот путь уже десятки раз, и только в последний месяц Ролло начал оказывать Габриель знаки внимания, как это обычно делают по отношению к представительницам слабого пола. Это приводило девушку в ярость. Десять лет их воспитывали как брата и сестру. Что было под силу Ролло, то могла сделать и Габриель, иногда даже лучше своего товарища. Голиаф, их наставник и дедушка Ролло, научил своих подопечных всему, что они знали. Габриель была уверена, что ездит верхом, стреляет и фехтует лучше любого мужчины. И перехитрить сумеет любого. Дьявол, она может переплюнуть даже своего наперсника по детским играм!

И, словно в доказательство своих мыслей, Габриель запрокинула голову и плюнула в мутную темную воду Сены.

– Леди так не делают! – запротестовал Ролло.

Хотя в темноте Габриель могла видеть только неясный силуэт друга, она по голосу поняла, что тот хмурится.

– Леди! – фыркнула она. – Да что ты знаешь о леди?

Тихий смех Ролло прокатился по реке и отразился от крутой насыпи, защищавшей реку с обеих сторон.

– Похоже, больше твоего, – ответил Ролло. – Неужели ты ничему не научилась у госпожи Англичанки? Боже правый, Габи, она с тобой уже целый месяц!

Ролло, восемнадцатилетний юноша, телосложением уже напоминавший своего могучего деда, говорил о миссис Блэкмор, вдове-англичанке, нанятой Маскароном для выполнения неблагодарного и почти безнадежного, по мнению Ролло, задания превратить Габриель в настоящую леди.

Габи совсем не изящно фыркнула, и Ролло подчинился ритму гребли. Их лодка скользила по гладким водам Сены.

«Все меняется», – подумала Габриель, и в горле у нее внезапно застрял комок. До появления госпожи Блэкмор Ролло относился к ней как к равной. Но с тех пор, как Габриель заставили носить юбки и эти отвратительные корсеты и панталоны, в их отношениях появилась какая-то сдержанность. Месяц назад Ролло ворчал бы, что Габи пытается скинуть на него свою часть работы. А теперь он ее и близко не подпускает к веслам. Девушка была уверена, что если и дальше так будет продолжаться, ее мышцы ослабнут и вообще атрофируются. У нее даже кожа на руках становилась мягкой. А самое ужасное то, что когда Габриель рассматривала себя в большом псише, перед тем как облачиться в ночную сорочку, она могла поклясться, что на нее наложили заклятие. Мягкость… Она вся становилась мягкой. И не имело никакого значения, сколько часов она тренировалась с Голиафом в галерее, оттачивая искусство фехтования, или как много времени проводила в седле, или как часто и долго обнаженной купалась в Сене. Мягкость распространялась по телу Габриель, словно коварная болезнь.

Вce менялось, и девушка не могла повернуть время вспять. Маскарон, Габриель никак не могла привыкнуть называть его fiiandpere,[19] изменил ради нее все правила. Многие годы Габриель заставляли забыть, что Маскарон ее дедушка; многие годы она одевалась как мальчик – все для того, чтобы сбить преследователей со следа. В те времена Маскарон одобрял ее умение владеть рапирой и мушкетом. Он гордился отвагой внучки и ее способностью постоять за себя. Все это было в смутные времена революции, когда их гнали от одного пристанища к другому. Но началась новая эра, и вдруг все навыки, которыми Габриель не без труда овладела, только чтобы порадовать Маскарона, перестали его интересовать. Да, Маскарон позволил ей поддерживать уровень мастерства, ведь никто не знает, что завтра произойдет c Францией. Но теперь все было совсем по-другому. Короче говоря, Маскарон решил, что настало время его внучке стать настоящей леди, тогда как Габриель хотела, чтобы все оставалось по-прежнему.

«Imbecile[20]», – тихо пробормотала Габриель себе под нос. Ничего не будет по-прежнему. Она была женщиной, и ничто не могло изменить эту горькую истину. Но быть леди означает нечто другое. От кожи леди веет духами. Леди делают маленькие жеманные шаги. «Неудивительно!» – подумала Габриель. Странно, что они вообще могли двигаться, если учесть неудобства женской одежды. Но леди и не должны были двигаться, обнаружила Габриель. Они походили на разрисованных фарфоровых кукол, игрушек для мужчин. Габриель не понимала, как можно быть настолько лишенной честолюбия. У всех девиц только и мыслей, что о мужчинах. Но Габриель успела пообщаться с достаточным количеством мужчин, чтобы понять, какую малозначительную роль играют в их жизни женщины. Мужчины занимались действительно важными делами: они уходили на войну или становились контрабандистами. У мужчин были приключения. А женщины сидели дома и ведрами лили слезы.

Но Габриель старалась, действительно старалась стать такой, какой желал видеть ее Маскарон. Больше всего она хотела, чтобы он гордился ею. Но все было напрасно. Габриель провела со своим дедушкой два месяца в Париже и все время казалась себе жалкой и несчастной. Она не только чувствовала себя не в своей тарелке. Женщины, которым представляли Габриель, смотрели на нее сверху вниз, словно она была больна или уродлива. Габриель не умела вести светскую беседу, не обладала изяществом. У нее не было достижений, какими можно было бы похвастаться в приличном обществе. Леди сторонились ее. А после того неприятного инцидента во дворце Тюильри, когда Лапорт преступил грань дозволенного и Габриель уложила его на лопатки (в присутствии первого консула, ни много, ни мало) с помощью отточенного бойцовского приема, которому она научилась у Голиафа, девушка стала посмешищем. Маскарон уступил и отправил Габриель домой, в замок Шато-Ригон, но под опекой госпожи Блэкмор. В течение последнего месяца свобода Габриель была несколько ограничена, но совсем не так сильно, как после приезда Маскарона.

Мирные переговоры в Париже шли неважно. Англичане, похоже, не собирались уступать Мальту. И лорд Уайтмор подсказал Маскарону, что, если участники переговоров соберутся в более непринужденной атмосфере, возможно, удастся добиться большего. Представители сторон почти не знали друг друга. Атмосфера была наполнена недоверием и несогласием. Передышка от непрерывных споров могли принести только пользу. Маскарон, естественно, понял намек и предложил замок Шато-Ригон в качестве места для такого собрания, передавая свой дом в распоряжение английского посла. Лорд Уайтмор с готовностью принял предложение. Замок был расположен идеально: в самом живописном месте на берегу Сены и от Парижа ехать всего день. Что может быть лучше?

Габриель застонала и крепче взялась за румпель. Со дня приезда Маскарон был в своей стихии.

– Признание! – ликуя, сказал он Габриель. – И такое признание, которое осчастливит нашу семью. Респектабельность, Габи. Вот наш девиз с сегодняшнего дня.

Но Габриель не могла смириться с таким печальным поворотом событий. Респектабельность – это одно. А вот признания она остерегалась. Габриель не знала, как вести себя в обществе. И ожидать, что она в качестве хозяйки будет принимать гостей, которые были аи fait[21] с хорошими манерами и модой, принятыми в высших социальных и дипломатических кругах, казалось ей просто абсурдным.

Мало что могло заставить дрогнуть железные нервы Габриель де Бриенн. Однако мысль о роли, которую ей придется с завтрашнего дня исполнять перед гостями Маскарона, была самым суровым испытанием для нее.

«По сравнению с этим, – думала Габриель, – сегодняшнее приключение – просто детская игра». Однако девушка подозревала, что с контрабандой для нее покончено. Фортуна не была благосклонна к Габриель де Бриенн. Необходимость заставила ее принять мальчишеский облик. Нелепо было думать, что Габи сможет внезапно превратиться в хорошо воспитанную леди. Да у нее и желания не было подвергаться подобным превращениям, по крайней мере, она старалась убедить себя в этом. Ей и так распрекрасно жилось. «Наглая ложь», – немедленно возразил внутренний голос. Но Габриель безжалостно его заглушила.

– Мы на месте! – сказал Ролло и опустил весла.

Габриель повернула румпель вправо, и лодка зашла в гавань. Через секунду Ролло спрыгнул в воду и потащил их судно к берегу. Из полумрака отделились тени и пошли к ним навстречу. Габриель опустила шляпу на глаза. Ворот ее рубашки был поднят, и девушка чувствовала себя в относительной безопасности. Кроме того, контрабандисты знали ее как Уильяма Анрио, младшего брата Ролло. Насколько им было известно, Габриель де Бриенн жила уединенно, как монахиня, за крепкими каменными стенами замка Шато-Ригон.

В тени величественной средневековой крепости Шато-Гайяр Ролло и Габриель разгрузили свой товар и заключили сделку. Они не имели дел напрямую с английскими контрабандистами из Корнуолла, которые ожидали груз вдали от берегов Нормандии на своих быстроходных кораблях. Из Парижа контрабанда шла по цепочке до самого Руана. Возле этого города характер течения Сены менялся, и только самые опытные и отважные могли рискнуть своим кораблем и жизнью и бросить вызов водовороту, который возникал там, где прилив и течение реки сходились и боролись друг с другом за власть над дельтой.

Сколько кораблей пошло ко дну и сколько людей навек исчезли в речной пучине! Но никто и не подумал оставить это прибыльное ремесло. Даже война не произвела большого впечатления на les contrebandiers.[22] Они так жили веками. Ни революция, ни Бонапарт, ни сам дьявол не могли этому помешать. И уж конечно это не удалось английским таможенникам на быстроходных клиперах. Габриель и Ролло были очень мелким звеном в этой цепи. Для них это было не более чем приключение. Для тех же, чей заработок зависел от контрабанды, это было важное и опасное занятие.

Деньги жгли друзьям карманы, и они направились в центр маленького городка Андели. Возле кафедрального собора Габриель и Ролло наткнулись на таверну. «Три брата» была известным притоном контрабандистов. Таверна представляла собой типичное для этого края деревянно-кирпичное здание с плетеной крышей.

Спутники протолкались внутрь и нашли место за столиком в углу зала. Таверна была переполнена. Большинство постоянных посетителей заведения составляли одетые в грубую ткань и не менее грубые в общении люди, промышляющие на реке. Было также немного клерков, владельцев магазинов и других представителей среднего класса. Странный путешественник, отличавшийся от завсегдатаев как небо от земли, тоже находился здесь. Тут были и леди… впрочем, то были не совсем леди.

Габриель впитывала в себя атмосферу таверны. Дым от керамических трубок, которые курили большинство habitues,[23] лениво поднимался к низкому потолку из дубовых балок. За столом возле одного из окон шумно играли в карты. Кто-то играл на аккордеоне.

Ролло и Габриель заказали кальвадос и теперь молча попивали его из своих стаканов. Ролло порылся в карманах и извлек оттуда кисет с табаком и керамическую трубку. Габриель вытянула длинные ноги и наблюдала, как друг осторожно раскуривает трубку от пламени свечи, стоявшей в центре стола.

Девушка инстинктивно потерла затылок. Через пару минут Габриель поймала себя на том, что повторяет этот жест. Она слегка повернулась и посмотрела через плечо.

Человек, которого она считала заблудившимся путешественником, высокий смуглый парень с удивительно светлыми голубыми глазами, похоже, изучал ее с немалым интересом. Габриель почувствовала, что у нее мороз пошел по коже. Ей не понравился его взгляд. Так обычно мужчины смотрят на хорошеньких женщин. Но к несчастью, как узнала Габриель, некоторые мужчины – причем всегда привлекательные, такие как этот незнакомец, что пожирал ее взглядом, – питают слабость к хорошеньким гладкокожим мальчикам.

Габриель бросила на незнакомца выразительный взгляд и отвернулась. Ее рука легла на ножны. Прикосновение к оружию заметно успокоило девушку. Постепенно ее руки перестали дрожать.

Габриель не первый раз ощущала на себе подобные взгляды. В Париже, когда девушка надевала модные открытые платья, она с удивлением обнаруживала такое вот «голодное» выражение во взглядах многих джентльменов. Габриель было бы не так страшно, если бы они приставили ей кинжал к горлу. Но девушка узнала, что выдавать свою неловкость опрометчиво: мужчины этим пользовались и целовали и обнимали Габриель уже столько раз, что она сбилась со счета. Девушка считала, что в мальчишеских брюках и ботинках она надежно защищена от проявлений извращенной мужской слабости.

Габриель позволила себе окинуть взором толпу и невзначай взглянуть в сторону незнакомца. Провалиться ей на этом месте, он по-прежнему не сводил с нее глаз! Смутная тревога девушки переросла в страх.

Габриель толкнула Ролло под ребра и протянула руку, показывая, что тоже хочет покурить трубку. Ролло поднял брови, но послушно передал ей трубку. Габриель зажала ее между зубами и стала мастерски вдыхать и выдыхать, как любой из суровых завсегдатаев таверны. Ей потребовалось много часов, чтобы овладеть этим зловонным ритуалом. Хотя запах табака нравился Габриель, курение она ненавидела. Но сейчас девушке отчаянно хотелось показать всем, кто на нее смотрит, что она самый настоящий мужчина.

Мимо прошла служанка с подносом, на котором стояло пиво. Когда она ставила поднос на соседний столик, Габриель вернула своему спутнику трубку, от всей души плюнула на покрытый опилками пол и, вытянув руку, ущипнула служанку за добротный зад. Ролло не смог сдержать хриплого смеха. Служанка повернулась, готовясь дать отпор, но увидев, кто ее ущипнул, довольно пискнула и прыгнула Габриель на колени. Щеки Габриель тут же вспыхнули.

Берта, так звали служанку, уже давно положила глаз на безусого парнишку. Габриель прекрасно знала об этом и изо всех сил старалась избегать ее, не в последнюю очередь из-за того, что у служанки был звероподобный ухажер, считавший себя ее покровителем. «Из огня да в полымя», – подумала Габриель. Ей никак не удавалось ссадить с колен вертевшуюся Берту, которая весила на добрых три стоуна[24] больше, чем Габриель. Хотя Габи и не собиралась больше смотреть на незнакомца, она все же бросила мимолетный взгляд в его сторону.

– Чему ты улыбаешься, Кэм?

Вопрос принадлежал лорду Лэнсингу, рассеянно сжимавшему ручку оловянной пивной кружки.

– Видишь юнца вон там? – усмехнувшись, спросил Кэм. – Он так старается походить на мужчину. Могу поспорить, что он не знает, что делать со служанкой, сидящей у него на коленях.

– Пожалуй, – согласился Лэнсинг. – Но я сомневаюсь, что вон тот парень разделяет твое мнение.

Кэм перевел взгляд на огромного, как бык, мужчину, поднявшегося на ноги. Постепенно в помещении воцарилась тишина. Все ждали, что будет дальше. Кэм медленно выпрямился на стуле.

– Спокойно, Кэм, – тихо произнес Лэнсинг. – Эта драка нас совершенно не касается. Помни, зачем мы здесь.

Кэм не нуждался в напоминаниях. Направляясь из города Гавр, что на побережье Нормандии, вверх по течению в Руан и дальше в Андели, они осматривали местность. Родьер остался в Руане и уже занимался организацией их побега. Колбурн и Лэнсинг должны были приехать в замок Шато-Ригон как раз сегодня вечером, якобы независимо от лорда Уайтмора. Много усилий пришлось приложить, чтобы добыть приглашение в логово хитрого льва.

Через несколько часов они достигнут маленькой крепости Маскарона, замка Шато-Ригон, и очень скоро приступят к выполнению своего плана. Даже посол ни о чем не подозревал. Он принимал Кэма и Лэнсинга за агентов мистера Питта. Даже если лорд Уайтмор и задумывался, почему Кэм предложил перенести переговоры в замок Маскарона на Сене, он держал свои мысли при себе. Для него достаточно было знать, что герцогу Дайсону доверяет Питт.

«Все должно выглядеть правдоподобно», – думал Кэм. Ни слова о похищении Габриель не должно просочиться за стены замка. Как сказал Лэнсинг, Питт ни за что не даст согласия на подобное предприятие. А если весть о похищении дойдет до сведения первого консула, Маскарон станет для них бесполезен.

Меньше чем через две недели Британия отзовет всех своих дипломатов и объявит Франции войну. Кэм никогда не был так близко к осуществлению своей давней мечты. Габриель станет приманкой, благодаря которой Маскарон окажется в его власти. Кэм не собирался рисковать долгой и осторожной подготовкой. Тем не менее, несмотря на жажду мести и вопреки всякой логике, герцог знал, что ни за что на свете он не оставит мальчишку на произвол Судьбы. Что-то в этом юноше вызывало в Кэме чувства, которым он не мог подобрать названия. Герцог отмахнулся от праздных размышлений. Достаточно сказать, что он не допустит, чтобы мальчишка пострадал.

Человек по кличке le Taureau[25] сделал пару нетвердых шагом но направлению к молокососу, непристойно извивавшемуся под женщиной, сидевшей у него на коленях. Краем глаза служанка заметила здоровяка. Приглушенно вскрикнув от испуга, Берта вскочила на ноги и спряталась за стулом юноши. Парень осмотрелся в поисках причины внезапного бегства служанки. Увидев le Taureau, он вздрогнул и побледнел, затем не спеша поднялся на ноги. Так же поступил Кэм.

С яростным криком le Taureau бросился на жертву. Юноша отступил в сторону, быстро выставил ногу, и здоровяк растянулся на полу. Падая, le Taureau перевернул стул.

– Убирайся отсюда! – крикнул спутник юноши и тут же набросился на le Taureau.

Поднялся шум. Парень колебался, и его спутник снова обернулся к нему. Юноша постарше что-то сказал своему приятелю, и последний принял наконец решение: он пустился бежать.

По всему залу люди поднялись на ноги и криками подбадривали боровшихся на полу. Кто-то что-то сказал, а соседу это не понравилось. Полетели стаканы и пивные кружки. И вот состязание двух людей переросло во всеобщую драку.

Кэм краем глаза заметил, как мальчишка проталкивается к одному из выходов. Не отдавая себе отчета в своих действиях, Колбурн последовал за юношей.

Габриель бежала быстро, но ей не удавалось оторваться от Кэма. Понимая, что ей не под силу убежать от своего преследователя, девушка бросилась в платную конюшню и быстро заперла дверь. Кэм первым же ударом выбил крепкую деревянную дверь. Габриель обнажила рапиру. После второго удара Кэм ворвался в конюшню.

Вытянув шпагу, Габриель попятилась от него.

– Я не хочу причинить вам вред, – сказала она. – Просто оставьте меня в покое.

Слышно было только ее быстрое дыхание и ржание лошадей, забеспокоившихся, когда выломали дверь. Аромат мужского одеколона, исходивший от незнакомца, перебивал привычный для Габриель запах лошадей и специальной жидкой мази. Девушка решила, что аромат незнакомца нравился ей еще меньше, чем он сам.

– Я не хочу причинить вам вред, – повторила она и угрожающе подняла рапиру, в то время как незнакомец продолжал приближаться.

В его глазах Габриель увидела веселье. Он не принимал ее всерьез, и это еще больше пугало девушку. Габриель несколько раз стремительно махнула рапирой для устрашения и заняла позицию, одной рукой вытянув оружие, а вторую заложив за спину для равновесия.

– В этом нет необходимости, – тихо, успокаивающе произнес незнакомец. – Я просто хочу с тобой поговорить.

Она сделала выпад, и он отскочил, в то же время вытаскивая из ножен собственное оружие. Он не мог сдержать смеха.

– Я знаю, как пользоваться этой штукой, – предупредила девушка.

– Да, я вижу, – как ни в чем не бывало ответил незнакомец. – Как тебя зовут?

– Я не из тех мальчиков! – яростно выкрикнула Габриель. – Только попробуйте до меня дотронуться, и я отрублю вам руку!

– Что?

Ответ Габриель ошеломил Кэма.

– Я видел, как вы на меня смотрели.

– Боже мой! Так вот что ты думаешь. Уверяю тебя, ты ошибся.

Подбородок Кэма стал гранитным.

Почти инстинктивно они кружились по комнате, но их рапиры еще не скрещивались.

– Я не дурак, – сказала Габриель. – Я знаю, что означают подобные взгляды. И предупреждаю вас: я не хочу иметь с вами ничего общего.

Эти слова вывели Кэма из себя. Он внезапно бросился к ней с неимоверной силой. Но ему не удалось застигнуть Габриель врасплох. Она парировала выпад Кэма, но всем телом ощутила мощь его руки.

Хотя Габриель и могла сравниться со своим противником в мастерстве, она поняла, что ей не превзойти его в выносливости и силе. Для Габриель это было не ново и особо ее не расстраивало. Ролло уже давно превзошел ее в этом отношении. Однако он все еще боролся с ней на равных.

Габриель снова и снова делала выпады, ложные удары, легко и быстро высвобождая свое оружие, отскакивая, чтобы ее мощный соперник не смог обезоружить ее, прибегнув к грубой силе. На этом этапе девушка просто хотела оценить мастерство своего противника, его скорость и реакцию. Габриель снова стала наступать. Противник парировал каждый выпад с легкостью, сбивающей с толку.

Габриель отступила и молча взглянула на своего врага. Он был стройным и мускулистым. Когда он двигался, Габриель видела, как сокращаются мышцы на его сильных бедрах и плечах. Но больше всего девушку беспокоила уверенность в себе, которую неосознанно излучал незнакомец. Этот человек привык одерживать победы: об этом кричала каждая надменная линия его тела.

– В этом нет необходимости, – тихо произнес незнакомец. – И если ты не будешь осторожен, можешь пораниться.

Габриель ничего не ответила, но поджала губы, поняв скрытую насмешку. Он думает, что он – кот, а она – мышка. Девушка твердо решила стереть эту ухмылочку с лица обидчика.

На одной только силе воли, вспоминая наставления Голиафа, Габриель наносила удары по своему противнику, делала серии просчитанных выпадов, провоцируя ответные удары, чтобы соперник ослабил защиту. В какой-то момент девушка поспешила воспользоваться подвернувшимся шансом и, вложив всю силу и вес своего тела в очередной выпад, нацелилась в плечо соперника.

Тот ловко уклонился от удара. Габриель не сумела вовремя восстановить равновесие, чтобы увернуться от ответного выпада. Молниеносным движением незнакомец зацепил шпагу девушки и вырвал ее из рук с такой силой, что Габриель показалось, будто ее запястье вырвали вместе с оружием. Рапира отлетела на земляной пол, не причинив никому вреда.

Габриель задыхалась, словно только что пробежала милю. Соперник же ничем не обнаруживал усталости. Незнакомец мягко и спокойно смотрел на девушку, но в глубине его голубых глаз скрывалась какая-то опасность.

Габриель быстро отступила назад и уперлась спиной в каменную стену. Выставив руки в умоляющем жесте, она произнесла:

– Прошу вас, месье, отпустите меня. Я не такой мальчик, как вы думаете.

Незнакомец приблизился на шаг, заставив девушку вжаться в стену. Глаза Габриель расширились в тревоге.

Нежно, успокаивающе незнакомец сказал:

– Не бойся меня. Я не собираюсь причинять тебе вред. Я просто хочу знать, кто ты.

Сердце Габриель готово было выскочить из груди.

– Пожалуйста, месье! – взмолилась она.

– Ты не речной контрабандист. Где ты научился так фехтовать?

Незнакомец стоял слишком близко к Габриель. Девушка не могла ничего разглядеть, кроме его надменно расправленных плеч и темноволосой головы. Габриель казались, что стены смыкаются над ней, и она непроизвольно пошатнулась от незнакомца.

– Не бойся, – снова сказал он и оперся рукой о стену, чтобы девушка больше не могла от него отодвинуться.

От страха у Габриель перехватило дыхание. Незнакомец обнадеживающе улыбнулся.

– Почему ты не хочешь сказать, как тебя зовут?

Габриель осторожно осматривала своего противника. Она подумала, что никогда не видела столь ошеломляющих голубых глаз, столь густых изогнутых ресниц. Только у женщин бывают такие. Но в массивной челюсти незнакомца не было ничего женственного. Эта черта была единственным недостатком классически красивого лица. Темные, довольно длинные волосы незнакомца были взъерошены, словно он расчесывал их пальцами. Или, может быть, он плыл по реке и ветер играл с его прической. Эта взъерошенность придавала незнакомцу мальчишеский вид. По Габриель поняла, что ее соперник совсем не похож на Ролло или на кого-нибудь из знакомых мальчишек.

Этот человек был слишком взрослым, чтобы Габриель могла понять, как с ним справиться, слишком опытным, слишком высоким, сильным, слишком хорошо контролировавшим ситуацию и слишком беспощадным, чтобы ему можно было доверять. Девушка поняла это по складкам у губ незнакомца. У него был рот целеустремленного и в то же время чувственного человека.

Габриель задрожала всем телом. Этот человек ни за что не отпустит ее, пока не получит желаемое.

– Уильям, – выпалила девушка. – Меня зовут Уильям Анрио.

– Хорошее нормандское имя, – сказал незнакомец улыбаясь. – Видишь, это совсем не страшно. Ты симпатичен мне, Уильям. Ты мне с первого взгляда чем-то понравился.

Габриель судорожно сглотнула. В ее глазах ясно читалась паника.

Усмехнувшись, незнакомец сказал:

– Я не любитель мальчиков, Уильям. У нас, в Англии, люди не так распущены, как во Франции. Нет, правда, тебе совершенно нечего опасаться в этом отношении.

– Тогда чего вы от меня хотите? – спросила девушка, прижимая руки к стене, чтобы сдержать дрожь. Национальность незнакомца удивила ее. Судя по его внешности, Габриель могла принять своего противника за загоревшего пирата, хотя в его произношении чувствовался парижский лоск.

Казалось, незнакомец задумался над вопросом Габриель. Когда он внезапно разразился смехом, девушка подпрыгнула от неожиданности.

– Черт меня побери, я сам не знаю! – сказал англичанин. – Хотя это не совсем так. Пусть у тебя и хрупкое телосложение, но в груди бьется сердце льва. И все же в тебе есть что-то уязвимое. Посмотри, к примеру, как твой друг бросился защищать тебя. И на многих джентльменов ты так действуешь?

Вдруг улыбка сползла с лица незнакомца, словно ему не понравился ход собственных мыслей, и он заговорил совсем другим тоном.

– Мне пригодился бы такой парень, как ты, на службе, – произнес англичанин. – Ты не побоялся того быка в таверне, а как защищался против меня!

– Но вы победили, – вставила Габриель, – причем легко.

Англичанин улыбнулся, услышав разочарование в голосе юноши.

– Если ты будешь работать на меня, я покажу тебе, в чем ты ошибся. У тебя задатки хорошего фехтовальщика.

– Это невозможно, – быстро ответила девушка.

– Почему? Что тебя держит здесь? Сколько тебе лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Такая жизнь не для тебя. Со мной тебе будет лучше.

– Нет.

Кэм не понимал, почему для него это важно. Судьба одного мальчишки не так уж много значила по сравнению с недавними событиями во Франции. Но что-то в этом юноше тронуло Кэма, как мало что трогало, сколько он себя помнил. «Бравада», – подумал Колбурн. Он почувствовал это, как только парнишка перешагнул порог таверны. Это читалось в наклоне головы, в преувеличенной развязности, в том, как юноша расправлял узкие плечи, будто собирался бросить вызов всему миру. Это было… Кэм отбросил слово «забавно» и заменил его словом «трогательно».

И все же, если бы причина была только в этом, Кэм не кинулся бы вслед за парнем, когда тот выскочил из таверны. Колбурн не хотел пугать юношу. Но как он мог объяснить кому-то нечто настолько неясное, в чем сам не мог разориться? Кэм почувствовал, что в жизни этого парнишки была какая-то трагедия. Герцог прочел это в огромных выразительных глазах юноши. Обладатель этих глаз готов был получить от судьбы – и от него, Кэма, – худшее, но собирался бороться за свою жизнь и честь до последней капли крови. Парень еще не научился скрывать от посторонних свои мысли. Это придет со временем.

Этот парнишка напоминал Кэма в юности: он занял такую же позицию, чтобы защититься от ударов равнодушной и капризной судьбы. Кэму не хотелось, чтобы он стал черствым и бесчувственным. Его невинность, назовем это так, стоило сберечь.

«Храбрый, невинный, ранимый», – думал Кэм, ощутив слабый отголосок чувства, которое странным образом смущало его. Колбурн вовсе не был любителем мальчиков, но именно этот юноша вызывал в нем какие-то необъяснимые порывы.

Голос герцога был почти резким, когда он снова обратился к парню:

– Я позабочусь о тебе, присмотрю за тобой. Думаю, тебе понравится Корнуолл. И я поговорю с твоими родителями, если тебя это беспокоит.

– Нет. Я не хочу уезжать с вами.

Габриель увидела, как едва заметно напряглась челюсть англичанина, и сердце девушки забилось быстрее, отчаянно колотясь о ребра. Если этот человек что-то задумал, ничто не сможет ему помешать. Габриель нервно провела кончиком языка по обветрившимся губам.

Кэм сразу заметил это непроизвольное женственное движение. Брови герцога мгновенно взлетели вверх. Он поднял взгляд и посмотрел в бездонные глаза девушки. Между ними происходило что-то, чему Габриель не могла подобрать названия. Девушка боялась даже вдохнуть.

Габриель не успела остановить англичанина, и он сорвал шляпу с ее головы. Роскошные светлые волосы заструились по плечам. У Габи перехватило дух. Когда англичанин запустил пальцы в ее волосы, поднимая лицо девушки к свету, она застонала от мучительного страха.

– Я должен был догадаться! О Господи, я должен был догадаться! – прошептал Кэм.

Его горячее дыхание обжигало ее раскрытые губы. Он рассмеялся, явно потешаясь над собой.

– Маленькая лисичка! Неудивительно, что ты меня так смутила. Ты девушка!

Габриель показалось, что англичанину стало легче на душе от этого открытия.

– Девушка! Похоже, я понял это, сам того не осознавая.

Он покачал головой, словно избавляясь от темных мыслей. Постепенно его глаза перестали улыбаться. Габриель показалось, что он смотрит прямо ей в душу.

Со двора послышался голос, и момент был упущен.

– Кэм? Кэм? Где ты, черт возьми?

– Я тут, Саймон!

Габриель снова могла свободно двигаться, когда человек по имени Кэм направился к двери. Обернувшись, он приказал:

– Не смей шевелиться.

Девушка вдруг почувствовала, что ей холодно, и скрестила руки на груди, защищенной простым шерстяным жилетом. Она с тоской посмотрела на рапиру, что валялась ни полу, но даже не шевельнулась, чтобы ее поднять. Какой смысл? Сопротивляться было бесполезно. И теперь мужчин было уже двое.

Габриель решила, что ей нравится человек, появившийся и дверном проеме. Его волосы цвета спелой пшеницы падали на лоб, придавая мужчине лукавый вид. Девушка подумала, что этот человек часто улыбается. Он и сейчас улыбался, и на его щеках появились две глубокие ямочки. Габриель задышала немного ровнее, непонятно почему чувствуя себя спокойнее в присутствии этого человека.

– Странная штука, Кэм. Знаешь, этот парень…

Голос Лэнсинга стих при виде парнишки из таверны. Габриель застенчиво отбросила длинные волосы за спину. Не отрывая глаз от девушки, Лэнсинг продолжил:

– Тут какой-то гигант ищет его. Только, оказывается, это не парнишка, а девушка.

Из-за спины Лэнсинга послышался рев, который мог принадлежать раненному льву:

– Ангел!

Гигант вырос из тени. Он оттолкнул Лэнсинга и бросился к Габриель. Кэм мгновенно загородил ему путь.

– Голиаф! Ах, Голиаф! – закричала Габриель и, ловко обойдя Кэма, ринулась в распростертые объятия великана.

Голосом, который Лэнсинг едва смог узнать, Кэм произнес, обращаясь к огромному человеку:

– Если не уберешь от нее руки, можешь считать, что ты труп.

Изумление заставило Лэнсинга действовать. Он схватил друга за руку, в то время как Кэм уже поднял рапиру.

– Кэм, ты что, с ума сошел? Это джентльмен, которого мы ждали. Он служит Маскарону и прибыл сюда, чтобы проводить нас в замок. А что касается девушки, разве ты не знаешь, не видишь, кто она?

Напряжение настолько усилилось, что воздух, казалось, потрескивал, как в летнюю грозу. Похоже было, что, несмотря на вмешательство Лэнсинга, Кэм сейчас набросится на великана. Гигант, однако, не испугался огня, пылающего в глазах молодого человека. Он приготовился отразить любую попытку отобрать у него девушку.

Постепенно поза Кэма перестала быть агрессивной. Герцог перевел взгляд на Габриель. Какое-то глубоко спрятанное воспоминание зашевелилось в его сознании.

– Кто ты? – спросил он наконец.

Габриель боялась назвать ему свое имя, сама не зная почему. Девушка задрожала и опустила ресницы, пытаясь скрыть смущение. Она пододвинулась ближе к Голиафу в поисках защиты.

На вопрос Кэма ответил его друг Лэнсинг:

– Ее зовут Габриель де Бриенн, Кэм.

Габриель тотчас подняла взгляд на англичанина и заметила пламя, сверкнувшее в его голубых глазах. Девушка вздрогнула от страха. И этот страх не прошел, когда огонь в глазах герцога был постепенно приглушен железным самоконтролем. Габриель не сталкивалась с такой дикой ненавистью со смутных времен революции. Казалось, что какое-то мерзкое чудовище вырвалось на свободу.

Габриель вздрогнула, когда Голиаф взял ее за руку. Англичане не попытались остановить великана с девушкой, когда те выходили из конюшни.

Этой ночью Габриель снова приснился ее давний кошмар.