Алый ангел

Глава 8

Данраден. Построенный на горном выступе, замок возвышался над Ла-Маншем, словно часовой, охранявший южные берега Корнуолла. Габриель со страхом и одновременно с восхищением смотрела на замок с палубы «Маргариты», когда яхта приближалась к устрашающим стенам крепости. Возможно, вздрогнуть ее заставил порыв ветра, подумала девушка. Нет, это не ветер, это Данраден. Габриель перекрестилась, не отдавая себе отчета в том, что делает. Лэнсинг составил ей компанию у поручней.

– Пусть внешний вид замка не пугает вас, – сказал он, пытаясь успокоить девушку, от которой исходило напряжение. – Кэм усовершенствовал Данраден от подземелья и до башенок. В замке есть все необходимые удобства. Можете верить моему слову, Габриель: было сделано все возможное, чтобы вам здесь было комфортно.

– Все равно это тюрьма, – ответила девушка.

Успокаивающим тоном и довольно резонно Лэнсинг заметил:

– Только если вы сделаете ее таковой. Я буду рядом, чтобы составить вам компанию.

– Естественно, – мрачно ответила Габриель, – у заключенных должны быть тюремщики.

Она выглянула из-за плеча Лэнсинга и встретилась взглядом с Кэмом. Как бы ей хотелось знать, о чем сейчас думал англичанин, но его лицо почти ничего не выражало.

Лэнсинг что-то сказал, и Габриель послушно повернулись и посмотрела туда, куда он показывал. При других обстоятельствах ее восхитил бы изумительный пейзаж – высокие красные утесы и длинные ленты песчаных пляжей. Но сейчас Габриель могла думать только о том, что даже если Маскарон узнает, где она находится, любая попытка побега по морю обречена на неудачу.

– Во время отлива все выглядит не так пугающе, – сказал Лэнсинг. – Глаз будут радовать многие мили песчаных пляжей. Вдоль побережья находится множество пещер, до которых можно добраться только в период отлива. Как вы, возможно, догадались, наши корнуоллские контрабандисты активно этим пользуются.

– Да? – Это было уже интересно.

Габриель всмотрелась в подножия утесов, но издалека ничего не удалось рассмотреть. Она спиной почувствовала присутствие англичанина и замерла.

– Все это может казаться не таким уж и устрашающим, – сказал Кэм на ухо Габриель, – но во время отлива эти пляжи таят в себе наибольшую опасность. Много безрассудных смельчаков погибло в этой ловушке. Вода прибывает здесь с неимоверной скоростью. Именно благодаря этому Данраден был надежно защищен от атак с моря на протяжении столетий. Однако эти сведения представляют лишь научный интерес. – Кэм выразительно посмотрел на Лэнсинга. – Поскольку пока Габриель у меня в гостях, она не будет покидать стен Данрадена.

– Конечно, – быстро ответил Лэнсинг. – Я ничего другого и не имел в виду.

«Маргарита» бросила якорь у подножия огромного каменного выступа, и путешественники поплыли к берегу на маленьких лодках. Узкая тропинка привела их к замку.

«Впечатляет», – подумала Габриель, заметив в горном укреплении глубокую естественную трещину, отделявшую Данраден от остальных земель Корнуолла. Уйти в этом направлении также было невозможно. Руки девушки похолодели и сделались липкими от пота. Когда Габриель миновала две огромные двери, ведущие во двор крепости, и услышала гулкий грохот закрывшихся за спиной замков, она потеряла над собой контроль.

Это так живо напоминало ей о том, как ее вместе с матерью заперли в тюрьме Аббей. Кто мог знать, какой ужас ожидал их за теми стенами? Матап. Габриель вдруг стало интересно, выкрикнула ли она это слово вслух, как она сделала тогда. За свою короткую жизнь девушке пришлое:, столкнуться с толпой разъяренных федератов; переплыть Луару[40] со сломанным ребром; прыгнуть с крепостных стен Баланса[41] в движущуюся повозку. Но ничто, ничто ее так не пугало, как тюремные своды. Словно загнанный зверь, Габриель в поисках спасения впивалась взглядом в зубчатые стены и башни, окружившие ее.

– Габи! Что случилось?

Его прикосновение к плечу словно ударило ее током. Габриель резко повернулась к нему. Плечи налились тяжестью, когда она попыталась вдохнуть.

– Габи! – снова сказал Кэм и тревожно посмотрел на девушку.

Она выглядела так, словно только что увидела призрак. Кэм не отдавал себе отчета в том, что делает. Он тут же схватил Габриель на руки и прижал к груди. Герцог широкими шагами пересек двор замка и поднялся по узким ступеням, ведущим в парадный зал.

– Бренди! – крикнул Кэм, когда навстречу выбежал лакей.

Колбурн сел на огромный стул и стал убаюкивать Габриель, словно ребенка, одной рукой убирая с лица девушки спутанные пряди тонких светлых волос.

– Хорошая моя, не переживай так! Я с тобой. Ты в безопасности. Обещаю тебе.

Его губы скользили по ее дрожащим ресницам, нежно касались царапин и ссадин на щеке и легко, словно перышком, дотрагивались до ее губ. Габриель повернулась к герцогу, немного наморщив лоб. Колбурн увидел неопределенность и ее глазах. Почти инстинктивно он начал массировать ее напряженные мышцы шеи и плеч.

– Габи, – сказал герцог, и это имя, казалось, сдавило его горло. – Габи.

Еe губы раскрылись, а взгляд скользнул к его губам.

– Кэм! Ты дома!

Луиза Пельтье медленно спускалась по каменной лестнице. Она была поражена увиденным: герцог Дайсон держал на руках мальчика-конюха. Кэм слегка пошевелился, и водопад светлых волос заструился по его руке. Герцог поднял глаза навстречу изумленному взгляду Луизы и смущенно улыбнулся.

– Моя подопечная, – сказал он, указывая на хрупкое тельце, прижавшееся к нему. – Переезд был ужасным. Бедному ребенку еще нужно отойти от качки.

Герцог взял стакан бренди из рук лакея, прибежавшего но его приказу, и заставил Габриель выпить до дна.

– Боже милостивый! Что же с ней случилось? – спросили Луиза.

Мысль, что эта маленькая девчонка, выглядевшая так, словно ее сбросила лошадь, никоим образом не могла угрожать месту Луизы в сердце Кэма, осталась, конечно же, неозвученной. Тем не менее в том, как герцог обнимал девушку, в том, как он смотрел на нее, было что-то, что возбудило наихудшие подозрения Луизы. Однако ее мысли никак не повлияли на выражение лица и тон ее голоса, когда она произнесла:

– Кэм, тебе следовало предупредить меня, что твоя подопечная – совсем ребенок. Я сомневаюсь, подойдет ли ей гардероб, который ты заказал.

То ли бренди, то ли голос Луизы прорвали теплый кокон, который Кэм сплел вокруг Габриель. Девушка высвободилась из его рук и с трудом поднялась. Кэм встал не так охотно.

– Габриель, поприветствуйте вашу соотечественницу, которая будет составлять вам компанию, мадемуазель Луизу Пельтье. Луиза, позвольте представить вам мою подопечную, Габриель де Валькур.

Габриель машинально взялась за штанины своих мальчишеских брюк и сделала реверанс. Когда Луиза разразилась смехом, девушка покраснела, осознав, каким нелепым должен выглядеть сейчас этот жест.

Габриель так и осталась неуклюже стоять, сцепив руки, когда леди, благоухающая, словно тропический сад, прошла мимо нее и, шелестя шелковыми юбками, обняла Кэма. Объятия были короткими, и интуиция подсказала Габриель, что Луиза была разочарована, когда Кэм отстранил ее. Мадемуазель Пельтье источала аромат любви. Возможно, они с герцогом были помолвлены. Габриель сказала себе, что вполне естественно присматриваться к женщине, проявившей такой собственнический интерес к ее тюремщику.

Когда герцог и Луиза завели беседу, касавшуюся, как смутно поняла Габриель, домашних дел, девушка стала изучать мадемуазель Пельтье из-под полуопущенных ресниц. Габриель пришла к выводу, что ее соотечественница была воплощением всего, чем она восхищалась в женщинах, – красивая, элегантная, уверенная в своей женственности и еще больше уверенная в своей способности легко справляться с загадкой, которую представляли собой самцы человеческого рода. Когда Габриель наблюдала, как Луиза улыбается и как дрожат ее ресницы, ей в голову невольно пришло слово «флирт». После того как англичанин поцеловал Габриель в Шато-Ригон, она посмотрела значение этого слова в словаре. Девушка не сомневалась, что Луиза Пельтье знала все, что только можно знать о флирте, и считала англичанина достойным своего внимания.

Эта неожиданная мысль побудила Габриель бросить па Кэма долгий взгляд. Девушка признала, что он красив. Да она никогда этого и не отрицала. Но, начиная с их первом встречи в Андели, Габриель чувствовала, что от этого человека исходит какая-то угроза. И как показали дальнейшие события, она не зря боялась его. Однако в его доме эта угроза казалась почти абсурдной. Герцог засмеялся над чем-то, что сказала Луиза. Таким спокойным и расслабленным Габриель его еще никогда не видела. Девушка почувствовала, как ее собственные губы расплываются в улыбке, но быстро взяла себя в руки. Да, англичанин проявил определенную доброту к ней, когда минуту назад держал ее на коленях, но он также проявил беспощадность, о которой глупо забывать. Она была его пленницей, а не невольной подопечной, как он только что объяснил прекрасной леди, стоявшей рядом с ним.

Габриель почувствовала, что две пары глаз задумчиво ее изучают. Когда Луиза медленно обошла вокруг нее, девушка напряженно замерла.

– Невозможно! – заявила Луиза.

– Такого слова нет в моем лексиконе, – ответил Кэм. – Если ты, моя милая, не сможешь этого сделать, я найду кого-нибудь, кому это под силу.

Луиза слегка улыбнулась, будто извиняясь.

– Кэм, ты неправильно меня понял. Я только хотела сказать, что это будет непросто. Сам посмотри на нее.

Луиза взяла Габриель за запястье и повернула руку девушки.

Смущенная, не уверенная в том, о чем шел разговор, поскольку она почти не слушала, Габриель стояла неподвижно, словно статуя. Она опустила глаза и посмотрела на свою руку, которую Луиза показывала Кэму. Увидев грязные поломанные ногти и загрубелые ладони, Габриель вырвала руку и спрятала ее за спину.

– Дело не только в мужском наряде, – размышляла вслух Луиза, взглянув на напряженную позу Габриель. – Дело в том, как девушка двигается и держит себя. Посмотри, к примеру, как она сейчас стоит.

Три пары глаз взглянули вниз, на неуклюжие, обутые в ботинки ноги Габриель. Краска залила щеки девушки.

Но, бравируя, она заставила себя поднять подбородок. Ей уже приходилось выслушивать жестокие замечания и переносить косые взгляды в гостиных Парижа. Но никогда Габи не было так стыдно, как от этого холодного, беспристрастного оценивания. Габриель сдержала горячие, жгучие слезы, готовые покатиться по щекам.

– А эта вонь! – Луиза сморщила нос. – Что это?

– Морские брызги и рыбная чешуя, по-моему, – произнес Кэм и понюхал рукав своей грубой шерстяной куртки. – Ванна и чистая одежда быстро исправят этот недостаток.

Кэм засмеялся, и Луиза засмеялась вместе с ним. Габриель смотрела на них не моргая.

– Она умеет хоть немного вести светскую беседу? – спросила Луиза, сдерживая смех.

С опозданием Кэм обратил внимание на то, что Габриель не принимает участия в их веселье. Слишком поздно заметил он искры, загоревшиеся в зеленых глазах. Он успел только схватить девушку за запястье и сделать шаг в направлении лестницы, перед тем как она разразилась обстоятельным бранным описанием физических и умственных качеств своих собеседников, описанием, которое постеснялся бы озвучить и закаленный в боях солдат.

У Луизы отвисла челюсть. Уши Кэма покраснели. Он закрыл рукой рот огрызающейся девушки, другой рукой обхватил ее за талию и то ли потащил, то ли понес шипящую фурию вверх по лестнице.

Как только Кэм втолкнул Габриель в комнату, девушка сразу поняла, почему ее определили именно сюда. Эта круглая комната находилась на самом верху южной башни, и из ее окон открывался впечатляющий вид на Ла-Манш. Это была тюремная камера, из которой невозможно было сбежать.

Делая вид, что ей все равно, хотя это было далеко не так, Габриель медленно подошла к огромной кровати с балдахином и голубыми бархатными драпировками и по-мальчишески плюхнулась на мягкие пуховые матрасы.

– Твою камеристку зовут Бетси, – сказал Кэм.

– Отлично.

Девушка разглядывала обстановку комнаты, намеренно избегая смотреть на Кэма. Габриель заметила на стенах три брюссельских гобелена и обитые бархатом кресла возле камина. Она догадалась, что кто-то постарался сделать ее комнату уютной. Тем не менее, это помещение по-прежнему оставалось для девушки тюрьмой.

– Я пришлю к тебе Бетси. Она поможет принять ванну и собрать что-нибудь подходящее для ужина.

– Отлично.

Габриель не снизошла даже до того, чтобы посмотреть и его сторону.

Кэм скрестил руки на груди и оперся о закрытую дверь, ожидая, пока Габриель обратит на него внимание. Через какое-то время его терпение начало иссякать.

– Мы не хотели тебя обижать, – неуверенно начал он.

Ответом ему был враждебный взгляд.

Герцог начал снова:

– Габриель, ты принимаешь все слишком близко к сердцу. В конце концов, для всех ты моя подопечная. Для опекуна абсолютно естественно переживать из-за того, как одета его подопечная и умеет ли она держать себя в обществе. Я всего лишь исполнял роль.

Габриель ничего не ответила.

Кэм терял терпение.

– Тебе лучше смириться с этим, Габриель. В течение нескольких следующих недель ты должна научиться одеваться и вести себя как настоящая леди. И если ты когда-нибудь, хоть раз, произнесешь подобные ругательства, я вымою твои рот с мылом, обещаю.

Габриель мигом соскочила с кровати и оказалась лицом а лицу с Кэмом. Ему пришлось оценить ее смелость.

– Леди! – с вызовом бросила Габриель. – Я должна быть леди! Такой, как Луиза Пельтье, я полагаю?

– Да, – осторожно произнес Кэм.

– Ты хочешь, чтобы я ей подражала?

– Почему бы нет? Если ты действительно этого захочешь, то вполне можешь научиться быть такой, как Луиза.

Габриель быстро отступила на шаг и окинула Кэма оскорбительным, язвительным взглядом. Он опустил руки и отошел от двери.

– От тебя воняет, – сказала ему девушка.

– Что? – Герцог угрожающе нахмурился.

– Морские брызги и рыбная чешуя, по-моему, – протянула Габриель.

Она поднесла к носу большой и указательный пальцы и слегка сжала их.

– Габриель, – предупредил Кэм и остановился, осознав, что она делает.

Девушка схватила герцога за запястье и вытянула его руку с таким видом, будто держала дохлую крысу.

– Ай-ай-ай, – укоризненно произнесла она. – Англичанин, я считаю, что тебе просто необходим маникюр.

– Меня зовут Кэм. Кэм! Тебе пора бы научиться произносить это имя.

Габриель отбросила от себя его руку.

– Я могу называть тебя Кэмом, – с презрением произнесла девушка, – но я никогда не назову тебя джентльменом! Точно так же, как никогда не назову ту женщину леди! Думаешь, я не разбираюсь в качестве? Она еще хуже, чем ты. Побереги силы и слова, англичанин. Возможно, я ничего собой не представляю. Но меньше всего мне хочется быть похожей на нее или на тебя.

Габриель хотела повернуться к Кэму спиной, но он схватил ее за плечи и силой повернул к себе лицом. Его гнев был равен ее ярости, когда он заговорил:

– В одном ты права: ты никогда не станешь такой, как Луиза. Ты не способна быть женщиной, тем более леди. Но, клянусь Богом, ты попытаешься ею стать. И меня зовут Кэм, черт тебя возьми! Кэм! Скажи это!

– Свинья! – со злостью выпалила Габриель.

Неповиновение девушки взбесило Кэма, и он уже хотел применить силу, чтобы поставить ее на место. Но, услышав, как она всхлипнула, герцог замер. После этого жалобного звука его гнев рассеялся. Кэм вдруг увидел себя таким, каким должен был казаться Габриель. Он не хотел, чтобы девушка считала его бессердечным чудовищем.

Слеза скатилась из-под густых опущенных ресниц Габриель.

– Габи! Нет! Это все неправда. От первого до последнего слова!

Кэм тихо запротестовал, когда девушка попыталась вырваться из его объятий.

– Почему ты так упорно сопротивляешься? Если бы ты только сдалась! Сдайся, Габи!

Кэм смутно осознавал, чего требовал от Габриель. Он прижал ее к себе, легко подавив неуверенную попытку сопротивления. Его руки властно заскользили по ее телу, повторяя контуры плеч, изгиб талии, мягкую округлость бедер. Кэм все ближе и ближе прижимал к себе Габи, как будто мог защитить ее, слившись с ней в единое целое. Эта мысль проскользнула в чувственной дымке, затуманивавшей логику, и заставила Кэма остолбенеть.

Габриель подняла голову. В ее глазах снова была неопределенность.

Кэм не знал, как поступить. Но тут через открытое окно донесся какой-то шум.

– Кэм! Кэм! Война! – закричал Лэнсинг.

Габриель положила конец нерешительности Кэма. Девушка вырвалась из рук герцога, бросилась к окну и настежь распахнула его.

– Где Кэм? – спросил Лэнсинг.

Люди окружили лорда и подбрасывали вверх шляпы и кепки, громко выражая ликование.

Кэм оттеснил Габриель от окна и перевесился через подоконник.

Заметив друга, Лэнсинг прокричал:

– Война, Кэм! Два дня назад его величество объявил войну Франции. Война! – Лэнсинг не пытался скрыть радости.

Кэм закрыл окно и взглянул на Габриель. Теперь в ее глазах не было неопределенности. Габриель была холодна, словно глыба мрамора.

– Я не враг тебе, – тихо сказал Кэм.

– А я, значит, не твоя пленница? – голос Габи был горьким от сарказма.

– Все может быть совсем по-другому.

Габриель выдавила из себя улыбку:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что я могу наслаждаться своим пленом? Не хотелось бы тебя расстраивать, англичанин, но я не обязана быть преданной тебе. Ты враг Франции. Поэтому ты и мой враг.

Габриель намеренно вывела Кэма из себя и ничуть не пожалела, когда тот выскочил из комнаты, хлопнув дверью. Скрежет ключа в замке не стал для нее неожиданностью. Габриель опустилась на кровать и уставилась на балдахин, висевший у нее над головой.

Как же она ненавидела эти взгляды англичанина, когда его голубые глаза затуманивались и темнели. Габриель не знала, как их понимать. Но в этих взглядах было что-то присущее исключительно мужчинам, что-то хищное, пугавшее девушку почти так же, как открытый необузданный гнев англичанина. Насилие, решила Габриель. Исходя из своего опыта, она могла сказать, что большинство животных мужского пола склонны к этому. Габриель пожалела, что у нее под рукой нет рапиры или пистолета. Оружие. Ей необходимо было оружие, чтобы заставить англичанина держать дистанцию. Но какое?

Скоро ее силы восстановятся и она придумает какой-нибудь способ вернуться во Францию, не навлекая беды на Маскарона. Но не сейчас. Габи была слишком потрясена, сбита с толку, измучена, чтобы думать о чем-либо, кроме сна. Закрыв глаза, она позволила мыслям полететь домой, и Нормандию.

Было уже далеко за полночь, когда Кэм наконец отправился по коридору в комнату Луизы. В парадном зале было темно, и путь герцога освещался лишь из большого окна, выходившего во двор замка, где Колбурн поставил часовых.

На душе у него было неспокойно. Им овладело странное настроение. Причина была в ней… в этой невероятной девочке-женщине, превратившей его первый вечер дома в стихийное бедствие. Кэм крякнул от досады и со злостью подумал, что того, кто придумал нелепую поговорку, будто дом англичанина – его крепость, следовало бы заставить поужинать в компании Габриель де Бриенн.

Герцога бросило в дрожь, когда события нескольких предыдущих часов со всей отчетливостью снова предстали у него перед глазами. Кэм вспомнил, как из рук Габриель выскользнула полная супница; как порция картофельного пюре оказалась у него на плече, едва не угодив прямо в лицо; как стакан вина зловеще опрокинулся Луизе на колени, заставив несчастную леди быстро выйти. Вспомнил Кэм и о том, как, зацепившись кромкой за ножки стула, безнадежно порвалось платье Габриель, за которое он заплатил немалую сумму. Однако больше всего герцог разозлился из-за того, что когда девушка спускалась к ужину, первый брошенный на нее взгляд заставил его остолбенеть. «Мой ангел», – подумал он тогда. «Ведьма!» – чертыхался теперь Кэм себе под нос.

Все было сделано нарочно, Колбурн не сомневался в этом. И он быстро положил бы конец этому завуалированному сопротивлению, если бы Саймон не попросил за девушку. Несчастное дитя все еще страдает от перенесенных повреждений, уверял Кэма его друг, и в немалой степени от тех, что пришлись на ее ребра.

– Ребра? – спросил Кэм.

Он впервые слышал об этом. Взгляд Колбурна метнулся к Габриель. Та страдальчески улыбнулась и приложила руку к ребрам, пониже холмика груди. Угрызения совести стали терзать герцога. Только позднее Кэм осознал, что девушка была прирожденной актрисой. Она дразнила его. Или наказывала. Или ясно давала понять, чтобы он держал дистанцию.

Кэм был благодарен за этот урок. Одному Господу известно, какие глупые фантазии он начинал питать по отношению к Габриель. Колбурн не в первый раз поймал себя на мысли, что ему ужасно хотелось бы никогда не встречаться с Габриель де Бриенн.

Слава Богу, он сможет передохнуть. Утром он отправится в Лондон, чтобы теперь, когда Франции объявили войну, принять участие в неизбежных дебатах в палате общин. Эти две недели, когда Кэм будет отсутствовать, за Габриель должен был присматривать Лэнсинг. Герцогу следовало посочувствовать другу. Однако, как Колбурн ни старался, ему не удалось обнаружить в себе жалости к Лэнсингу. Саймон питал слабость к этой девушке. Чего нельзя было сказать о Луизе, особенно после сегодняшнего вечера. Кэм рассчитывал, что Луизе удастся немного сбить спесь с Габриель де Бриенн. При этой мысли он улыбнулся.

Подойдя к двери в комнату Луизы, Колбурн тихонько постучал и вошел. Его ждали. На Луизе был полупрозрачный шелковый пеньюар, который больше обнажал, чем скрывал. Француженка приветствовала Кэма теплой улыбкой и простертыми навстречу руками. Искушенный взгляд Кэма медленно заскользил по великолепной фигуре Луизы. Герцог улыбнулся француженке, томно, интимно. Вот женщина, которая знает, что такое быть женщиной. Аромат ее волос наполнял легкие. Ее кожа была гладкой и ухоженной. Испорченное настроение герцога стало подниматься.

Кэм не дал Луизе заговорить, осыпав ее требовательными поцелуями. Ему не хотелось говорить. Ему не хотелось думать. Он хотел забыться, раствориться в удовольствии. Кэму хотелось насыщаться, пока образ Габриель де Бриенн не будет предан забвению. Желание поднялось в нем, горячее и непреодолимое. Он застонал и бросил Луизу на постель.