Алый шелк соблазна

Глава 15

Порции казалось, что с момента покушения на Викторию у нее не было ни минуты для себя. Королева вела себя настолько требовательно, как будто хотела наказать Порцию за то, что той не было рядом в день покушения.

Порция все время напряженно ждала вызова во дворец, а если его не случалось, то начинала бояться, что пропустила его. Как следствие, она чувствовала слабость, головные боли, а ложась в постель, мечтала только о том, чтобы упасть и заснуть, но и этого у нее не было. Когда Порция старалась утонуть в забвении, там, среди призрачных теней, ее всегда ждал Марк. Здесь, в ее постели, он был всегда. Приходил и улыбался своей ленивой, чувственной улыбкой. Она хотела его так сильно, что сама пугалась накала своих чувств. Ночь за ночью он являлся к ней во сне, но наяву – ни разу.

Она ничего о нем не слышала. Не было даже письма, которое она могла бы порвать и вернуть ему. Не появлялся он ни в опере, ни в балете. Исчез, словно его и не было. Даже себе Порция не признавалась, как сильно она о нем тоскует.

Статуя лорда Эллерсли, заказанная королевой после его смерти, была наконец готова и стояла на постаменте у входа в Грин-парк. Казалось, лорд Эллерсли, в шинели, привычно сутулясь, обозревает какое-то невидимое поле сражения.

«Как будто он никогда не умирал», – думала Порция. Она знала, что мысли эти дурны и несправедливы, но чувствовала, как память о человеке, которого она едва знала, душит ее, не дает жить. Однако статую следовало открыть. Порция отлично понимала, что должна быть рядом с королевой и в очередной раз играть роль ангела во вдовьих одеждах.

О да, она знала, как ее называют. Когда-то это ей льстило, а сейчас сделалось невыносимым. Она не ангел! Она женщина из плоти и крови. Она совершает ошибки, грустит, смеётся, боится. Почему они не позволяют ей быть собой?

И почему это стало так важно для нее сейчас?

Марк стоял на вершине дамбы и смотрел на Давелл-Холл, видневшийся за плоской норфолкской долиной.

Казалось, дом припал к земле и приготовился к прыжку, намереваясь схватить всякого, у кого хватит глупости оказаться поблизости. Марку и в голову не могло прийти, что существуют такие места. В любое другое время он бы ужаснулся и, не раздумывая, вернулся в Лондон. Но не сейчас. Сейчас он дошел до точки, и даже этот чудовищный дом не мог его напугать.

Если смотреть на этот дом с практической точки зрения, то становится ясно, что он обветшал и нуждается в ремонте, но все несущие конструкции в порядке. За столетия этот древний дом настолько беспорядочно достраивали и перестраивали, что сейчас невозможно было понять, к какой архитектурной эпохе он принадлежит. Сооружение располагалось на острове. Вернее, этот клочок земли становился островом при высоком приливе, когда морские воды перекатывались через топкую прибрежную полосу и отсекали дамбу. При отливе равнина обнажалась, и по дамбе можно было добраться до дома.

Дом напоминал скорее корабль, чем сухопутное жилище, а окружающая его стена выглядела, как корпус судна. По ночам, когда скрипело старое дерево и слышался шорох волн, Марку казалось, что он в море. Брат был прав – дом разваливался, но его можно еще спасти. Кстати, Марк успел к нему привязаться, что было, разумеется, странно, если учесть все обстоятельства, но может быть, так случилось потому, что это был его дом.

Что касается арендаторов и жителей ближайшей деревни, то приезд Марка привел их в восторг. Прошло много лет с тех пор, как Давеллы покинули свою резиденцию. Сначала их радость удивила Марка, но дни шли за днями, и эта простая привязанность стала доставлять ему удовольствие.

«Марк Уорторн из Давелл-Холла». Это звучит. К тому же здешние жители отчаянно нуждались в присутствии помещика. Управляющий дяди Роджера умудрился сделать лишь одно – выпил все лучшие вина из погреба. Узнав, что Марк намерен вернуться в родовое гнездо, он прихватил смазливую дочку кузнеца и скрылся в неизвестном направлении.

По приезде Марк понял, почему управляющий счел за благо исчезнуть, не встретив хозяина.

Когда-то прибрежные земли были защищены от приливов плотинами. Существовала система каналов и шлюзовых перемычек. Земли осушили, они превратились в сельские угодья. Теперь море поглотило большую часть пастбищ. Требовалось много труда, чтобы человек вновь взял верх над природой. Очень много труда. Это работа не на неделю. Любой разумный человек продал бы землю и дом за любые деньги или же просто вернулся бы домой и забыл об этих местах.

Возможно, он и не является разумным человеком, думал о себе Марк.

Приехав сюда, он часто отправлялся на долгие прогулки по окрестностям, наблюдал за арендаторами, мелкими фермерами, беседовал с ними. Садился с ними за стол, как равный, ел их хлеб и пил их эль, смеялся над их шутками. Смеялся и над собой, когда они необидно поддразнивали его за утонченные лондонские манеры.

Когда пришло время отъезда, он уже чувствовал себя здесь своим.

Но, вышагивая вдоль берега, Марк думал не только об ирригационных работах и ремонте, очень часто он думал о Порции и о словах Минни. Как только он услышал о покушении на королеву, то сразу понял: Порция сделает однозначный выбор. Долг победит, а он проиграет. Ее всегда учили думать о личном счастье в последнюю очередь.

И вот он стоял на продуваемой всеми ветрами дамбе, чувствовал соленый запах моря, слушал крик чаек и думал все о том же: если Порция нужна ему настолько, что он готов за нее бороться, он должен ей что-то предложить. В конце концов, он собирается противопоставить себя национальному герою. Общество и сама королева Виктория осудят подобную дерзость. Однако Марк был уверен, что способен сделать Порцию счастливой, если только она ему позволит.

Нельзя забывать, что Порция – богатая великосветская дама. Трудно ожидать, что она оставит свой круг ради человека, единственным достоинством которого является первоклассное мастерство любовника. Давелл-Холл в этом смысле представлял собой определенную ценность. Он мог стать его домом, а со временем поместье начнет приносить доход, на который он сможет жить. Они смогут жить.

Марк наконец осознал, чего хочет. Он понял это здесь, в Богом забытом Норфолке. Конечно, он скучал по Лондону, но не так сильно, как думал. В Давелл-Холле он встретился с новыми проблемами, и они его захватили. Здесь его будущее. Одну только Порцию нельзя было ни заменить, ни забыть.

Порция… Он тосковал о ней, желал ее, он был готов бороться за нее.

Однажды ночью, через несколько недель после покушения на Викторию, с Порцией случился приступ лунатизма. Во всяком случае только так Порция могла объяснить происшедшее. Слишком унизительно было думать, что она способна совершить подобный поступок в здравом уме.

В тот вечер у Порции болела голова, и она рано ушла спать. На следующее утро должно было состояться открытие памятника лорду Эллерсли.

В полночь она внезапно проснулась. В голове билась только одна мысль: «Я должна его увидеть!»

Порция схватила плащ, отыскала ночные туфли, мельком взглянула в зеркало: лицо бледное, глаза дикие, волосы распушены, – и натянула капюшон. Голова закружилась, она покачнулась, но успела схватиться за дверной косяк.

Снаружи все было тихо. Газовые светильники едва горели. Порция бросилась вниз по лестнице. Она уже забыла, на сколько задвижек и засовов запирается входная дверь. Возилась с ними довольно долго и шумно.

Наверху раздались голоса. Похоже, мать что-то бормотала в полусне. Порция чувствовала себя как убегающий из тюрьмы узник. Сердце отчаянно колотилось. Она распахнула входную дверь.

В холл ворвался теплый ночной воздух. Порция вдохнула его полной грудью и стала торопливо спускаться по ступеням. Она уже почти перебежала площадь, когда сзади раздались крики Хетти:

– Миледи! Миледи, вы куда? Сейчас ночь!

– Пошла прогуляться, – ответила Порция, но замедлила шаг. На площади было пусто. Мигающие газовые фонари придавали знакомому месту нереальный, призрачный вид.

– На прогулку? – Голос Хетти зазвучал строже. – Дорогая, вы ведь в ночной рубашке!

Порция остановилась и опустила глаза на свой наряд. Плащ скрывал ее одежду, а капюшон – лицо. Никто не мог ее узнать. Тогда какое имеет значение, в ночной рубашке она или в платье? Марку до этого не будет никакого дела. Он засмеется, обнимет ее и поцелуями заставит забыть все тревоги.

Нет, это имеет значение. Все, что она делает, для кого-то имеет значение. Порция, словно со стороны, услышала свой голос:

– Господи, Боже мой, Хетти! Разве я не имею права пойти на прогулку? Конечно, имею.

Хетти взяла ее руку, мягко, но непреклонно.

– Но куда вы идете, дорогая?

– Я?.. Никуда.

Хетти сразу все поняла и нахмурилась.

– Вы же знаете, что вам нельзя ходить к этому человеку. С ним все кончено. Если вы явитесь к нему в полночь, он просто рассмеется вам в лицо. Прогонит вас и разболтает своим друзьям.

Неужели он ее прогонит? Да ведь она сама не оставила ему ни единого шанса. Наверное, он сейчас ее ненавидит. Или еще хуже, забыл о ней и развлекается с новой пассией! Она содрогнулась.

Хетти права. Нельзя этого делать. Она больше не Порция Страуд, дочка викария. Она – леди Эллерсли. Надо заботиться о собственном достоинстве и положении. Это просто мгновенное помешательство.

Порция вздернула подбородок и неспешно вернулась в дом. Из парадной двери выглянул Дид. Когда она вошла, он запер замки. До Порции донесся шорох с лестницы для слуг – из коридора кто-то выглянул посмотреть на нее.

– Хетти, – прошептала она, внезапно очнувшись. Хетти обняла ее за талию и забормотала:

– Вы просто устали, вы не в себе, я позову врача.

– Не надо. Пожалуйста, не надо. Я не хочу никакого шума.

– Порция? Что происходит? Опять дурные новости?

О Господи! Проснулась мать. Стоит на галерее, на плечах шаль, седые волосы выбились из-под чепца, в глазах слезы. Нет, Порция не может заниматься сейчас матерью.

За дело взялась Хетти:

– Миссис Страуд, я хочу послать за доктором. Леди Эллерсли не в себе.

– Да-да. Если вы так считаете, то надо послать. – Мать спустилась по лестнице и потрогала лоб Порции. – Она вся горит.

– Я хочу лечь! – Порция направилась к своей спальне. Остальные потянулись следом.

– Я принесу тебе снотворный порошок. – Голос матери вдруг зазвучал как в прежние времена. – Нельзя бродить в темноте, дочка. Леса вокруг Уорторн-Мэнора опасны. Там бывают цыгане. А если бы ты упала в озеро, кто бы тебя спас? – Видимо, мысли миссис Страуд унеслись далеко в прошлое.

– Я не хочу порошок, мама. Я ненавижу лауданум, в нем опий. – Она забралась в постель, легла на спину и закрыла глаза. Скорее бы они все ушли и оставили ее в покое.

– Я думаю, ваша мама права, – снова вмешалась Хетти. – Нельзя рисковать. Вы опять можете уйти на улицу.

– Никакого опия.

– Тогда надо врача, – с триумфом в голосе объявила Хетти.

– Отлично. Но не думай, что он скажет тебе спасибо за то, что ты вытащишь его из постели среди ночи из-за ерунды.

Но доктор, похоже, не думал, что это ерунда. Он осмотрел Порцию, задал массу вопросов и поставил диагноз: легкая лихорадка, – хотя он и не разобрался в ее причинах.

– Меня беспокоит ее душевное состояние, – заявил он миссис Страуд. Порция тем временем закрыла глаза и притворилась, что спит. – Она ведь уже не молоденькая девушка, а у нее нет ни мужа, ни детей. Иногда женщина, которой не удалось выполнить свои материнские функции, впадает в меланхолию. Может развиться истерия. Вы не замечали у нее сильных перепадов настроения, беспричинных слез, криков?

Порция сжала кулаки и прикусила язык. Истерики? Она действительно закатит ему истерику, если он не уберется из ее дома! Порция едва дождалась, пока он выйдет из комнаты, села в постели и закричала:

– Я больше не желаю видеть этого человека!

– Но, Порция…

– Да-да, мама! Я говорю серьезно. Неужели нет никого помоложе? Современнее? Кого-нибудь, кто не считает, что участь женщины – только плодиться и размножаться?

Миссис Страуд пришла в изумление:

– Но доктора Брайанта тебе порекомендовала ее величество!

– Мне все равно. Я не хочу его видеть. Я не представляла, что у него в голове такие мысли, а уж тем более, что он станет высказывать их вслух!

Хетти и миссис Страуд переглянулись, и Порция поняла: они решили, что доктор прав. Это еще сильнее разозлило ее, но в глубине души она знала: доктор Брайант высказал общепринятое мнение. Наверное, ее разозлил контраст между тем, что говорил доктор, и высказываниями Минни Давелл.

Минни не желала заключать себя в узкие рамки той судьбы, которая ей была предназначена обществом. Порция восхищалась ею. И завидовала ей.

– Лучше бы я никогда его не встречала, – прошептала она.

– Его? – повторила за хозяйкой Хетти.

– Лучше бы я никогда не ходила в клуб «Афродита». Я была бы всем довольна, как раньше.

– Вы снова будете всем довольны, – утешила ее Хетти. – Попытайтесь заснуть, миледи. Давайте уйдем, миссис Страуд. Вам тоже надо лечь. Уже поздно… или очень рано. Утром миледи должна быть на открытии памятника.

– Памятника? – Голоса удалялись.

– Памятника лорду Эллерсли, помните?

– Никто мне про это не говорил.

– О, миссис Страуд, конечно, вам говорили.

Порция почти задремала, но вдруг ощутила, как холодная рука коснулась ее лица.

– Мама! Что ты здесь делаешь?

– Тише. Я принесла тебе чашку молока, – прошептала миссис Страуд. – Оно поможет тебе заснуть, Помнишь, когда ты была маленькая, я всегда приносила тебе теплое молоко? И пела тебе песенки. Хочешь, я снова спою тебе?

Глаза Порции наполнились слезами. Мать очень изменилась, она давно уже стала на себя не похожа. Иногда Порции казалось, что это какая-то незнакомая ей женщина. Она так боялась того момента, когда разум совсем оставит мать. И кто тогда будет помнить ее первые шаги, первые слова, ее жизнь до того, как она сделалась достоянием нации?

– Выпей молока, – сказала мать и сунула ей в руку чашку. – Только не пролей.

Порция была так расстроена, что почти ничего не чувствовала. И только выпив все до капли, она заметила на лице матери удовлетворенное выражение и поняла, что та дала ей снотворное.

– О Боже! Мама! Зачем ты? – закричала Порция и отшвырнула чашку.

– Тебе надо поспать. – В голосе матери звучала обида. – Мама лучше знает, что нужно.

– Сколько порошка ты положила?

– Немного. Обычную дозу. Ты поспишь, а утром тебе станет лучше. Вот увидишь.

Порция застонала.

– Завтра надо открывать памятник лорду Эллерсли. Я должна быть в Грин-парке с Викторией и Альбертом. Там будут все. Пара придет в бешенство, если я не сделаю все, как надо. О, мама, как ты могла? Хетти!

Пока послали за Хетти, пока она прибежала, наркотик уже начал действовать. Пухлое лицо Хетти расплывалось перед глазами Порции, она пыталась поднять руку и не могла.

– Я должна быть там завтра, Хетти. Пожалуйста, проследи, чтобы я проснулась вовремя. Хетти…

– Я хотела, как лучше, – ворчливым тоном заявила миссис Страуд.

– Сколько вы ей дали?

– Обычную дозу. Один порошок. В лесу очень опасно.

– Я знаю. Миледи? Миледи, все будет хорошо. Я прослежу, чтобы вы проснулись вовремя. Миледи?

Голос Хетти таял и вскоре совсем умолк.

Хетти долго сидела у кровати и смотрела на свою спящую хозяйку. Миссис Страуд дала ей не так много опия, как боялась Хетти, но горничная все равно тревожилась и боялась уйти. Если повезет, то к утру все пройдет. Конечно, можно передать извинения, заявить, что у леди Эллерсли жар, но она очень расстроится, если до этого дойдет. В последнее время Порция особенно боялась вызвать недовольство королевы, как же ей пропустить открытие памятника собственному мужу…

Хетти вздрогнула, представив последствия.

И все из-за этого человека. Из-за него она намочила одежду, опоздала на поезд, рассердила королеву. Хетти ему не доверяла и не верила, что он исчез навсегда. Наверняка обдумывает новую каверзу.

А как он смотрел на Порцию в тот день на морском побережье! Он хотел завладеть ею, завладеть полностью. А он из тех, кто привык получать то, что хочет. Эгоистичный, испорченный. И никаких угрызений совести. Он способен разрушить жизнь Порции и даже не раскаяться. А теперь он не дает хозяйке спать. Выманивает ее ночью на улицу, как… как какой-то демон.

Лицо Хетти делалось все более мрачным.

Если так будет продолжаться, ей придется принять серьезные меры. Она, конечно, никогда не думала, что придется действовать тайком от Порции, но сейчас это может понадобиться, если она хочет спасти хозяйку от беды.

Вскоре после суаре у Гиллингемов с Хетти говорил Арнольд Гиллингем. Сначала Хетти удивилась и насторожилась. Зачем этому джентльмену понадобилось обращаться к служанке? Он говорил о Порции и рассуждал о том, что все они должны «приглядывать за ней».

– Это в наших общих интересах, – заявил он, впиваясь в Хетти своими холодными голубыми глазами. – Я хочу сказать следующее: если вы вдруг заметите что-то странное, обязательно обратитесь ко мне. Я очень привязан к леди Эллерсли и не желаю, чтобы у нее были какие-нибудь сложности. Никто из нас этого не желает.

Хетти сделала вид, что не понимает, о чем он толкует, а сама решила, что никогда не поступит так со своей любимой хозяйкой. Однако сейчас она вспомнила слова Арнольда с облегчением. Возможно, он был прав, и наступит время, когда потребуется его помощь. И в этом тоже виноват Марк Уорторн.