Анфилада души

Глава 16

Вообще, это странно — общаться с другими людьми на том же языке что и с любимым. Говорить те же слова и писать теми же буквами. Мне кажется у влюблённых должен быть особый язык, свой собственный и неповторимый, как отпечаток пальца. Чтобы никто и никогда не узнал о чём они писали друг другу и, чтобы никогда, никому другому не повторить тех же слов, сказанных в ночной, тихой квартире, на тёплой, мягкой постели. Чтобы это были такие воспоминания, которые неизвестны ни одной душе во вселенной. Кристофер Ноллан как то сказал в фильме «Помни»: «Воспоминания нужны, именно они делают нас теми кто мы есть»

Я просто хотела чтобы ты прошел мимо, увидеть тебя в окне. Падает снег, серо и сыро. И вдруг увидеть твое лицо, в нем столько жизни, тепла и света, что можно открывать свою планету, в которой ты будешь солнцем.

Я больше не верю в любовь, в доброту, в человечность, я не верю в этот мир. Я верила в тебя, раньше верила, теперь я потеряла след. Я заблудилась в нашем лесу, я осталась в нем навсегда, чередой бесконечных деревьев, тонкими струями троп, шумом скользящей по камням воды. Я осталась там и не вижу твоих следов, они скрылись под толщею снега и провалились в земную глубь, смешались с песком, травой и глиной. Весь этот лес это один нескончаемый след, твой след.

Минус шесть, 27 марта, вышла на улицу покурить, накинув спортивную кофту. Хорошо. Закрыла глаза, курю. Я почувствовала, как он стоит напротив, расстегивая пальто, прижимает меня к себе чтобы согреть. Крепко обняв растирает руками спину и смеется «не дрожи, киса»

Ноябрь 2014. Первое что бросилось в глаза это туфли. Обыкновенные черные туфли, но выбранные со вкусом. Красивое худощавое лицо, справа на щеке, в самом низу красовалась большая родинка. Все эти несчастные 15 минут я не могла думать ни о чем другом кроме того, что хотела бы дотронуться до нее.

Я силилась уловить его запах в этом холодном, морозном воздухе, но чувствовала только никотиновый яд, с горьким привкусом от неба до самой трахеи и ниже, тяжесть в легких. Я не хотела открывать глаза и видеть пустую, темную улицу с одинокими, бледно горящими фонарями. Я так хотела остаться в этом, придуманном мной мгновении. Я стояла так пока не дотлела сигарета. Это все что теперь осталось — никотин и холодный март. А через час будет хорошо, через час будет дом, душ, Славик. Через час будет тепло и спокойно. Не надо слез, не надо.

-Какое письмо?

-Не знаю, Ань, адресат не указан

-Блин, ну что то же должно быть написано?

-Только твое имя и моя регистрация.

-Черт, странность какая то, все что было связано с доками уже решено, а все новое у меня уже в постоянной прописке. Сереж, как его отправили без адресата?

-Прямо с отделения почты, просто кто-то пришел и отправил его.

-Сереж, а может это он?

-Ань, ты совсем больна, да?

-Видимо, что да. Бред. Ладно, спасибо, завезешь на работу?

-Окей, да, кстати, ну что там за история то? С фотками.

-Это, блин, полный треш! Помнишь я с одним осетинцем встречалась? Так вот, пишет он мне в вотсап, что, если я буду грубить и вообще плохой девочкой, он позаботится о том чтобы у меня больше не было парня, что он мои фото разошлет по всем заведениям где я работала. А самое худшее что он пришел на мою работу и показал мои фотки сменщице, а та передала начальству. Уволить меня не уволили, но хозяин, похоже вдоволь потешился моим унижением и созерцанием женской красоты. Так мало того, они там все друг с другом дружат! Все всех знают и теперь все, кому не лень в этом чокнутом городишке, видели меня голой! Ну что за скотина!

-Да, Аня, это тварь последняя, найду, ноги переломаю и каждый палец! Больше ни писать, ни печатать не сможет! Скотина номер скорой даже не наберет!

-Аха! Да ладно тебе, ты знаешь, что я на этих мразей плевала, это не больше чем отребья и все кто с ними водится тоже. Уже ли мне интересно, что обо мне знает или думает аморальное общество?

-Да, Анька, ты очень сильная женщина.

-В каком месте? Снаружи, внутри я малышка, комочек грусти.

-Так все, я понял. Ты из тех, кого нельзя жалеть. Сейчас как дам тебе пендаля, чтоб думала кому себя отправлять, осетине! Блин, чем ты думала, не русской роже себя отправила, тут русскому бы десять раз подумать, а ты… Эх, это ваша беда, твоя и твоей матери, что вы слишком откровенные. Все всем можете рассказать, пол жизни за пять минут, а потом ваше же против вас. Дура ты…

-Иди ты в задницу! Тоже мне друг. Да дура, но ты знаешь почему это случилось. Ты знаешь. как я схожу с ума, либо то либо это. Хорошо хоть раны зажили, больше таких не делаю, да и места живого нет…

-Ладно, дуреха, мне пора к своей малявке.

-Принято, вали уже.

-Покеда.

-Пока пока, на созвоне.

Меня редко подводило предчувствие. Просто одна маленькая мысль, а вдруг это он? Глупость, бредятина чистой воды, но мне вдруг так и померещился конверт, где неровным почерком написано одно единственное слово — «Тыковке». Я бы за такое письмо готова была отдать половину своей жизни. Нет правда, если бы я должна была умереть через 10 лет, то ровно пять я отдала бы за это письмо, за несколько тоненьких букв.

Как глупо и как долго и как безнадежно бьется сердце в пустоту. Знаю, что нет, знаю что чужой, знаю что я другая, в объятиях своей Мары, но нет, мне мало, мне всегда его мало. Мара, умерла и воскресла, нет зимы, есть подснежники. Ласковый апрель, он так нежен со мной по утрам. Плавится лед и хрустит под подошвой ботинок. А душа застелена мглой, сожжена и покрыта снегом и не растопить его и не будет снова расти трава и солнце ее не согреет.

Ночь, лежу на трибунах для футбольных болельщиков. Звезды красочно рассыпались по небу, как разбитое вдребезги зеркало. Мне кажется, в них можно было бы увидеть свое отражение. Я вспомнила как в одну из ночей, в лесу я пела ему песню. «Мне ночкой ясною ты приоткроешь дверь, любить прекрасную мне суждено теперь, на небе две звезды зажгутся, для двоих, их отражение мелькнет в глазах твоих» Я пела и едва сдерживала рыдания, это было такое тоскливое «останься», как щенок, просящий хозяина не бросать его.

Теперь в наушниках Аркона, и «зимушка зима». Я простояла в очереди отделения почты почти сорок минут. Я успела изойтись потом, подавить трижды приступ тошноты и выкурить четыре сигареты. Я хотела этого ровно настолько насколько этого боялась. Невозможно, но вдруг, что. если ему есть что мне сказать. Мне было не важно что, слова о любви или дружбе, или слова прости или живи дальше, просто хотелось услышать его голос в своей голове.

Извещение вернули заполнить фамилию, паспортные данные, снова возврат, дата /подпись. Нервы на пределе, просто отдайте мне это чертово письмо!

Прошла несколько шагов прежде чем взглянуть на конверт. Сегодня не бегаю, просто лежу и смотрю на звёзды, пытаюсь понять насколько я, сошла с ума и как скоро сойду окончательно.

Простая формальность из пенсионного фонда. Сведения, давно полученные устно необходимо было задокументировать. Ненавижу всю эту бумажную систему.

Мне стало невыносимо горько. Я сама запретила ему доступ к себе, заблокировала все социальные сети и сменила номер, но все равно надеялась, что он меня отыщет. До чего глупо.