Утро следующего дня оказалось не в пример приятнее предыдущего: по крайней мере, завтрак уже маняще благоухал на подносе, а вездесущего невротика Анкеля как не бывало. Видимо, понял, что ее лучше не беспокоить понапрасну. Голова почти не болела, но в мыслях витала тревожность. Сегодня она должна многое прояснить и понять.
Наскоро поев и переодевшись, Элли покинула свое купе. Ее ждало необычное путешествие: в парковый вагон. Она бы никогда не подумала, что в мире существуют такие диковинные поезда: с улицами, домами-купе и настоящими парками и оранжереями. Впрочем, ей снова пришлось здорово удивиться, ибо между вагоном второго класса и парком имелся еще один, представлявший некий интерес. Он воплощал в себе крытый рынок или же торговые галереи. В этом вагоне царило необычайное оживление, столь непривычное для пассажиров первого класса. Совершенно разномастные люди во фраках и со смоляными котелками на головах беззаботно фланировали вдоль прилавков, до хрипоты спорили с торговцами, чтобы снизить цену, а потом не взять товар, разглагольствовали о жизни, проходя букинистов и брызжа слюной, рассуждали о новых трендах, минуя полочки с бюстгальтерами. Самовлюбленные пижоны с блестящими тараканьими усиками клеили благонравных дамочек, а мужья последних запасались чесноком для профилактики случайных связей. Старые девы бродили в кичливом одиночестве – неприступные, как труба паровоза. Кумушки с удовольствием перетирали друг с другом последние сплетни. Словом, вагон представлял саму жизнь в миниатюре. Над бакалейным павильоном висела мало утешающая надпись «ты то, что ты ешь», над букинистическим – «ты то, что ты читаешь», над прилавками с платьями – «ты то, во что ты одет». Пассажиры, выбирая себе павильон под стать, быстро распределялись по вагону.
Напряженно прислушиваясь к чужим разговорам, Элли с удивлением подмечала, что многие не помнят, куда едут. Это казалось поразительным, ведь они наверняка изрядно потратились на билет… Разве смысл заключается не в том, чтобы приехать на конечную станцию? Неужели поезд строили лишь для того, чтобы просто покататься на нем? На эту небезынтересную тему Элли услышала несколько комментариев, которые можно было свести к следующему.
Одни полагали, что жить надо здесь и сейчас, и в том находили главное свое утешение. Они способны были рассуждать лишь в весьма ограниченных временных рамках, не выходя далее предстоящего обеда, либо же ближайшего приема лекарства.
Другие видели смысл в том, чтобы перепробовать все на свете, благо поезд предоставлял поистине безграничные возможности, а в особенности тем, кто был способен заплатить.
Иные давно разочаровались в поездке: их мрачные лица и циничные высказывания разъедали благодушное настроение окружающих, будто ржавчина – металл.
А если обобщить, то становилось ясно: в сущности, всем было плевать – и на маршрут, и на поездку, и в какой-то степени на самих себя. Они напоминали марионеток из бездушного дерева и даже двигались под стать: нервно, дергано. А поезд, как безжалостный кукловод, вел их в неизвестном направлении, распоряжался их жизнями, желаниями и заставлял концентрироваться на поверхностных вещах.
Проходя мимо аляповатой лавки, заваленной хризантемами и пионами, Элли в нерешительности замерла, так как вспомнила нечто важное. Грейс упоминала, что цветочница создала Жану неопровержимое алиби. А что, если попробовать разговорить ее, выяснить детали? Оставалось надеяться, что она была той самой цветочницей.
Элли подошла к приторно-пахучему розовому прилавку, с которого свисали разноцветные ленточки, веники вонючих мимоз и подтухшие тюльпаны. Среди всего этого добра возвышалась дородная дама, по всей видимости, тоже немножечко подтухшая, ибо смрад ее тела заглушал цветочные ароматы. Элли уже хотела обратиться к незнакомке, как та сама, увидев посетительницу, всплеснула тучными руками и вымолвила с радостным оживлением:
– Ах, это ты, сестрица!
Элли ошарашенно вздрогнула. Сестрица? Нет, Элли, конечно, не смела жаловаться на судьбу, но все же последние несколько дней возмутительно сказывались на ее терпении. С потерей памяти она уже смирилась. Спала с клиентом и вообще невесть что с ним вытворяла, из-за чего бедняга получил послужной список многочисленных диагнозов – это уже немножечко настораживало. Окровавленная туфля в сундуке – весьма неприятное открытие, особенно когда не помнишь свое прошлое. А теперь выясняется, что предполагаемая любовница Жана – ее сестра? Впрочем, о связи с Жаном еще не выяснилось до конца.
«Мы правда родственники?» – хотела уточнить она, глядя на незнакомое лицо с двумя подбородками. И второй вопрос, который она ни за что не решится задать: «Как тебя зовут, сестра?» Хотя, может, подобное обращение – это что-то вроде присказки? Ведь все люди друг другу братья и сестры. Но цветочница быстро развеяла надежды, когда полезла обниматься: вряд ли она стала бы проделывать это с любым встречным.
Элли в панике пробежалась взглядом по ее одежде: талия была обтянута корсетом до такой степени, что все, выступавшее ниже и выше него, казалось раздутым до невероятных размеров, как кондитерский крем, который выдавливают из тюбика. На заляпанном воротничке приколота табличка: «Грета, цветочница». О, спасение!
– Я тоже рада видеть тебя, Грета, – смущенно вымолвила Элли. Смущенно, ибо та, перегнувшись через прилавок, уже несколько минут безуспешно пыталась клюнуть ее в щеку, а Элли отчаянно не поддавалась родственному порыву и всячески отбивалась от вновь обретенной сестры букетами из цветов. Подобное мучительное противостояние не могло закончиться положительно: достопочтенная родственница, равно как и цветы, вскоре оказалась на дребезжащем полу.
– Ну что с тобой такое! – недовольно пробормотала Грета, поднимаясь. – А знаешь что? Пойдем ко мне в купе поболтаем. Я пока временно прикрою лавочку.
Элли пожала плечами. В целом, идея неплохая. Она специально вышла раньше, чтобы побродить по вагонам и что-нибудь выяснить. Свидание с Кеем еще только через два часа.
Они гуськом миновали торговые ряды: Грета размашисто шагала впереди, безжалостно сгоняя людей со своего пути веником из пионов, а Элли плелась сзади, судорожно думая о предстоящей беседе. Купе сестры было не в пример хуже ее собственного. Но главное, что поразило Элли, – так это излишне унылая обстановка. Грязно-кремовый линкруст с рельефным изображением лилий на стенах, декоративный дирижабль в углу, похожий на перезрелый кабачок, мутные стекла в когтисто-острой оправе, черная мебель и, хоть это и не было видно глазу, но очень ощущалось интуитивно, какая-то запыленность комнаты. И если в просторном воздушном коридоре вагона первого класса готика воспринималась как единение с небом, то здесь Элли почудилось, будто она спустилась в собственный склеп, будучи еще живой.
– Присаживайся, милая, – любезно проворковала сестра, указав на клыкастый диван. Сама же она с переменным успехом попробовала утрамбоваться в механическое кресло напротив, которое принялось услужливо раздвигаться, дабы подстроиться под размеры своей хозяйки.
– А где же Анкель? Ты вроде всегда с ним под ручку ходишь.
Произнося эти слова, Грета плотоядно облизнула губы, точно Анкель являлся по меньшей мере аппетитной отбивной.
– Он… разбирает мои бумаги, – туманно отозвалась Элли.
– Ну ты даешь! Будто не нашлось занятия поинтереснее. Или он тебе надоел? Если так, то пусть переезжает в мое купе. Здесь нет, конечно, тех роскошеств, что у тебя, зато хозяйка из меня весьма радушная.
Она снова хищно облизнулась, на секунду показав кончик мясистого языка с белым налетом.
Элли невольно поежилась: их разговор приобретал странный оттенок.
– Ты же вроде встречаешься с Жаном? – выпалила Элли. Она решила сразу открыть все карты. Рискованно, конечно, но что оставалось делать? Полученный пар стоил сожженного угля.
Грета отреагировала необычно: резко вздрогнула и как будто даже чуть побледнела.
– Ты в порядке?
Гнетущее молчание.
– Ты…
– Да, все хорошо, – охрипшим голосом протянула сестра. Веселость улетучилась, как пар, в мрачном купе словно стало холоднее, напряженнее. Грета медленно встала и подошла к окну: ее сгорбленный профиль в полумраке керосиновых ламп напоминал медвежий. – Я с ним порвала, – наконец через силу вымолвила она. – Тем более что… – она всхлипнула и понизила голос. – Жан угрожал мне.
Элли почувствовала страшное волнение. Разгадка подползла так близко, нужно только поймать!
– Угрожал? – протянула она, ощущая в сердце страстное нетерпение.
– Д-да… Я еще никому не рассказывала, но… Чувствую, надо поделиться, иначе переполнюсь как ватерклозет! Слушай же!
Она подошла к Элли вплотную и взяла ее за руки: у Греты были холодные мокрые ладони.
– В день, когда… Произошло то самое…
– Убийство? – нетерпеливо подсказала ей Элли.
– Д-да. Жан заходил ко мне в лавку. Хотел приобрести цветы. Мы еще долго выбирали их: он все колебался между красными розами и белыми хризантемами… Я предложила ему самому собрать букет. Потом произошло пустячное дело, которое тогда еще не насторожило меня. Он выбрал розы, но, как оказалось, четное число! Непростительная ошибка, я намекнула ему на нее. Дарить девушке цветы, словно на похороны, кошмар! В итоге Жан купил пять красивых роз. И ушел.
Элли вздрогнула. Значит, никакого алиби не существовало и в помине?
– Но почему Жана не задержали? Получается, в тот день он все-таки пришел на свидание с Мэрридит? Именно его запонку обнаружили на жертве… Почему же тогда Жан спокойно разгуливает по поезду? – воскликнула Элли, чрезвычайно волнуясь. А она еще сидела с ним за одним столиком в ресторане!
Грета горько хмыкнула.
– Я… Сама предложила ему маленький обман. Влюбленные женщины, они готовы пойти на все ради своих ненаглядных! Мне захотелось помочь, ведь я не могла поверить в его вину! Я сказала всем, что Жан провел ночь у меня в купе. Свидетелей не было, так что причин не доверять моим словам – тоже. Я… Знаешь, в тот момент я почувствовала себя такой… Нужной, – последнее слово Грета произнесла с видимым напряжением, точно оно причинило ей физическую боль.
– Но… Теперь ты раскаиваешься в содеянном? – осторожно поинтересовалась Элли. Грета громко вздохнула, по звучанию – точно трогающийся паровоз.
– Д-да. Мне начинает казаться, что Жан… Немного не в себе. Вчера ночью он заявился ко мне и принялся стучать в дверь так, что, верно, разбудил всех соседей… Я впустила. Он выглядел ужасно: словно паровоз про нему проехался, бледный, дрожащий, потный – жуть. Все спрашивал меня, не собираюсь ли я его выдавать. А потом вдруг угрожать стал: сказал, из поезда выкину, мол, если проговоришься. Страшно мне стало, а вдруг он сумасшедший? Теперь я все больше склоняюсь к тому, чтобы донести на него. Я думала, Жан невиновен, но прикрывать убийцу мне не очень-то хочется.
Элли задумчиво кивнула, пытаясь переварить информацию. Значит, у Жана не было никакого алиби! Он действительно отправился в парковый вагон на встречу с Мэрридит. Только вот что произошло потом? Они встретились? Элли представила себе Жана: импозантный, излишне самоуверенный, даже эпатажный… Но не сумасшедший… Почему он стал запугивать Грету, что изменилось? Она, судя по всему, и без запугиваний готова была покрывать его до последнего… Неразрешимая загадка.
– Ты только никому не говори… – прошептала сестра, с щенячьим беспокойством заглядывая в лицо Элли. – Я уж как-нибудь сама…
– Конечно, нет. Только ты должна сообщить как можно скорее. А вдруг он еще что-нибудь выкинет.
– Д-да, ты права. Пожалуй, очень права. Так и сделаю, – быстро и слишком нервозно согласилась с ней Грета.
Они помолчали, а потом Элли вспомнила про время.
– Я пойду… Прогуляюсь еще немного.
Грета не возражала: она выглядела уставшей и испуганной.
– Заглядывай ко мне иногда… С Анкелем. Мне очень одиноко, – жалко улыбаясь, пролепетала она.
***
В парковом вагоне отвратно пахло пластиком. День стоял в полном разгаре, однако солнце – Элли помнила о существовании солнца! – не просвечивало сквозь толщу поликарбоната; настораживающая серая мгла создавала ощущение сумерек. Из-за невероятной влажности мокла одежда; волосы слюдой повисли по плечам, пот застилал глаза. Захотелось немедленно обернуться в промокательную бумагу. Стойкий запах сырости и плесени проник в ноздри: казалось, будто она попала в край болот и топей. Скрипучий механический кот проехался в сантиметре от ее ноги: хвост его ощетинился стальными пиками.
Какое отвратное склизкое место, а уж тем паче для свиданий! И почему Мэрридит согласилась встречаться именно здесь, а не в роскошной оранжерее первого класса? Во всем произошедшем крылась какая-то непостижимая тайна, а ведь именно этот факт ужасал более всего. Если бы мотивы преступления были кристально ясны, скажем, убийство из-за ревности, все, наверное, гадливо поморщились бы, но никак не испугались. Однако в этой загадочной истории крылось слишком много неясного, выбивающегося из логичной цепочки рассуждений. Элли задумчиво проходила скамейки, укрытые со всех сторон неряшливо подстриженными боскетами: на одной сидела уродливая девочка лет пяти с круглым как колесо лицом и с необычайной интенсивностью болтала ногами. Чудилось, они у нее сейчас оторвутся! Другая пустовала. Интересно, где Жан и Мэрридит договорились встретиться?