Ариадна из чугуна и стали

Глава 6, Регуляторная труба

13

Утро вновь началось с раздражающего стука колес и головной боли. И с медовой улыбки Анкеля, от которой ее уже начинало бросать в дрожь. Благообразный невротик сидел на ее кровати, поигрывая золоченым подносом, на котором стояли чашечка кофе и кокетливая бонбоньерка14 с рассыпчатым розовым щербетом. Надо бы забрать у него ключ от купе, чтобы он прекратил столь бесцеремонно нарушать ее личное пространство!

– Элли, сегодня у тебя важный день… Я все подготовил, на твоем столе лежит папка с документами… – тихо напомнил он, поднеся завтрак к самому ее носу. Малиновая сладость проникла в ноздри, вызвав тошнотворный спазм.

Важный день! Еще бы. Разговаривать с клиентами, задавать им вопросы (хотя она совершенно не представляла, какие именно!) и выявлять среди них поездного маньяка.

– Поставь, мне надо одеться, – нахмурилась Элли. И вздрогнула, ибо бесстыдная рука помощника нырнула под атласное одеяло и смазанно прикоснулась к ее коленке. Не к месту вспомнилась широкая и сухая ладонь Жана Риваля, и Элли почувствовала, как по спине от возбуждения поползли мурашки. Не может Жан быть убийцей!

– Анкель, уйди! – приказала она, и невротика как паром сдуло. Интересно, почему он так ее слушается? Кажется, будто она действительно имеет над ним власть… Задумавшись, Элли жадно проглотила щербет, запив его кофе, и тут же ощутила, как горло слипается от приторной сладости. Но это лучше, чем ничего. Вчера ей так и не довелось нормально поесть: к моменту, как они покинули станцию Агрыз, вагон-ресторан уже был закрыт. Впрочем, галантный Жан угостил ее сухой галетой с черной икрой – в целом, весьма неплохой ужин.

Слизывая с пальцев крошки щербета, Элли прогулялась до ватерклозета: удобное у нее купе – и спальня, и кабинет, и место для справления естественных нужд, все рядом. Вчера от Жана ей довелось узнать любопытную деталь: оказывается, вагоны третьего класса не располагали своими ватерклозетами! Отхожие места находились в багажном вагоне, и, чтобы туда попасть, пассажиры должны были, держась за поручни, карабкаться по весьма неблагонадежным мостикам вдоль внешней стены вагона, ибо в багажное отделение иначе было никак не проникнуть, только с улицы.15 И это на полном ходу! Хорошо, что у нее так чистенько, опрятно, и главное, выходить никуда не надо. Серебряная умывальница и удобный толчок.

Приведя себя в порядок, Элли убрала кровать, которая, благодаря нехитрому механизму, легко превращалась в диван, и села за стол. Анкель был точнее часов: если бы он ее не разбудил, она бы проспала первого клиента. С беспокойством Элли покосилась на внушительную стопку бумаг перед ней. Неужели ей сегодня нужно все это просмотреть? С каждым составить протокол, она ведь обещала Грейс. Элли попыталась представить, о чем должен говорить психолог с клиентом. Интересное дело, но она скверно помнила особенности своей профессии. Стало быть, необходимо полистать предыдущие протоколы бесед. Элли как раз занималась этим небезынтересным делом, когда ее прервал раздражающий стук в дверь: первый посетитель. Она посмотрела на часы: клиент пришел раньше на две минуты.

Элли встала, нацепив на лицо благожелательную улыбку. Но вся ее заготовленная благожелательность разом померкла, когда она увидела перед собой вчерашнего маньяка. Кей Корхонен, двадцать три года. Помощник машиниста. В списке ее клиентов не значится, приходит исключительно на обязательную диагностику. Ах да, ведь он записан первым!

– Добрый день, – кисло пробормотала Элли, призывая к горлу испытанные ощущения от недавно съеденного щербета. Кей размашистым шагом прошел внутрь и плюхнулся на один из стульев перед столом: ни слова не сорвалось с его губ, даже приветственного! Элли вспомнила один факт из своей профессии: чтобы расположить к себе клиента, надо постараться копировать его действия. Пациент тихо вздохнул – и она повторила. Он снял пальто, и она пожаловалась на духоту. Но Элли не хотелось копировать действия маньяка, раздражавшего ее до крайности. Вооруженная ледяной улыбкой, она села напротив него и уткнулась в личное дело, словно намереваясь обрести там поддержку. На секунду подняв взор от документов, она заметила, что черные, как уголь в топке, глаза насмешливо смотрят на нее. В упор, не мигая, будто желая просверлить в ней дырку. Стало немного жутко – точно сама бездна взирает на тебя. Как там говорил Жан: опасно, но невыносимо притягательно?

– С чего начнем? – растерянно поинтересовалась Элли, с радостью ухватившись за дежурную фразу, услужливо подкинутую памятью.

Тот насмешливо пожал плечами, а затем выдал приятным голосом:

– Сперва выслушаете мои жалобы, а потом спросите: «Что вы считаете вашей основной проблемой, над которой вы бы хотели поработать?» В конце беседы, используя тактичные формулировки, предложите мне задуматься над ее решением. Настаивать не будете, все предельно вежливо и мягко, при помощи вопросов. Но я не хочу тратить время, давайте сразу перейдем к проблеме.

Элли, не заподозрив подвоха, кивнула.

– А проблема моя заключается в следующем: в вас, – резко бросил помощник машиниста, а мрачный голос его словно охладился до температуры вагона-рефрижератора.

Элли невольно поежилась.

– Рассказать подробнее? Извольте. Вчера вы настолько обкурились или напились, не знаю, что полезли к каверне16. Решили покончить жизнь самоубийством? Странно, учитывая, что вы психолог.

– Каверне? – медленно повторила Элли. Она догадалась, что клиент имеет в виду бездну.

– Я не закончил, – яростно прервал ее Кей. – Мало того что вы пошли туда, отвергли мою помощь, а если бы не я, вы бы уже тут не сидели, так еще и обвинили меня невесть в чем!

– А зачем вы толкнули меня на землю?! Или это, по-вашему, тоже называется спасением? – до глубины души возмутилась Элли.

– Потому что, когда я, ведомый благородными мотивами, взял вашу руку, вы вцепились в меня, как вагонная крыса!

– В следующий раз будете вести себя обходительнее!

– В следующий раз я спасать вас не буду!

Они замолчали, минуту пожирая друг друга яростными взглядами. Внезапно Элли обратила внимание на то, что ее собеседник не выглядит таким уж отвратительным, каким он показался ей вечером. Решительное скуластое лицо – даже, пожалуй, слишком решительное! – серьезный взгляд, красивый росчерк губ. Но эти полыхающие черные глаза, в которых едва читались зрачки, вводили в заблуждение, ибо поистине внушали трепет.

– Тогда не удивляйтесь, если вашего отца вновь лишат премии! – не смогла сдержать раздражения Элли, но тут же пожалела о своих резких словах, ибо выразительные глаза Кея потухли, и он опустил голову. Стальная броня вмиг обрушилась, и стало видно, что он на самом деле весьма уязвим.

– Прости, – неловко вымолвила Элли, неожиданно перейдя на «ты». Ее реплика привела Кея в чувство, ибо он вновь ухмыльнулся.

– Это такой трюк, да? Чтобы расположить к себе клиента? Или решила вспомнить прошлое?

Прошлое? Вот с этим как раз у нее и были проблемы.

– Да при чем здесь это! Я правда не поняла, что ты… Спасаешь меня. Неудобно получилось.

Кей саркастически фыркнул, но ничего не ответил. Элли так и не разобралась, принял ли он ее извинения всерьез.

– Если хочешь, я поговорю с Жаном и скажу, что ошиблась…

– С Жа-аном? – протянул Кей так насмешливо, что Элли вновь ощутила непреодолимое раздражение.

– Да, именно с ним. И что такого?

– Не надо.

– Я просто хочу…

– Нет.

Элли с беспокойством покосилась на часы. Еще целых десять минут! Когда уже этот ужасный сеанс закончится!

– Можем просто помолчать, – с необыкновенной проницательностью угадав ее мысли, заявил Кей.

– Расскажи про работу машиниста, – неожиданно для самой себя поинтересовалась Элли. – Ты любишь свое дело?

Кей удивленно моргнул ресницами: угольно-черными, под стать глазам.

– Помню, когда отец впервые привел меня в будку17… – с невольным восторгом, прорезавшемся в голосе, отозвался он. – Одно дело – наблюдать за паровозом издалека или вообще смотреть только на чертеж. И совсем другое – оказаться внутри. Раскаленная топка обжигает кожу, от всевозможных приборов, вентилей и манометров разбегаются глаза. И вся дорога, кажется, принадлежит тебе одному! Это непередаваемое чувство.

– Ты всегда хотел стать машинистом?

Кей хмыкнул.

– У меня не было выбора. От меня зависит жизнь на этом поезде.

Элли нахмурилась: что это такое, ребяческое самодовольство?

– В каком смысле?

– А ты не знаешь?

Элли уклончиво пожала плечами.

– Знаю, но… Подробности мне неизвестны…

– Я черпаю уголь, подзаряжаю его своей энергией и кидаю в топку.

– Разве это делает не кочегар? – удивилась Элли. Память услужливо предлагала новые слова и образы: откуда она все это знает?

– Кочегар в тендере18 работает… Пододвигает порции угля на лоток. А я… Видоизменяю его. Мы все из одной паровозной бригады. Машинист – мой отец. Но ни он, ни кочегар не могут делать того, что делаю я. Без моих способностей поезд уже давно застрял бы где-нибудь между кавернами. Есть еще, конечно, другая бригада…

– Это весьма занятно! – живо воскликнула Элли и не соврала. Отчего-то ей действительно стало очень интересно. Как бы еще выяснить, куда они едут, но не вызывая особых подозрений? Попробовать рискнуть наугад…

– Мы ведь еще будем останавливаться?

– Да, через неделю, иначе еды не хватит. Промежуточная станция Заветы, – скупо отозвался Кей.

Еда… Элли вспомнила вчерашние галеты с икрой.

– Что ж. Спасибо за увлекательную беседу… Надеюсь, я помогла разрешить хотя бы одну твою проблему, – ласково сказали Элли, тактично намекая на конец сеанса.

Кей, не отвечая, ловко поднялся с места. А когда уже выходил из купе, то обернулся и, сощурив черные глаза, дерзко ответил:

– Думаю, нам надо еще над ней поработать.

***

Кей открыл нескончаемый поток клиентов. В какой-то момент Элли поняла, что не запоминает лица, а только их проблемы. Вот от нее вышла юная госпожа с нежно-розовыми прыщиками вокруг губ под названием «неуверенность» и «трудности с принятием решения». За ней проследовал полный тридцатилетний господин «апатия», «скептицизм» и «потеря интереса к жизни». Затем ее посетили несколько несчастливых семейных пар, возлагавших на нее большие надежды. Вместо того чтобы по душам поговорить друг с другом, «любящие» супруги решили выбрать в качестве арбитра ее – человека с минимальной заинтересованностью в их жизни. И каждый, решительно каждый, был искренне уверен в том, что они совместными усилиями проработают проблемы и в конечном счете устранят их.

А потом к ней на всех парах ворвался блистательный Жан Риваль с огромным букетом черных роз.

– Где ты взял их? – удивилась Элли.

– Срезал в теплице вагона третьего класса, – безукоризненно осклабился тот. – Они по цвету очень контрастируют с твоими волосами. Черное и белое. Прекрасное сочетание.

– Спасибо, – тепло улыбнулась Элли. Жан сел напротив и небрежно скосил глаза на многочисленные бумаги, которые Элли не успела убрать.

– Как много проблем! – Невозможная дуга рыжими бровями.

– Расскажи про свою.

– Мне очень нравится одна красотка, – заговорщицким шепотом поделился Жан. – Но сказать ей напрямую я не могу, ибо она сочтет это признание моей проблемой.

Элли улыбнулась.

– В таком случае подари ей цветы.

Жан дурашливо протянул ей букет. Розы странно пахли, как будто бы уксусом.

– И часто ты бываешь в вагоне третьего класса? – спросила вдруг Элли, невольно припоминая разговор с Грейс. Тот беспечно пожал плечами.

– Вот только за цветами и ходил. Если бы я проделал такое в нашей шикарной оранжерее, меня бы уже заклевали, наверное.

Они говорили положенное время, а для Элли все происходило словно в тумане. Невероятной притягательностью обладал этот человек: он мог молчать, но даже его безмолвие хотелось воспринимать как приказ. Минуты пронеслись за одно мгновение.

– Приглашаю тебя сегодня вечером в вагон-ресторан, – закончил диагностику Жан, и Элли почудилось, будто это он выступал психологом, а не она. Совершенно ошалевшая от его чар, она принимала Эдварда Финча. Последнего клиента на сегодня. И второго подозреваемого. Итак, что она о нем знала?

Двадцать лет, не женат. Тормозильщик поезда. Помимо этого, осуществляет сцепку и расцепку вагонов на станционных путях. Тяжелая работа, сущая каторга. Среди постоянных клиентов не числится. О матери ничего не известно, живет в одном купе с отцом. По словам Грейс, был близко знаком с жертвой. Очень интересно.

Он не стучал, как это делали другие. Скорее неуверенно поскребся в дверь, и Элли даже сначала не поняла, что кто-то пришел. Впрочем, потом звук усилился, и она, вздохнув, пропустила клиента внутрь. Эдвард Финч был одет в нелепый парадный фрак, словно рассчитывал на званый ужин, а не на встречу с психологом. Однако Элли догадалась, что это, возможно, его единственный приличный костюм. Последний посетитель обладал странной внешностью. С одной стороны, он вполне мог сойти за писаного красавца – аристократично бледное лицо, сильные руки, большие широко раскрытые глаза интересного оттенка: смотришь в их зеленоватую глубину, точно пьешь мохито с мятой. С другой, крылось в его облике нечто неприятное и, как следствие, подозрительное. Хотя, может, так только казалось после слов Грейс? Например, у молодого человека практически отсутствовала шея, из-за чего голова по-черепашьи впивалась в плечи. Эта деталь придавала ему испуганный и даже затравленный вид. Ступал он несмело и постоянно озабоченно косился на Элли, будто боясь сделать что-то неправильное.

– Расскажите, что вас беспокоит, – предельно доброжелательным голосом предложила Элли.

Эдвард ожесточенно потряс головой.

– Н-не знаю, – с легкой запинкой промямлил он. Когда Эдвард говорил, чудилось, будто у него рот наполнен котловой водой, настолько невнятно звучали слова.

Тяжелый случай. Если человек не понимает, что его беспокоит, значит, дело совсем плохо.

– Вы путешествуете третьим классом?

– Н-на текущий момент я там работаю, – доверительно-пристыженным тоном заявил он, не брезгуя вставлять в неразборчивую речь высокопарные канцеляризмы. – Но теперь у меня имеется постоянный пропуск в ваш вагон.

– На время диагностики?

– Никак нет! Я еще раньше получил его! – с чувством уязвленного достоинства ответил Эдвард.

Молчание. Элли решила провернуть с ним ту же штуку, что и с помощником машиниста.

– Если хотите, можете рассказать о своей работе.

Бледные щеки тормозильщика по-девичьи окрасились в цвет сигнального флажка.

– Д-да что там говорить. Скука одна.

– Ну как же скука, вы управляете гигантским поездом! Именно от вас зависит, поедет ли он или будет стоять!

– Не от меня вовсе, а от машиниста. Да и он тоже человек несвободный. Едем лишь туда, куда проложены рельсы. Иллюзия свободы выбора.

Элли удивленно посмотрела на клиента. Кажется, ей удалось немного растормошить его.

– Не думаете ли вы, что хоть маршрут до конечной точки и определен заранее, все же от каждого человека зависит то, каким образом мы его пройдем?

Эдвард вдруг едко улыбнулся, обнажив остренькие зубы.

– Вы подняли интересный вопрос. Да, кто-то сутки на деревянной лавке мерзнет, ожидая условного сигнала… А иные счастливчики в вагоне первого класса с бокалом вина прохлаждаются. Действительно, все по-разному. Но зависит ли это от нас?

– Расскажите, были ли у вас с кем-то конфликты? – решила сменить тему Элли.

Эдвард сжался, побледнев. Черепашья голова еще больше ушла в плечи.

– Я стараюсь не конфликтовать с людьми… Ввиду того, что… Мой отец против этого…

– А какие у вас отношения с отцом?

– О-он… Заботится обо мне. Оберегает.

– Оберегает от чего?

– Боится, что я… Увлекусь кем-нибудь… Кем-нибудь недостойным. Он испытывает грусть из-за этого.

– Вы слушаетесь своего отца?

– Д-да. То есть. Не всегда. В противном случае я бы никогда не пошел с ней на… романтическую встречу.

Элли ласково улыбнулась.

– Расскажите о своей девушке.

– У нее имеется много преимуществ… И такие красивые голубые глаза…

Последнюю фразу Эдвард произнес со странным фанатичным выражением лица, а Элли про себя поежилась, ибо вспомнила несчастную Мэрридит.

– С кем вы общаетесь, Эдвард?

– У меня крайне мало друзей ввиду того, что я не люблю долго разговаривать с людьми. Утомительно. Вот только в парке иногда с кем-нибудь пересекаюсь… Это не всегда приятные встречи. Неделю назад произошла одна…

– Не хотите поговорить об этом?

– О-он очень скверный человек.

– Кто?

– Жан. Он из вашего вагона, кажется. Мы долго общались с ним в парке.

– А о чем вы с ним…

– Мне не хочется распространяться на эту тему.

Эдвард окончательно замкнулся в себе и на все последующие вопросы отвечал чисто механически, иногда невпопад. Элли так и не смогла добиться от него большего. А в конце он строго посмотрел на нее и крайне высокопарно отметил:

– Надеюсь, предоставленные мной сведения никак не…

– Разумеется, я все сохраню в тайне.

Когда сеанс закончился и последний клиент покинул ее купе, Элли устало посмотрела на бумаги. В тусклом свете керосинового фонаря проблемы клиентов выглядели страшнее, чем они были на самом деле. Чернильные буквы вдруг словно задрожали, сорвались с листа и колючими спицами впились в лицо; вязкий страх наполнил все ее существо. Именно в этот момент Элли пронзило острое осознание того, что она должна непременно выяснить, кто был убийцей. Она сама не понимала, почему это так важно. Словно временно уснувшая память побуждала ее провести собственное расследование. Но зачем ей сдался несчастный картограф? Да, история жуткая, да еще и с этими выколотыми глазами, здесь не поспоришь. Но какое отношение убийство имеет к ней самой? А еще Элли стало грустно от мысли, что Жан обманул ее. Значит, он ходил в парковый вагон, и отнюдь не только затем, чтобы сорвать там цветы. Более того – они с Эдвардом знакомы! И оба находятся в числе подозреваемых. Что же значит вся эта загадочная история?

И Элли наметила для себя две важных задачи.

Она выяснит все про Мэрридит. А еще узнает, почему Жан солгал ей.