Ариадна из чугуна и стали

Глава 5, Тормозная колодка

10

Нервозный парень из шкафа оказался Анкелем. Двадцать лет, не женат. Сел на поезд год назад – серьезно?! Диагноз: мизофония11. Это еще что?! Показано медикаментозное лечение. Управление стрессом, гипнотерапия. Лечение звуком.

Эту небезынтересную информацию Элли узнала из личного дела клиента. Анкель был ее клиентом! Это удивляло и ужасало одновременно. Удивительными казались их взаимоотношения: она что, спала с ним? Сейчас Элли представлялось это чем-то возмутительным, неужели раньше она придерживалась иных моральных принципов? Ужасало вот что: поезд в пути уже год. Нет, в теории такое возможно, однако куда они едут? На другой конец света? Целый год в пути, а она ничего не помнит! Страх снова овладел Элли, когда она сидела за столом, погруженная в проблемы своих клиентов. Этих проблем имелось в таком количестве, что они вполне могли затмить ее собственные – но увы. Единственное, с чем они справлялись, так это с погружением в необычный мир поездной романтики. Поистине с каждой минутой Элли открывала для себя что-то новое.

Здорово измучившись и проголодавшись, она со вздохом поднялась из-за стола. Надо было что-то предпринять. У нее сегодня выходной, так что она вполне может выйти из купе исследовать территорию. Поезд, который в пути уже целый год, несомненно, заслуживает внимания. Переодевшись в дорожный костюм и набив карманы местной валютой – рельсодорами, Элли отважно покинула убежище и тут же замерла на месте, ибо увиденное поразило ее воображение. Вместо узкого коридора перед ней простиралась анфилада огромных помещений, цеплявшихся друг за друга, как вагоны за локомотив. Над головой стрельчатые своды, повсюду свечи в бронзовых канделябрах, высокие окна до самого потолка играли цветными витражами, двери с тончайшей резьбой приглашали в купе, не менее торжественные и прекрасные. Тонкое сочетание ладанного дыма, кедра и жасмина щекотало ноздри. Статуи механических девушек и юношей протягивали руки из ниш в стенах, словно привлекая внимание к своей красоте. В их глазницах крутились шестеренки. Из резиновых колес, как из кадок, торчали кусты из меди. Но самое невероятное заключалось не в масштабности, изяществе и роскошестве, а в том, что все это колыхалось, ехало, перемещалось по неизвестному маршруту. Впрочем, неизвестным он представлялся лишь для Элли, остальные пассажиры наверняка были более осведомленными. По левую сторону от залов проходили линии купе со сдвижными дверями, которые выглядели под стать окружающей обстановке. Величавые, покрытые дорогой кожей, с лаково блестевшими молоточками. Восхищенная, Элли подошла к мозаичному окну: из-за цветного стекла казалось, будто мир по ту сторону ярок и весел. Однако, отыскав прозрачное стекло и присмотревшись сквозь него, она поняла: на самом деле мир беспросветно сер и уныл. Все утопало в пепле. Одинокие островки коричневой земли тоже просматривались, но иногда они сменялись странными пустотами. Точно так обстояло и с ее памятью. Элли остро захотела сойти с поезда: что там за мир, какие тайны он в себе скрывает?

И вот, точно повинуясь хаотичным мыслям Элли, раздалось три коротких гудка, и гигантский поезд принялся замедлять свой ход. Таинственная даль загорелась гостеприимными станционными огнями: неужели они куда-то приехали?

Поезд встрепенулся, оживился, точно был живым существом. И если ранее просторный коридор пустовал, что вполне объяснимо – предвечернее время, люди, видимо, готовились ко сну, либо же находились в ресторане, – то теперь выяснилось, что вагон первого класса изобилует весьма чопорными и прелестно одетыми господами. С наигранной леностью и неспешностью выходили они из своих временных жилищ, высокопарно здороваясь друг с другом. Однако беспокойные глаза их выдавали оживление. Впрочем, такое же испытывала и Элли: ведь они куда-то приехали! Уже не терпелось ступить на твердую землю. Интересно, на улице холодно?

Она заметила, что дамы облачены в меховые пелерины; такую же, стало быть, следует взять и ей.

Две жеманные старушки в чепцах и черных балахонах взволнованно переговаривались между собой, перебирая в сморщенных пальцах ридикюли. Со стороны чудилось, будто они покрыты толстым слоем пыли.

– Наконец-то станция Агрыз! Будешь выходить?

Острые зубы показались из мшистого рта, точно и правда желая кого-то загрызть.

– Навряд ли. Что выходи, что не выходи – ничего не поменяется. Суета!

Элли не стала дожидаться окончания этого содержательного разговора. Ей страстно захотелось сойти с поезда. Захватив из купе теплые вещи, она поддалась беспокойному течению ряженых людей, живо устремившихся к выходу.

– Станция Агрыз. Стоянка поезда продлится два часа! – торжественно огласили в коридоре; это объявление, подкрепленное свистом локомотива, эхом пронеслось под сводчатым потолком – только органного сопровождения ему не хватало. Следом раздалось потрескивающее звучание патефона, усиленное громкоговорителями.

Двери открылись, и уютный обжитой пар повалил из теплого вагона вместе с укутанными до самых носов пассажирами. Россыпь переливчатых огней на станционных путях загадочно выступала из клубившегося дыма и пара от гигантского поезда, который напоминал разгоряченного от бега ретивого коня. Только сойдя на платформу, Элли смогла оценить его масштабность: длинное громоздкое туловище великана казалось бесконечным. На обшивке вагонов гордо значилось Ариадна, такое же название красовалось на передней части локомотива, но его Элли видеть никак не могла, ибо для этого требовалось обойти паровоз спереди, а ей, наоборот, хотелось уйти от поезда как можно дальше.

На вытянутой платформе уже толпились зеваки – не то пассажиры, не то встречающие. Впрочем, напротив элитного синего вагона людей было не в пример меньше. Здесь чинно прохаживались жандармы в шинелях с голубыми петлицами и красным кантом, отсеивая неблагожелательную публику. Помимо них, отвратительно скрипя чугунными шестеренками, по платформе проносились ненасытные пепломаты, собирая в хищно раскрытые пасти пепел и всякий сор.

Целых два часа, чем бы заняться? Элли бросила рассеянный взгляд на золотые часики с репетиром и хронографом. Пассажиры в основном устремлялись в сторону здания вокзала, которое также, несомненно, поражало воображение. И если поезд походил на огнедышащее чудовище, то вокзал мог сойти за гигантскую нору, берлогу, вполне под стать своим обитателям. Сооруженный из черного мрамора, украшенный причудливыми статуями и гаргульями, с громоздкими чугунными колоннами и фасадом, напоминавшим триумфальную арку – он словно парил в вязко-сером тумане, огромный, холодный, негостеприимный и очень шумный. Станционный дежурный с фонарем в руке и сладкой, не менее «дежурной», улыбочкой на устах встречал богатых гостей и направлял бушующий поток к темным проемам вокзальных дверей, где уже весело играла оркестровая музыка. Память Элли озарилась любопытным воспоминанием: кажется, «воксал» – название парка в каком-то известном городе…12 Но вот в каком?

Отчего-то Элли не захотелось идти за остальными. По каменным обледенелым ступеням она очень долго спускалась с гигантского перрона. Славная разминка – потом еще дольше наверх. Под перроном ютился целый город: будка станционного смотрителя, впрочем, весьма пошарпанная, несколько кособоких домишек, попыхивающих каминным дымом, почтовое отделение, широкая улица, по которой разъезжали дилижансы, управляемые недовольными извозчиками в шинелях. По углам жались тощие крысы, по улице перебежками перемещались не менее тощие горожане. Живые существа – как люди, так и животные – копошились лишь под черной глыбой перрона, где и было средоточие жизни, а дальше по обе стороны от него простиралось мертвое поле, какое-то пыльное, серое, словно на него накидали половых тряпок. И пыльно смотрелись на нем жидкие рощицы.

Вроде уже наступил вечер и чувствовалась необходимость в освещении, но при этом предметы и люди были вполне различимы глазу, они не скрывались в ночной мгле, сам воздух имел серый цвет. Элли посмотрела на безликое небо – ни луны, ни солнца, только слякотью размазанные графитовые облака над головой. На отдалении от перрона негостеприимно ощетинился колючками дряхлый ельник: три корявых деревца одиноко стояли, прижавшись друг к другу, а за ними пустота. Как зачарованная, смотрела на нее Элли. Казалось, будто оттуда вырезали солидный кусок земли и деревьев. Осталось лишь бесформенное серое изваяние неизвестного происхождения.

Утопая в пепле, как в мягкой перине, Элли медленно двинулась к этому любопытному природному феномену. Что это такое? Таит ли оно в себе опасность? Чем ближе она подходила к ельнику, тем тише становилось кругом: музыка и шум с перрона словно звучали в далеком сне, а сейчас – только дребезжащая в такт ударам ее сердца тишина. Ладони вспотели от волнения. Пытаясь обрести опору, Элли одной рукой схватилась за высокую корягу – шершавую, точно ладонь старика. Уродливые деревья, причудливо изогнутые, присыпанные пеплом, морщинистые, назло всем препятствиям вились с земли к небу. Но одному дереву не повезло, часть его была невидима, словно кто-то острым ножом срезал половину. Ее поглотила пустота. Элли сделала еще шаг и, прикрыв глаза, поднесла руку к заманчивому серому пространству. Сейчас она узнает!

В висках застучало, в груди возникло непреодолимое желание поскорее получить ответы. Но вот навязчивые шумы извне помешали ей, резко нарушив благодатное ощущение покоя и тишины. Кто-то грубо схватил ее за руку, да так, что она легонько вскрикнула от боли. Элли принялась отбиваться, ей словно на время отказали зрение и слух, она не понимала, кто напал на нее, и дралась с яростью тигрицы. Кажется, она громко кричала и звала на помощь.

Сознание пришло к ней, когда она уже лежала на земле, испачкав в пепле прекрасную пелерину из горностая. Напротив возвышался незнакомый парень в двубортном пальто черного цвета, суконных шароварах и высоких сапогах. Мрачное лицо его, искаженное гневом, до смерти напугало Элли, и она по-ребячески вскинула руку, будто желая защититься от грозного противника. Страх молотом ударил в решетчатые ребра, грудь сдавило. Что чувствует человек в момент… тот самый момент, когда находится на волоске от гибели? Что ощущала бедная Мэрридит?

Но ужасное не свершилось, ибо подмога не замедлила появиться. К ним, шумно сопя, спешил незнакомец. Мужчина. Элли с облегчением выдохнула. Она уж было подумала, что оказалась здесь один на один с маньяком. Недаром же Грейс убеждала ее проявлять бдительность! Впрочем, она сама виновата. Вместо того чтобы идти за остальными пассажирами, она предпочла уединение.

– Отойди от нее, – точно удар хлыста, послышался холодный властный голос, и Элли сквозь полуопущенные ресницы увидела его обладателя: высокого статного красавца. Возможно, если бы не щекотливая ситуация – она в беде, жестокий маньяк напротив, – образ спасителя не отпечатался бы у нее на сердце с такой отчетливостью, как в эту минуту. Он поистине пронзил ее насквозь, заставив затрепетать от волнения. Чрезвычайно хорошо одетый – с каким-то даже лоском, но в меру, с красивым мужественным лицом, поражавшим своим благообразием, могучими плечами и фигурой атлета. Но что примечательнее всего в его внешности – так это рыжая грива волос до самых плеч. Благородный, красивый, богатый: словом, принц на белом паровозе.

Писаный красавец на секунду задержал взгляд на Элли, а затем вперил его в обидчика и весь воспламенился. Элли буквально почувствовала, как между мужчинами словно промчался поезд.

– Ты вроде гайки должен подкручивать, машинист? – с холодной издевкой поинтересовался спаситель.

– Здесь опасно. А я слежу за безопасностью пассажиров, – сухо ответил обидчик. Слова вылетали из его рта с каким-то шипением, как из патефона. Элли с удивлением взглянула на него. Теперь, когда страх отступил, она смогла рассмотреть маньяка во всех деталях. Машинист? Да, действительно, одежда его отличалась от той, в какой щеголяли пассажиры первого класса. И если приглядеться, становилось видно – несмотря на опрятный вид, парень выглядит как служащий. Его ладони, грубо стискивавшие ей запястья, были измазаны в чем-то жирном и блестели. Машинное масло? Неожиданно ей стало противно оттого, что этот человек пытался лапать ее.

– Он напал на меня! – тихо проскулила она, нарочито добавляя в голос жалобные нотки. Элли страстно захотелось получить от защитника ободрение.

Рыжеволосый нахмурился.

– Слышал, Кей, что девушка говорит? Как ты посмел?

Парень, которого назвали Кеем, полоснул Элли ненавидящим взглядом: точно ослепляющим прожектором ей в лицо посветил.

– Ни на кого я не нападал, – тихо, но в то же время с чувством собственного достоинства возразил он. – Возвращайтесь в поезд.

Сказав это, он намеревался уйти, но рыжеволосый процедил ему в спину:

– За подобную выходку твоего отца в этом месяце лишат премии!

Кей нервно дернулся и на секунду замер, словно хотел что-то сказать, но потом, передумав, ушел. Элли почувствовала невероятное облегчение, страх прошел.

– Меня зовут Жан, – галантно представился рыжеволосый и помог подняться. – Мы с вами путешествуем в соседних вагонах первого класса, но еще ни разу не разговаривали… Этот дикарь ничего вам не сделал?

Элли вздохнула.

Рука Жана оказалась теплой и надежной, не в пример той, что лапала ее пару минут назад. Секунда – и она прижата к широкой груди спасителя. Можно было даже расслышать заманчивый стук его сердца.

– Жан… Жан Риваль? – вдруг удивленно воскликнула она, вспомнив кое-что важное.

Мужчина лукаво улыбнулся, а в его выразительных карих глазах загорелись смешливые искорки.

– Дурная слава обо мне ходит по всему поезду. Надеюсь, вы не поверили слухам?

– Предпочитаю лично определять достоверность информации, – живо отозвалась Элли.

– Что ж, постараюсь не разочаровать вас. Что вы здесь делали?

Элли покосилась на таинственную пустоту, которая уже не манила ее столь безудержно, как прежде. Чары рыжеволосого красавца были сильнее.

– Понимаю, – догадался не в меру проницательный Жан. – Сам люблю смотреть в бездну: опасно, но невыносимо притягательно.

– Что это такое? – не выдержав, спросила Элли.

Жан картинно приподнял рыжие брови, но ничего не ответил. Лицо его изображало один сплошной таинственный икс.

– Вернемся в поезд, – предложил он хриплым голосом. – Скоро трогаемся.