Мишель не понимал, почему Лизетт не позволяет ему подать иск по поводу ее дома в Белькуре, но она заявила, что в дело, скорее всего, вмешается Изабель. Нагрянув в Лион, мачеха вполне может опротестовать иск, будучи опекуншей Лизетт. Для этой цели она привлечет и Филиппа, хотя это маловероятно.
– Если вы изложите мне все факты, – настаивал Мишель, – я немедленно начну процесс в ваших интересах. Насколько я понял, мачеха заблокировала ваши счета в банке только потому, что вы исчезли из дома, чтобы избежать брака с человеком, которому перестали доверять.
Так выглядела версия о Филиппе, сформулированная Лизетт.
– Повторяю, я вовсе не уверен, что ваша мачеха имеет законное право приостанавливать выплаты по вашему содержанию. В конце концов, вы можете поручить мне расследование по вашему делу.
– Нет, – твердо сказала Лизетт, не называя причину. – Сейчас у меня спокойная жизнь, и я не хочу ничего менять.
Ему ничего не оставалось, как согласиться с ней.
Однажды Мишель сообщил девушке важную новость: братья Люмьер, вдохновленные идеей отца, сильно продвинулись в своих разработках и сконструировали камеру, которая, хотя и требовала дополнительной доводки, в принципе позволяла не только снимать движущиеся объекты, но и проецировать их на экран. Эта новость заставила Лизетт вспомнить о Даниэле. Интересно, как дела с его камерой, думала она, и насколько его опередили Люмьеры?
Однажды летом в контору, где работала Лизетт, зашел Огюст Люмьер, обходивший все цеха фабрики, чтобы объявить об одной акции. Когда он зашел в бухгалтерию, все внимание мгновенно было обращено на него: он попросил созвать работников и из соседних отделов. Собралась целая толпа, обступившая его со всех сторон.
– Дамы и господа, – начал он. – Завтра после окончания рабочего дня у выхода с фабрики вы увидите моего брата. Он будет стоять за воротами, и крутить ручку деревянного ящика, установленного на треноге. Это особая камера, способная снимать движущиеся изображения, которые потом будут проецироваться на экран или на стену. Эта камера будет снимать вас, улавливая каждое ваше движение.
Раздался гул удивления. Лизетт была разочарована: значит, Люмьеры будут первыми в мире! Она, разумеется, не умаляла их успеха, но в Даниэля верила не меньше. Неожиданно для себя она вдруг вскочила с места и обратилась к Огюсту.
– Примите мои поздравления, мсье Люмьер, но я слышала и читала, что подобные аппараты еще не могут передавать непрерывные плавные движения, эта проблема далеко не решена. Можно спросить, справились ли вы с этой задачей?
Огюст бросил в ее сторону острый заинтересованный взгляд, не ожидая, что кто-то из присутствующих имел представление о таких аппаратах.
– Вы совершенно правы, мадемуазель Декур. Это серьезнейшая проблема, с которой сталкиваются почти все конструкторы подобных аппаратов, в том числе и мы с братом. Да, рваные, прыгающие кадры неприятно действуют на зрение и затрудняют просмотр. Я счастлив, что могу сообщить вам: с изобретением нашей камеры эта проблема решена.
– Прекрасная новость, – продолжала Лизетт. Она была не в силах справиться со своим любопытством. – Насколько мне известно, большую трудность при печати серии кадров представляет выбор фотобумаги, а бумага, которая используется сегодня, непрочна. Она слишком легко рвется. Скажите, вы пользовались новыми материалами?
Лизетт вдруг подумала, что ведет себя слишком дерзко, и постаралась исправить положение.
– Простите, господин Люмьер. Кажется, я задаю слишком много вопросов. Разумеется, вы изобрели что-то новое, до сих пор неизвестное. – Лизетт быстро села на свое место. – Прошу извинить меня за излишнее любопытство.
– Вам незачем извиняться, мадемуазель. Ваш интерес вполне понятен. Последний год мы много работали над усовершенствованием нашего изобретения, и в этом заслуга моего брата Луи. Некоторое время назад – вы тогда еще не работали у нас, мадемуазель, – он заболел и был прикован к постели. Остальные сотрудники подтвердят, что Луи никогда не сидит без дела, он всегда чем-то занят, даже когда болеет. Именно тогда, лежа в постели, он ломал голову над проблемой оптимальной проекции и решил ее. Так нам удалось преодолеть искажения при демонстрации «живых картинок».
Раздался взрыв аплодисментов. Огюст улыбнулся и, слегка поклонившись слушателям, вышел из конторы. После этого Лизетт уже не могла сосредоточиться на работе. Ее волновал вопрос, что же такое придумал Луи? Означало ли это, что Люмьеры в гонке за совершенство кинокамеры оставили Даниэля далеко позади?
На следующий день, к великому удивлению Огюста и Луи Люмьеров, все женщины, занятые на фабрике, пришли на работу в своих самых красивых нарядах – как говорится, в полной боевой готовности, – чтобы быть запечатленными в наилучшем виде. Ряды висящих на крючках шляп напоминали гирлянды ярких цветов, украшенных лентами, перьями страуса и разными заколками. Только Лизетт пришла на работу в простой блузке с юбкой и скромной шляпе. Ее голова была занята другой, более важной, чем предстоящие съемки, проблемой: накануне вечером Мишель сделал ей предложение. Хотя общая атмосфера приподнятости не могла обойти и Лизетт, она заставила себя употребить всю свою власть и потребовала от подчиненных выполнить все задания до окончания рабочего дня.
– За последние месяцы вы смогли убедиться, моя дорогая Лизетт, как я влюблен в вас, – сказал ей Мишель, когда они после посещения театра ужинали в одном из ее любимых ресторанов.
В какой-то момент его слова заставили ее оторопеть, но она, быстро овладев собой, спокойно ответила:
– Я питаю к вам самые теплые чувства, Мишель. – Это была чистая правда. – Но я искренне сожалею, что не могу связывать себя никакими обязательствами.
– Потому что вы все еще любите того человека, за которого чуть было не вышли замуж?
– О нет! – Лизетт ужаснулась от мысли, что Мишель вообразил, будто Филипп был причиной ее отказа. – Я о нем даже не вспоминаю.
– Тогда выходите за меня, Лизетт, – пылко воскликнул Мишель. – Мне кажется, вы любите меня больше, чем сами думаете. Мы бы прекрасно жили. У нас так много общего: мы оба любим книги, музыку, театр, прогулки на природе и многое другое.
Лизетт стало неловко, беспокойно на душе.
– Мишель, вы знаете мое отношение к браку.
– Ваше отношение к браку сформировалось в тот период, когда вы были несчастной и обиженной, а сейчас настала пора по-новому посмотреть в будущее. Лизетт, будьте моей женой! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы были счастливы.
Прижавшись к ней, он так пылко и страстно поцеловал ее, как никогда раньше. Молодое тело Лизетт жаждало любви и ласки. Даниэль разбудил в ней женщину, и с тех пор сексуальные желания переполняли ее, но она все же вырвалась из объятий Мишеля.
– Нет, Мишель! Я не могу обнадеживать вас.
Перед глазами снова всплыла дочь. Лизетт даже не подержала свою девочку на руках, но ее появление бесповоротно изменило всю ее жизнь. Лизетт уже достаточно хорошо узнала Мишеля, чтобы признаться ему в самом сокровенном. Если бы он хотя бы заподозрил, что другой мужчина обладал ею и у нее есть от него ребенок, он бы сошел с ума от ревности. Нет, ни за что на свете она не подвергнет его такой пытке – ради него и ради самой себя.
Мишель яростно тряхнул головой.
– Я ни за что не поверю, что вы решили остаться одна до конца своих дней!
Лизетт давно предвидела, что ее отказ будет означать конец их отношений.
– Я очень люблю и ценю вас, Мишель, но вам придется поискать другую жену. Это мое твердое решение.
– Я вам не верю.
– Мы должны прекратить наши отношения. Зачем зря надеяться? Вы этого не заслуживаете, Мишель. Нам надо расстаться.
Когда она схватила плащ и сумочку, он тоже поднялся, чтобы проводить ее, но она остановила его, положив руку ему на плечо.
– Я ухожу. Не провожайте меня, – сказала она дрожащим голосом. – Официант вызовет мне экипаж. Я всегда буду помнить те счастливые дни, которые мы провели вместе.
Когда она направилась к выходу, Мишель схватил ее за руку, заставив сесть на свое место. На лице его было выражение ужаса и растерянности.
– Я люблю вас! И это навсегда! Я никогда не разлюблю вас! Рано или поздно вы согласитесь стать моей женой! Я в этом уверен! – сказал он уже более спокойно. – Я видел, какими глазами вы смотрите на детей. Когда-нибудь и вы захотите иметь семью и детей, как бы вы ни противились этому!
Несмотря на то, что она была искренне тронута его душевным порывом, Лизетт сомневалась, что Мишель сможет понять – никакие новые дети, пусть даже любимые, никогда не заменят ей потерянного ребенка. Она слегка коснулась ладонью его щеки.
– Вы очень добрый, Мишель! Но этому не бывать!
Он впился поцелуем в ее ладонь.
– Если надо, я буду ждать вас долгие годы, пока вы не согласитесь стать моей, но не обрекайте меня на это, Лизетт!
Этот разговор состоялся вчера. Сейчас же, забрав велосипед со стоянки, Лизетт, поглощенная мыслями о Мишеле и полностью забыв о Луи Люмьере и сегодняшней съемке, выезжала из ворот фабрики. Она вырулила справа от камеры и только тогда сообразила, что на какие-то секунды оказалась в объективе. По пути она заметила, как из ворот чинно выходили расфуфыренные работницы фабрики – с улыбками во весь рот, а мужчины – некоторые на велосипедах – с любопытством косились в сторону камеры.
Тут же с визгом носилась собака, будто чувствовала, что происходит нечто необычное.
В этот вечер семейство Люмьеров собралось в полном составе, чтобы посмотреть «живые картинки», отснятые за последние дни. Мадам Люмьер заняла место в первом ряду вместе с супругом, младший сын Эдуард устроился на полу у их ног, заняли свои места и остальные члены семьи. Огюст и Луи собирались вырезать лишние кадры, но только после того, как весь отснятый материал посмотрит семья.
В зале притушили свет, и Луи начал крутить ручку камеры. Мадам Люмьер и ее невестки не могли сдержать возгласов восхищения от великолепного качества и четкости изображений. Вот на экране пронеслась конка, потом возникли лодки, бороздящие гладь реки. Затем – бегущие дети, катящие обруч. В следующих кадрах появился Огюст, сидящий в саду за столом вместе с женой Маргаритой, а между ними – их новорожденная дочка Андреа. Продолжительность каждого сюжета была не больше минуты, и столько же времени требовалось, чтобы перезарядить проектор, но эти вынужденные паузы давали семейству возможность живо обсудить увиденное. Затем пошли кадры с работниками, выходящими с фабрики: вначале показалась молодая женщина на велосипеде, свернувшая справа от камеры. Ее лицо мелькнуло лишь на несколько секунд, но и их оказалось достаточно, чтобы мадам Люмьер вдруг резко подалась всем телом вперед – к экрану.
– Эту девушку я знаю. Я абсолютно уверена в этом! – воскликнула она.
Хотя Жанна-Жозефина Люмьер бывала на фабрике нечасто, сейчас она явно узнала кого-то из работающих там. Родственники, конечно, не придали никакого значения ее замечанию, но, когда снова погас свет, она не успокоилась.
– А ну-ка прокрути мне еще раз отрывок с фабрикой, – попросила она сына.
Когда он исполнил ее просьбу, она, обращаясь к мужу, сказала:
– Я совершенно уверена, что это внучка мадам Декур!
– Ты имеешь в виду малышку Лизетт? – удивленно спросил он.
– Она уже давно не малышка.
Мадам Люмьер на минуту задумалась.
– Ей должно быть сейчас лет девятнадцать, примерно столько же, сколько девушке на велосипеде.
– Но как она могла оказаться на нашей фабрике? Семья Декур никогда не испытывала недостатка в деньгах. На днях я проезжал мимо их дома в Белькуре. Он по-прежнему закрыт. Ты наверняка помнишь, что Лизетт не может получить дом в собственность, пока не выйдет замуж или пока ей не исполнится двадцать один год? Не вижу причин, чтобы она работала на фабрике. Думаю, ты обозналась, дорогая.
Мадам Люмьер не удовлетворил ответ мужа, и, обратившись к сыновьям, она спросила:
– Огюст! Луи! У вас на фабрике работает мадемуазель Декур?
Братья были заняты перезарядкой камеры и не обратили внимания на дискуссию между родителями, но мадам Люмьер настаивала на своем.
– Кто-кто? – переспросил Луи. – Мадемуазель Декур? Да, она работает у нас в бухгалтерии. Да, именно ее ты видела несколько минут назад на экране. Кстати, за ней ухаживает Мишель Ферран, мы вместе с ним учились в лицее де ла Мартинер.
– Да, я помню. А теперь послушай меня. Я хочу непременно увидеть Лизетт. Позволь ей уйти завтра пораньше с работы. Я хочу принять ее в нашем доме. Кажется, я догадываюсь, почему она до сих пор не дала о себе знать. У них там был жуткий скандал, когда она сбежала из-под венца. Значит, ты не забудешь пригласить ее, Луи?
– Нет, мама.
Луи и Огюст весело перемигнулись. Их мать, казалось, не осознавала, что они уже давно не дети.
На следующий день Луи вызвал Лизетт к себе в кабинет и передал ей приглашение матери. Когда он объяснил ей, как мадам Люмьер узнала ее, Лизетт немного помедлила, прежде чем принять приглашение.
– Я долго не решалась увидеться с мадам Люмьер… из-за того скандала, – честно призналась она. – Вы уверены, что она…
Луи улыбнулся, желая переубедить ее.
– У вас нет никаких причин для беспокойства. Моя мать сгорает от нетерпения узнать о вашей судьбе. Она ждет вас сегодня в три часа.
Переступив порог дома Люмьеров, Лизетт сразу была окружена добротой и сердечным гостеприимством, так хорошо знакомым ей с детства. Старинная подруга ее бабушки тепло расцеловала девушку в обе щеки.
– Какая радость снова увидеть тебя, Лизетт! Ты была славным ребенком, а теперь выросла в красивую молодую женщину. Если бы ты знала, как мне не хватает твоей дорогой бабушки, но теперь, слава Богу, ты вернулась в Лион.
Взяв Лизетт за руку, она повела ее к креслу у низкого столика, накрытого кружевной скатертью, на котором уже стояли чашки, чайник, блюдо с пирожными и печеньем.
– Вы замечательно выглядите, мадам Люмьер, – радостно сказала Лизетт. – Совсем не изменились, – и с легкой грустью добавила: – Я давно хотела навестить вас, но…
Мадам Люмьер улыбнулась и покачала головой.
– Можешь ничего не говорить, о причине я догадываюсь. Да, мы, конечно, слышали про тот скандал, но у тебя, видимо, были веские причины так поступить.
– Вы все понимаете, мадам Люмьер. Дело в том, что в последний момент возникло одно непреодолимое препятствие, которое не позволило мне выйти замуж за Филиппа, и я не видела для себя другого выхода кроме бегства.
– Мне кажется, твоя бабушка поступила бы точно так же. Нет ничего ужаснее несчастливого брака.
Мадам Люмьер разлила золотистый чай в красивые фарфоровые чашки, предложив всем гостям лимон.
– Твой брошенный жених приезжал в Лион, искал тебя здесь, спрашивал меня, не знаю ли я, где ты можешь находиться. – Заметив, как вспыхнули глаза Лизетт, она добавила: – Кажется, ты впервые слышишь об этом?
– Да, я этого не знала, хотя и предполагала, что он может меня искать здесь, в Лионе, – призналась Лизетт, взяв протянутую ей чашку чая.
– А тебе известно, что он недавно женился? – осторожно спросила мадам Люмьер. – Я читала объявление в одной из парижских газет.
Лизетт облегченно вздохнула.
– Это хорошая новость!
Мадам Люмьер подняла брови.
– Я волновалась, не зная, как ты это воспримешь.
– Я боялась, что Филипп еще продолжает меня искать, а теперь буду знать, что он вычеркнул меня из своей жизни. Надеюсь, он счастлив с новой женой.
Пожилая дама удовлетворенно кивнула.
– Я очень рада, что ты жива и здорова. Позволь все же полюбопытствовать, как тебе тогда удалось исчезнуть из замка, не оставив никаких следов? Тебя долго искали и нигде не могли найти.
– Я познакомилась с одним странствующим демонстратором «Волшебного фонаря». Он как раз в тот вечер уезжал из Парижа. Я некоторое время работала его ассистенткой. Потом устроилась на работу в универмаге продавщицей, а затем, до приезда в Лион, была экономкой в доме отставного судьи.
Мадам Люмьер одобрительно посмотрела на нее.
– Твоя бабушка была бы довольна, что ты стала такой самостоятельной. Да, ты знаешь, чего хочешь.
Она продолжала вспоминать прошлое, рассказывая Лизетт последние новости об их общих знакомых. Они поболтали и о других интересующих их вещах, и Лизетт призналась, что тайно посещает Белькур.
– Тебя в любой момент могут арестовать – это же незаконное вторжение на чужую территорию! – в ужасе воскликнула мадам Люмьер.
– Да, я знаю, но быть так близко и не войти… Я не могла удержаться.
– На будущее держись подальше от этого дома, – посоветовала мадам Люмьер. – Ты еще слишком молода и не понимаешь… Время летит быстро. Тебе осталось ждать два года. Они пролетят, ты и не заметишь. Вот тогда дом по закону станет твоим.
В этот момент в салон вошел мсье Люмьер, излучая радость и неотразимый шарм. Он сердечно приветствовал Лизетт, устроившись рядом с ней за чашкой чая.
– Как же много лет прошло с тех пор, как я тебя утешал в саду после похорон твоей бабушки, дорогая Лизетт, – задумчиво сказал мсье Люмьер. – Честно признаюсь, я никогда бы тебя не узнал в тех кадрах, если бы не моя жена. Но я скажу тебе одну вещь, – добавил он, – ты создана для съемок. Твое появление в кадре было шедевром.
Его жена кивнула в знак согласия.
– Да, это правда. Мальчики должны тебя еще поснимать.
Лизетт улыбнулась.
– Мне достаточно и тех кадров, – сказала она и перевела разговор на другую тему. – Мсье Люмьер, я хочу спросить, не сохранилась ли у вас случайно пластинка с негативом последнего снимка моей бабушки? Вы фотографировали ее в вашем салоне. Я потеряла фото вместе со всеми остальными вещами, когда меня обокрали в поезде.
– Да, мы храним все негативы, в том числе и тот снимок, который тебя интересует. Мы его для тебя отпечатаем.
Лизетт от всей души была ему благодарна за это. Когда через час она покинула дом Люмьеров, ее переполняла радость: возобновилась дружба с Люмьерами. Через неделю она получила новую фотографию бабушки в красивой серебряной рамке.