Громкие голоса, доносившиеся с кухни, прерывают мой сон. Первый голос принадлежит Харду. Он кричит, ругается, отпуская своему собеседнику саркастичные замечание. В его голосе звучит сдержанная злость, которая взрывается и превращается в истерию молодого парня. Второй голос принадлежит взрослому мужчине. Отцу Харда. Он говорит сурово и размеренно, с большими промежутками между словами, пытаясь выглядеть спокойно и располагающе, дабы показать сыну, что он настроен на разговор.
Сон мгновенно испаряется, и я подскакиваю на постели, растерянно кручу головой по сторонам, ища нарушителей моего спокойствия, вновь слыша крики двух мужчин. Собираю свои разбросанные вещи по спальне, скрываюсь в ванной комнате и наспех принимаю душ, возвращая себе прежний вид девушки, которая не по доброй воле оказалась в доме презираемого ею парня. Конечно, на самом деле всё выглядит иначе, и я самолично пришла к Харду, но мысль, что он и только он виноват в моих бедах, мне нравится больше.
Еще я заглушила боль прошлого сексом!
Моё волнение усиливается, когда, вернувшись в комнату, громкий разговор Томаса с отцом набирает ожесточенности и совершенно не предназначен для посторонних.
– Ты окончательно потерял совесть, Том! – можно подумать она у него когда-то была! Отец Харда совершенно не знает собственно сына, рассчитывая на то, что скандальная утренняя беседа вразумит говнюка. – Ты скатился в учебе…
– А ты решил поиграть в заботливого папашу? – буквально нутром чувствую, что британец вызывающе скрещивает руки на груди и от напряжения вены на его бицепсах грозят прорвать кожу. Мистер Хард молчит, а я перестаю дышать от столь напряженного и драматичного разговора.
Не секрет, что отношения Тома с отцом – не образец для подражания, но для статуса популярного, желанного и заносчивого парня университета очень хорошая рекламка. Дешевая, но работает безотказно. Не зря ведь табун девчонок бросался самовлюбленному козлу в ноги, восхищаясь его манерами и поведением взрослого и независимого.
На самом деле вы знали, что ваше секс-божество живет в доме, подаренном отцом и транжирит исключительно его деньги, но преподносит это так, словно сам всего добился?
Всем плевать! Главное красивый фантик, а что внутри, мало кого волнует. Блестящая обертка, скрывающая пустоту и боль обозленного мальчишки.
Причина конфликта кареглазого черта с близким человеком не просочилась в университет и даже особо всезнающие болтушки не обладают пикантной информацией из жизни Тома.
Я почему-то была уверена, что виной всему – старая семейная травма, не знающая срока давности.
– У тебя новая машина? – спрашивает мистер Хард, меняя тему беседы, уповая на возможность узнать хоть что-то из жизни сына.
– Выиграл её в споре, – я почти представляю себе картину, как Томас горделиво выпячивает грудь. Как обычно маленькие дети хвастаются своей победой и показывают родителям заслуженный приз.
– Даже не хочу знать в каком, – отец говорит сухо, с пренебрежением и мне почему-то кажется, подавляя желание хорошенько ударить собственного сына. Он выиграл автомобиль переспав со мной! Мне хочется заорать об этом в голос. Но вместо этого, я молчаливо слушаю, а фраза сама по себе орёт в моём сознании.
– Верно, не хочешь, – буквально вижу самодовольную ухмылку британца, который получает всё чего пожелает. Ударьте его, ударьте!
Приоткрываю дверь и как тень проскальзываю через узкую щелочку и притаившись вдоль стены, стою на втором этаже, выглядывая за перила. Ни Томаса, ни его отца не видно, только тени их силуэтов, отражающиеся на полированной поверхности надраенного ламината. И дыхания. Непосильное дыхание взрослого мужчины, который теряет последнюю надежду наладить отношения с сыном. И тяжелое дыхание молодого парня, который устал от собственной злости и выжигающей его ненависти.
– Всё, о чем я тебя прошу Томас, просто вернись к учебе. Не зарывай свой потенциал, чтобы кому-то что-то доказать, подстраиваясь под мнение окружающих. – С этими словами отец Тома покидает дом сына, захлопнув дверь. Моё сердце подскакивает к горлу и лихорадочно стучит от страха. Я боюсь спускаться вниз и боюсь встречаться с Хардом лицом к лицу, когда он близок к нервному срыву. Но у меня нет выбора, как и нет запасного выхода из дома брюнета.
– Ты еще не ушла? – Как можно не заметно уйти и при этом не попасться тебя на глаза, Хард? Скептически изгибаю брови, обдумывая его вопрос, находя его не логичным и глупым.
Хард был на взводе. Разговор с отцом слишком задел Тома и пошатнул его и без того не стабильное состояние. Британец расхаживает по кухне, нарезая круги вокруг стола, положив ладонь на гладкое покрытие. Его это успокаивает, а у меня мельтешит в глазах от его передвижений. Как неподвижная статуя стою на входе в кухню и жду, когда на меня обрушится раздражительность британца.
– Ты всегда такой козёл? Или исключительно только со мной? – неуважение Харда злит меня и одновременно его хамство жутко заводит.
– Я не выспался, – он взъерошивает волосы и страдальчески прячет своё лицо в ладони, испуская стон измученного животного. – Ты спала на моей половине кровати! А я не могу спать не на своем месте! – Хард залпом выпивает остывший кофе.