Bad idea

Глава 6. Майя

– Что это такое, Майя?

Моя детская комнатка всегда была моим убежищем. Я спасалась в ней от чудовища. Пряталась под кроватью. Дрожала и закрывала глаза, боясь увидеть его. Зажимала уши ладошками, чтобы не слышать тяжелых шагов за дверью. А сейчас чудовище в моей комнате.

И мне больше не спрятаться от него и не убежать…

Отец стоит около моего письменного стола и сверлит тяжелым взглядом листок бумаги. Реагируя на шум, он поднимает голову и смотрит на меня недовольным взглядом рассерженного человека. Папа всегда очень злится, когда я приношу плохие оценки из школы. Но я очень стараюсь. Стараюсь порадовать папу, а он все недоволен мной.

– Это тест по математике, – отвечаю тихим голоском и оттягиваю края футболки, боясь расплакаться. Папе не нравится, когда я плачу. Мои слёзы злятся его сильнее моих оценок.

Я не буду плакать. Плачут только маленькие девочки!

Одинокая и скупая, но горячая слеза стекает по щеке, оставляя мокрое пятнышко на подушке.

– Я знаю, что это за тест. Меня больше интересует оценка!

Папа выпрямляется и грозно смотрит с высоты своего роста. Он почернел от злости и совсем разучился улыбаться. Это моя вина. Нужно лучше стараться, чтобы порадовать папу.

Маленькая, глупая девчонка.

Ты ничего ему не должна…

– Была новая тема. Она несложная, но мне было трудно разобраться, а потом сразу тест и я… – глазами полными слёз гляжу на папу, выпрашивая как брошенный щенок на улице, каплю ласки, – я…

– Что ты, Майя? – папин голос прокатывается по моей комнатке неудержимыми раскатами грома. Потолок моей спальни – потемневшее небо, голос папы – гром, который может поразить меня.

– И я не смогла решить несколько заданий, потому что не поняла их, – хлюпаю носом и ковыряю шов на майке. – Но это был усложненный тест и у меня всё равно положительная оценка.

Папа держит в руках свой любимый ремень. Из черной кожи похожего на склизкую змею, всегда нападающую исподтишка. Бляшка ремня зловеще блестит в свете ламп.

– Все остальные в классе написали хуже…– ремень примагничивает мой взгляд, а слёзы высыхают на лице от страха.

– Мне плевать на остальных! – папа рычит как беспощадный хищник и я зажмуриваюсь.

Пот градом стекает по шее и груди. Подушка насквозь мокрая и я лежу в луже собственного страха и отчаянья.

Папа хватается за ремень, заносит руку и размашисто бьёт меня бляшкой по левому боку. Я вскрикиваю от ужаса и парализующей боли, пронзающей моё маленькое, хрупкое тельце.

– Пап, не надо… – слёзы ручьем бегут по щекам, и я пячусь назад, выставляя маленькую, дрожащую ладошку вперед, чтобы остановить это жестокое чудовище.

– Ты же моя умная девочка… – папин голос смягчается, и он кротко улыбается, но продолжает яростно сжимать ремень до отвратительного скрежета натуральной кожи. Неприятный звук переворачивает мою душу от страха.

– И знаешь, что заслужила наказание за плохую оценку, – гладкий ремень снова нападает на моё тело и красная отметина вырисовывается на коже. Болезненно зудит и чешется.

Перестань бить её! Не трогай… Не смей трогать её…

– У нас же с тобой уговор, Майя, плохая оценка – наказание, – смотрю на спокойное лицо папы заплаканными глазами и тру их кулачками.

– Я исправлюсь, – шмыгаю носом и прикрываю левый бок, пульсирующий от боли.

– Конечно исправишься, мой котёнок, – папа трогает меня за подбородок и целует в лобик как самый настоящий любящий и заботливый родитель, поселяя в моей душе призрачную надежду. В миг разрушенную звонким ударом ремня. Не успеваю одернуть ладонь, и бляшка бьёт меня по костяшкам. Я взвизгиваю от боли и падаю на колени, сгибаясь пополам от тихих рыданий и боли…

– Ты всё знаешь… – еще один удар приходится в тоже место, и невыносимая боль проносится по телу. Заливаюсь тихими, обжигающими слезами, стоя на коленях и спрятав заплаканное лицо в маленьких ладошках.

– Ты умная… – звонкий удар от соприкосновения ремня с мягкой кожей разносится по комнате и звенит в ушах. Я стискиваю зубы, чтобы не зарыдать в голос. Папа не любит моих слёз.

Не прикасайся к ней! Не смей… не смей…

«Ты моя умная девочка…Ты всё знаешь…Ты умная…»…

– Нет! – воплю от ужаса на весь дом и брыкаюсь в постели, пытаясь избавиться от кошмара и выплыть на поверхность. Распахиваю глаза и ничего кроме темноты и смутных, но знакомых очертаний не вижу.

Загнанно дышу через рот. Сажусь на постели и яростно тру глаза, привыкая к темноте и различая свою спальню. Безопасную и уютную. Без него… Внимательно осматриваюсь, боясь, что воображение играет со мной в жестокую игру. Но в комнате действительно никого нет. Только алые капли крови на белой простыни, напоминающие о свершившемся споре. В голове постепенно проясняется и туман рассеивается: я вспоминаю события последних нескольких часов.

Протяжно вою и стираю концом простыни капли пота на шее. Легкая дрожь не отпускает тело, а думать о сне совсем страшно.

На пол скидываю пропитанную потом подушку и кладу на её место сухую и чистую, ту, на которой лежал Хард. Она приятно пахнет. Успела впитать запах его тела и терпкого парфюма. Может сочетание этих запахов поможет мне заснуть крепким сном и убережет от кошмаров? Я не готова сейчас бороться с ними. Уже отвыкла. Слишком давно они не посещали меня и сейчас у меня нет сил.

Вдыхаю полной грудью словно готовлюсь к совершению самого опасного для жизни поступка и ложусь на подушку. Сердце подскакивает в груди, и я сглатываю, но гоню дурные мысли прочь. Если не думать о кошмаре…

***

Пробуждение после первой сексуальной близости – это приятная, не отпускающая истома, ломота в каждой части тела и блаженная улыбка счастья на лице. Враньё чистой воды! В моем случае – это счастье от того, что я не погрязла в кошмарах и спокойно провела остаток ночи. Очевидно, нарушение привычного образа жизни и эмоциональный дисбаланс привели к неприятным последствиям и пробудили мои старые, детские кошмары. Защитная реакция организма на его покушение – проснувшиеся детские травмы.

Теперь я с уверенностью могу заявить, что у первого раза есть свой побочный эффект.

Спускаю ноги с постели и несколько секунд тупо сижу на краю кровати, прислушиваясь к незнакомым ощущениям своего тела. Дискомфорт глубоко внутри приносит болезненные ощущения и каждое движение эхом, пульсирующий боли разносится по телу.

Аккуратно поднимаюсь на ноги, и сонная плетусь в ванную комнату. Горячий душ поможет снять напряжение и расслабит зажатые мышцы, успокоив внутреннюю дрожь.

Дверь в ванну оказывается открытой, и я вспоминаю, что Хард принимал у меня душ. Волосы на затылке становятся дыбом от шока и ужаса! Я сама разрешила этому козлу искупаться в моей святая святых? Что он такого сделал, заслужив столь щедрый подарок?

«Всего-то трахнул тебя!»

Яростно захлопываю дверь и детально оцениваю масштабы ущерба, нанесенного моей всегда чистенькой ванной комнате. От злости аж плакать хочется или окончательно разнести всё к чертовой матери, потому что ничего не возможно спасти. Мягкий коврик, пропитанный водой, похож на мокрую половую тряпку; зеркало над раковиной безжалостно забрызгано, а из приоткрытого крана течет тоненькая струйка воды; душ в кабинке валяется на поддоне, а мое скомканное махровое полотенце на полу. Он что, вытирался моим полотенцем?

– Будь ты проклят, Хард! – как припадочная ору на всю ванну как будто британец может услышать мои истеричные вопли. Я аж краснею от натуги как маленький, капризный ребенок, выращивающий игрушку у родителей. Но как ни странно, становится легче!

Закручиваю кран, подбираю с пола своё использованное полотенце, точно так же, как и его хозяйка, и запихиваю в стиральную машинку. Сморщившись, разглядываю душевую кабинку. Не привыкла я делить столь интимное место для уединения как ванная с абсолютно посторонним человеком. Я предложила Томасу освежиться по доброте своей душевной, а он устроил настоящий хаос и даже не удосужился прибрать за собой.

– Козёл!

В разрез с собственными словами захожу в кабинку и настраиваю теплую воду. Ну, в конце концов, он же не занимался в ней ничем непристойным?

Горячий поток обжигает нежную кожу, и я вздрагиваю, покрываясь мурашками, но через несколько секунд привыкаю к температуре воды и получаю истинное наслаждение. Подставляю лицо под струи, и смываю сонливость. Утренний душ обладает исцеляющим эффектом: прогоняет тупую боль и притупляет страх от кошмаров. Не понимаю почему они вернулись? Что-то спровоцировало? Или подсознание решило мне напомнить о прошлом, забыть которое невозможно. Я с таким трудом избавилась от них, чтобы снова не спать ночами и просыпаться в холодном поту от страха?

Мелкая дрожь прокатывается по телу, и мурашки выступают на коже. Делаю воду горячее, но это уже не помогает. Становится только хуже и я перекрываю краны, и выбегаю из душевой кабинки. Использую чистое полотенце и насухо вытираю кожу, задерживая взгляд на шрамах на левом боку. Прикасаюсь подушечками пальцев и вздрагиваю. Не от самих касаний, а от болезненных воспоминаний, что они хранят. Телесные отметины – символы прошлого, а кровавый след на простыни – жестокая реальность и опасная игра, в которую я сама ввязалась.

Появиться в университете после публичного унижения британца, заключения спора и выполненного пари – игра на выживание в диких условиях. Я не знаю какой ждать реакции. Неопределенность меня пугает и бесит. Конечно, я не надеюсь, что бешеная популярность свалится мне на голову, но точно знаю, что весь университет наслышан о том, что последняя девственница лишилась своего статуса. Это новость дня. Хвала духам, подобные сенсации не допускаются на первую полосу студенческой газеты.

Как это ни странно, мнение и отношение остальных мало меня заботит. Привыкнув быть невидимой и незаметной, я перестала воспринимать людей и даже замечать их. И мой публичный выход из тени – эксперимент, как и свойственно всем великим гениям. Больше всего меня интересует поведение Харда. Он дал мне обещание: на время моей набирающей обороты популярности, Томас Хард – мой фиктивный парень и насмешка в глазах своих друзей. Если похотливый козёл будет плохо играть свою роль, я могу подпортить его положение в стенах университета, которое и так весьма шаткое. За хорошее исполнение… я тоже слегка подолью масло в огонь. Просто потому что у меня скверное настроение из-за недосыпа от кошмаров. А раздраженная девушка – очень неприятное создание.

– Доброе утро, милый, – мое приветствие прокатывается по университетской столовой, как гром среди ясного неба и бесконечная тишина оглушает. Студенты переглядываются между собой и шепчутся у меня за спиной, спрашивая соседа по завтраку к кому обращается эта девчонка. Никому даже в голову не приходит, что у меня может появиться парень, потому что я – невидимка. А сейчас я у всех на виду. И не только я.

– Ты так быстро ушел, сегодня утром, – Хард бледнеет и покрывается испариной от напряжения и страха, – что я не успела… – сажусь рядом с Томом и оставшиеся слова тонут в легком, интимном и вульгарном поцелуи в ямочку за ухом. Дыхание Томаса учащается: в одну секунду полностью исчезает, снова возвращается и легкие жадно поглощают кислород.

– Притворяйся лучше, Хард. Иначе я расскажу твоим дружкам, что разрешила тебе трахнуть меня и они поверят мне, – наглаживаю член через плотную ткань джинс, нервируя его еще сильнее, – просто для того, чтобы принизить тебя. – Отрываю губы от уха брюнета, игриво теребя его кудряшки и смотрю таким невинным взглядом, на который только способна девушка, в чьих руках буквально находится положение в обществе одного человека.

Хард сглатывает, ерзая на стуле от распирающего чувства в паху. Переводит на меня взгляд своих глаз, желая разорвать меня на кусочки за то унижение, через которое он проходит прямо сейчас. Том сжимает челюсти до неприятного скрежета зубов. Мышцы шеи самопроизвольно вздуваются. Сражаясь с внутренним ураганом эмоций, британец целует меня в шею, оставляя на коже горячий поцелуй своих влажных губ и на долю секунды задерживается, прижимаясь лбом к щеке, наигранно лыбясь.

– А ты должно быть, Брэд? – потеряв дар речи, собрат Харда разглядывает нашу парочку, как чудаковатый экспонат в музее. И держит в руках телефон Томаса, очевидно разглядывая фото-доказательство выполненного спора, который теряет свою значимость прямо у них на глазах.

Вудли косится на сидящего рядом Адама и его перекашивает от отвращения, когда он видит его сияющую рожу. Положение настолько критичное и недопустимое, что Брэд готов разораться на всю университетскую столовую, чтобы напомнить о своем авторитете, растоптанном также безжалостно, как и авторитет Томаса.

– Я – Майя, – в знак приветствия, как воспитанная и до глубины души своей наивная, здороваюсь с не менее наивным идиотом, чьи руки привыкли сжимать задницы девушек, а не отвечать на их рукопожатия. Хард наслаждается собственным превосходством и замешательством друга, продолжая жаться ко мне как самый настоящий любящий парень.

– Как поживаешь, Адам? – Райт нахохливается и кажется, даже краснеет от столь приятного проявленного внимания с моей стороны. Адам всегда был самым нормальным и адекватным парнем из их поганой троицы извращенцев, и быстро остепенившимся, но продолжающим поддерживать отвратительные и мерзкие споры своих друзей. – Передавай привет Элис. В этом семестре у нас с ней ни одной совместной пары, – удрученно дую губки и, наверное, если бы не присутствие Харда, Брэд с удовольствием бы плюнул мне в лицо, чья ненависть ко мне растет с каждой секундой в геометрической прогрессии.

– Конечно, – зеленые изумруды Адама загораются неподдельным искренним блеском. Наше нелепое общение вызывает дикое недоумение о неподступных сторожил, яростно защищающих свои позиции альфа-самцов и отменных козлов. Брэд и Томас переглядываются между собой и должно быть, общаются на космическом уровне, обдумывая как им выпутаться из этого дерьма.

В понимании Вудли, спор должен был завершиться прошлой ночью, после того, как Хард успешно трахнул очередную девчонку. Но что-то пошло не так и девушка, которую поимели на спор, сидит за их столом и общается с этими надменными задницами как старая знакомая или, что еще лучше, личный секретарь, подбирающий им очередных красоток для быстрого перепихона. По блуждающему и пустому взгляду Брэда, я понимаю, что это неприятный расклад событий. Одна заигравшаяся девчонка подрывает их авторитет и положение в обществе.

– И давно у вас это? – Брэд кладет на стол телефон Тома и мне удается различить фото моей спальни и постели. Щекой чувствую, как напряжение пробегает по телу Харда, но он, как и я, пытается сохранить невозмутимость. Вудли замечает моё замешательство и мой взгляд, сконцентрированный на экране телефона. Поганая улыбка расползается на его губах, и всё чего я хочу – разбить рожу Брэда о стол.

– Вчера ночью я поняла, что хочу задержать Харда не только в своей постели… – Брэд неподвижно сидит напротив нас, боясь вздохнуть, словно с потоком кислорода придет резкое осознание происходящего. Он мечется взглядом между Томасом и мной, желая вытрясти из лучшего друга всю душу, но узнать, что он задумал. И не прочь прибить меня за бестактное и непозволительное поведение с хвалёными мастерами секса, не встречающихся с девушками и даже не заботящихся об их чувствах.

Из палитры этой грязи выбивается только Адам и только благодаря Элис, подобравшей его, отмывшей от похабных мыслей в отношении беззащитных девушек и научившая Райта любить. Остальным великим уничтожителям женских чувств – это не светит!

– Нам пора идти, – обращаюсь к Тому, боковым зрением улавливая проявляющееся недовольство на лице Брэда.

Они с Хардом чем-то похожи. Только на фоне британца Брэд выглядит как холодное мраморное изваяние, оживающее в момент особой необходимости и без жалости и сожаления, разрушающее жизни девушек. Его короткие светлые пряди волос больше похожи на подмерзшую поверхность постриженного газона, в то время как милые кудряшки Харда довольно приятны к прикосновению и гладить их одно удовольствие. И в отличие от кареглазого черта, находится рядом с Вудли – неприятно и страшно. Безэмоциональность на лице и полная отстраненность превращают его в опасного хищника, неустанно ведущего охоту на слабых и невинных жертв, а пустые, бездонные океаны – глаза бесчувственного монстра в обличии молодого парня, одаренного непозволительно идеальной внешностью.

Брэд стискивает челюсти, и я отчетливо могу различать как желваки двигаются под кожей. И встреча леденящих душу голубых глаз – как столкновение ледников в Тихом океане. Тогда почему я чувствую себя медленно погибающим и уходящим на дно Титаником?

***

Хард обзавелся пассией – новость дня. Сенсационная. Он привык к всеобщему вниманию со стороны девушек, но быть под тщательным наблюдением студентов, слоняющихся по коридорам и отлынивающих от учебы, нет. Брюнет держится особняком, невозмутимый и самоуверенный, вынужденный признаться общественности в существовании своих отношений. Я выступаю в этом спектакле, как актриса второго плана. Всего лишь объект, с помощью которого достигнута поставленная цель. И девушка, вставшая поперёк горла лучшему другу британца. Взгляд Брэда, полный тихой ярости затаившегося хищника, до сих пор стоит у меня перед глазами и пугает…

– Тебя не учили, что нужно прибирать за собой если пользуешься чужими вещами? – поднимаюсь следом за Хардом наверх, направляясь к самым дальним свободным местам в лекционном зале и ворчу ему в спину обиженным тоном свои замечания маленького ребенка, который по доброте душевной позволил поиграть в свои игрушки, а в качестве благодарности – хаос и разгром.

– Не понравился мокрый бедлам в ванной? – Томас резко тормозит, и я успешно врезаюсь своей недовольной миной в широкую спину этой скотины и тру ушибленный нос. Британец садится с краю и сияет одной из своих роскошных улыбок, ослепляющих и одновременно жутко выбешивающих. Более слабохарактерные девушки ведутся на подобные уловки, и готовы простить всё за одну такую улыбку и саму возможность видеть её.

– Такой же мокрый, как и ты прошлой ночью… – кареглазый дьяволёнок упирается ладонью в область паха и ехидно лыбится. Он просто мстит мне за внезапное возбуждение, обуявшее его в столовой.

Я стою перед ним с открытым ртом и хлопаю глазами как не адаптировавшийся совенок, пугливо озираясь по сторонам и надеясь, что никто не слышит нашего вульгарного разговора на столь интимные темы. Харду то не привыкать, а вот гениальной, исполнительной и скромной студентке – это в диковинку. Настолько исполнительной, что лично пригласила эту похотливую скотину в свой дом…

Поднимаюсь на одну ступеньку выше и прижимаясь к коленям Харда, который не двигается и даже не пытается подвинуться, чтобы дать мне пройти и занять свое место, безобразно растопырив свои ноги, дурацкая мужская привычка, протискиваюсь между ним и близко стоящим столом. Томас бесстыдно лыбится, наслаждаясь своим положением, когда моя грудь буквально сама падает ему в рот. Небольшое декольте выгодно подчеркивает мою грудь. Приятная к телу светло-розовая ткань платья на мелких пуговичках сидит идеально сидит на хорошенькой фигурке. Я готова поклясться, что вижу, как Хард исходит слюной и пересчитывает все пуговички, прикидывая, сколько придется преодолеть препятствия, чтобы добраться до моей груди.

Мне от души хочется пройтись рюкзаком по его наглой, самодовольной, похотливой роже, но вместо этого, как сдержанная и великодушная девушка, резко сажусь на свободный стул около Харда и приоткрываю рот в немом стоне от жутких, дискомфортных ощущений глубоко внутри… Волна боли накатывает исподтишка, и секунды стараюсь не двигаться. Не дышать. Дождаться пока всё успокоится, и саднящая боль затихнет.

Томас моментально реагирует на перемену моего настроения и с пониманием, не свойственным таким парням, как британец, смотрит на моё бледное лицо. Уверена, он так и норовит отпустить свои пошлые шуточки, но благо ему хватает мозгов в его кучерявой башке, и он помалкивает. А я не собираюсь выглядеть слабенькой и хиленькой девушкой, что не может справиться с болезненными ощущениями, к тому же временными, после потери важной частички себя.

– И что ты выиграл в споре? – нужно срочно пресечь всевозможные попытки брюнета непристойно пошутить и обсудить насущную тему: должна же я знать цену пари, а лекция профессора Стоуна – это лучшее место для выяснения ценового эквивалента своей девственности.

– Тачку Брэда, – Том достает ключи из кармана джинс, покручивая на указательном пальце, продолжая с напущенной заинтересованностью слушать лекцию профессора Стоуна, распинающегося перед группой ленивых студентов. В число которых я теперь тоже вхожу и всё благодаря британцу.

– А что выиграла я? – мне очень хочется, чтобы на этот вопрос мне ответил умный человек, доступно объяснив мне насколько глупо и опрометчиво я поступаю.

– Лучшую ночь в своей жизни, – белоснежная улыбка Тома вызывает глупые смешки девушек, сидящих сзади нас.

– Боюсь, здесь опять повезло больше тебе, чем мне, – подвигаюсь к Харду так близко, что мое оголенное бедро вплотную притирается к ноге Тома и даже через плотную ткань джинс ощущаю покалывающее тепло. – Хороший парень всегда обнимает свою девушку – это публичное проявление любви. – Смирив меня ледяным взглядом, Томас без лишних слов небрежно приобнимает меня, свесив кисть с плеча. Ни он, ни его руки не заинтересованы в объятьях.

– Значит это правда? – говорю отрешенным голосом, вполуха слушая мистера Стоуна, для виду открыв лекционную тетрадь и положив ручку на чистые страницы. Раньше я конспектировала все лекции и записывала каждое слово, сейчас, моё внимание приковано к похотливому подонку, которого мучают и бесят мои наглые вопросы. Не ответить Хард не может – я могу просто подумать, что он боится, а это немыслимо. Отвечать и оставаться невозмутимым – еще тяжелее. Но отдать Томасу должное, он изо всех сил старается строить из себя неприступную каменную стену от которой отваливается по кирпичику после каждого ответа на мой вопросик.

– Что именно?

– Что я первая и единственная девушка, в сексе с которой ты не предохранялся? – сузившие глаза Харда фокусируются на мне, как глаза кошки фокусируются в темноте, высматривая жертву для убийства. Тоже самое сейчас испытывает мой фиктивный парень – желание убить меня.

– Мой первый раз в сексе. Твой первый раз в небезопасном сексе. – Щебечу таким сладким голоском, словно изливаю душу свою, признаваясь в любви. Нет! Плохая параллель. Подобные мысли в отношении Харда нужно пресекать.

– Тебе ведь понравилось…– кончиком носа игриво задеваю мочку уха. – Ты кончил быстрее, чем успел подумать.

– Закрой, блять, рот! – он выплевывает свой приказ прямо мне в губы, насквозь пропитанный собственной злостью, желчью и неспособностью признать правду.

– Фу, как грубо, Хард. – Возвращаюсь на безопасное расстояние. Теперь между нами может втиснуться любая девушка и заливать этому самовлюбленному эгоисту как она грезит о ночи с ним, раздувая и без того его непомерно огромное эго.

Усаживаюсь на жутко неудобном стуле и прикрываю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от новой волны резкой боли. Цепляюсь за край стола как за спасительную соломинку и склоняюсь над столом, дыша через рот. Ощущение, словно кто-то нарочно давит мне на больное место и боль в одном участке отстреливает по всему телу.

Сочувствие и понимание британец больше не проявляет. Ему плевать на возможные последствия. Всё, что сейчас важно для Харда – это его задетая гордость словами девчонки о том, что секс с ней ему понравился больше, чем он ожидал.

– Не привычно быть полноценной женщиной? – Хард скалится, испытывая наслаждения от моего растерянного выражения лица и горящего взгляда словно в лихорадке. Я могу выглядеть растерянно, но шестерёнки в моей голове устраивают мозговой штурм в поисках одного саркастичного ответа, что сотрет эту ухмылку с его поганой рожи.

Томас хватает бутылку с водой со стола, открывает и обхватывает горлышко губами, вульгарно попивая прохладную воду и позволяя каплям эротично стекать по подбородку на шею. Он хочет нарушить мой покой. Хард буравит меня шаловливым взглядом парня, загнавшего девушку в угол.

– Ничего, еще несколько раз, и я притрахаюсь к тебе.

Том эпично выплевывает воду и опрокидывает на себя бутылку с остатками жидкости, благо я вовремя успевая вырвать её из ослабевших рук британца. Слюнявые брызги Харда разлетаются в разные стороны, оседая на моей идеальной лекционной тетрадке. Он давится и задыхаясь, кашляет, привлекая всеобщее внимание всех студентов в аудитории, синхронно обернувшись, чтобы засвидетельствовать казус местного подонка.

– Мисс Льюис, постучите мистеру Харду по спине, не хочу, чтобы его последние вздохи были на моей лекции, – профессор Стоун приспускает очки, разглядывая Тома.

Красный от натуги и раздражения, Хард прикладывает свои последние силы, чтобы не допустить публичных прикосновений и закашливается еще сильнее. Исполняя просьбу профессора, стучу ладонью по спине Томаса. В ответ неблагодарный подонок обдает меня сверкающим от гнева взглядом и щипет как змея. Но я непринужденно постукиваю по широкой спине британца, больше исполняя прихоть мистера Стоуна, чем, стремясь, помочь этой скотине. Если он задохнется – меньше проблем, а я буду последней девушкой в жизни Харда, с которой он переспал. Я перестаю оказывать помощь этому козлу. Пусть задыхается!

Как маленькая нашкодившая проказница сижу довольная с тупой улыбкой временного превосходства на лице. Даже саднящая боль меркнет на фоне положительных эмоций.

Остатки воды допиваю, наполняясь живительной силой, большая часть которой впиталась в белоснежную футболку Томаса и оставила мокрые капли на светлой джинсе. Влажная ткань пропиталась насквозь и теперь на радость всему женскому полу идеально обтягивает спортивное тело. Можно даже кубики пресса пересчитать. Что это со мной? Я что заглядываюсь на Харда?

– В конце осени жду от вас курсовую работу! – у меня холодеет сердце, а Томас наконец-то перестает кашлять, но дышит отрывисто и постоянно хекает. – Темы я передам вашей старосте, – профессор Стоун шелестит своими бумажками на столе, не обращая внимания на гробовую тишину в аудитории, которая может расплющить всех студентов.

– Задание парное, – отрывает голову от документов и обводит взглядом притихшую публику. – Я не стал мучать ни себя, ни вас, составляя список пар и выбрал самый просто способ: тот, с кем вы сейчас сидите рядом и будет вашим партнером.

Хватаюсь за голову и испускаю стон отчаянья. Это конец! Одно дело делить постель с придурком, возомнившим себя завоевателем женских тел, другое писать парную работу, где не помогут никакие сексуальные навыки. А мозги Харда работают хорошо только в одном направлении.

– Поэтому надеюсь, что общими усилиями со своим партнером вы напишите что-то стоящее. – Интерес к профессору Стоуна быстро сменяется негодованием. В моем случае добавляется еще невероятная злость и обида, скользящая в моем взгляде.

– Не смотрите на меня так, мисс Льюис, – он понимает всю бедственность моего положения. – Позвольте мистеру Харду воспользоваться вашими знаниями. – Я уже позволила использовать свое тело, теперь очередь дошла и до моих мыслей.

Британец ехидно скалится и хихикает как гиена. Пришла его очередь злорадствовать.

– Может хотя бы через вас он познакомится со знаниями также быстро, как со своими многочисленными девушками. – Студенты в аудитории прыскают от смеха, развеселенные весьма точным замечанием преподавателя. – Но не забывайте, – мистер Стоун нагнетает атмосферу, заставляя моё сердце биться чаще, – что защита курсовой – это доступ к зимней сессии. Завалили защиту – не допускаетесь к сдаче экзаменов. – И сердце в моей груди глухо падает на дно и раскалывается. Это крах моему престижному положению в статусе гениальной студентки! Хард не способен ответственно относиться к учебе, просто потому, что ему это не нужно. Это ведь вам не секс марафон, здесь нужно работать мозгами, а тем, что болтается у него между ног!

Студенты готовые покинуть лекцию в приподнятом настроении секундами раньше, сейчас мечтают сорваться со своих мест, трясущиеся от злости, и разорвать профессора Стоуна на мелкие кусочки. И я готова возглавить этот бунт!

– Если ты запорешь мне защиту, я закапаю тебя прямо на территории Беркли, Хард! – сдержанно шиплю в его усмехающуюся рожу и вскакиваю со стула, отшвыривая, рассевшегося на моем пути британца.

Я торопливо перепрыгиваю ступеньки, надеясь затеряться в толпе студентов и незаметно покинуть аудиторию, но дверь волшебным образом захлопывается у меня перед носом и разъяренный Хард преграждает мне путь к свободе, напирая, вынуждая отступить назад.

– Какого черта, Хард? – задницей впечатываюсь в преподавательский стол. Мне конец.

– Я согласился на твоё условие, – влажные блестящие губы обжигают нежную кожу моего лица огненным дыханием, – но терпеть насмешки я не намерен, – Том рычит на последних словах, обозначая границы между нами.

– Боишься корона слетит? – вызывающий тон в голосе свидетельствует о пробуждающемся защитном механизме, и я смотрю в глаза своему страху. Хард хватает меня за шею и дергает на себя, одним резким движением разворачивает спиной, толкает на стол, насильно заставляя лечь и надавливает ладонью на голову, лишая меня возможности двигаться. Лихорадочными, но четкими и отработанными движениями, стягивает вниз мои трусики, а звон бляшки ремня коротко и ясно заявляет о намерениях Томаса. Эгоистичный мудак входит в меня на всю длину, без колебаний и сомнений. Я вскрикиваю от резкой и затуманивающей сознание боли, кусая кулак, заглушая свои сдавленные крики. Британец берет то, что ему положено в любой девушке, ее тело, используя его возможности для удовлетворения собственных потребностей. Самое противное во всем этом то, что через несколько гребаных решающих минут, глухие стоны боли в ладонь сменяются стонами наслаждения. Мышцы ног предательски дрожат и ровно через секунду я кончаю следом за Хардом, истекая вязкой и липкой жидкостью, как последняя сучка. Наше счастье, что никто не застукал наши голые задницы…

– Увидимся в коридоре. – Том надевает брюки, застегивает ремень, которым я бы с радостью разбила его рожу и снова выглядит безупречно самоуверенно. Я в свою очередь торопливо надеваю нижнее белье и одергиваю платье, придавая своему внешнему виду нормальности, страстно желая проучить Харда.

Нагоняю кучерявого брюнета около подсобной комнаты и не мешкая ни секунды, толкаю его в открытый дверной проем, тихо, не привлекая внимания скрыв нас от посторонних глаз.

– Какого хрена? – Хард прижатый к стене, слегка растерянный и раздраженный, обезумевшим взглядом разглядывает мое лицо в луче света, струящегося из-под двери.

– Знаешь, что я выиграла от твоего спора Хард? – прижимаюсь к нему, лениво оттягивая непослушные кудряшки. – Твое тело впитало мой запах, – поцелуями ласкаю его напряженную шею, низом живота чувствуя, что его дружок готов к бою. – Теперь ты пахнешь мной, – зарываюсь пальчиками в кудрявую шевелюру британца и прижавшись носом к шее, глубоко и шумно вдыхаю.

– Блять… – непроизвольный стон отчаянья вырывается из забитой и сдавленной груди Томаса.

– Сейчас тебе лучше отсидеться в этой подсобке, пока не спадет… – как маленькая девчонка указательным пальцем стыдливо указываю на возбужденный орган в штанах Харда и покидаю комнату раньше, чем он успевает сообразить коварность моих действий.

Ретируюсь с места преступления. Пока Хард будет разбираться с беспорядком в своих штанах, я успешно спрячусь в своем тайном убежище, о котором он не подозревает, и пережду бурю.

Залетаю в библиотеку как шквалистый ветер с глупой улыбкой на лице, не обращая внимания на любопытные взгляды. Я впервые нарушила тишину в книжном храме и совесть меня не мучает.

– Всё в порядке, Майя, – миссис Болм никогда не видела меня такой взвинченной, потому что я такой никогда и не была. Размеренная и всегда спокойная, аккуратная и тихая девушка превратилась в ураган, сносящий все на своем пути. Адреналин течет по венам, а пульс шарашит в ушах.

– Конечно, миссис Болм, – широко улыбаюсь и опасливо кошусь на закрытые двери. Хард может в любую секунду ворваться в библиотеку и превратить остаток моей нормальной жизни в ад. Но британец не любитель публичных казней. Он может просто оттащить меня за стеллажи и отыметь.

– Я составила для тебя расписание, – миссис Болм кладет передо мной листок бумаги с датами, обведенными в кружок. Непонимающе хмурюсь и пытаюсь понять, что от меня хотят. – Помощь в библиотеке, забыла? Ты сама предложила, – нотки разочарования в голосе единственного человека, ставшего мне другом в одиноком студенческом скитании, приводят в чувства. Ну, конечно, это была моя идея приходить в библиотеку и помогать с потерянными и бездомными книгами, расставляя их по полочкам. Два дня с Хардом, и я превратилась в среднестатистическую девушку, думающую не тем местом.

– Обижаете, миссис Болм, – хватаю расписание, и складываю листок в несколько раз. – Я все помню и буду приходить по вечерам, но каждый день наверно не получится, – запихиваю сложенный листок бумаги в карман рюкзака и позволяю себе легкую улыбку, видя, как миссис Болм расцветает от моих слов. Для неё я такой же важный человек, как и она для меня – и я не смею разочаровывать и подводить её.

Нужно поскорее скрыться от любопытных зевак в своей спасительной комнате. Если Томас явится на разборки каждый присутствующий незамедлительно сдаст меня. Но впервые в жизни мне плевать. Чувствую себя настолько живой и наполненной, что готова на глупости мирового масштаба. Мне все равно кто и как смотрит на меня, и что думает. Одной ночи с Хардом хватило, чтобы стать заметной. Черт возьми, это реально сработало! Скромная, невидимая тихоня вышла из тени и приковывает к себе студенческие взгляды. Они думают, что я отдала свою девственность взамен на популярность. Ведь иначе в постель кареглазого черта не попасть. Но не имеет значение. За столь долгое время я по-настоящему ощущаю жизнь, а всего-то нужно было один раз покувыркаться в постели с местным подонком и публично окрестить его своим парнем. Нормальная, серая жизнь рассыпалась как карточный домик и на её месте воздвигся воздушный замок. Он тоже может разрушиться из-за моих неверных поступков, но устав поступать всё время правильно, я так хочу ошибиться…

А пока моя единственная проблема – это брошенный в подсобке Хард со стояком. Лучшее на что я способна.

«Чему ты радуешься, идиотка? Думаешь он оставит это безнаказанным? Оставить его неудовлетворенным – равносильно твоей смерти!» – вечно, когда у меня хорошее настроение и есть повод для радости, подсознание бухтит как старая бабка. Но порой я забываю, что оно – это здравомыслящая я.

Скрываюсь в своей маленькой комнатке, заставленной стеллажами с коробками, что хранят в себе старые и отслужившие свой век книги. Открываю форточку, чтобы проветрить помещение и избавиться от спертого запаха.

Усаживаюсь на стул и кладу рюкзак на старенький деревянный стол. Сердце пропускает удары в груди, пытаясь успокоиться. Меня всё еще потряхивает и мысленно я продолжаю возвращаться к Харду, ожидая его появления.

Неожиданный стук в дверь вынуждает подпрыгнуть на месте и взвизгнуть. Британец не стал бы предупреждать о своем визите. Он бы просто ворвался и завалился меня на стол, как сделал это в аудитории. Значит это не Хард.

Дверь приоткрывается и в комнату заходят две девушки. Перебираю в голове все знакомые мне лица, пытаясь раскрыть личности незваных гостей.

Разумеется, это девушки из библиотеки, обсуждавшие мое поведение с брюнетом и мой храбрый поступок.

«И твою гениальную тупость».

– Ты Майя, – одна из девушек ослепительно мне улыбается и раскачивается на пятках, смущенная такой честью видеть меня и говорить со мной. Что происходит?

«Семя популярности, оставленные Хардом в тебе дали свои первые плоды» – меня аж передёргивает от отвращения, и где-то глубоко внутри саднящая боль просыпается в напоминании о том, что всё это принадлежит одному гребаному подлецу.

– А вы… – во рту все пересыхает от перенапряжения, но вежливость никто не отменял.

– Я – Лоя, а это – Сара, – улыбчивая девчонка пихает в бок рядом стоящую подругу и призывает включиться в беседу. Как синхронистки они одновременно садятся за стол напротив меня, заполняя собой моё личное пространство. Черт возьми, лучше бы пришел Хард! С ним всё просто и нужно ему всегда одно.

– Мы хотим вступить в твой клуб, – хмурная Сара с черными волосами, собранными в высокий хвост, по-деловому сцепляет руки в замок как на переговорах. Кажется, так оно и есть!

– Вступить куда? – обескураженно хлопаю ресницами и мотаю головой, отрицая услышанное. – У меня нет никакого клуба.

– Ты переспала с Хардом, – от возмущения и бестактности у меня отвисает челюсть, – и назвалась его девушкой, – Лоя снова толкает подругу плечом, заставляя быть помягче в выражениях.

– Хотите такой же участи, – огрызаюсь и скрещиваю руки на груди в знак протеста и готовности отстаивать свою честь и достоинство в схватке с этими противными существами.

Сара и Лоя переглядываются между собой и загадочно лыбятся, то ли радуясь отменной шутке, что им удалось провернуть, то ли моей реакции.

– Ты единственная девушка, которая не растеряла себя после ночи с Хардом, – пронизывающий и до жути неприятный взгляд Сары смягчается, словно кто-то зажег фитильки свечей в её черных глаз. – И кому он не перечит, – я хмыкаю. Они плохо знают этого козла. Нет смысла в пререканиях с ним. Все проблемы Томас решает легкодоступным способом: через стоны наслаждения выбивает всю дурь из очаровательных женских головушек.

– Для него ты сильный противник и он воюет с тобой на равных, – Лоя поддерживает свою соратницу и расправляет длинные светлые волосы. Они полные противоположности!

– Настоящие ваши отношения или нет – не наше дело, но Хард играет по твоим правилам, что впечатляет и одновременно тревожит. – Почему в этой маленькой комнатке так душно?

– От меня то вы чего хотите? – чтобы я составила им методичку как охмурить подонка и ловеласа?

– Дельных советов и поддержки, – нарушительницы моего покоя сигналят друг другу взглядом. Это нервирует!

– Поддержки в чем?

– Майя, ну ты же умная, а так жестко тупишь, – поразительно, что эти слова принадлежат милой Лое, а не ее дерзкой спутнице. – Мы с Сарой познакомились с очень интересными парнями. По характеру они сильно похожи на Харда, но куда более приятные, воспитанные и жутко замкнутые. Не знаем, как подступиться к ним, – Лоя отчаянно вздыхает. Я теперь что, гуру в отношениях?

– Элитные и недоступные мальчики, открывающие душу хорошим и заботливым девушкам, – бормочу себе под нос, как обычно, проговариваю вслух заученный материал при подготовке к экзаменам.

– Я же говорю она шарит, – Лоя визжит от счастья и хлопает в ладоши. Даже Сара награждает меня своей скупой улыбкой.

– Будем собираться здесь? По каким дням? – блондинка тараторит как заведённая и с трудом удерживает свою задницу на стуле. Это же не кружок кройки и шитья, где мы будем обсуждать всякие глупости, пить чай и смеяться до коликов в животе! Они предлагают мне организовать клуб, куда сможет приходить каждая девушка за советом. Бред! Легче выжить после нашествия разъяренного Харда, чем контролировать какой-то женский клуб.

– Мне нужно подумать… – девушки замолкают, а улыбки сходят с лиц. Они огорчены? Я ничего не знаю об отношениях, потому что мои – фиктивные. Выдуманные мной.

– Мы понимаем, – говорят в один голос и опять синхронно поднимаются на ноги. Они ходят на совместные курсы по плаванию?

– В любом случае приятно смотреть на девушку, которая может не только сохранить себя, но и дать отпор этому придурку. Чем бы это ни закончилось…

Сара окидывает меня странным сочувствующим взглядом, а Лоя скрашивает поведение подруги свой коронной улыбкой.

Что это, черт возьми, было?

«Это популярность, детка. А клуб наш будет называться «Отчаянные»»…