Первый день в новом учебном году – это всегда волнительно, но только не для меня. Если бы я сказала своим сокурсникам, что переживаю, они приняли бы меня за сумасшедшую. Может быть именно поэтому мне не удается завести друзей: никто не понимает и не разделяет моего помешательства на учебе. Интереснее обсуждать в чьей постели прошли летние каникулы и с какой регулярность заправлялась кровать, чем слушать основы журналистики.
Толкаю плечом дверь и захожу в главное лекционное здание Уилер-холл. Ощущение, что это мой первый день в незнакомом месте. «Твоя жизнь была бы легче, заведи ты хоть одного друга. Кого угодно». Я закатываю глаза, игнорируя нравоучения своего язвительного подсознания, которое сидит в углу и ждет удобного случая, чтобы заткнуть меня. Но как бы мне не хотелось поспорить, оно право.
По дороге в университет я приняла решение изменить свою жизнь в стенах Беркли, сделав ее более похожей на то яркое представление о студенческой жизни, что любят показывать в молодежных фильмах. «Ты просто боишься участи Елизаветы Тюдор»1.
– Править сорок пять лет? – я частенько вступаю в беседу со своим подсознанием. Особенно когда нервничаю или не знаю, как поступить.
«Нет, умереть девственницей!»2. Маленькое, заносчивое существо в моём обличии в моей голове, но бесстрашное и полное жизни, гогочет от смеха.
Я поправляю лямку рюкзака и по коридору направляюсь на кафедру журналистики. Свои глобальные перемены в жизни решаю начать с выбора факультатива. Предсказуемо, знаю. Но учеба меня успокаивает, когда я нервничаю.
– Мисс Кёртис, – предварительно стучу в дверь и захожу в кабинет. Аманда Кёртис – заведующая кафедрой журналистики, располагающая женщина средних лет с добрым и понимающим взглядом, что большая редкость для столь престижного высшего учебного заведения. Она любит носить исключительно деловые костюмы и обязательно туфли на высоком каблуке. Её каштановые волосы всегда уложены и лишь за редким исключением мисс Кёртис собирает их в объемный пучок на макушке. Серые глаза, обрамленные длинными ресницами, наполнены мудростью и пониманием, порой таким необходимым в стенах университета. Аманда всегда отдает предпочтение естественной красоте, именно поэтому только блеск на губах и тушь на ресницах дополняли её красоту, дарованную природой.
До поступления в Беркли мне казалось, что университетский состав преподавателей – неприступная стена, которую мне никогда не покорить, но мои старания и заслуги снискали их уважение.
– Здравствуй, Майя, – мисс Кёртис приветливо улыбается и предлагает мне присесть в кресло. – Готова к покорению новых вершин? – один из недостатков прилежного обучения в том, что с каждым годом от тебя ждут все больше.
– Мисс Кёртис, я хотела записаться на факультатив, но не связанный с моей специальностью, – она понимающе покачивает головой и переключает внимание на голубой экран ноутбука, параллельно подыскивая новое занятие, что по достоинству раскроет меня. В очередной раз.
– Что ты скажешь о живописи? – Аманда загадочно улыбается, а мои брови взмывают вверх от удивления. – Способ самовыражения и возможность взглянуть на мир под другим углом.
Я задумчиво смотрю в окно, наблюдая за движением тонких штор от дуновения легкого ветерка. Замечаю яркую, аляпистую картину неизвестного художника, выбивающуюся из общей палитры строгого и утонченного стиля кабинета, над столиком с графином воды и двумя бокалами.
Кабинет мисс Кёртис больше похож на маленькую, уютную комнатку, в которую хочется заглянуть после лекций и вздремнуть в перерывах под шум, доносящийся с улицы. Окно в кабинете всегда открыто. У Аманды есть странная привычка, не свойственная людям, занимающим такие должности, окликать других преподавателей на улице и вести с ними долгие беседы прямо через открытое окно.
Перед распахнутыми настежь оконными рамами стоит дубовый стол, покрытый лаком светло-орехового цвета и кожаное кресло с высокой спинкой. Стол мисс Кёртис всегда усыпан документами, расписаниями лекций и выполненными практическими занятиями студентов. В отдельной стопке, в исключительном порядке она хранит наши эссе и сочинения, тематика которых взрывает нам мозг своей противоречивостью и неоднозначностью. Два кресла, обтянутых серой обивкой и на небольших ножках, всегда стоят напротив в ожидании.
Вдоль окна на левой стене Аманда установила кожаный диван, и время от времени, когда задерживается на работе, она перебирается с неудобного кресла, в котором затекают шея и спина, на мягкий и комфортный диван.
– Что-то типо этого…– скептически указываю на картину, не внушающего доверия и не прививающую дикую страсть к искусству, и поглядываю на довольную мисс Кёртис.
– Попробуй, Майя. Я обещаю, ты не пожалеешь, – не дожидаясь моего ответа она вбивает моё имя в списки и новый факультатив появляется в моей жизни сам по себе. Ну, я же хотела изменений.
– Майя, возьми расписание на этот семестр, – она протягивает мне листок бумаги и сейчас где-то мои сокурсники бьются в припадочном смехе от комичности ситуации. Не успела начаться учеба, как Майя Льюис в курсе всех событий и знает расписание на весь семестр.
Я любезно улыбаюсь и выхожу из кабинета. По пути достаю из рюкзака блокнот с ручкой и держа во рту расписание, делаю заметку в ежедневнике о новом факультативе. На автомате иду по коридору и не смотрю под ноги, исписывая один чистый лист бумаги. Кто-то вне поле моего зрения грубо задевает меня плечом, вышибая блокнот из рук. С глухим звуком он падает на пол, а виновник моей испорченный записи даже не останавливается, щеголяя по коридорам как модель по подиуму.
– Эй! Не хочешь поднять? – рявкаю на весь коридор, заставляя любопытных студентов замолкнуть от удивления и восхищения. Мои слова впечатываются в спину этой скотины. Брюнет останавливается и медленно оборачивается с такой ленью и неохотой, словно делает мне одолжение, показывая, что слышит меня. Хочется треснуть рюкзаком по его кучерявой башке, встряхнуть за грудки и швырнуть об шкафчики. Не замечаю, как сжимаю кулаки, готовясь к сражению. Пульсирующая тишина вокруг давит на барабанные перепонки. Мне даже кажется, что я отчетливо слышу взмахи ресниц каждого из студентов, наблюдающих за драмой. И это в первый день нового учебного года!
– Что, твою самооценку? – Кареглазый оскаливается в улыбке, побеждая меня одной чертовой фразой и теряет интерес к девушке, которая не смогла поставить его на место. Я порываюсь сорваться с места и все-таки хорошенько врезать ему рюкзаком для успокоения души, но кто-то хватает меня за локоть и останавливает от глупого поступка.
– Полегче, подруга, это же Хард. Чего от него еще ждать?
Томас Хард – выпускник и самый желанный парень Беркли. Любая девушка мечтает провести хотя бы одну ночь в его постели, насладившись сексуальными способностями этого похотливого козла. Хард и его друзья считаются местными легендами, а девушки воспринимают эту троицу извращенцев как святых, наделенных великим даром доставлять девушкам райское наслаждение. Похоже на рекламу Баунти!
Моя спасительница трогает меня за плечо, возвращая в реальность, и протягивает утерянный блокнот. Мы вместе ходим на историю. Я хорошо знаю девушку в лицо, но не по имени – как и многих остальных с других факультетов
– Я – Кэт, – она мило улыбается. – Знаю, ты не забиваешь свою гениальную голову ненужными именами, но моё запомни, – она хихикает и трогает меня за руку.
– Конечно, я знаю тебя, но все не представлялся удобный случай для знакомства.
Чушь! Просто мне тяжело даются новые знакомства. Я не тот человек, который найдет себе место в любой компании. Скорее я буду сидеть одна и молиться, чтобы никому в голову не пришло подойди ко мне и заговорить. В этом плане одиночество – удобная штука. Нет лишних тревог, а твои надежды и ожидания никогда не разобьются о жестокую реальность и бесчувственность людей.
– Поблагодарим Харда за наше знакомство, – у меня лицо сводит от отвращения, а Кэт задорно хохочет над моей физиономией. Когда девушка перестает смеяться, замечаю на её правой щеке неровный шрам в виде полумесяца и понимаю, что бессовестно пялюсь. Мысленно выругиваюсь и отвожу взгляд.
Кэт не замечает моей сконфуженности – или любезно делает вид. Добрая улыбка остается на ее губах, а глаза задорно горят. Кажется, она поистине впечатлена моим страстным порывом повоевать с Хардом.
– Никогда не сдавайся, подруга, – обладательница боевого раскраса заговорщически подмигивает мне, и доброжелательная улыбка на губах трансформируется в загадочную ухмылку со скрытым подтекстом, а серебряное колечко на нижней губе вдруг превращается в маленькое холодное оружие.
Зеленые глаза моей спасительницы сияют изумрудным блеском. Я не знаю, чем заслужила такое внимание и что послужило резкой смене ее настроения: новое знакомство с умной студенткой, которая поможет закрыть долги и натаскает в учебе, или моё поведение с самым отвратительным парнем Беркли.
Кэт ободряюще похлопывает меня по плечу и направляется к кабинету мисс Кёртис. Возможно, мне повезет, Аманда предложит ей в качестве дополнительного факультатива мой, и на занятиях будет хоть один знакомый человек, так же как и я не смыслящий в живописи.
Улыбаюсь на прощанье своей новой знакомой, ощущая медленно нарастающее раздражение и желание совершить несусветную глупость… Не знаю, что злит меня больше: поведение Харда или отсутствие его реакции на мою попытку защититься. Мне нужно успокоить и привести мысли в порядок.
***
Библиотека – моё убежище. Книжные стеллажи, заставленные художественными произведениями и научной литературой. Вымышленные, прекрасные миры переплетаются с научными фактами, опровергающими домыслы. Маленький дом для бумажных жильцов, через которых можно путешествовать в разные миры, только переворачивая страницы.
Я испытываю успокоение, благоговение и умиротворение, стоит мне перешагнуть порог и ступить в мир, где все возможно. Стресс от неприятной встречи с Хардом испаряется, когда я захожу в родную обитель и чувствую себя как дома среди бумажных, но самых приятных собеседников.
Стеллажи, плотно укомплектованные книгами по жанрам, расположены на левой стороне длинного читального зала. Для чтения и работы с книгами отведена светлая зона, что тянется вдоль панорамных высоких окон из которых открывается прекрасный вид на сад. Массивные дубовые столы со стульями и светильниками стоят около каждого окна. При входе в библиотеку своё место занимает миссис Болм – смотрительница книжного мира, трепещущая над каждой страничкой. Только благодаря ей книги возвращаются домой в установленный срок и в идеальном состоянии. Боже упаси, вернуть книгу в потрепанном виде! Гнева Сильвии Болм никому не избежать, за исключением меня. Но таких, как я больше нет, поэтому каждые выходные в библиотеке назначаются дежурные из числа провинившихся по нанесению телесных повреждений подопечным миссис Болм. Наедине с книгами в тишине и покое – мечта такой ненормальной девушки как я. Именно поэтому несколько раз в месяц я добровольно напрашиваюсь на дежурство и коротаю свои одинокие дни в компании печатных друзей.
– Привет, миссис Болм, – останавливаюсь около её столика и счастливо улыбаюсь. Я любила эту строгую, но справедливую женщину. И если быть откровенной, ее любят и уважают многие студенты. Просто боятся признаться себе в этом.
– Привет, Майя, – Сильвия отрывает взгляд от заполнения формуляров, и её васильковые глаза светятся от счастья. – Один год позади. Впереди новые достижения и успехи?
– Поучиться я еще успею. Сейчас мне необходимо просто посидеть в тишине и расслабиться, – поправляю лямку рюкзака и присматриваюсь к девушкам, шепчущимся обо мне. Столкновение с Хардом обрушивает на мою голову всеобщее внимание. Это приятно и одновременно пугающе. Что-то мне подсказывает, что моё поведение с мужским божеством, коим выступает этот похотливый козёл в глазах девушек, возмутительно и неприемлемо для них.
Улыбаюсь миссис Болм и направляюсь к своему маленькому закуточку в самом конце зала подальше от любопытных глаз. Проходя мимо девиц, обсуждающих мой поступок, улавливаю обрывки фраз.
– Это Майя, – незнакомая мне девушка понижает голос и пригибается к столу. Моё имя звучит тихим шёпотом, как имя некоего божества. Вопрос только в том, какого: которому будут поклоняться, или кого станут проклинать?
– Она поступила смело.
– Это не смелость, а глупость. Хард, конечно, не причиняет девушкам вреда в физическом плане, но в моральном, он может задавить её и превратить жизнь этой смелой идиотки в ад. – Всё-таки и она тоже считает меня смелой! Глупо лыблюсь и прибавляю шагу, чтобы никто из моих новых поклонниц не подумал, что я подслушиваю чужой разговор. До ужаса приятный и мотивирующий на опасные глупости разговор.
Между книжными стеллажами с современной и научной литературой пригрето моё излюбленное местечко. Не читаю, но являюсь частью вымышленного мира и мира науки.
Сажусь по-турецки на пол и достаю из рюкзака томик рассказов Фрэнсиса Скотта Фицджеральда3. Чтение небольших историй меня успокаивает, а еще это хороший способ показать всем, что ты занят важным делом, а вовсе не прячешься от окружающего мира и одиночества.
– Я по тебе так соскучилась, – женский лепет слышится подозрительно близко и досягаемо. Книжный стеллаж, к которому я прислоняюсь неожиданно и резко сотрясается от напористого давления двух тел и бьёт меня по спине, вышибая из рук томик рассказов в мягком переплете. Какая-то одна увлечённая парочка бесцеремонно вваливается в моё тихое убежище, собираясь, очевидно, уединиться.
Да, что за день сегодня такой? Сначала встреча с Хардом в коридоре. Теперь двое извращенцев прямо за моей спиной пытаются совокупиться. Отвратительно. Но большинство студентов используют библиотеку для быстрого перепихона между книжными полками, отлично скрывающими их безобразие.
Подбираю отлетевшую в сторону книгу и бережно стряхиваю с неё пылинки. Шебуршание, тяжелое дыхание девушки и шёпот по соседству повышают уровень адреналина у меня в крови. На коленях я подползаю к стеллажу и снимаю одну книгу с четвертой полки, утыкаясь взглядом в мужскую задницу в джинсах. Быстро возвращаю книгу на место и оседаю на колени, пылая от стыда. На синем корешке книги стертыми и выцветшими буквами написано: «Иммануил Кант. Трактаты». Да, не думал великий философ, что его многотомные труды будут служить отличным подспорьем для студенческих задниц.
Перевожу дух и откидываю пряди волос. Встаю на ноги и снимаю с верхней полки две первые попавшиеся книги, разглядывая в маленькой бреши мелькающее лицо девушки. Я ее не знаю, но судя по тому, как она активно лезет в штаны к своему партнеру, он знает её. Миловидная брюнетка обнимает парня, повиснув у него на шее. Нашептывая непристойности ему на ухо, она глуповато хихикает и требовательно трется своей грудью о тело брюнета. Ее заводит собственная игра, а парень кажется просто хочет поставить очередную галочку в своем списке напротив имени девушки. Она мило хихикает, расстёгивая ширинку молчаливого любовничка. Я слышу этот характерный звук и вздрагиваю, едва не выронив книги и не выдав своего присутствия. Сердце бешено колотится в груди и меня прошибает на пот. Нельзя подсматривать за происходящим, но это так возбуждает и заводит, что я затыкаю свою нудную правильность.
Незаметно подглядывая за интересной сценой, пряча лицо за книгами, чувствую себя воровкой, которая крадет минуты уединения этих озабоченных извращенцев.
– Томми?
Томми? Моргаю как ослеплённый олень на дороге и обдумываю услышанное. Девушка разочарованно вдыхает, расстроенная реакцией своего бойфренда на ее умелые ласки или своими сексуальными способностями, которые перестали работать.
– Томми, что не так? – мельком вижу, как она гладит его по лицу и грустно улыбается. Определенно местная соблазнительница ждала бурную реакцию на её умелые ласки, а у Харда в штанах на полшестого.
– Томми…? – меня передергивает как от удара током и желание завизжать от счастья и разрыдаться на месте от собственной тупости переплетаются. Томми – это Хард?
Возвращаю книжки на место, заполняя узенькое окошко в другой недоступный мне мир, быстро сажусь, нет падаю на пол, и хватаюсь за свои рассказы. Усиленно читай, идиотка, и они ничего не заподозрят.
Другой мир за соседним стеллажом затихает и готовится настигнуть моё мирное существование, обвинив меня в извращении. Но это они собирались перепихнуться. А я подглядывала. Начало нового учебного года такое тяжелое и стрессонеустойчивое.
– А ты кто еще такая? – брюнетка появляется в моём личном пространстве в короткой мини-юбке и бежевом топе на тонких бретельках. Девица выглядит весьма привлекательно и эффектно. Будь я парнем, тоже клюнула бы на её смазливенькое личико, которое сейчас перекошено от злости. Она негодующе сверлит меня взглядом, гневно сложив руки на груди. Девушка планировала предаться сладостному забвению на книжных стеллажах и насладиться мастерством… Томми, а я так нелепо разрушила их идиллию. И нет ничего хуже разгневанной студентки, которая готовилась словить кайф, а словила только облом. В моем лице. Где-то сейчас за стеллажом настраивается на бой… Томми. Лицо сводит от улыбки и мне стоит огромных усилий, чтобы не заржать в голос.
– Что ты здесь делаешь? – Если не отвечать на вопросы они потеряют свою актуальность, и у меня есть шанс выйти живой из этого одностороннего разговора. Брюнетка глядит на книгу в моих руках и ей не хватает мозгов, чтобы понять очевидные вещи. Я приподнимаю томик с рассказами на уровне своего лица, надеясь избежать дальнейшей беседы, к которой я не готова. Конфликтовать и выяснять отношения – не моё. Это отнимает силы и приносит кучу проблем.
– Найди себе другое место, – брюнетка наклоняется к моему рюкзаку, но я с таким остервенением прижимаю его к своей груди, что девушка отшатывается и испуганно косится на моё свирепое выражение лица.
– Может быть лучше вы найдете себе другое место?
Тишина за соседним стеллажом эхом отдается в области груди и бешено пульсирует в ушах.
– Это ведь библиотека, а не траходром! – на последнем слове мой голос сникает, и я едва не взвизгиваю от неожиданности и страха, когда Хард вырастает за спиной своей подружки как смерть с косой – незаметно и бесшумно. Умереть в первый день нового учебного года – есть в этом что-то драматичное.
– Каждый наслаждается, чем может, – брюнетка быстро переключает взгляд на Тома, ожидая восхищенной реакции на отменную шутку. И в хищной улыбке обнажает свои белоснежные зубки, а я представляю, как швыряю томик рассказов Фицджеральда ей в рожу.
– Но кажется тебе насладиться сегодня не удалось. – Её передергивает от злости и подобного хамства в отношении ее сексуальных способностей. Хард удовлетворенно хмыкает, словно заранее знал, что я не оставлю колкость брюнетки без внимания, и смотрит на свою подружку по постели с немым вопросом во взгляде: «неплохо для тихони?».
– Вопрос только в том, кто в этом виноват? – невинно пожимаю плечами, признавая, что и сама не меньше расстроена их несложившимся обеденным перепихоном прямо у меня под боком.
Хард звереет на глазах и только свидетели в лице его миленькой подружки, не позволяют ему совершить преступление в университетской библиотеке Беркли. «СРОЧНЫЕ НОВОСТИ: тело молодой студентки, получившей смешное прозвище Зубрила Беркли, из-за своей любви к обучению, найдено в библиотеке. ПРИЧИНА СМЕРТИ: придавило книжными стеллажами». Никто не будет выяснять истинной причины смерти бедной студентки.
– Найдем другое место? – гримаса ярости сменяется кокетливым похлопыванием ресниц и миленькой улыбочкой. Брюнетка игриво теребит Тома за волосы, что жутко раздражает его. Ему не нравится заигрывания столь симпатичной девушки? Что с тобой, Хард, ты заболел? Или ярость против меня притупляет чувство возбуждения?
– Найду тебя позже, – вернувшись к чтению книги, исподлобья вижу, как брюнет хлопает свою пассию по заднице, провожая к выходу. Победоносно хмыкаю, радуясь своему маленькому успеху. От одного нежеланного гостя избавилась. Остается только пережить второе столкновение с его величеством Надменная Задница.
Томас подпирает плечом книжный стеллаж, требовательно сложив руки на груди и пристально изучает меня со злорадной ухмылкой на губах. Для парня Хард действительно выглядит непозволительно привлекательно и опасно. Он одет в белоснежную футболку, обтягивающую его спортивное тело и светло-синие джинсы. Только сейчас понимаю, что пялилась на задницу Харду. Не по доброй воле. Обстоятельства заставили. «Еще скажи, что тебе не понравилось!» Краснею от правдивых слов своего подсознания. Шея покрывается пунцовыми пятнами, а щеки горят от стыда.
Чувствуя, как взгляд карих глаз жадно поглощает меня и каждое моё движение, ограничивающееся перелистыванием книжных страниц, за которыми пытаюсь безуспешно спрятаться, я не выдерживаю.
– Что? – сталкиваюсь с парализующими карими глазами Харда. Он пропускает мой вопрос мимо ушей и просто наслаждается моим замешательством и бедственным положением. Я могла бы встать и уйти, но гордость не позволяет мне даже дышать. Только поток негодования и желание выяснить отношения с этим хамом.
– Прекрати так смотреть на меня! – бурчу себе под нос нелепые слова и быстро опускаю глаза, возвращаясь к напечатанным буквам, не в состоянии прочитать ни одного слова и выдержать бешеное давление, что оказывает на меня Хард.
– Как долго ты здесь сидишь? – Он не выполняет мои просьбы, я не буду отвечать на его вопросы. Переворачиваю страницу. И не важно, что я ее не прочитала. Главное создать видимость заинтересованного читателя и может быть тогда Том оставит меня.
– Как долго ты здесь сидишь, я спрашиваю? – бесцеремонный наглец подходит ко мне и садится на корточки прямо передо мной. По-хамски, но без желания причинить боль, хватает меня за лицо и заставляет смотреть в его шоколадные глаза. Наши лица оказываются на одном уровне. Губы в губы. Глаза в глаза. Его темно-карие, как кофейные зерна. Волевые и стойкие. И мои голубые как безоблачное небо и прозрачное, как горное озеро. Меня видно насквозь. Разгадать Харда почти невозможно. Я втягиваю воздух через нос и вместе с кислородом улавливаю тонкие нотки мужского парфюма. Пряно-древесный аромат и ментоловая свежесть обжигают легкие. От прохлады щекочет в носу.
– С самого начала, – отвечаю на заданный вопрос после минутного забвения. Я ничем не лучше остальных девчонок, потерявших голову от Харда. Думала, что обладаю иммунитетом против влечения к таким парням. Правда же заключалась в том, что я никогда не попадала в зону видимости Харда и его мужские флюиды успешно обходили меня стороной. Сейчас мы буквально в миллиметре друг от друга и я нахожу его кудряшки очень милыми.
– С начала чего? – Том отстраняется и пружинит на корточках. Мои односложные ответы его убивают. Я вижу, как он борется с раздражением и желваки на челюсти ходят ходуном от напряжения. Британец буквально опустился до моего уровня, чтобы выяснить какие секретики мне удалось выведать, пока я строила из себя невинную овечку и была свидетельницей их не сложившейся близости.
– С того самого момента, как твоя подружка полезла к тебе в штаны, её там что-то разочаровало, и она начала называть тебя Томми, – сдержанно прыскаю от смеха прямо на книгу. Фицджеральд был бы мной недоволен. Я заплевала его историю своими слюнями. – И я даже не знаю, смеяться над твоим прозвищем, которым тебя наградила твоя подружка или печалится тому, что у тебя не встает? – Мне что жить надоело? Бросаться такими обвинениями в лицо Харду.
Я отползаю на безопасное расстояние от парализованного и сбитого с толку моими словами Тома. Хард закрывает глаза и трясет головой. Очевидно, рассчитывает, что я растворюсь как страшный сон. Открывает свои бездонные омуты и смотрит на меня в упор. Я никуда не делась и Харда это не устраивает. Криво улыбаюсь, пытаясь сгладить обстановку.
– Эта ситуация как твой способ прощения передо мной за случившееся в коридоре.
Том высокомерно хмыкает и гордо выпрямляется, презрительно разглядывая меня на полу. Как нечто что-то незначительное и отнимающее его драгоценное время. Мне становится противно и тошно.
– Мне не нужно твое прощение.
– Всем оно нужно. Особенно таким мальчикам, как ты, Хард, – он готов испепелить меня на месте и закончить моё существование, мешающее его распланированной жизни секс-гуру. Но что-то во взгляде его глубоких омутов мелькает. Что это? Печаль? Тоска? Или очередная уловка для таких впечатлительных девушек как я?
Томас зачесывает свои непослушные пряди волос пятерней и уже собирается уйти, оставив меня в покое. Однако что-то привлекает его внимание, Хард целенаправленно меняет направление и идет прямо на меня. Я съеживаюсь от страха и зажмуриваюсь. Но Том подбирает с пола моё расписание на этот семестр, так не кстати выпавшее из рюкзака, и бегло просматривает.
– Что это? – он держит расписание перед моим лицом и тычет пальцем в последнюю строчку.
– Мой новый факультатив.
– Живопись? – удивленный выкрик Харда разлетается по всей библиотеке. Сейчас все посетители будут знать, что я веду тайную беседу с главным университетским ловеласом. Хотела внимания, Майя? Получи.
– Ты ни хрена не разбираешься в искусстве, – обворожительная улыбка скачет на губах Томаса, а когда истинное значение интересного открытия настигает его, Хард меняется в лице и тень мальчишеского наслаждения застывает на всегда суровых чертах. Так выглядит человек, открывший для себя тайну века и обдумывающий как ее использовать.
– Будешь ходить на спецкурс, в котором ни черта не смыслишь, – Томас говорит вдумчиво и вкрадчиво, подбирая каждое слово и явно представляя у себя в голове мой провал. – И все будут ждать от зубрилы Беркли новых успехов, – кареглазый черт садится на корточки и, если бы не его раздражающий тон с правдой в каждом слове, я сочла бы улыбку Тома заразительной и милой, – а ты конкретно облажаешься! – гортанный смех вырывается из груди Харда. Он учтиво прикрывает рот рукой, извиняясь за проявленную бестактность. Хорошо если увесистые тома с книжных полок свалились бы на кучерявую голову этого мучителя. Но Хард прав… да обрушатся еще и небеса мне на голову за мои слова. Если мне что-то и не подвластно, так это живопись. Я не умею рисовать простые вещи, что и говорить о полноценных экспозициях.
На своём первом занятии я нарисую черный крест на белом полотне и буду молиться, чтобы никто не замечал моего присутствия в мастерской.
– Почту за честь увидеть твой позор лично, – Томас трогает костяшками пальцев меня за лицо и почти снисходительно улыбается. Отбрасываю его руку и сверлю негодующим взглядом. Хард высокомерно хмыкает и перешагивает через меня, специально пиная ногой мой бедный блокнот, пострадавший в коридоре. Записная книжка в красном переплете отлетает в сторону и скользит по лакированному паркету, останавливаясь в главном проходе у всех на виду.
– Второй раз за день. Я такой неуклюжий.
Голос Харда звучит почти разочарованно. И ему почти жаль, но смеющиеся карие глаза моего издевателя выдают его истинное отношение.
Я вскакиваю на ноги, захватив свой рюкзак и вылетаю из-за книжного стеллажа как шквальный вихрь, готовый уничтожить всё на своем пути. Настигаю Харда и резко дергаю его за руку. Останавливаю и разворачиваю. По библиотеке проносится оглушающая тишина. Встревоженные студенты боятся вздохнуть. Вторая драма за день.
Моя вседозволенность переходит все границы. Багровый от злости Том с отвращением смотрит на мою руку, намертво вцепившуюся в его запястье. Я не собираюсь отпускать. Пусть хоть дыру прожжёт.
– Подними, – цежу сквозь сжатые зубы дрожащими губами и бросаю многозначительный взгляд на свой блокнот. – В противном случае, я прославлю тебя на весь университет милым прозвищем и потерянной способностью в сексуальных делах. – Расслабляюсь и опускаю плечи. На один шаг подхожу к Харду, оставляя между нашими напряженными телами расстояние в жалкий миллиметр. Знакомый запах его парфюма снова бьёт в нос. От него приятно пахнет.
– В лучшем случае, тебя засмеют. В худшем, забудут о твоем существовании. – Склоняю голову набок и мои волосы подпрыгивают на плечах. На секунду мне даже кажется, что он… любуется мной? Какие глупости.
Отпускаю его руку, предоставляя возможность выбора. Несколько секунд Хард медлит, обдумывая мои угрозы. Я могу распсиховаться на его глазах и растрезвонить на весь университет о детском прозвище брутального и дерзкого Томаса Харда. А могу бездействовать. Кареглазому черту не узнать, что творится в моей гениальной головушке. Я просто хочу, чтобы он отвечал за свои поступки. Даже за мелкие, невинные проступки.
Томас обходит меня стороной, подбирает с пола мой блокнот и насильно всовывает мне его в руки. Студенты, задержавшиеся в библиотеке, наблюдают за происходящим с открытыми ртами. Не каждый день увидишь, как самый заносчивый и высокомерный парень Беркли слушается девушку, исправляя свои косяки.
– Получила удовлетворение? – Хард шипит мне на ухо, опаляя горячим дыханием с отдаленным привкусом темного шоколада. Его губы искривляются в неприятной ухмылке, от которой, однако, сводит каждую клеточку тела.
В глубине души я начинаю понимать, что именно льстит девушкам в подобном обращении: они страстно желают отдаться во власть парня, который прекрасно знает, чего они жаждут.
Окружающая нас тишина трещит по швам и только размеренные, удаляющиеся шаги Томаса разрушают её. Я начинаю отрывисто дышать, не обращая внимания на вылупившиеся зенки впечатленных студентов.
– Плохой день, Хард? – оборачиваюсь на веселый голос Кэт и вижу ее в другом конце зала, направляющуюся ко мне мимо взвинченного британца. – Опять качала свои права, гений?
– Заставила его поднять…– невинно хлопаю ресничками. Записная книжка в красном переплете у меня в руках как никогда символизирует мой успех, который в любой момент может обернуться крахом.
– На глазах у всех. Ты задела гордость Харда и пошатнула его авторитет, – Кэт усаживается за свободный стол и кладет перед собой своё расписание на семестр. Я сажусь напротив неё. Слова моей новой знакомой уверенности не вселяют. Радует только, что Хард не причиняет физического вреда девушкам…
– Что это?
– Мои дисциплины на этот семестр и факультатив по живописи, а я в ней разбираюсь, – она оттопыривает воротник футболки и демонстрирует свою татуировку дракона над левой грудью.
– А я нет, – показываю ей название своего факультатива на листе бумаги и смеюсь.
– Держись меня и живопись покажется тебе интересным занятием, – Кэт подмигивает и мне становится спокойно. Один друг в незнакомой среде – это то, что мне необходимо.
– Может даже чему-то и научишься. Затмишь своего учителя, – зеленоглазая театрально прикладывает ладонь к сердцу и мечтательно улыбается, пожиная возможные лавры как моего наставника по живописи, – и создашь что-то неповторимое. Своё. И снова всем докажешь, что ты лучшая.
– Значит так обо мне все думают? – Кэт замолкает и смотрит с кротким пониманием, готовая выслушать меня.
– А тебя волнует, что о тебе думают другие?
– Нет, но я вижу, как на меня смотрят, и слышу перешептывания за спиной.
– Они завидуют, – Кэт отмахивается от этих занудных идиотов, словно они все разом столпились у нее за спиной, а она разогнала их как рой мух. – Ты действительно добилась впечатляющих успехов в учебе за один год, а этим придуркам лень даже оторвать свои задницы и сделать что-то по-настоящему важное и нужное. Нужное для них самих.
– Ты поддерживаешь или успокаиваешь меня? – мы вместе смеёмся, и я немного расслабляюсь. – Пока я блистала в учебе, упустила возможность: завести друзей.
Подпираю щеку кулаком и удрученно вздыхаю. День выдался не из легких и раз у меня есть возможность поплакаться одному знакомому человеку во всем университете, я ее не упущу.
– Эй, гений, – Кэт трогает меня за руку, – теперь у тебя есть я, – изумрудные глаза моей собеседницы переливаются в дневном свете и блестят. – А учитывая твое плотное общение с Хардом за сегодняшний день, то и он тебе как друг, – закатываю глаза и цокаю языком. Кэт только довольно хихикает над моей скуксившейся миной. Это происходит непроизвольно. Слышу имя Харда, превращаюсь в грустно-раздраженный смайлик.
Две встречи с Томасом – слишком много для одной девушки, которая ведет размеренный и распланированный образ жизни. Первый раз – намеренно. Второй – случайно. Но я оказалась в поле зрения парня, с которым никогда не должна была пересечься. Общение с Хардом эмоционально затратно. Ощущение, что я теряю силы после каждого сказанного в его адрес слова. Он упрям и высокомерен. Беседа за книжными стеллажами превратилась в допрос: нудный и напрягающий процесс, когда из тебя пытаются вытянуть информацию, которой ты не обладаешь. Хард привык, что последнее слово всегда за ним и спорящая девушка, указывающая, что и как ему делать, в его планы не входит.
Тяжело вздыхаю и взлохмачиваю свои распущенные волосы. Кэт молчаливо поглядывает за моими терзаниями и думами.
– Если закрыть глаза на многие вещи, Хард неплохой парень, – мои брови взмывают вверх от удивления и мне хочется сказать какую-нибудь колкость, чтобы развеять надежды Кэт в отношении этого самовлюбленного индюка, но я оставляю своё мнение при себе. Я устала и перенервничала.
Прямо сейчас мне нужно просто заесть стресс. Полный желудок решает половину наших проблем.
***
Университетская столовая – уникальное место для обсуждений личной жизни. Возбужденным студентам, уставшим просиживать свои задницы на скучных и нудных лекциях, за счастье похвастаться своими достижениями в постели – это лучший способ отвести душу и расслабиться. За гамом и шумом интересная информация трансформируется в пикантные подробности и формируются слухи, которые разлетаются по университетским коридорам со скоростью света. И неважно какую социальную ступень ты занимаешь и какой ты человек. Самое главное – только твои сексуальные навыки и количество партнеров. Именно этим всегда и занимается Хард со своими дружками – рассказывают друг другу о своих успехах, привлекая к себе всеобщее внимание женской половины. В их случае, каждое слово о сексуальных достижениях местной троицы – чистая правда.
Я всегда держусь в стороне от парней такого уровня, избегая проблем и неприятных знакомств. За исключением сегодняшнего дня. В университете меня считают обычной студенткой, живущей в своем маленьком, замкнутой мирке, из которого я выбираюсь только для учебы. В ней я действительно хороша на фоне чересчур озабоченных студентов, думающих одним местом. За подобные мысли меня бы сочли старомодной, но я не трясусь при виде привлекательного мужика и не желаю забраться к нему штаны или впустить его в свои трусики. По правде говоря, никто туда больно и не стремится…
Сильнее всего меня задевает безразличие и отсутствие. Если ты не соответствуешь стандартам и каждый день не хвастаешься перед подругами о жарких ночах, проведенных в постели с очередным незнакомым красавчиком, ты автоматически не представляешь ценности и интереса…
Подхожу к своему любимому столику около окна, освещенного лучами солнца, и швыряю сумку на стол. Слишком громко, чтобы остаться не замеченной. Я намеренно привлекаю к себе внимание. Его внимание… Снова. Сажусь на скамью так, что мои ноги оказываются раздвинутыми в стороны – всё как Хард любит – и кладу перед собой рюкзак, несколько минут копаясь в его содержимом. Волосы спадают мне на лицо, но я знаю, что брюнет наблюдает за мной. Мои оголенные ноги не дают Тому покоя, а моё платье слишком короткое и безобразно задирается, чтобы опустить такую картину из виду.
Раскладываю на столе свои конспекты с учебниками вместе с фруктами и злаковыми батончиками, и не обращая внимание на кареглазого придурка, возвращаюсь к более важным делам. Распущенные волосы скрывают мою улыбку от посторонних глаз, и я буквально кожей чувствую, как Харда передергивает от возмущения и негодования. Ведь он почтил мою персону своим вниманием, да, третий раз день, а я предпочла ему свои дурацкие книжки и тетрадки. Моментами мне кажется будто я слышу размеренное и отрывистое дыхание Томаса, справляющегося со своим разочарованием и злостью.
На самом деле до меня долетают отдельные фразы разговора шаловливой троицы. К своему ужасу, я понимаю, что впитываю как губка каждое слова, ожидая какой-то важной информации, которую мне удастся использовать себе на пользу. И все моё здравомыслие улетучивается, затуманиваясь ожиданием…
– Ты чего какой дёрганый, Хард? – Несколько минут назад я поставила вашего дружка на место на потеху любопытным зевакам. Нанесенная обида еще слишком свежа, чтобы забыть и смириться. О, и кстати, вы знали, что в реальности Том Хард – это малыш Томми?
Брэд подталкивает сидящего рядом Адама, призывая друга к совместным издевательствам над Томом. Британцу требуется несколько томительных секунд, чтобы заставить себя оторвать взгляд от меня и сразить невозмутимостью своих друзей, оставляя их вопрос без ответа. То и дело карие омуты Харда возвращаются ко мне и пытаются считать любые доступные взгляду эмоции на моем лице. Я изо всех пытаюсь сохранять хладнокровие и не забиться в конвульсиях от раздирающего и бурлящего смеха в груди. Ему нужно любое подтверждение того, что я сдержу свое слово и буду держать язык за зубами. Я не злопамятная и если даю обещания, то всегда их держу. Но почему-то сейчас так велик соблазн включиться в игру и использовать слабости Харда шантажируя напыщенного подлеца, возомнившего себя центром вселенной для юных и слегка озабоченных студенточек. Вопрос только в том, кто мне поверит. Представительницы прекрасного пола ополчатся на меня и посчитают, что я просто завидую и нарочно пытаюсь опорочить репутацию Харда. По сексуальным меркам Томас Хард, конечно, гуру в постели. Каждая уважающая себя девчонка желает провести ночь с ним и мечтает рассказать своим подругам о его сексуальном мастерстве, чтобы жалкие неудачницы, которым не перепало, сдохли от зависти. Зависть, вызванная отсутствием предложения покувыркаться в постели с таким красавчиком как Том, трансформируется в месть. Из обычной студентки я превращусь в мстительную особу, которой не достался лакомый кусочек. Такой расклад меня не устраивает.
Мне часто приходится сталкиваться с кареглазым ловеласом на уровне существования двух параллельных вселенных, которые никогда не должны были пересечься… Сегодня определенно что-то пошло не так. Чаще всего наше столкновение – это грубое и намеренное вторжение Харда в моё спокойное и тихое личное пространство, которое он обязан разрушить. Но нарушение пространства не идет ни в какое сравнение с разбитыми сердцами.
– Он давно без девушки. У него обет воздержания. – Адам незамедлительно включается в игру под названием «выбесить Харда», которая обычно заканчивается бурной реакцией брюнета и его попытками исчерпать конфликт громкими вечеринками с халявным бухлом.
Изображая безразличие поглядываю на парней, профессионально делая вид, что поглощена выполнением очередного задания. Обычно так и происходит: я прихожу в столовую, чтобы перекусить и сидя в дальнем углу, заняться кучей конспектов и книг; а все остальные приходят, чтобы засвидетельствовать свои ночные достижения, занимая места в первом ряду.
– Я завязал с ними! Они ебут мне мозг! – Томас отнекивается, игнорируя насмешки друзей, которые мастерски находят его слабое место и метко наносят удары. Демонстрируя спокойствие, Хард, сложив руки на груди, мёртвой хваткой впивается в предплечья, скрывая злость. Для молодого парня он слишком часто сталкивается с этой эмоцией и лишь за редким исключением срывается.
Хард сидит напротив своих друзей за именным столиком, принадлежащим их троице. В самом сердце университетской столовой, где каждый попадает под пристальное внимание пронзительных карих глаз. При этом являясь центром этой маленькой вселенной.
– Это в их натуре. Ты ебёшь их, а они тебя. – Умозаключение великого человека, позволяющего девушкам помыкать собой ради регулярного секса. Фраза долетает до моего слуха и неприятно вонзается в сердце. Почему-то мне становится жутко обидно за всех девушек. Но самое интересное, что им абсолютно плевать. Главное – регулярность встреч с такими парнями, чей разговор я стараюсь подслушать.
– Заделался философом, Брэд?! – Хард оскаливается, сверкая недобрым взглядом и даже на расстоянии я чувствую непреодолимое желание сорваться с места и убежать прочь. Подальше от этих людей и своих собственных, диких мыслей, толкающих меня на опрометчивые поступки.
– Это истина жизни. – Адам поддерживает собрата, докуривая сигарету, выпуская остаточный дым Тому в лицо.
Райт всегда казался мне менее опасным и заносчивым говнюком из их троицы. Несколько месяцев мы ходили на спецкурс по философии и неплохо общались в рамках практических заданий во время лекций. Хард тогда поднял его на смех и доставал вопросами о смысле жизни, рассчитывая услышать дельный ответ от эксперта. Сегодня Адам решил вернуть другу должок!
– Засуньте себе свою истину в задницу! – брюнет багровеет от бурлящей ярости, обиженный и оскорблённый правдивыми словами друзей. Я довольно улыбаюсь, вперев глаза в книгу и надеясь, что меня не сочтут идиоткой, которая пялится в учебник и хихикает. Моё поведение могут списать на переутомляемость, и моя отсутствующая популярность растворится вовсе.
– Видишь вон ту девчонку? – Они что говорят обо мне? Фраза бьет по барабанным перепонкам, и я шумно сглатываю, настолько шумно, что кажется вся столовая слышит эти звуки. Сердце подскакивает к горлу и падает обратно в пропасть… Усиленно начинаю шуршать тетрадными листами и записывать ненужные слова с учебника, защищаясь единственным доступным мне способом.
Боковым зрением замечаю движение и кожей чувствую тяжелый, оценивающий взгляд карих омутов. Это не тот взгляд, которым Хард встретил моё появление в столовой. И не тот взгляд в библиотеке, когда он рассматривал меня со шкодливой ухмылкой на глазах, нервируя меня ради забавы. Сейчас Томас сканирует каждый оголенный участок моего тела, и я жалею, что не надела джинсы и кофточку с длинными рукавами. Одежда защитила бы меня от изучающего взгляда британца, который прикидывает в своей извращенной фантазии на что способно моё тело.
– Она девственница, – Брэд понижает голос до загадочного шёпота, словно готовится раскрыть тайну века или поведать о местонахождении клада. Но университетская девственница действительно клад и трофей для парней.
Я стыдливо краснею и прикладываю вспотевшие ладошки к щекам. Меня бросает в пот, и одежда отвратительно прилипает к влажному телу. Провожу рукой по шее, стирая капли пота и перекидываю волосы на правое плечо. Господи, что я делаю? Привлекаю к себе еще больше внимания?
– Ты, блядь, откуда знаешь? – Хард давится слюной. Он впивается в меня взглядом, и я чувствую, как тело простреливает невидимым импульсом. Возмутительная роскошь быть нетронутой девушкой, когда в зоне досягаемости от тебя находится парень способный решить твою проблему одним толчком. Для Харда самое ужасное, что о моем положении он узнал не сам, а от своих друзей. Подобное в их деле может расцениваться как потеря сноровки.
– У меня нюх на такие дела, – Брэд откидывается на спинку стула и довольно скалится своему профессионализму распознавать нетронутых девчонок. – От них веет скромностью и застенчивостью, а в глубине души каждая мечтает, чтобы её хорошенько отодрали в грязном туалете, – он хихикает как гиена и ловит несколько флиртующих взглядов девушек за соседним столиком.
У меня сводит живот от рвотных спазмов и подкатывает ком к горлу. Хочется вскочить с места и набить этому похотливому козлу морду за всех девушек, с которыми они делали то, что планируют сделать со мной. Своим поступком я обязана сорвать или бурные овации, поддерживающих меня девушек, если такие вообще остались или окончательное презрение.
– Спорим, она тебе не даст? – азартная улыбка заядлого игрока и профессионального спорщика отплясывает на губах Брэда. У меня чешутся руки от желания стереть эту поганую ухмылку с лица Вудли.
– На что? – Том заинтриговано смотрит на друга, а я перестаю дышать. Лишить девушку девственности – это спортивный и выгодный интерес.
– На мою тачку. Выиграешь и она твоя.
– Идёт! – Хард и Брэд обмениваются рукопожатиями, но прежде чем Адам «разбивает» спор, Брэд добавляет: – Если проиграешь, я забираю твой мотоцикл, – Томас остаётся хладнокровен, а спор вступает в силу.
Хард встаёт из-за стола и целенаправленно направляется ко мне. Брюнет без интереса, неохотно, словно движение глаз причиняет ему боль и дается с трудом, смотрит на меня. Застывает около обеденного стола, разглядывая как я неподвижно изучаю текст в книге, перечитывая одно и тоже предложение снова и снова, не понимая смысла. Только поднимающиеся и опускающиеся плечи от дыхания подтверждают реальность моего существования. Том демонстративно кашляет и с шумом садится напротив. Я очень благодарна своим распущенным волосам, что скрывают моё лицо.
– Эй, – брюнет принимает свою стандартную позу брутального парня, одной ладонью упирается в ногу в области паха, другую кладёт на стол, игриво постукивая пальцами.
– Чего тебе? – не отрываю глаз от учебника, параллельно записывая нужную информацию.
– Есть разговор. – Нет в мире таких слов, которые помогли бы произнести в слух то, о чем я услышала.
– Мы уже разговаривали в библиотеке и мне не понравилось, – откусываю смачный кусок яблока и сочные брызги сладкого плода долетают до лица Харда.
Томас размеренно выдыхает, контролируя закипающую злость. Из последних сил прикидывается воспитанным мальчиком. Самоконтроль – его слабая сторона. А очень тяжело держать себя в руках, когда перед тобой сидит буквально последняя университетская девственница, которая к тому же может пустить интересные слухи о тебе.
– Мы вместе ходим на историю. – Томас ёрзает на месте, не зная, как подступиться, предчувствуя своё поражение.
– Я знаю! – заправляю волосы за ухо, и переключаю внимание на нарушителя моей затворнической жизни. Хард нервно сглатывает. От напряжения и отсутствия видимых результатов на лбу проступает испарина. Том облизывает губы и спешно вытирает пот ладонью, надеясь сохранить образ парня, который получает всё и всегда. Я с абсолютной невозмутимостью продолжаю хрустеть яблоком и ловить дикий кайф от перекошенной рожи Харда всякий раз, как я вульгарно откусываю новый кусочек.
– Еще мы сталкиваемся в коридоре и в библиотеке, – откладываю яблоко и вооружаюсь карандашом, стуча кончиком по верхней губе, а потом лениво покусываю, без интереса наблюдая как самообладание сходит с лица Томаса и сменяется легким, непонятным и новым видом возбуждения, когда от примитивных и наивных заигрываний неугодной тебе девушки что-то явно сжимается внутри и приятно постукивает. Впервые в жизни Хард находится в моей власти, и я ничего для этого не делаю. Ничего из того, к чему привык этот подонок.
– Да, грубо вышло, – он облизывает губы, а испуганные глазенки суетливо бегают из стороны в сторону.
– Ты не умеешь извиняться, да, Хард? – кладу карандаш между книжных страниц и закрываю учебник.
– Не было необходимости.
Огрызок оставляю на столе. В случае неприятных слов Тома в мой адрес, я швырну его брюнету в лицо и опозорю перед всеми второй раз за день. Давай Хард, скажи что-нибудь гадкое! Дай мне повод!
Взгляд Томаса твердеет, и каждая мышцы тела выдает его напряжение, показывая, что он не собирается проигрывать какой-то выскочке, ничего не знающей об удовольствиях, что она обязана доставить ему.
– Ну чего ты хочешь, Хард? – закрываю тетради и складываю их в рюкзак вместе с недоеденным перекусом. Учиться не так интересно и завораживающе, как вести беседу с этим говнюком и делать вид, что ты не удивлена такому внезапному вниманию к своему существованию. – Резкое проявление интереса к моей персоне означает, что тебе от меня что-то нужно, но пристальное наблюдение твоих друзей за нашей беседой и перешёптывания означают, что вы поспорили, – челюсть Харда встречается со столом, и он хлопает ресницами, как глупый и неопытный мальчишка, позабывший, что делать с девушкой в постели, – а я трофей, который нужно завоевать! Ну так вот, – вешаю рюкзак на плечо, встаю, облокачиваюсь на стол и с тихой яростью цежу, – иди на хер, Хард! – достаточно громко, чтобы друзья брюнета расслышали каждое слово, захлопав зенками так же ошалело, как их недоделанный дружок. И совершенно не важно, что несколько секунд назад я сидела и вслушивалась в шокирующую информацию, четко понимая, что приму участие в любом безобразии, предложенном Хардом. Проблема лишь в том, что такие, как он, никогда не просят – они приходят и берут.
Томас бледнеет на глазах, теряет самообладание лишь на мгновение. Сжимает челюсти до скрежета зубов. Желваки ходят ходуном под кожей. Взглядом Том готов испепелить меня, уничтожив любые доказательства его унижения.
В университетском коридоре слишком мало студентов, чтобы бесследно затеряться в толпе. Спешу к выходу, умоляя богов оградить меня от очередных бесед с Хардом.
– Стой! – Том настигает меня около выхода, дёргает за руку и впечатывает в дверь. От удара трясутся стёкла. Кожа на запястье горит от прикосновений брюнета, – мне никто и никогда не отказывает! – горячий шёпот, слетающий с губ Томаса, обжигает огнём. Пристально слежу за каждым движением.
– Сегодня не твой день, Хард, – пожимаю плечами, позволяя ему держать меня за руку и контролировать ситуацию.
– Предлагаю сделку! – Том взъерошивает волосы, отходит на шаг и оценивает результат своего хамского налёта, а я взбудоражена и опьянена. – Я тебя трахну! – мои глаза округляются от возмущения, от нарастающей обиды и горечи хочется забиться в истерике, заплакать и убежать прочь, но злость удерживает меня на месте, а дверь за спиной не позволяет рухнуть на пол. У меня есть шанс использовать Харда! – Взамен проси что хочешь! – он невозмутим, уверен в себе, и всё же тень тревоги не отпускает, отчего Томас раскачивается на пятках как мальчишка. Конечно, он не может проиграть спор своим друзьям! У меня появляется уникальная возможность воспользоваться самим Томасом Хардом и обратить его власть против него…
– Что ты можешь мне дать? – высокомерно фыркаю, показывая, что меня нельзя купить.
– Для начала лучшую ночь в твоей жизни, – низкий голос брюнета действует гипнотически.
– Этого мало! Ты у нас самый популярный парень в университете, Хард, а я хочу стать заметной. А как повысить свою популярность, если не за твой счёт? – дышу Харду в губы, кончиком носа намеренно касаясь их, и его дыхание застревает в груди. Он не способен вздохнуть. – Станешь моим бойфрендом по договорённости.
Идеальный способ стать самой популярной девушкой в университете, используя в качестве повышения своего рейтинга самого Томаса Харда. Не то чтобы мне так сильно хотелось стать востребованной, скорее, я просто хочу доказать себе, что такие, как британец, пойдут на всё ради одного тупого спора. И даже такие, как Хард могут привязаться к одной единственной девушке и быть зависимой от неё. Господи, о чем я думаю? Я действительно хочу заставить эту кареглазую сволочь влюбиться в меня? С моими способами обольщения он быстрее сдохнет от смеха над моими попытками и просто свалит после выполнения спора. Но возможность слишком заманчивая…
– Рехнулась, блядь? – Том хватает меня за шею и шипит словно змея.
– Тогда ты проиграешь спор и тебе придётся признать перед своими друзьями, что я, – своими губами прикасаюсь к его, – тебе, – пробегаю кончиком языка по нижней губе, – не дала. – Мёртвая хватка ослабевает. – По рукам! – протягиваю ему ладонь для заключения сделки. Хард молчаливо принимает предложение.
– Пришли мне адрес, – он с трудом заставляет себя произнести эти слова.
– Узнал, что я девственница, – иначе откуда такой нездоровый интерес к моей личности? – Узнаешь и адрес. – Прощальный воздушный поцелуйчик, и я оставляю ловеласа в ярости и раздумьях.