Зарегистрировавшись в мотеле, Мэри Бернсон предупредила, что пробудет в городе около недели и что собирается изучать историю Сильверстауна.
— Здание суда теперь стало музеем, — сообщил ей клерк. — Вы сможете начать оттуда.
Мэри кивнула.
— Мне бы хотелось найти какого-нибудь местного историка-старожила, с которым я могла бы поговорить на эту тему.
Мужчина улыбнулся, протягивая ей ключи от номера.
— У меня есть приятель, очень хорошо знающий историю города периода серебряной лихорадки. Думаю, он не откажет вам.
Отлично. Как раз те самые времена, подумала девушка, пряча свою кредитную карточку в бумажник.
— И у вас есть его координаты?
— Конечно. Он, правда, живет не в городе. У него свое ранчо в нескольких милях отсюда. Это поместье — историческое: оно было построено прапрапрадедом моего приятеля в дни покорения индейских племен. — Служащий написал имя своего друга и его телефон на визитной карточке мотеля и протянул ее Мэри.
— Пол Мак-Гроун. Спасибо, я непременно позвоню ему.
Войдя в номер, Мэри сразу же бросилась к телефону. Ей пришлось ждать несколько минут, пока на другом конце провода не подняли трубку.
— Пол слушает, — услышала она красивый уверенный голос.
— Мистер Мак-Гроун, меня зовут Мэри Бернсон. Я — сценарист и приехала в Сильверстаун провести некоторые исследования. Меня интересуют дни серебряной лихорадки. Мне сказали, что вы историк и сможете мне помочь. Я была бы вам благодарна, если бы вы согласились на интервью. Мы вам обязательно заплатим.
— Конечно, — отозвался собеседник. — Почему бы и нет? А деньги в этом случае меня совсем не интересуют — история не продается.
— Извините, если я вас оторвала от дела.
— Нет, просто я только что вошел. Может, вы согласитесь приехать ко мне на ранчо?
— А это удобно, ведь уже вечер?
— Конечно, мне будет очень приятно. Я как раз задумал принять душ и зажарить себе кусок мяса. Мне не составит труда зажарить два и открыть лишнюю баночку пива…
— Вы так добры…
— Милости прошу…
Мэри записала точный адрес Пола и как туда добраться и договорилась о встрече через час. Она быстро распаковала чемодан, осторожно достала из него старинную стеклянную бабочку и положила ее на столик рядом с кроватью.
— Вот ты и дома, — ласково сказала Мэри, обращаясь к молчаливой таинственной фигурке.
Дорога до ранчо оказалась неближней. Почти тридцать миль, а, по его словам, это словно на соседней улице. Хотя по местным понятиям, может, ранчо и действительно недалеко, думала она, ведя машину, за окном которой мелькали то пустыня с кактусами, то поросшие пышной зеленью холмы.
Уже темнело, и, подъезжая к ранчо, Мэри вдалеке увидела светящиеся окна дома ее нового знакомого.
Разговаривая с ним по телефону, девушка предположила, что ее собеседник — нестарый образованный человек с довольно легким характером. Но, увидев его, она от неожиданности опешила. Перед Мэри стоял широкоплечий молодой мужчина ростом не менее шести футов, с необычайно красивыми чертами лица и большими карими глазами. Она быстро взяла себя в руки, объяснив свою растерянность тем, что Мак-Гроун совсем не соответствует ее представлениям об историке-академисте. Хозяин ранчо в просторной рубашке, узких джинсах и сапогах больше походил на ковбоя, чем на историка.
— Я — Мэри Бернсон, — представилась девушка.
Мужчина протянул руку.
— Пол Мак-Гроун. Заходите.
— Как у вас здесь красиво, мистер Мак-Гроун. Мне никогда еще не доводилось бывать на ранчо. Даже не представляла, что бывает такая тишина.
— Горожане часто приезжают сюда, чтобы успокоить свои нервишки. — Он улыбнулся.
Его обворожительная улыбка показалась ей почему-то знакомой.
— Что касается меня, — продолжил он, — я не могу долго находиться в Сильверстауне и при первом удобном случае удираю сюда, на ранчо. В принципе это тихий городок, но в мертвой тишине ночи у меня возникает ощущение присутствия предков, что чертовски выводит меня из себя. Проходите, а я проверю мясо.
Оказывается, я не единственная, кто чувствует их присутствие, подумала Мэри, пройдя за ним в комнату и разглядывая на стенах мексиканские ковры и домотканые индейские половики на дощатом полу. Круглой формы камин был украшен старинными изразцами. Редко расставленная массивная мебель была тоже, очевидно, сотворена мастерами прошлого века.
— У вас очень уютно.
— Это лишь часть настоящего дома, какие строят на ранчо, — отозвался он. — Здесь было действительно красиво при моем прапрапрадеде.
Они зашли на кухню, отделанную теми же плитками, что и камин. Обернувшись, Мак-Гроун задумчиво посмотрел на нее, словно вспоминая что-то.
— Вы что-нибудь выпьете?
— Мне помнится, мы договаривались о пиве.
— Все правильно. Отлично. — Он достал из холодильника пиво и тоник, одну из банок протянул Мэри.
Длинный коридор вел из кухни в зал с большими окнами. На них не было занавесок, и звезды на ночном небе, казалось, подглядывали за ними отовсюду. В центре стоял большой круглый стол со стульями, а вдоль одной из стен — несколько кожаных кресел.
— Пойду проверю мясо, — сказал хозяин дома. — Надеюсь, вы тоже голодны. Как вы любите: с кровью или без?..
— Среднее. — Ей совсем не хотелось сейчас вспоминать, что она не пробовала мяса вот уже несколько месяцев. — А вы часто пользуетесь жаровней?
— Да, нередко. Я по вечерам отпускаю экономку, и мне приходится готовить самому. А этот способ для меня самый удобный. И грязи нет на кухне.
— Вы не женаты?
— Холост. А вы?
— Я тоже одна.
Он усмехнулся.
— Я почему-то так и подумал. Когда мы разговаривали с вами по телефону, я посчитал само собой разумеющимся, что вы не замужем. Очень рад, что не ошибся.
— Было очень любезно с вашей стороны согласиться принять меня.
— Вы же хотели поговорить об истории Сильверстауна, а это моя излюбленная тема. Кроме того, у меня неплохая библиотека по этому вопросу. Если хотите, можете покопаться там.
Кирпичная жаровня находилась в дальнем углу внутреннего дворика. Мэри наблюдала, как Мак-Гроун управляется с решеткой, на которой лежат два больших куска мяса, как морщится от едкого дыма, застилающего ему глаза.
— Извините, я недолго, — отворачиваясь от жаровни, сказал он.
— Может, чем помочь?
— Мне не нравится затруднять своих гостей хозяйственными проблемами, но, с другой стороны, вам ведь, наверное, не составит большого труда достать из холодильника миску с салатом? Экономка всегда оставляет его, зная, что я поленюсь делать сам.
Через несколько минут они уже сидели за столом друг против друга, освещенные мягким светом свечей.
— Я понимаю, вам, должно быть, непривычно в такой обстановке, — сказал Мак-Гроун. — Но ничем не могу помочь, это мой образ жизни.
— Напротив, мне здесь очень хорошо, — улыбнулась Мэри. — Ваше ранчо, наверное, богатое. Сколько у вас овец? Десятки, сотни?
— Ни одной, — ответил он, накладывая ей салат. — Мой папа был овцеводом, но меня никогда не увлекало его дело, и после смерти отца я продал все, что было на ферме. Мне больше по душе лошади. Их я выращиваю и объезжаю. На это и живу. — Он положил себе остатки салата. — А теперь расскажите мне о вашем занятии и что вы хотите от меня.
— Я пишу сценарии, — начала Мэри, — для телевидения. Три года работала в соавторстве и наконец решилась на самостоятельную деятельность. Пишу о конце прошлого столетия. По опыту я знаю, что беседы с краеведами приносят больше пользы, чем копание в городских библиотеках, потому что у них есть то, чего не найдешь нигде, — неподдельный интерес, общение с множеством людей, что привносит в их рассказы атмосферу тех лет. Вот, например, это место. Я могла бы многое прочитать о ранчо на юге Колорадо, но ведь это несравнимо с тем, что я увидела своими глазами. А эта тишина? А необъятное ночное небо?
Он кивнул.
— А ваш сценарий, он вымышленный?
— В принципе да, но в его основе должны лежать исторические факты.
Судя по усмешке, Пол Мак-Гроун был не очень доволен.
— Понимаю. Вас интересует какая-нибудь перестрелка, вроде тех, что происходили тогда в этих местах, или что-то типа этого?
— Ни в коем случае. Никаких перестрелок. Я хотела бы написать о театре «Тенета любви», а моими героинями станут так называемые леди ночи. Моя цель — достоверно описать светлые и темные стороны их жизни. И в этом, я уверена, мне не помогут книги.
Теперь выражение его лица смягчилось. Пол долгим взглядом посмотрел на свою собеседницу и опустил глаза.
— Об этом очень мало известно. Проституток редко называли по имени, в основном у них были прозвища. Проследить их жизненный путь почти невозможно, только в случае их связи с какими-нибудь знаменитостями. Например, Рыжая Бетси, которая была дамой сердца помощника шерифа Бада Марлоу, пока не сбежала из города. — Замолчав, он недоуменно прищурился. — А почему вы решили писать о проститутках?
— Во-первых, «Тенета любви» — необычайно интересное и красивое место. Там произошло столько знаменательного. Если бы стены могли говорить, они бы поведали немало случившихся там историй.
— Если бы те стены заговорили, многое из рассказанного никогда нигде нельзя было бы напечатать, потому что ваш театр был крупным борделем, слава о котором гремела далеко за границами штата Колорадо.
Мэри усмехнулась.
— Это все совершалось за кулисами, на задворках театра. Я была приятно удивлена, увидев, как хорошо он сохранился.
— Владельцы этого бывшего кабаре в течение пятидесяти лет никого не пускали туда.
— Когда я пришла туда сегодня и бродила по театру, мне показалось, что я окунулась в атмосферу тех лет.
— У вас так развито воображение? В действительности жизнь тех порочных женщин была крайне тяжелой и опасной. И ваш рекламный телефильм вряд ли сможет передать ту обстановку.
Их взгляды встретились.
— О? Вы уверены, что я собираюсь рекламировать их жизнь?
— А что, нет?
— Естественно, нет. В любом случае никто никогда не думал воспевать проституцию. Меня интересует, как этим деградирующим женщинам, опустившимся до торговли своим телом, удавалось выжить в те годы?
— Деградировали далеко не все: многие кончали жизнь самоубийством или напивались до смерти. Очень редко, но все-таки некоторые из них выходили замуж за местных ковбоев. По крайней мере, мне известна одна, ее звали Салли Прай. Она познакомилась со старателем, открывшим богатую серебряную жилу. Салли вернулась домой, на Восточное побережье, с половиной миллиона баксов в кармане. — Он положил в рот большой кусок мяса, прожевал и продолжил: — Некоторые, наиболее шустрые, позже открыли свои бордели. Но их дальнейшая жизнь практически неизвестна, потому что по окончании лихорадки многие из них вернулись в свои родные города. Я бы мог рассказать вам несколько историй, связанных с наиболее прославившимися леди веселья, которые считались олицетворением своей профессии, но в целом ваш покорный слуга не считает себя специалистом в этой области. Спросите меня о бандитах или охотниках за ними — вот здесь я непревзойденный рассказчик.
— Но ведь известны имена многих леди ночи тех времен, — не согласилась Мэри со своим оппонентом, обескураженная тем, что Пол явно не желает разговаривать о порочных женщинах. — Например, Джессика-Паровоз, Каменная Роза, Анни-Парижанка…
— Правильно, этих знают все. Но примите во внимание, что их было не меньше четырехсот в этом городе. Никого не волновало и тем более не интересует сейчас, ни откуда они, ни что с ними случилось. Черт возьми, Мэри, вас-то почему это трогает? — Он осушил свой бокал и поднялся. — Извините, я сейчас вернусь. Пойду принесу еще пива.
Не меньше четырехсот! Вот уж никогда не думала. Но что он имел в виду, сказав, что никого это не интересует? А меня? Мэри положила вилку и посмотрела на ясное ночное небо, усыпанное звездами, маленькими посланниками других миров. Сидя в полутемной комнате, освещаемой дрожащими язычками пламени свечей, девушка ощутила изолированность от всего мира. Это чувство потрясло ее.
Конечно, Пол Мак-Гроун очень приветливый и гостеприимный парень. Он красив и интересный собеседник, но, видимо, его не задела за живое ее тема, на что она так надеялась. Ему, очевидно, ближе история братьев Уорвик и других кровожадных головорезов. Он ясно дал понять, что их пути разошлись. Но что можно ждать от ковбоя? Сэмми ничем не отличался от него; она прекрасно помнит, с каким презрением тот отзывался о дурных женщинах.
Пол вернулся с двумя банками холодного пива и наполнил ее бокал.
— «Голубушки», постоянно занимавшиеся своим ремеслом, должны были покупать лицензии. Сохранились журналы с записями, но в основном там можно найти не имена, а их прозвища. Насколько я знаю, они выплачивали в казну по семь долларов в месяц. Мне бы очень хотелось вам помочь, но, черт возьми, Мэри, у меня была уверенность, что вы, как все, хотели выяснить что-то о докторе Спраггинсе, или шерифе, или, на худой конец, о братьях Уорвик.
— Понимаю.
Очевидно, ему было не совсем приятно, что она затронула тему, почти ему незнакомую, потому что в его пронзительных глазах был лишь один вопрос: с какой стати вас заинтересовали проститутки?
Чтобы как-то реабилитировать себя в ее глазах, Мак-Гроун принялся рассказывать Мэри историю Сильверстауна, но, заметив, что ей это не совсем интересно, замолчал и спросил:
— Вы, конечно, много читали об этом городе?
— Да. Поэтому я пытаюсь найти детали, которые еще не изучены. — Мэри пригубила пиво. — Значит, ваше хобби — история Сильверстауна?
— Да. Для меня это не просто история города, это и история моего рода — мой прапрапрадед был одним из первых старателей.
— Правда? А откуда он приехал? Как интересно, расскажите мне о нем.
Пол сразу оживился.
— Шон Мак-Гроун был рабочим прииска. Изучив старательское дело, он решил открыть свое и, разработав богатую жилу, вложил все полученные деньги в земли. А потом сюда провели железную дорогу, и его дела окончательно пошли в гору.
— Значит, в ваших жилах течет кровь первооткрывателей, — с улыбкой сказала девушка.
Пол улыбнулся ей в ответ. Где я его видела? Почему, подумала Мэри, так чертовски знакома его улыбка?
— Моя мать считалась лучшим историком-краеведом в нашем городе. В детстве она много рассказывала мне о Сильверстауне. Во всех мальчишеских играх и фантазиях я воображал себя Робом Уорвиком. Мне пришлось много тренироваться и стать подряд победителем нескольких соревнований, пока меня не признали лучшим стрелком. Братья Уорвики были моими кумирами, и я бредил ими, как другие ребята — игроками бейсбола. Черт возьми, я и сейчас стреляю не хуже.
— Не поняла.
— Дело в том, что мужчины только с виду взрослые. На самом деле их интересы ничем не отличаются от мальчишеских. Это к тому, что и сейчас я не перестал практиковаться в стрельбе навскидку — подбрасываю банки и стреляю в них.
Мэри рассмеялась.
Неожиданно ей вдруг стало любопытно, что этот парень думает о ней. По тому, как он смотрел на нее, ей показалось, что она ему понравилась, — женщина никогда не ошибается в оценке мужских взглядов. Но вот что Пол Мак-Гроун о ней думает? Этот уверенный в себе красавец, наверное, прекрасно понял ее смущение, когда она увидела его в дверях. Мэри ощущала чувственность в каждом его движении и жесте, и ему, видимо, это тоже было известно. Взгляд его огромных карих глаз просто гипнотизировал ее.
— Что такое? — спросила Мэри.
— Вы о чем?
— Почему вы на меня так смотрите?
Мак-Гроун заморгал.
— Извините, я совсем не хотел вас обидеть. Просто ваш очаровательный звонкий смех, похожий на трели птички, напомнил мне кого-то.
— Кого?
— Вот это-то я и старался вспомнить. Я где-то его слышал.