Бегом к алтарю

Глава 6

— Ты ведь понимаешь, почему нам пришлось заказать один номер в той гостинице, куда мы сейчас направляемся, верно? — спросил Рейф. Он как раз вернулся в машину после кратковременной остановки — отвязывал грохочущие банки.

— Понимаю, — отозвалась Дженни. — Твоя бывшая теща вполне может следить за нами, так что нам ради Синди нужно сохранять видимость брака.

— Именно. Алфея уже рыскала вокруг. Я слышал, ей даже хватило наглости позвонить некоторым из приглашенных на свадьбу гостей и устроить им допрос с пристрастием.

— Ей хватило наглости не только на это, — пробормотала себе под нос Дженни.

— То есть? — спросил Рейф.

— Да ладно.

— Нет, скажи. Она же не… Боже, неужели она и тебе звонила!

Дженни кивнула.

— Я не хотела ничего говорить. Рейф сквозь зубы выругался.

— Совать нос в мою жизнь — это одно, — процедил он. — Но я не потерплю, чтобы она приставала к тебе. Что она сказала?

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться, — ответила Дженни. Эта Алфея заявила, что Рейф любил Сюзан и ни одной женщине не удастся занять в его сердце место ее покойной дочери. Дженни не узнала ничего нового, но эти слова из уст постороннего человека больно ударили по ней. Да, они причинили ей страдание, но Дженни справилась. Или же убедила себя, что справилась. — Могу тебя кое в чем просветить. Мадам коллекционирует игрушечных мишек.

— Ты шутишь!

— Ничуть.

— Откуда ты знаешь?

— Она сама сказала. Перед тем, как аннулировать свой заказ двухнедельной давности. Она хотела получить мишку от фирмы «Медведь Бенджамин и Компания».

Рейф опять выругался. Ему ли не знать мстительности Алфеи!

— Очень жаль.

— Не стоит жалеть. В любом случае мне не хотелось бы отдать моих мишек в ее руки. У нее им было бы неуютно.

Услышав комментарий Дженни, Рейф не сдержал смеха.

— Ты говоришь о мишках так, словно они живые!

— Для меня они и есть живые. Они — мои дети, мои создания.

Рейф поймал себя на том, что гадает — хотела бы Дженни иметь своих собственных детей или нет, но тут же одернул себя. Этот брак не для того задумывался.

— Мои мишки действительно живут своей жизнью, — говорила Дженни. — К тому времени, когда я их полностью сшиваю и принимаюсь за их мордочки, они словно оживают — у каждого появляется собственный характер, своя индивидуальность. Именно в этом одна из причин, почему я решила расширить бизнес и нанять мастеров: мне нужно больше времени, чтобы создавать новых мишек, но мне нужно удовлетворять и желания тех покупателей, которым хочется получить уже известные модели мишек.

Рейфа отвлекала от ее рассказа идея удовлетворения совсем других желаний — вроде тех, которые сейчас владели его телом и от которых у него пересыхало во рту.

А Дженни продолжала:

— Мысль, что я сделаю игрушку в единственном экземпляре и уже больше никогда ее не увижу, наводит на меня страх, и тогда мне трудно с ней расстаться.

Трудно? Рейф заерзал на своем месте. Ей просто-напросто неведомо истинное значение этого слова. Он взглянул на ее лицо, освещенное в этот момент огнями встречной машины. Дженни казалась такой открытой, такой чистой в белом свадебном костюме. Ясно, что в ней не зародилось и тени подозрений в похотливости его мыслей. Она ему доверяет. Пока.

— Ну вот, а теперь я смогу поймать двух зайцев сразу — самые лучшие мишки будут по-прежнему появляться на свет, а я буду по-прежнему создавать авторских мишек.

Чувствуя, что ему нужно внести свою лепту в разговор, чтобы Дженни ничего не заподозрила, Рейф сказал:

— Что значит «авторские мишки»? Ты уже несколько раз употребила это выражение.

— «Авторские» — это те мишки, которых я изготавливаю собственными руками. От выкройки игрушки до последнего стежка на ее одежде. А другие мишки, те, которых мне помогают делать мои мастера, называются «коммерческие». Как только компания встанет на ноги и заработает в полную силу, мы сможем выпускать до сорока-пятидесяти выполненных по моим эскизам мишек в неделю, в то время как сама я, в одиночку, трачу неделю только на одного мишку.

— Не многовато ли хлопот ради какого-то плюшевого мишки?

В салоне было темно, но он с легкостью представил себе, каким яростным огнем сверкнули ее глаза, когда она с важностью ответила:

— Некоторые веши стоят всяческих хлопот. На это Рейф ничего не смог возразить. Не смог он придумать и подходящего ответа. А потому сменил тему:

— Думается мне, что окружающие купились на нашу отговорку, что мы не можем себе позволить настоящий медовый месяц из-за намеченного через несколько дней открытия твоей фирмы.

— Но ведь это же и не было просто отговоркой, это правда, — ответила Дженни. — В данный момент максимум, на что бы я решилась в любом случае, — однодневное путешествие.

— Совсем никуда не уехать мы тоже не могли, — добавил Рейф. — Представь, как это странно бы выглядело, если бы мы просто распрощались с гостями и отправились к себе наверх.

При этих словах у Дженни больно сжалось сердце. Значит, остаться с ней наедине кажется ему странным? Да-а, каждая новобрачная мечтает услышать такое, с горечью подумала она. Вот Рейф и признался, что ему нелегко будет привыкнуть к мысли о совместной с ней жизни.

Что ж, и ей будет не легче, решила Дженни, стараясь не поддаваться боли. И для этого сосредоточилась на том единственном, что принадлежало только ей, — на ее компании.

— Я поражена и страшно довольна тем, как быстро мистер Фадден закончил переделку амбара, — произнесла Дженни вслух. — Наконец-то мы справились с ремонтом и через два дня будем готовы к церемонии открытия.

Рейф кивнул.

— Фадден свое дело знает. Я бы сразу его тебе порекомендовал, если бы ты потрудилась спросить, — добавил он покровительственно, чем определенно вывел ее из себя.

Как типично для Рейфа, как по-мужски, со злостью подумала Дженни, борясь с внезапным порывом хорошенько ему врезать. С самого их отъезда из ресторана он и дюжины слов не сказал, а сказанные — все не те!

— Не смей разговаривать со мной в подобном снисходительном тоне!

— Какой снисходительный тон? Я просто сообщил факт.

— Причем с таким видом, словно у меня в голове винтиков не хватает!

— Опять твоя щепетильность, — укорил он.

— Опять твоя властность, — парировала она. В машине повисло молчание. Дженни неподвижно сидела на своем месте, смотрела в окно и про себя гадала, много ли супружеских пар начинали медовый месяц с перебранки.

Рассматривая эту мысль так и эдак, Дженни безостановочно крутила на пальце кольцо. Она не привыкла носить кольца. Они постоянно мешали ей, цеплялись за материал, когда она шила. Это кольцо — широкое, гладкое, с целым рядом глубоко посаженных бриллиантов — подходило и для обручения, и для свадьбы. Золотая поверхность была теплой, странным образом напоминая о прикосновениях Рейфа. Дженни вздохнула.

Рейф, услышав этот вздох, готов был отдать дневную выручку ресторана, только бы узнать, о чем она думает. Изменчивостью поведения она напоминала ему кошку: всегда настороже, всегда готова отпрыгнуть, всегда ожидает подвоха. Похоже, ночь у них впереди не из легких.

Когда они добрались до гостиницы и устроились в заранее заказанном номере, ситуация еще обострилась. Дженни заметила, что Рейфу не терпится рассовать вещи и спуститься на первый этаж, где был расположен трехзвездочный ресторан. Не путает ли Рейф свадебное путешествие со служебной поездкой, думала она. Небось изнывает от желания ознакомиться с меню конкурента.

Ужин прошел очень напряженно и неловко. Беседа, и без того натянутая, то и дело замирала, да и поддерживать ее пыталась одна Дженни.

В совершеннейшем отчаянии она произнесла:

— С погодой нам повезло. Молчание. Никакого ответа. Она сделала еще одну попытку:

— Для конца октября довольно тепло, тебе не кажется?

Рейф снова оставил ее вопрос без комментариев. Третья попытка:

— Листва просто бесподобна. Здесь всегда такая красивая осень?

— Наверное.

Вот и весь вклад Рейфа в беседу за столом. Дженни пыталась некоторое время молчать, но это оказалось еще хуже, чем поддерживать разговор, пусть даже и натянутый.

Они заговорили одновременно:

— Тебе…

— Ты уже…

— Ты первый, — предложила Дженни.

— Нет. Дамы вперед.

Она уж и забыла, о чем собиралась спросить, так что пришлось импровизировать:

— Я просто хотела узнать — тебе понравился бифштекс?

— У тебя такой же.

— Мне очень понравился. Знаешь, мне как-то друг посоветовал каждый кусок бифштекса запивать глоточком липового шербета. Он утверждал, что шербет раздражает вкусовые окончания и придает мясу незабываемый вкус. — Дженни непринужденно болтала, не переставая думать о том, как она, должно быть, глупо выглядит. Подобного стеснения она не испытывала со школьных времен, когда на уроке ораторского искусства ей пришлось выступать с речью о пользе пчеловодства.

Рейф изображал вежливый интерес, но она очень сомневалась, что он услышал хоть слово. Она могла бы поклясться, что ее болтовня интересует его не больше, чем пчел — плавание.

Ужин подошел к концу, и Дженни почти с облегчением оставила напряженную обстановку ресторана. Так ей, во всяком случае, казалось — до тех пор, пока за ними не закрылась дверь гостиничного номера. Наспех распаковывая сумку с самыми необходимыми принадлежностями, она, как могла, старалась не попадаться ему на пути. Собственно, почти все вещи так и остались в сумке, словно Дженни готовилась удрать при первой же возможности. Когда они с мамой переехали в дом к бабушке и деду, Дженни целых две недели не разбирала свою детскую сумочку — так и держала ее под кроватью. Все, что находилось внутри этой сумочки, принадлежало только ей. А вот дом, комната, кровать — нет, поскольку могли исчезнуть так же внезапно и неожиданно, как это сделал отец.

— Может, примешь ванну? — предложил со своей половины комнаты Рейф.

— С удовольствием. — Дженни схватила халат, метнулась к ванной и щелкнула замком.

Клацанье дверной защелки снова и снова эхом звучало в голове Рейфа. Он помрачнел. Дженни дала понять яснее ясного, что не доверяет ему — несмотря на его безупречное поведение в период помолвки. Правда, это был очень короткий период, тут же напомнил он себе. Каких-то десять дней, да и то ему пришлось с головой уйти в работу, чтобы обеспечить продуктами две вечеринки, один шведский стол и еще свадьбу, в придачу к его собственной.

С самого свадебного приема Дженни становилась все более взвинченной. За ужином ее напряжение достигло предела: казалось, тронь ее — и она разлетится вдребезги, словно хрупкое стекло. Наверное, боится, что он набросится на нее и изнасилует.

Рейф твердо решил доказать, что она ошибается. Всю ночь он будет вести себя как истинный джентльмен, пусть даже эта ночь убьет его, что вполне вероятно, судя по его состоянию.

За ужином он никак не мог сосредоточиться. Но все его внимание мгновенно замкнулось на губах Дженни, когда она, аккуратно откусив от шоколадного торта, слизнула взбитые сливки с верхней губы. Нельзя сказать, что он ее не слушал, — нет, старался, разумеется. Но его по-прежнему отвлекало возбуждающее сочетание огня и холода в ее голосе. Голосе, который притягивал его к ней как магнит.

В который раз Рейфу пришлось напомнить себе свое собственное обещание, данное Дженни, — не давить на нее, не принуждать ни к чему силой. Время еще есть. Впереди у них пять лет. Он перевел глаза на кровать. Сегодня вечером им не упасть на это королевское ложе и не заниматься любовью. Их не ждет изысканный, страстный секс до самого утра, когда усталое удовлетворение завладевает каждой мышцей. Не будет сегодня поцелуев. От кончиков пальцев и — по всему телу… его губы на ней, ее губы на нем. Одежда разбросана вокруг… Влажные тела сливаются… Горят, пульсируют…

Рейф, выругавшись сквозь зубы, подскочил на своем месте и повернулся к кровати спиной. Потом, прошагав к окну, он рывком распахнул створку и вдохнул полные легкие прохладного осеннего воздуха.

— Ты в порядке? — раздался от двери ванной осторожный вопрос Дженни.

— Да, все отлично, — процедил он. — Просто захотелось свежего воздуха. Вернусь через пять минут.

Он исчез, не дав ей времени ответить. Здорово, подумала она. Наверное, вспомнил о своей жене, своей настоящей жене, той, которую он любил; этим и объясняется мука на его лице.

Ясно как Божий день, что Рейф не в силах даже находиться с ней в одной комнате. У Дженни начали дрожать губы — верный признак неминуемых слез. Не самое удачное начало супружеской жизни.

Она аккуратно сложила покрывало, стараясь хоть чем-то занять руки и удержаться от слез. Наверное, им с Рейфом стоило заранее обсудить, как они будут спать этой ночью. Нет, она не особенно волновалась:

Рейф ведь ее заверил, что женился исключительно ради блага дочери. Дженни прекрасно понимала, что она для него — всего лишь средство достижения его цели, не более того.

Если даже она и подозревала, что их отношения в какой-то момент могут стать более интимными, то уж никак не ждала этих перемен сегодня. Большинство вступающих в брак пар любят друг друга… или же испытывают достаточно сильную страсть, чтобы принять ее за любовь.

У них с Рейфом не тот случай. Каждый из них преследовал в браке определенные практические цели. Ни любовь, ни страсть роли не играли.

Ладно, с ее стороны, возможно, капелька вожделения все же была. Да и Рейф находил ее достаточно привлекательной. Изредка. Когда не думал о своей несравненной Сюзан.

Открылась дверь, Рейф вернулся в номер. Дженни потуже запахнула халат. Атмосфера в комнате сгустилась так, что ее впору было резать ножом.

— Ты устраивайся, — произнес Рейф, кивком указав на кровать. — А я перед сном немного посмотрю телевизор.

С этими словами он взял пульт, уселся в кресло перед телевизором и через несколько секунд с головой погрузился в футбольный матч. Ни единый мускул не дрогнул на его теле, когда она сдернула с себя халат и юркнула в постель.

— Ничего, если я выключу ночник? — подала она голос, чувствуя, как невыносимо першит в горле.

— Ради Бога.

Она пролежала почти час. Ей казалось, что она справилась со слезами, угрожавшими пролиться с тех самых пор, как они приехали в гостиницу. И ошиблась. Слезы хлынули беззвучным, но сплошным потоком — правда, Рейф был настолько захвачен футболом, что вряд ли заметил это. Снова она ошиблась.

— В чем дело? — совсем рядом произнес его голос.

— Ни в чем. — Наполовину спрятав лицо под одеялом, она старалась не шмыгать носом.

— Не можешь заснуть?

— Сейчас, через минутку все пройдет.

— Хорошо, — отозвался Рейф.

Она не могла поверить своим ушам. Этот идиот принял ее слова на веру и вернулся к своей дурацкой игре!

Внезапно, охваченная яростью, она села на кровати:

— Слушай, я ведь не каждый день выхожу замуж! Ничего удивительного, что я лежу тут и плачу как последняя дура! А я вообще никогда не плачу! — Она всхлипнула. — Никогда! Ненавижу плакать! Тем более в присутствии посторонних.

— Я не совсем посторонний, — сухо напомнил ей Рейф. — Теперь я твой муж.

— Ну, так и в присутствии мужей я тоже не привыкла плакать! — крикнула Дженни, и ее уже прорвало по-настоящему.

— Ну-ну, все хорошо, — успокаивающе произнес он и, присев на край кровати, обнял Дженни. Она ткнулась лицом ему в грудь.

— Я намочу тебе рубашку, — промямлила она.

— Ничего, переживу.

— Это все стресс. И усталость, — попыталась объяснить свое состояние Дженни, хотя ее трезвый тон звучал довольно странно при залитом слезами лице и изредка прорывающейся икоте. — За последние несколько дней я ни разу по-человечески не выспалась.

— Знаю. — Он откинулся на подушки, положил на матрас ноги — медленно, осторожно, чтобы лишний раз не потревожить ее. — Закрой-ка глаза и отдыхай. — Ладонь его легла на ее голову, пальцы запутались в волосах. — Поверь, придешь в себя — и все увидишь в лучшем свете.

Дженни выплакалась от души, и веки ее отяжелели. Она и в самом деле вымоталась. Предсвадебные хлопоты, подготовка к открытию фирмы «Медведь Бенджамин и Компания» оставляли ей в среднем по четыре-пять часов в сутки на сон. Она только закроет глаза, всего лишь на минуточку…

Когда Дженни в следующий раз открыла глаза, снаружи было светло, а ее щека все еще прижималась к груди Рейфа. Видимо, ночью он накинул на них обоих покрывало. Его белая рубашка сильно измялась, да и слаксы, как подозревала Дженни, были не в лучшем состоянии. На подушках, подсунутых вчера вечером под спину, ему вряд ли было очень удобно.

Словно почувствовав ее взгляд, Рейф неожиданно раскрыл глаза. Темно-синие глаза впились в ее, обласкали лицо, остановились на ее полураскрытых губах. Не успела она угадать его намерение, как он уже наклонил к ней голову с поцелуем. Но его губы так и не прикоснулись к ее рту — он застонал и вытянулся, горестно потирая онемевшую шею.

— Кажется, я для такого уже староват, — пробормотал он.

Дженни почувствовала вину за его страдания.

— Прости, что вчера разрыдалась у тебя на плече. Не нужно было всю ночь держать меня… Рейф пожал плечами.

— Тебе было одиноко…

— Одиноко? — Она отпрянула, как будто ее ударило током. — Ты решил, что мне одиноко, пожалел меня — и потому был ко мне так добр?

— Я этого не говорил.

— Но имел в виду.

— Не подсказывай мне, что я имел в виду, а чего — нет. Я сам знаю.

— Так просвети меня. Рейф буркнул едва слышно:

— Это просто смешно.

— Согласна. Уверяю тебя, нет никакой необходимости испытывать ко мне жалость.

— Я и не испытывал к тебе жалости, — прорычал он.

— А что тогда?

— Вот что. — Он притянул ее к себе. Оказавшись прижатой к нему всем телом, она ощутила его возбуждение. — Похоже на жалость?

Но она не собиралась так легко сдаваться.

— Не смей хватать меня в объятия всякий раз, когда тебе что-то нужно мне доказать!

— Не буду. — Чисто мужской гнев буквально распирал его.

— И не смей целовать меня, пока мы не договоримся, — тут же предупредила она, уловив уже знакомый блеск в его глазах.

— Почему нет? — Он легонько прихватил зубами нежную кожу на шее, прошелся губами к виску. — Похоже, такое общение нам лучше всего удается.

— Перестань, я не могу думать!

— Ну, так и не думай.

— Ты обещал не давить на меня, — напомнила она.

Рейф нехотя оторвал губы и, нахмурившись, взглянул ей в лицо.

— Это же не значит, что ты будешь таять в моих объятиях, а я буду лежать как каменный.

— Ах так?! Значит, я во всем виновата? — Она вскочила с кровати и уставилась на него сверху вниз, воинственно уперев кулаки в бедра. — Ну, ты тот еще фрукт, Мерфи, вот что я тебе скажу!

— Ты теперь тоже Мерфи. И предупреждаю — не забывай об этом.

— У меня нет времени стоять тут с тобой и препираться.

— Не с этого ли мы начали? — насмешливо поинтересовался он, припомнив их ссору при первом знакомстве. И кулаки она тогда точно так же упирала в бедра. Приковывая его внимание к их мягким изгибам — как и сейчас.

— Поэтому я и хочу подождать, прежде чем двигаться дальше, — говорила Дженни. — Именно потому, что мы, похоже, не спорим, только когда… — Ее голос неуверенно затих. Что-то в его горящем взгляде заставило ее сначала опустить руки, а потом скрестить их на груди, словно защищаясь от его глаз. — Я имею в виду, что нам нужно научиться лучше ладить друг с другом.

— Это нелегко сделать, учитывая, что ты вечно превратно истолковываешь мои слова и поступки, — возразил Рейф, выведенный из себя ее мгновенным превращением из оскорбленного ангела в мымру-учительницу.

От его гнева загорелась и она.

— Может, если бы ты мне сообщал хоть изредка, о чем думаешь, я бы не блуждала в потемках, — выпалила она в ответ. — Твоя драгоценная Сюзан, возможно, умела читать мысли, но мне это не дано.

Дженни поняла, что совершила промах, едва увидела помрачневшее, а потом и вовсе холодное, замкнутое лицо Рейфа.

Она сделала попытку исправить промах:

— Послушай, нам просто нужно время, чтобы получше узнать друг друга…

— Прекрасно. Тебе нужно время — оно твое, — оборвал он. Прошел в ванную, с треском захлопнул дверь. Через несколько секунд до нее донесся шум льющейся воды.

С какой радостью она сейчас сбежала бы отсюда — только пятки бы засверкали! Совершив тяжелейший грех — упомянув Сюзан, — она здорово ухудшила ситуацию. Но Дженни твердо решила, что, пока Рейф не разберется сам с собой, она ни за что не ляжет с ним в постель, ни за что не превратится для него в подручное средство на несколько часов забыть его бесценную жену.

Она знала, что прежде не хотела его любви, и убеждала себя, что и сейчас не хочет. Но если они будут заниматься любовью, то с ними в постели не должно быть призрака его покойной жены. Разве это такое уж непомерное требование?

Завтрак этим утром по напряженности не уступал вчерашнему ужину. Желудок Дженни словно сводило судорогами.

— Может, расслабишься? — прорычал Рейф. — Я не собираюсь прыгать через стол и насиловать тебя, так что успокойся и дай вилке отдохнуть от твоей смертельной хватки.

— Послушай, у нас ничего не выйдет, если мы станем каждую минуту впиваться друг другу в глотку. — Дженни вспыхнула, припомнив, как совсем недавно он нежно покусывал ее шею. — Я хочу сказать — нам нужно постараться поладить. Я знаю, как непросто привыкать жить с кем-то рядом.

— Откуда ты знаешь? — подозрительно поинтересовался он, чувствуя, как от мысли, что она жила с другим мужчиной, в жилах закипает кровь.

— Ребенком, когда я переехала к бабушке с дедушкой, мне было очень непросто, — отозвалась Дженни. — Но в конце концов все уладилось. Поэтому я и предлагаю объявить на этот период притирки перемирие.

— Перемирие?

— Да. Так сказать, временное прекращение огня.

— То есть разбежаться по своим углам — так, что ли?

Она согласно кивнула.

— Ладно. — Он пожал плечами. — Раз тебе так хочется.

Дженни вообще не знала, чего ей хочется, и это выводило ее из себя, но не больше, чем идея делить с Рейфом постель в течение следующих пяти лет. А ведь, как только они вернутся домой, деваться будет некуда.