А затем я испытываю крайне неприятное чувство из-за того, что мне приходится это сделать, но я должна и я печатаю: «Джастин Вайлд — мужчина-шлюха года». Тори втянула его в это, и если я собираюсь сделать это правдоподобным, это должно быть сделано. Мои глаза наполняются слезами, пока я печатаю ужасные вещи о своей второй половинке: «женоненавистник, самовлюбленный, ходок... он использует женщин, чтобы избавиться от своих собственных личных комплексов. Он незрелый и фальшивый. Лгун и пьяница». А затем, просто чтобы удостовериться, что это заденет за живое, что я впутаю всех в эту кучу пылающего собачьего дерьма, я делаю ещё одну страницу: «Фотки гарема Джастина». И загружаю одну за другой фотографии из его компьютера, что я хранила все эти недели. Он подумает, что кто-то хакнул его iCloud... гребаное Яблоко. Здесь есть фото Саманты и Трейси, и Аманды, и Лорен. Колоритный небольшой разворот от Барбары и Джен (в конце концов, каждый мужчина имеет право на тройничок). Сара и Кал, Дженнифер и Ли. Отум и Джуди, Рокси и Керри, и Лиа... и наконец, ту единственную, что я позволила ему сделать со мной, ноги разведены сиськи наружу. Мы все уничтожены. Все до единой. Спасибо, Джастин. Спасибо, Тори. И спасибо тебе, е*аная, Белла Бист.
Как шахматный гроссмейстер, я взвешиваю свои шансы. Каждый ход. И я решаю, что отложу это на день, прежде чем поделюсь ссылкой на блог. Затем всё пойдёт по нарастающей. Новая девочка запятнана. Все его маленькие шлюхи возненавидят его, а большая часть его преданных последователей увидят его таким, каким он и является. А я буду одиноким волком, кто встанет на его сторону, кто будет любить его независимо от его многих и многих недостатков. Я буду той девочкой, которая наконец-то победит в его небольшой дерьмовой игре, а затем у меня будет моя совершенная история любви. Я буду героиней, которая обыграла трагического плохого парня.
Глава 28
Джастин
«Танец на коленях» — N.E.R.D.
Кобейн обнюхивает мой багаж, глядя на меня с подозрением.
— Для тебя ничего нет, — говорю я, отпивая из горлышка своё пиво, прежде чем сажусь на кровать. Автограф-сессии, к чертям, добивают меня. Все эти переезды, перетасовки. Бухло… Я делаю глоток из бутылки и откидываюсь на спинку кровати. Выхватываю телефон из кармана, чтобы открыть Facebook и посчитать на скольких фотках я был отмечен. Чтобы почитать комментарии о том, как все хотят меня трахнуть. И дело не в том, настолько это высокомерно звучит, а в том, что это правда. Я не просил этого, но это дерьмо вознесёт до небес эго любого.
Экран чёрный. Я нажимаю кнопку включения, и выскакивает значок разряженной батареи. еать. Я роюсь в ящике прикроватной тумбочки, ища зарядку, и подключаю её. Через секунду заряд пошел, и проклятый телефон сходит сума. Звонит. Звонит. Звонит. Звонит. Звонит... и всё ещё, блдь, продолжает звонить. Кобейн подкрадывается к углу кровати, его уши оживляются, когда он глазеет на включённый телефон на столе.
Саманта: Ах, ты, *баный мудак.
Джен: Я надеюсь, что кто-нибудь отрежет, на х*р, твой вялый член!
Лиа: Пошёл на хй! Пошёл на хй! НАААААА ХХХХ**ЙЙЙЙ!!!
Как пузырёк за пузырьком выскакивают сообщения, и я просматриваю их дальше. Более семидесяти сообщений. Мои уведомления на Facebook тоже сходят сума. А затем звонит телефон. Мариса.
— Привет, детка, — отвечаю я, пытаясь звучать спокойно, хотя мои нервы взвинчены, а пот, скапливаясь, катится вниз по позвоночнику. — Я скучал по тебе.
— Отъ*бись.
— Что? Что…
— Ты — дерьмище поганое. Сколько девочек, Джастин? Сколько? Я имею в виду, Боже, и потом… потом, как ты мог позволить кому-то завладеть этими фотографиями. Все эти фотографии, — она замолкает на секунду. Я слышу её сопение. — Ты хоть представляешь, — она вздыхает, и, вот дерьмо, она плачет, — … ты понимаешь, почему я такая?
Я в недоумении.
— Детка, помедленней…
— Бл*дь, не зови меня так!
— Хорошо, — стону я. — Мариса, что, чёрт возьми, происходит?
— Почему ты не проверяешь свой любимый бл*дский Facebook, Джастин?
— Я не играю в игры. Просто выкладывай уже.
— Хорошо, кто-то завёл блог, и кто бы это ни был — он ненавидит тебя. Они разгромили тебя и меня, разместили фотографии обнаженных девочек, — она начинает плакать. Бл*дь.
— Обнаженные фотографии, что ты…
— И последняя со мной. Ты её сделал. В своей квартире.
— Что! — мой пульс несется вскачь, мозг закипает от ужасно чудовищного безвыходного положения, потому что как, во имя всего святого, кто-то мог заполучить эти фотографии? Грёбаное яблоко и iCloud... Я клянусь Богом.
— Я просто… Я больше не могу с тобой… Не могу, — и она вешает трубку.
Еать? Я пялюсь на телефон. Уведомление за уведомлением высвечиваются на экране. Сглатывая, я открываю свой Facebook и смотрю несколько ссылок. Там ссылка на сайт, который называется «Ужасные Преужасные Очень Плохие Писатели», Иисус Христос, они практически украли название у Джудит Виорст (прим. Джудит Виорст — американская писательница, журналист). Я перехожу туда, и моё лицо незамедлительно вспыхивает и ощущается так, как будто собирается воспламениться. Моё сердце стучит, кулаки сжимаются. Этот блог обрушивается с резкой критикой на меня и Марису и... Беллу Бист? Я даже не стал перечитывать статью о Белле. Срать я хотел на это. Я щёлкаю на заголовок так мило названный «Гарем Джастина» — и там фотографии с моего iPhone. Обнаженные фотки всех девочек, которых я трахал в этой индустрии. Все те девочки, с которыми я проводил время и с усилием отвергал или преуменьшал наши отношения, чтобы сохранить своё лицо, чтобы быть выбывшим из игры. Несколькими ударами по клавишам моя ложь: «Я никогда не спал ни с кем в этой отрасли раньше», обрушилась как Берлинская стена. Выражаясь, блдь, словами — всё превратилось в дымящую кучу херни.
Я закрываю лицо руками и стону. Сначала я подумал, что возможно, я смогу опровергнуть это. Говоря, что фотографии чьи-то ещё. Вина того ублюдка — Криса Тэлона, каждый знает, что он — шлюха. Но нет. Половина из них сделана на моей кровати и эта проклятая картина Ансельма Адама «Титоны и река Снейк» светится на заднем плане как ублюдочный маяк в борделе.
«Писатель Джастин Вайлд — спелая пи*да. Почему кто-то хочет читать слова этого неистового членоголового, независимо от того, насколько они поэтичны?». Это было размещено Эмалин Дей — одним из наиболее известных имён в индустрии.
— Дерьмо! — кричу я и швыряю телефон через комнату, попадая прямо в зеркало на дверце шкафа. Он ударяется по стеклу, оставляя трещину. Кобейн поджимает хвост и забирается глубже под кровать. Это ночной кошмар. Сначала мою издательскую деятельность втоптали в говно, а теперь… теперь моя отчасти незапятнанная репутация только что поймала лихорадку Эбола. И, я думаю, что ещё хуже — я поставил себя и Марису на карантин.
Глава 29
Мариса
«Привет» — Leo, Pete Cottrel
Джастин звонил. Слал сообщения. Я не ответила и никак не реагировала на них. Я хочу, конечно же, хочу, но это часть игры. Какая девочка в здравом уме просто наплюёт на это?
Я открываю холодильник и ищу что-нибудь поесть. Остатки китайской еды. Цыпленок и рис. И только я достаю контейнер Tupperware, как раздаётся стук в мою дверь.
— Мариса… — глубокий сексуальный голос Джастина доноситься из-за двери, прежде чем он снова стучит. — Пожалуйста, позвольте мне поговорить с тобой.
Я закрываю глаза и свой холодильник.
— Минутку, — я делаю всё, что могу, чтобы звучать измученной и уставшей, как будто я рыдала весь день. Но мои глаза... Я быстро обвожу взглядом кухню, подхватываю лук, который знавал и лучшие дни, и нож. Я быстро режу его и протираю своим пальцем по липким внутренностям, а затем прикасаюсь прямо к глазам. Они горят, и я кидаюсь к крану, склоняясь над раковиной, плещу водой в лицо. Жжение в глазах заставляет меня щуриться. Я умываю лицо и направляюсь к двери, зная, что мои глаза, должно быть, выглядят так, как будто я плакала в течение нескольких часов. Нескольких часов, Джастин. Ты — бессердечный ублюдок. Когда я тяну дверь, открывая, мне приходиться вытирать слёзы, текущие из моих глаз. Я уставилась в пол, смотря на черные «Чак Тейлор» Джастина, пока держусь за край двери (прим. Chuck Taylors — американский бренд кед).
— Е*ать, — произносит он. — Прости меня.
Я поднимаю на него взгляд, и слёзы снова начинают течь.
— Я просто не…
— Пожалуйста, позволь мне войти.
Я отступаю в сторону, и он заходит, хватая меня за руку и ведя в гостиную комнату, где обнимает меня за талию и другой рукой приподнимает мой подбородок, вытирая слёзы большим пальцем. Прямо как в книге. Видишь, как хорошо я могу писать нашу историю, Джастин?
— Я... — сглатывает он, и я не уверена, что он сейчас в состоянии подобрать слова. — Я просто… я никогда не хотел причинить тебе боль.
Я выдыхаю.
— Окей.
— Я серьёзно. Я могу быть мудаком, но я имел в виду всё, что говорил тебе, — он трясёт своей головой, прикусывая нижнюю губу своими совершенными белыми зубами. — Я люблю тебя. Мариса. Я просто… мне просто хреново даётся подобное дерьмо.
— Все те девочки, я имею в виду… мне плохо.
— Детка, они были до тебя.
Правда ли это, Джастин? Так ли это? Я пялюсь на него моими глазами, которые всё ещё наполняют поддельные слезы.
— Я просто… — он хватает меня и прижимается своими полными губами к моим, и я становлюсь слабой и безвольной. Когда я в его руках, из меня можно вить верёвки. Он отстраняется всего лишь на дюйм, как раз достаточно, чтобы я смогла видеть его голубые-голубые глаза. — Ты всегда была моей самой любимой, — произносит он, и эта нестабильная злость медленно разрывает мою душу, отрывая мясо и плоть от моих костей. Как только я подумала, что он выучил свой урок, он ведет себя как собака, которая не даёт срать в её миску с едой.
Я отодвигаюсь от него, но он снова хватает меня за лицо, крепко удерживая мою челюсть, так что я опасаюсь, останется синяк.
— Подожди, — произносит он. — Ты всегда была моей любимой, Мариса. И всегда будешь, вот почему ты должна быть моей.
Я втягиваю воздух. И теперь я борюсь с настоящими слезами, давясь и бормоча то, что должна сказать.
— Пожалуйста, — шепчу я, — …пожалуйста, не заставляй меня возненавидеть тебя.
— Я не позволю тебе возненавидеть меня.
Но нет, Джастин, это тонкая грань. Грань между любовью и ненавистью, ненавистью и любовью. Это тонкая, хрупкая маленькая грань, которой ты продолжаешь придерживаться. Придерживаешься. Придерживаешься. Придерживаешься, и ещё один разок потеребишь, ещё один раз ошибешься, и эта грань превратиться в мину, что взлетит на воздух огромным столпом огня.
Глава 30
Джастин
«Колыбельная» — Frank Carter and The Rattlesnakes
Я имел обыкновение дотошно проверять отчеты о продажах моих книг. Я злорадствовал, когда видел, как много денег я загребал. Каждый день я получал новых подписчиков и новые отзывы. У меня была заключена сделка с издательством из «Большой десятки». Организаторы умоляли меня приехать на автограф-сессии, поскольку просто упоминание моего имени позволяло им распродать все билеты. Я был е*аным Джастином Вайлдом, так что я купил эту удивительную квартиру в дорогой части города. Я купил этот винтажный «Мерседес» и дизайнерские джинсы. У меня был дизайнер интерьера, который пришел и сделал мою квартиру такой, чтобы она была похожа на квартиру автора бестселлеров. Я дошел от никого до парня, который имел всё, до того парня, который пытается оттянуть сроки снова и снова, поскольку не является безнадежным романтиком. До парня, которого не могла заарканить ни одна девушка.
А теперь... Я щёлкаю на свой отчет о поступлениях и съёживаюсь. Мои продажи упали. Радикально. Моя электронная почта наводнена запросами, чтобы я не приезжал на автограф-сессии, и предложениями вернуть мой депозит, поскольку я доставлю «неудобства» читателям. Очевидно, теперь я — сексуальный хищник. Козёл. Мудак. Ничего не стоящий, бездарный кусок дерьма. Мне потребовалось два года, чтобы написать книгу, которая изменила мою жизнь. Потом, кровью, слезами и бесчисленным количеством бутылок виски, чтобы потом кто-то взял и размещением одного поста в блоге разорвал всё это в клочья. Тори написала смс мне вчера и сказала, что наконец-то я сыграл с неправильной девочкой. Сука.
Моя новая книга (которую слили) только сегодня вышла, и у меня всего 325 загрузок. Несомненно, это может звучать так, как будто это много, но когда у вас обычно их тысячи... с этим уровнем я никогда не войду в хит-лист, а если я не войду в лист, то это только докажет, что я — неудачник. Что моя писанина ничего не значит. Что это больше о том, кем я был, как выглядел. Это было чем-то большим, чем просто слова. Я, может быть, провалился, потоплен даже, но я отказываюсь позволить кому-либо ещё увидеть это. Это может быть всего лишь грёбаный внешний вид, поскольку я не дам этой суке удовлетворение от мысли, что она уничтожила меня. Я щёлкаю на кнопку поиска, впечатываю Amazon и название моей книги, а затем делаю то, что я делал для каждого проклятого релиза с тех пор, как закончилась серия «Восприятие»: я нажимаю «Подарить подарок» много и много раз, а… затем я иду в iBooks и Smashwords... и одним щелчком заполняю электронные письма снова и снова до тех пор, пока мой указательный палец не цепенеет. Что касается печатных экземпляров, я пойду на Amazon и закажу ху*ву кучу и просто использую их во время автограф-сессий.
— О, Боже, — стонет Мариса, — …мой большой палец онемел.
Я бросаю на нее взгляд, улыбаюсь и наклоняюсь через кушетку, чтобы поцеловать её. Спасибо, бл*дь, на этот раз у меня есть кое-кто, чтобы помочь мне.
— Я чувствую себя куском дерьма от того, что делаю это... — я даже не смею ей сказать, что это не в первый раз. — Я просто не могу позволить всем в том проклятом блоге думать, что они разрушили мою жизнь, ты понимаешь?
— Нет. Я полностью понимаю это, малыш. Всё очень хреново. Я имею в виду, какой человек сделает что-то подобное, так или иначе? — она вздыхает, её пальцы отчаянно печатают и кликают. — Чего они добиваются этим?
— Кто, бл*дь, знает. Больное удовлетворение от того, что они разрушили кого-то.
Она качает головой.
— Богом клянусь, некоторые люди нуждаются в огромной палке, чтобы запихнуть прямо в их жопы.
— Я просто ненавижу, что тебя втянули во всё это, — я смотрю на нее поверх своего компьютера, и она смотрит в ответ. — Мне жаль насчет фотографий. Правда.
Нежная улыбка растягивает её губы, и я клянусь, прямо сейчас она выглядит как долбанный ангел.
— Всё нормально. Я имею в виду, когда мне было где-то семнадцать, я имела обыкновение говорить, что я хотела бы попозировать для журнала «Плейбой», так что, ты знаешь… вроде как я вычеркнула этот пункт из списка своих желаний, верно?
Я замолкаю на секунду, и в этот момент снимок проявляется в моей голове, поскольку эта девочка, безусловно, невероятна.
— Ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня любить тебя прямо сейчас, — произношу я, прежде чем снова целую её. Ноутбук сваливается с моих коленей, и я сильнее наклоняюсь к ней, обхватывая руками её сиськи, но она отталкивает меня.
— Мне по-прежнему осталось отправить ещё сотни две книг, если ты хочешь попасть в тот лист.
Смеясь, я возвращаюсь на своё место и подбираю ноутбук.
— Окей, окей… но как только мы покончим с этим, я оттрахаю тебя.
— Обещания-обещания, — произносит она.
Ухмыляясь, приподнимаю бровь, отставляю в сторону свой компьютер и забираю её с колен.
— Эй!
Я закрываю её Macbook и бросаю его на другой конец кушетки, а затем ныряю к ней, наматывая на кулак её волосы и дергая голову на бок.
— Ты думаешь, я, на хрен, не порву твою киску, трахая тебя? — спрашиваю я, проводя языком по её горлу. Член твердеет от моих слов, и я прижимаю свои бёдра к её. Она ёрзает подо мной, её руки поднимаются к моей спине, ногти врезаются в мои плечи. Я щиплю её за шею. — Ты собираешься ответить мне, а?
Мягкий стон соскальзывает с её губ. Она откидывает назад голову, толкая ко мне бёдра. Я снова тяну её за волосы.
— Я собираюсь сорвать это, — говорю я, садясь и срывая вниз по ногам её маленькие коротенькие шортики, затем отшвыриваю их на пол. Я толкаю её бедра, разводя их в стороны, и наклоняюсь, медленно кружа своим языком по её клитору. Она извивается и хватает меня за волосы. А я облизываю её снова, мой язык едва прикасается к ней.
— Дерьмо, — стонет она, а я смеюсь напротив её сладкой киски.
— Я заставлю тебя умолять об этом, — я посасываю её клитор, продолжая раздвигать её ноги шире.
— Дерьмо... — а её следующее слово теряется в глубоком вздохе, поскольку я только что запихнул свой язык глубоко внутрь неё, покусывая зубами её клитор. Её пальцы в моих волосах напрягаются, и она скользит своими бёдрами по моему лицу. Как только её дыхание становиться беспорядочным, а бедра начинают дрожать тем особенным способом, я останавливаюсь, отодвигаюсь от неё и трусь своим лицом о её бедро.
— Джастин, — её дыхание затруднено, глаза всё ещё закрыты, ноги широкий разведены.
— Как много книг, ты сказала, нам надо ещё отправить? — я поправляю свой подергивающийся член в штанах и ухожу, подхватывая ноутбук.
— Что? — её глаза резко открываются.
— Как много книг?
— Ты не можешь просто так оставить это!
— О, — произношу я, ухмыляясь, — но я только что сделал это.
Её глаза вспыхивают, дикий огонь мерцает в них.
— Я, бл*дь, убью тебя.
— Ох, ну теперь это немного экстремально, не находишь?
И это отчаяние на её лице… обожаю. Ну, возможно, это не как преследование, возможно, речь идет о прямо здесь и сейчас, вот что значит — быть богом траха. Я отодвигаю свой компьютер в сторону и тянусь к ней, потирая одним пальцем по её влажной киске, прежде чем щиплю за клитор. Она напрягается и обхватывает мои запястья обеими руками, дергая меня вниз. Я приземляюсь сверху, наши глаза встречаются.
— Умоляй меня, — произношу я с ухмылкой.
— Пожалуйста, самое бл*дское пожалуйста, трахни меня, Джастин.
Я наклоняю голову на бок, пока спускаю вниз по бедрам штаны.
— Ты уверена, что это то, что ты хочешь?
— Трахни меня, или я убью тебя.
Её пальцы врезаются в мою задницу, и она притягивает меня к себе. Головкой члена я прикасаюсь к ней, и, чёрт подери, там тепло, и это гладкость ощущается причиной той дрожи, что простреливает мой позвоночник. Я прижимаюсь к ней как раз достаточно, чтобы выманить сумасшедший стон из неё, и тогда я останавливаюсь. Она задыхается, прикусывает нижнюю губу, и я думаю, что, возможно, смогу просто справиться с этим прямо сейчас. Марисы-бл*дь-Доусон может быть достаточно, чтобы сделать это уязвимое чувство любви стоящим, так что я шлёпаю её. Я хороню себя по самые яйца в ней и трахаю с той разновидностью страсти, что клеймит, и всё же в то же время совершенно почтительно. Я дергаю её за волосы так, как будто хочу свернуть её шею, но целую её так, как будто влюблен в неё. Я трахаю её так, как будто она — дешевая шлюха, но я говорю ей о том, как она красива и как хорошо ощущается. Я шлепаю её непочтительное тело, пока наполняю её душу словами и обещаниями, и к этому времени она не больше, чем лужа подо мной, я знаю, что она сокрушена. И если есть один гарантируемый способ удержать женщину бегающей за тобой, независимо от того, что вы можете быть мудаком, независимо ото всех ошибок, что вы совершите, — это трахать их проклятые души.
Глава 31
Мариса
«Обесцветить» — Flykiller
Дверцы шкафчика скрипят на кухне, когда я открываю их, чтобы извлечь бутылку с пилюлями, что спрятана у дальней стенки. Бутылка «Анчо чили» (прим.: соус из перца средней степени остроты), куда я засунула свои витамины для беременных. В любом случае, кто использует «Анчо чили»? Я откручиваю металлическую крышку, вытряхиваю на ладонь большую коричневую пилюлю и быстро закидываю в рот, запивая полным стаканом воды. Банка отправляется обратно в дальний конец полки. Спрятана. Улыбаясь, я бросаю взгляд вниз на мой плоский живот, задаваясь вопросом: на что он будет похож с маленьким младенцем внутри. Насколько симпатичной я буду в глазах Джастина? Несомненно, он не хочет ребёнка прямо сейчас, но мы должны следовать плану. Во всех эпохальных романах есть неожиданная беременность, Джастин. А всё, чего я хочу, это идеальная история любви, совершенный сюжет, с лихо закрученным крещендо в финале. В конце концов, он — Джастин Вайлд, и никто не может так, как способен он, закрутить идеальную историю. Как можем мы...
Я бросаю взгляд на Джастина. Он храпит на кушетке, пуская слюни, что ручейком стекают по его подбородку. Я пригласила его на вкусный ужин. Цыпленок под пармезаном и итальянские зеленые бобы, сдобренные несколькими таблетками снотворного. И он в отключке.
Я мою посуду, напевая себе под нос эту новую песню Эда «Lover Boy», пока вытираю руки кухонным полотенцем. А затем хватаю телефон Джастина и шлепаюсь рядом с ним на кушетку, моя рука на его бедре. Он говорит, что я — его любимая, его единственная, но что конкретно он имеет в виду? Конечно, его вышибли с автограф-сессий. Конечно, множество людей отписались от него на Facebook, он потерял подписчиков и в Instagram. И видели бы вы некоторые из комментариев, что он получил под своими публикациями. Вилы на изготовке и остры. Факелы зажжены. Толпа ринулась. Если честно, этот маленький блог нанёс больше ущерба, чем я могла рассчитывать; не то чтобы я хотела разрушить его карьеру, но я это сделала. Я просто хотела убрать некоторых из этих девочек от его члена. Разве я о многом прошу?
Семьдесят пять уведомлений о сообщениях. Я кладу палец на иконку приложения и перевожу дыхание, молясь, пока они выскакивают на экран. Первое сообщение: Сара Бауком: «Я думаю твой издатель ужасный. Несколько моих друзей помогли мне основать группу в поддержку твоей новой книги. Надеюсь, это взбодрит тебя. Я не знаю, что буду делать без твоих слов или твоей дружбы. Целую». Я закрываю глаза и сжимаю его колено. Возвращаясь к сообщениям, покачивая головой. Все такие кокетливые. Все такие благосклонные, как будто он не может сделать ничего неправильного. Как мы сможем когда-нибудь исправить это, Джастин? Как мы собираемся выбраться из этого бардака?
Я читаю ещё несколько сообщений, просматриваю ещё больше фотографий сисек и задниц, на которые он отвечает немного шокированным смайликом или, в зависимости от того, насколько большие сиськи, маленькими ручками, сложенными для молитвы . Похоже, что он даже вымазанный дёгтем, как грязная шлюха, не сможет поколебать волю некоторых из этих женщин склониться у его ног. Благословите его. Я поглаживаю рукой по его футболке. Это как привести петуха-звезду в курятник. Членозвезду. Возможно, у него такая болезнь. Возможно, он — шлюха, нуждающаяся во внимании. Нуждающийся, отчаянно нуждающийся в том типе одобрения, которого у него никогда не было, когда он был ребёнком или подростком. И эти женщины, я не должна из-за них сходить сума. Он — их идол. Мужчина, способный переплести такие строки, как: «Любовь — это единственное лекарство для безнадежного глупца типа меня... типа неё». Или: «Я люблю тебя, даже зная, что ты станешь моей погибелью. Даже когда я лежу, умирая от яда отсутствия любви, что ты ввела в мои вены, каждым своим словом наполненным ненавистью, пожирающей моё сердце и душу, поскольку я предпочту умереть на твоей стороне, чем без тебя». Они верят в то, что он такой и есть. В то, что он — Джастин Вайлд, ученый, фанат Стивена Кинга и Джеймса Паттерсона. Они верят всему невероятному, что он публикует на Facebook. Они не знают, что он — Джастин Вайлдер Томпсон. Они видят только то, как он улыбается и говорит: «Спасибо за вашу поддержку». Они не посвящены в поддельные комментарии, что он оставляет. Они не спят рядом с ним и не слышат его пердёж. Они не видят, как он глазеет на своё отражение, его приложение с сообщениями наполнено пошлыми комментариями и шлюховатыми обещаниями. Джастин Вайлд — это их герой в мире дерьмовых финалов. Симпатичное лицо. Красивый ум. Это не их проблема, а моя. Ну а я — их проблема.
— Дерьмо, — стонет Джастин, когда выдвигает стул и садится за столик в кофейне. Он потирает своими пальцами глаза и зевает. — Я не знаю, какого черта я так много спал. Прости, я бросил тебя вчера вечером одну, я просто... я не мог продолжать бодрствовать.
— Да, всё в порядке, малыш. Ты под таким стрессом, — я улыбаюсь, когда занимаю своё место и потягиваю тёплый кофе, поскольку я знаю, каким уставшим может тебя сделать это снотворное. Он так невинен. Действительно, трудно поверить, что он — ужасная шлюха, какой и является.
— Ага, я должен написать другую книгу, или мне пиздец. Я просто не могу... мой мозг не может уйти в те испорченные места прямо сейчас. Дерьмо, я спорю о писательском труде с современницей.
Я впиваюсь в него взглядом, один мой глаз задёргался.
— Современницей? — насмехаюсь я. — Да ладно, Джастин, давай не будем горячиться, — я смеюсь, но в действительности это не смешно. Он тёмный автор — испорченный и развращенный. Он не может жалеть меня. Он даже не может продать себя.
— Ага, бл*дь. Это просто, ну, ты понимаешь, я пробую войти в образ мышления этой насильственной херни. Это не легко. Это иссушает всю жизнь в тебе.
— Да, я знаю. Я тоже пишу тёмные романы, Джастин, — в конце мой голос срывается из-за того, что у меня не получается его контролировать, а он взглянул на меня, выгибая от любопытства бровь.
— Окей, детка, остынь. Я знаю, что ты тёмная, — он смеётся, прежде чем сделать глоток своего напитка. Я хочу встряхнуть его и сказать, что он не имеет об этом ни малейшего представления, потому что не читал мою книгу. Я видела её, запихнутую там с другими книгами, с перевернутой обложкой.
Звенит звонок магазина, оповещающий об открытии двери. Я поднимаю взгляд и вижу мать, придерживающую на бедре пухлого малыша с копной коричневых завитков. И этот небольшой взрыв рёва и боли от того, что он не читал моих слов, спадает. Я не могу дождаться того момента, когда буду прогуливаться с маленьким человеком, цепляющимся за мои бедра, чтобы забрать утренние кружки кофе для себя и Джастина. Тогда он будет по-настоящему моим.
Мой телефон подает сигнал, что пришло сообщение. Делая ещё один глоток кофе, я сильно провожу по сообщению и практически выплевываю свой напиток. Эд — певец песен о любви, которые растопят даже самые чёрствые сердца, только что написал мне, что помешан на моей книге. Он прочитал мои слова. Трепет пульсируя, проходит сквозь меня, сопровождаемый ощущением гордости и правильности, поскольку я могу писать, чёрт подери. И если кто-то типа Эда может это видеть... Я глазею на сообщение, перечитывая его снова и снова. Я смотрю на фотографию моего профиля и тут же замечаю, что мне необходимо выглядеть более знойной, более чувственной, более...
— Ты в порядке? — произносит Джастин, уставившись на меня поверх дымящейся чашки с кофе.
— Ага, да… ох, да. Я только что получила сообщение от кое-кого, кто сказал, что моя книга великолепна.
Джастин улыбается со знанием дела.
— Ощущается классно, да? Признание, — его усмешка становится шире. — И ты потрясный писатель, — мои глаза сужаются, сердце сжимается от того, как же легко он врёт, но он же рассказчик, разве не так ли? Обманщик до мозга костей. Он лжёт в любом случае, если может сформулировать слова. — Аккуратней, детка, — произносит он. — Материал вызывает привыкание. Как героин, смешанный с крэком.
Я смеюсь, и пот от возбуждения медленно сочится из каждой моей поры, пока я перерываю мои фотографии в поисках той, что будет идеальной. Я выбираю одну, где у меня расслабленное лицо сильной суки. Парни находят этот вид вне конкуренции, потому что сука обычно — это вызов. Я загружаю её как новую фотографию моего профиля, представляя, как Эд ответит каким-нибудь комментарием о том, что я такая же красивая, как цветок. А затем я отвечаю на его сообщение, благодаря за комплимент и сообщив, что я его огромная фанатка.
Затем опускаю свой телефон вниз, Джастин улыбается во всё лицо, когда машет кому-то через кафе. Я разворачиваюсь на своём месте, чтобы увидеть, как маленький пухлый малыш хихикает и машет в ответ. Я кладу свою руку поверх живота и усмехаюсь, прежде чем снова взглянуть на него.
— О, как же это мило, — произношу я.
— Она маленькая симпатичная девочка, — пожимает он плечами, прежде чем прикрывает глаза рукой только для того, чтобы отдернуть её прочь и сделать то выражение — «о, моё совершенство, посмотри, я всё ещё здесь». Маленькая девочка визжит, и Джастин смеется, прежде чем поднимает свой кофе. — Хотя наши дети будут симпатичней.
И всё внутри меня превращается в кашу. Щёки краснеют, сердце трепещет, и я знаю, что он не хочет быть ходоком. Точно. Он хочет роман. Историю любви. И жили они счастливо с детьми.
— Ты с детьми, — смеюсь я. — Это будет что-то.
— Что?
— Только не убеждай меня, что ты из тех парней, которые хотят иметь детей.
— Ладно, может быть, я хочу их только с тобой, красотка, — он подмигивает, когда тянется через сто, и проводит пальцем по моей щеке. И хотя я хочу подпрыгнуть и заорать: «Да, давай сделаем ребёнка прямо здесь и сейчас», я держу свою задницу твердо посаженной на месте, крутя кофейную чашку в руке, когда выгибаю бровь на его высказывание.
— Ты и твои смехотворные строки… — произношу я с усмешкой, поскольку так долго, сколько он будет думать, что я не верю всем его фразам, он будет продолжать преследование. А это всё, что мне нужно от него, чтобы по-прежнему быть в этой игре, поскольку мы практически там… Мы. Наступает решающий момент — я могу чувствовать это.
Глава 32
Джастин
«Большой и страшный волк» — The Heavy
Прошло почти три недели с тех пор, как этот проклятый блог спустил на х*р мою карьеру, оставив меня с калосборником. К счастью, у меня есть мои преданные сторонники, лояльные блоггеры, и меня пока не вышибли с каждой автограф-сессии, но я солгу, если скажу, что не нервничаю из-за следующих выходных. Сообщения, что я получил, комментарии в моём посте о том, что я кусок дерьма, заставляют меня быть осторожным. Чёрт, одна женщина угрожает принести пушку на автограф-сессию и размазать мои мозги по рекламному плакату, в то время как моя смерть, скорее всего, определенно поднимет мои продажи — я просто пока не готов туда пойти.
Я пытался минимизировать ущерб, разместив публикацию, что меня хакнули. Что мои сексуальные подвиги не должны были стать достоянием общественности. А затем, после сотого сообщения, которое я получил, и где утверждалось, что я «непривлекательным мудак без настоящего таланта», мой гнев стал лучшим выходом для меня, и я сказал всем этим козлам, кто хотел прийти за мной, подавиться моими яйцами. Так что... ладно это не помогло в любом случае. Я сказал: меня не волнует, что моя карьера рухнула, что люди ненавидят меня, но правда в том, что меня это заботит. А кого нет? Эта индустрия, в конце концов, сделала меня тем, кто я есть, и таким большим мудаком, каким я только могу быть, и я не забыл этого, даже если я и веду себя так, как будто забыл. Художники действительно находятся в милости у общественности. И прямо сейчас, я чувствую себя по-царски на*баным.
Я уставился на документ Word. На говняный сюжетец, что напечатал: «Подлый убийца встречает невинную девочку (блондинку) и похищает её. Он запирает её в подвале и пытается заставить полюбить себя. Она сходит. Они вместе сходят сума. е*ать это дерьмо». НАПИШИ УЖЕ ЧТО-НИБУДЬ, ДЖАСТИН. Это всё, что я сделал за последнюю неделю, я смотрю на этот любительский банальный сюжет. Каждое отдельное слово, что я вытолкнул из себя, чрезвычайное дерьмо. Роющиеся в дерьме мухи, так что я решаю сделать лучшую вещь — устроить марафон просмотра сериала «Во все тяжкие» со своей девочкой.
Титры бегут по экрану на фоне Уолта и Джесси где-то посреди пустыни, и Уолт, конечно же, сквернословит.
— Он такой мудак, — произносит Мариса, кладя голову мне на колени. — Он злит меня.
— Бла-бла-бла, в смысле понимаешь, у него происходит много дерьма. Рак… грёбаное производство метамфетамина, — смеюсь я. — Честно говоря, я думаю, что он знает, что делает. Дерьмо, это заставляет меня захотеть прикупить какой-нибудь задрипанный трейлер для путешествий и начать готовить партию.
— Правда, Джастин?
— Детка, — я сжимаю её бедро, — миллионы и миллионы долларов, плюс всплеск адреналина от того, что ходишь по краю.
Она закатывает глаза и поднимает свой телефон, нажимая на экран.
— Как тебя может не цеплять этот сериал? — спрашиваю я, оскорбленный тем, что она находит Facebook более интересным, чем этот удивительный сюжет.
— Не знаю, — вздыхает она. — Просто нет.
— Сюжет, Мариса. Грёбаный сюжет, я думаю о том, как тяжело должно было быть закрутить это дерьмо вместе.
— О. Мой. Бог, — она садится, улыбаясь. — О, Боже мой!
— Что?
— Крис Тэлон, — она смеется, и в её глазах мелькает эта садистское волнение. — Ох, мир слухами полнится. Ходят всё вокруг, да около, а где остановиться не знают, — она снова хихикает, прежде чем вручает мне свой телефон. — Он такой мудак.
Я хочу отшлепать её, наорать на неё за то, что она спала с ним, но не делаю этого, даже если это по-прежнему бесит меня. Я бросаю взгляд на экран и смеюсь. Мариса запостила фотку Криса, которой поделились более чем две тысячи раз. Он в отключке, лежит на полу в зале, где проводилась автограф-сессия, у него разбита губа и подбит глаз. Подпись: «Вот что случается, когда пихаешь свой член в мою жену». Оригинальный пост Джимми Фишера, мужа писательницы Дженны Фишер. Я, вероятно, не должен смеяться, но вы знаете: как аукнется, так и откликнется и всё такое. Спать с замужней женщиной — это просто быть в центре внимания в этом дерьмо-шоу. И я могу быть кобелём, но я никогда сознательно не спал с замужней женщиной. Всё, что я хочу сказать, — иногда невежество — это счастье. Я практически вручил ей телефон, когда выскакивает пузырек сообщения от какого-то парня по имени Эд.
Проклятье. Ты выглядишь так горячо на той фотке. Мы обязательно должны встретиться как-нибудь, когда я буду в городе, ну, знаешь, выпьем кофе и поговорим об искусстве.
Приходит другое сообщение. С один из этих е*анных эмоджи с поцелуем и сердцем . Какого хера он посылает ей смайлики с сердечками? Вы посылаете такие, только когда пытаетесь… Ооо, чёрт, нет! Я бросаю ей обратно телефон, а затем сосредотачиваю внимание на экране телевизора.
— Что с тобой? — спрашивает она.
— Ничего.
Мой пульс пульсирует в висках, когда я задаюсь вопросом, что, чёрт возьми, Эд планирует, какие линии он выстраивает в воображении своего ограниченного маленького мозга. Я сосредотачиваюсь на экране: на одиноком Уолте, идущим через бесплодную пустыню в Нью-Мексико. Покинутый. И это то, что произойдёт со мной. Брошенный всеми, даже Марисой. Вот почему самый безопасный путь — трахать женщин, как дешевый рулон туалетной бумаги. Вы немного расслабитесь и поймаете чувства, станете немного преданным, а они на*бут вас из-за какого-нибудь ушлёпка по имени Эд. Мой пульс отдаётся звоном в ушах, кожа словно горит, и я больше не могу это контролировать.
— Кто такой, бл*дь, Эд? — спрашиваю я.
— Что?
О, а теперь она хочет закосить под дурочку?
— Прекрати это дерьмо, Мариса. Ты не обыграешь игрока. Эд — парень, что только прислал тебе грёбаный смайлик с поцелуйчиком. Кто он такой?
— Ты знаешь Эда — того парня, который поет песню: «Любовник, любовница»? — она улыбается, а я не вижу тут ничего забавного, потому что мало того, что какой-то еаный энтузиаст по имени Эд охотится на неё, так теперь это ещё и полу-знаменитый еаный энтузиаст! Класс. И это потому, что вы пошли не за девочкой соседкой, а за её противоположностью — бомбой. е*ать мою жизнь.
— «The Ed», — я стопорю себя, симулируя смех, чтобы ввернуть шпильку, — почему он отправляет тебе смайлики с поцелуйчиками?
— Он читатель?
— Читатель? — теперь я смеюсь.
— Ага… читатель.
— Ага, хорошо. Как скажешь. Я уверен, что он прочитал твою историю, и я уверен, что она ему понравилось.
Она так быстро садиться вертикально, что всё, что я вижу, это пятно тёмных волос и бледной кожи.
— Прости, я что, не получила разрешение разговаривать со своими фанатами?
— Фанатами? — фыркаю я. — Детка, разве ты не думаешь, что эти смс-ки унижают Эда?
Она рычит и впивается в меня взглядом, как будто хочет свернуть мне шею.
— По крайней мере, он прочитал мою книгу.
Теперь её глаза сверкают.
— Я…
— Даже не начинай, Джастин.
— Я…
— Я должна напомнить тебе о тех обнаженных фотографиях, которые опубликовали по всему Интернету, и всех тех противных шлюхах, которых ты трахал? С половиной из которых я должна встретиться на следующих выходных? Даже не начинай, Джастин. Эту битву ты не выиграешь, я ручаюсь тебе в этом.
Её лицо медленно становится красным, ноздри дрожат.
— Я же говорил тебе — это было до тебя.
— Ты… — она вскакивает с кушетки и несётся к двери, открывая её. — Я имею в виду, ты даже не хочешь относиться ко мне серьёзно, знаешь. Пошел ты на х*р, — и она так сильно хлопает дверью, что картина, висящая рядом с дверью, дребезжит. Кобейн отрывает голову со своего места, бросает взгляд сначала на дверь, потом на меня, прежде чем с ворчанием опускает обратно.
— Девочки — это гребаная боль в заднице, Кобейн. Да, так и есть, — я подхватываю своё пиво с кофейного столика, делаю глоток и засовываю одну руку за пояс штанов. е*аный Эд. Он может поцеловать меня в задницу.
Я провёл два часа — ещё две серии «Во все тяжкие», — прежде чем написал ей: «Прости. Я просто не хочу потерять мою ДЕВУШКУ».
Иногда вы должны проглотить эту гребаную пулю.
Глава 33
Мариса
«Так как я вижу» — Bishop Briggs
Я — девушка Джастина Вайлда. #ПадаюВобморок. Но даже при этом, он всё ещё должен изменить свой статус на Facebook. Я думаю, что, возможно, после этой автограф-сессии он это сделает. Я знаю, что так и будет, поскольку мы будем в Вирджинии. Штате любовников.
Я вздохнула с облегчением, когда мы вошли в бальный зал сегодня утром, сразу за очередью читателей, ожидающих, чтобы войти. Они все улыбались Джастину, сексуально оглядывая его, пока махали ему. Конечно, я не хотела, чтобы его карьера полностью разрушилась, и я, несомненно, не хотела бы встречаться с самым ненавистным мужчиной в мире индии-писателей, не так ли? Я сажусь за стол и играю в игрушки на своем телефоне, пока Джастин вешает свой рекламный плакат. Часть меня хочет послать Крису Тэлону записку с благодарностью за то, что он такой идиот и трахнулся с Дженной Фишер. Ему стоило лучше подумать, так как даже я знаю, что Дженна не может держать язык за зубами. Он должен был знать, что она похвастается своим друзьям о том, что трахнула его, поделится впечатлением о его огромном-отбойном-молотке, а её муж услышит об этом. Но в действительности я благодарна Крису — такому идиоту, поскольку эта маленькая драгоценная сплетня была именно тем, что нам было нужно, чтобы порно притон Джастина и его долбо*бное поведение были забыты.
Я заканчиваю складывать книги Джастина на столе. Затем складываю свои прямо рядом с его. Джастин Вайлд. Мариса Доусон. Наши имена выглядят так, как будто они принадлежат друг другу.
Другие писатели и модели уставились на нас и перешептываются. Они видят, что мы вместе и разделили стол. Они замечают нас, улыбаясь. Они должны увидеть, что мы влюблены. Каждый ревнует к двум авторам романов, которые нашли друг друга. Какая история любви лучше, чем эта? Люди, которые пишут слова о любви и о том, что взрывоопасная страсть существует. Я взглянула на Джастина. Он запихнул ноготь между зубами, губа оттопырена, пока он выковыривает какой-то остаток недоеденного бутерброда. Он отщёлкает маленький коричневый кусочек, чем бы это ни было, под стол, а затем обнюхивает свой палец. Взрывоопасная страсть. Его рука ложиться на моё колено, и он улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ. А затем хихиканье наполняет воздух. Лёгкое девчачье хихиканье привлекает его внимание как свист собаку.
Его глаза быстро смотрят через комнату. Небольшая ухмылка растягивает губы, но он быстро стирает её прочь. Я смотрю через комнату на жеманную штучку, что притянула его взор. Её чёрные волосы, ниспадающие волнами, выглядят идеальными. Её маленькое синее платье всего лишь цепляется за её огромную фальшивую грудь. И эти *баные карие глазки столкнулись с глазами Джастина. Заискивание. Мечтание. Похоть… мои ноздри раздуваются, и я прочищаю своё горло, так что Джастин начинает хихикать.
— А ты ревнива, детка?
Я дрожу от этого слова, пока окидываю его взглядом.
— Не… — я тыкаю его в твёрдую грудь, — ...называй меня деткой.
Он закатывает глаза и хватает верный маркер со стола, щелкая им в воздухе прямо как маленький ребёнок.
— Кто-то ревнивый, — поёт он, ухмыляясь.
Он хочет, чтобы я была ревнивой. Он нуждается в том, чтобы я была ревнива. И я такая. Я ревнивая, но это «Уловка №22». Я не могу быть ревнивой подружкой — это даст ему возможность обвинить меня в конечном итоге. Где тебе, высокомерный... А если вы не ведете себя ревниво, то он будет думать, что вам всё равно. Так что я провожу своим пальцем по краю белой скатерти и вздыхаю.
Двери открываются, и зал для автограф-сессии наполняется читателями, половина из них стекается в сторону стола Джастина и выстраивается в очередь. Я сижу и наблюдаю, как они обмахиваются. Я пытаюсь подавить кислоту, поднимающуюся вверх по моей глотке, когда они целуют его в щеку... или плачут. Да, некоторые из них плачут. И я понимаю это. Правда. Шлюзы откроются, если я встречу Стивена Кинга, но это по-другому, поскольку это Джастин Вайлд, а не Стивен Кинг. Это моя вторая половинка, на которую вешаются эти женщины. Из-за его слов. Его внешности. Всё это не имеет значения, поскольку я, бл*дь, ненавижу делиться им! О, конечно, я буду улыбаться. Я буду смеяться. Притворяться, что мне всё равно, что они игнорируют меня. Когда проходят мимо моей последней книги, мимо места, где я сижу, даже не признавая моего существования. Я подавляю эту необходимость вопить: «Вам понравилось волочиться за моей ёбаной игрушкой? Да?». В то момент хочу спросить их, подумывают ли они про себя о том, чтобы перерезать мне горло или просто задушить в женском туалете. Я останавливаю себя, поскольку знаю, что это не хорошо. А Джастин любит хороших девочек...
Спустя три часа он без единой книги. Все книги распроданы даже с учетом того, что издатель порвал с ним. Даже с учётом того, что на Facebook есть группа, заполненная доверху его бывшими шлюхами. Со совсем этим блдством и стенанием, как он их трахнул и бросил. Лгал им. Я не могу сдержаться и не посмеяться над ними, и я действительно не могу обвинять Джастина за то, что он сделал, потому что они жалкие. Половина из них была влюблена, протягивая их разбитые-бучие-сердца в своих руках. Отсосите, лютики. А затем был блог… но ни что из этого в действительности не сразило его. Он неприкасаемый или, по крайней мере, так думает.
— Ты хочешь напиток из бара? — спрашиваю я, вставая и поправляя платье.
— Да, конечно, детка.
Еать мою жизнь, Джастин. Назовёшь меня деткой ещё один раз и… это фишка любви: чем дольше ты в ней, тем менее идеальными кажутся даже самые совершенные любовники. Но Джастин идеален, даже если и солгал о своём имени, степени и чтении Кинга и Паттерсона. Даже если он и называет меня деткой и смотрит налево. Поскольку он написал те блдские книги — книги с ужасной концовкой, которую мы должны исправить.
Я иду к бару и заказываю два бокала мерло, а на пути обратно меня останавливает женщина прямо у дверей.
— Вы девушка Джастина Вайлда, верно?
— Что-то в этом роде, — произношу я, поскольку пока мы не сделали это официальным на Facebook, а это должно быть объявлено в социальных сетях, чтобы стать официальным.
— Счастливица, — улыбается она. — Скажи мне, каков он в постели?
Мои щеки опаляет пламя, и я хочу сказать ей, что он удивителен — настоящее животное, но я не хочу, чтобы она грезила о нём по ночам. Я не хочу, чтобы она знала те вещи, которые знаю о Джастине я: то, как корчится его лицо, и этот его глубокий хриплый стон, когда он кончает, или как он любит догги-стайл с моей наклонённой вперёд спиной, так что каждый раз, когда мы трахаемся, простыни сорваны с матраса, а у меня на бёдрах остаются синяки от его рук. Нет. Это мои секреты, так что я хмыкаю и ухожу.
— Эй, Мариса? — зовёт Тори, когда я обхожу её стол. Звук моего имени на её губах заставляет меня съежиться. Я натягиваю улыбку и оборачиваюсь с двумя бокалами в руках.
— Да? — стону я.
— Есть кое-что, что я должна тебе сказать.
Моё сердце трепещет в груди, как птица в клетке, когда я направляюсь к её столу. Мне просто надо уйти, но я не хочу, чтобы она подумала, что она обеспокоила меня. Хотя так и есть. Я беспокоюсь из-за неё. Я останавливаюсь у её стола и смотрю на неё сверху вниз.
— Что, Тори?
Она наклоняется над столом, небрежно направляя свою ручку в сторону Джастина.
— Дело в том... — вдыхает она, её глаза бегают, прежде чем она ловит мой взгляд, — …ты плохо знакома с индустрией и всем этим, но Джастин... — смеётся она, а я хочу взять её за челюсть и раздробить на хрен, — …он не тот путь, с которого ты захочешь начать. Он — мудак, если ты не заметила этого по всем тем фоткам, что взорвали тот блог, ты тоже там есть.
Она выгибает бровь.
Боже, держу пари, треск от её челюсти будет...
— Ладно, Тори, Джастин действительно не твоего ума дело.
— О, ты права. Конечно, нет. Я чертовски ненавижу его. И пока часть меня надеялась, что он трахнет тебя точно так же, как и меня, — она складывает свою руку как пистолет, прищуривая один глаз, в то время как притворяется, что целиться в какую-то брюнетку, — …эта девочка, иииииии эта девочка, часть меня надеялась, что возможно ты будешь той, кто даст ему… ну, ты понимаешь?
Я впиваюсь в неё взглядом.
— Не думай, что ты особенная, Мариса. Он козёл. По его словам, всё, что он хочет, — это чтобы его член оставался влажным для того, чтобы заставить тебя влюбиться в него. И ты думаешь, что ты другая, поскольку он заставляет тебя так чувствовать. Он провернул это со мной, так что я знаю лучше. Точно так же, как и ты. Джастин Вайлд — это не просто какой-то игрок, он — Игрок с Большой буквы, поскольку он играет с твоим сердцем, а не с твоей киской.
Пульс звенит у меня в ушах. Ногти вонзаются в ладони. Я оглядываю комнату. Здесь есть ещё одна темноволосая девочка, которую он трахал. И другая. Есть читательница, которая стоит у его стола и состоит в группе «Джастин — мужчина-шлюха». Я читала её посты, полные уязвлённого достоинства о том, как он заснул, пока трахал её. А затем, я осознаю: то, как он корчит своё лицо, когда кончает, — не мой секрет. Он наш. Это наше. Эти женщины видели его обнаженным. Они чувствовали его внутри себя, поверх себя. У них было его горячее отчаянное дыхание, обдувающее их шей. Они слышали произнесенное шепотом заверение в том, что они другие.
Джастин, улыбаясь, разговаривает с девочкой. Она топчется на месте. Её щеки розовые от волнения. Он одним пальцем поглаживает по её руке и подмигивает. И я понимаю, что это проблема. Это не он. Это — условия. Эти все условия неправильные. Эти девочки... Что-то должно измениться, Джастин. Мы так не можем жить. И сейчас я желаю, чтобы дельце Дженны Фишер и Криса Тэлона осталось в тайне. Я хочу, чтобы её муж просто бросил её вместо того, чтобы надрать задницу Криса, поскольку из-за этого нас бы здесь не было. Тогда бы люди по-прежнему ненавидели Джастина. Они всё ещё бы говорили о том, что он шлюха, мудак и кусок дерьма. И у меня всё это было, но я позволила этому ускользнуть сквозь пальцы, поскольку я, как и все они, хочу его, но я не хочу, чтобы они хотели его. Дерьмо, вы видите, это — часть книги, которую необходимо исключить. Если только я не смогу вернуться назад и удалить это... Он заставляет меня ощущать себя безумной, нестабильной, расстроенной и смущенной.
Раздаётся высокий свинячий визг смеха Тори, завершающий беседу, и я дрожу, размышляя о том, издавала ли она этот звук, когда кончала под Джастином. Я прохожу мимо темноволосой девочки, мимо читательницы с розовыми щеками и занимаю своё место рядом с Джастином, вручая ему вино. Он занят, смеясь над чем-то, что девочка, стоящая с его книгой, только что сказала, и я уверена: она думает о том, насколько у него большой член, каков он будет на вкус в её маленьком грязном ротике.
Я люблю его. Правда. И я знаю, что он хочет любить меня, но у него слишком много отвлекающих факторов. Слишком много искушений. Слишком много пешек на доске. И они должны быть сброшены. Есть один бл*дский способ. А король... король должен быть заперт в башне и находиться в безопасности, иначе окончание этой истории будет уничтожено. И Джастин, тебе как писателю позволено испоганить только одну концовку. Одну. Не две.
Глава 34
Джастин
«Королева Барыг» — Collin McLoughlin
Моя голова пульсирует от мигрени на автепати, и опрокинутый мной шот, что передал мне Джаред, только добавляет ей чувствительности.
— Спасибо, — произношу я.
Он хлопает меня по спине.
— Не стоит, бро. Жаль, что так получилось с Тэлоном, да?
— А… он всё равно, так или иначе, был ублюдком.
— Дерьмо, Вайлд, эта девочка в синем платье твоя? — Джаред указывает через комнату на Марису, смеющуюся с группой читателей.
— Ага.
— Чертовски горяча. Боже, — он хихикает, когда сигнализирует бармену снова налить. — Держу пари — Тори в бешенстве. Ты же знаешь, что она была влюблена в твою жалкую задницу?
Я пожимаю плечами, сосредоточив взгляд на Марисе, мой разум мучается вопросами «что если».
— Ты же понимаешь, что не так много и нужно, чтобы они влюбились?
— Ага, я понимаю, когда ты можешь убрать всё дерьмо из своей задницы, что звучит как Шекспир, — он жмет мне руку.
Я ещё раз пожимаю плечами и продолжаю смотреть через всю комнату на Марису. Мне так нравится наблюдать за ней издалека. Притворяясь, что она кто-то, кем я не могу обладать. Проигрывая все сценарии того, как бы я мог заполучить её, преследуя, клеймя. Я облажался, я знаю, но я — автор романов. И когда ты действительно размышляешь об этом, история — это только преследование. Толчок и напряжение. Влечение и притяжение, захотят ли они или нет. Возможно, это то, что испортило меня, чёрт, возможно, это то, что испортило всех нас. Хемингуэй и Бронте… Голливуд поднялся на ноги из истории о любви. Благородной и Справедливой. Любовь в Instagram изредка пошатнётся и никогда не состарится. Сюжеты, что заканчиваются прежде, чем всё становится крайне запутанным и неподдающимся восстановлению. Люди преследуют любовь, вот почему мои книги заглатываются, как ужин на День Благодарения. Это преследование, не настоящая любовь — это увлечение. е*ать… Мне необходимо больше «Фаерболлов».
Джаред вручает мне ещё два шота. Мы произносим тост и опрокидываем их друг за другом.
— Ладно, мужик, — произносит он, вытягивая свой телефон перед лицом. — Время живого включения на Facebook.
— О, да ладно, чувак. Я не хочу...
Но слишком поздно. Его телефон уже отсчитывает время до нашего прямого эфира 3-2-1.
— Как жизнь, сучки, — произносит он нечленораздельно, держа свои пальцы вверху и проталкивая свой язык через них в международном жесте «облизывания киски». — Я здесь с моим главным мужиком Джастином-бл*дь-Вайлдом. Вы, леди, знаете, кто он, да-да, конечно вы знаете… — он делает паузу, а я наблюдаю за количеством отмечающихся зрителей. Двенадцать. Двадцать шесть. Пятьдесят пять... — О, привет, Патти. Привет, Дебора. Мисти… — он показывает на экран и смеется над комментарием какой-то девочки, которая запостила добровольный тройничок. — Тройничок. Я не знаю, Вайлд, — произносит он, глядя на меня. — Ты будешь снизу?
Я пялюсь на экран. Комментарии льются так быстро, что теперь я даже не успеваю их прочитать.
— Я хочу сказать... Я думаю, они переоценены, — вставляю я, мой пристальный взгляд скользит по Марисе.
— Джастин, — голос Тори разноситься эхом по бару. — О, любовничек…
Джаред хихикает, а я разворачиваюсь.
— О, дерьмо, — смеется Джаред и наводит свою камеру на винтовую лестницу, которая ведет в vip-зону. Тори взгромоздилась на серебристые перила, широко расставив ноги, платье задралось до самых загорелых бедер. Она машет и отправляет воздушный поцелуй в моём направлении. Весь бар загудел от шепота и хихиканья.
— Что, чёрт возьми, она делает? — бормочет Джаред.
— Я, блдь, не знаю… еаный в рот...
— Я просто хочу, чтобы каждый здесь знал, — выплевывает Тори, поднимая в воздух бокал вина. Немного золотой жидкости выплёскивается через край бокала. — Я трахалась с Джастином Вайлдом и... — она икает, — …его член даже не впечатляющий.
Хихиканье раздаётся в комнате. Моё лицо вспыхивает. Прежде чем я понимаю, я ощущаю тёплую руку, оборачивающуюся вокруг моей руки. Я перевожу взгляд в сторону и вижу Марису, стоящую рядом со мной — лицо красное, ноздри раздуваются.
— Какого чёрта? — спрашивает она.
Всё, что я могу сделать, это пожать плечами и повернуться обратно, чтобы наблюдать, какой бы пи*дец не собирался бы дальше развернуться.
— Он — врущая шлюха, и такой со всеми суками, которых трахнул и обвёл вокруг пальца… — она проливает своё вино на ковёр.
Джаред пихает меня.
— Она поливает своим шлюшеством, — хихикает он, а я стону.
— На хй, Джастина Вайлда, а также на хй Марису, — а затем Тори съезжает по перилам, кожа визжит на металле. Когда она достигает конца, то падает с глухим стуком на мраморный пол. Её друзья спешат к ней, чтобы помочь подняться на ноги и выводят в лобби.
— Боже, Джастин. Серьезно, ты совал свой член в это? — стонет Мариса, подхватывая шот у Джареда, сующего ей его в лицо.
Я пожимаю плечами.
— Я был... пьян?
Мариса закатывает глаза. Джаред смеется, похлопывая рукой по моему плечу, когда вручает мне следующий шот такого необходимого «Фаерболла».
— А там на странице люди… Джастин Вайлд ублюдок-ходок, — он бросает взгляд на Марису, и вы практически можете увидеть пар, циркулирующий от её головы. — В смысле, прости, он был ублюдком-ходоком, — он что-то печатает на экране, прежде чем запихивает телефон в карман и протягивает руку Марисе. — Я — Джаред, много слышал о тебе от Вайлда.
Е*ать. По крайней мере, он пытается, но Мариса, ну, в общем, ей не очень это понравилось. Она проглатывает свой шот и выдыхает.
— Мне надо, — она качает головой, — мне надо пойти пройтись. Попытаться выпустить пар от этого унижения, — она начинает двигаться к выходу, и я подскакиваю, чтобы пойти за ней, но она оборачивается, покачивая пальцем. — Не надо… просто оставь меня одну на минутку.
— Да ладно, детка, — произношу я, а люди пялятся, — ты не можешь злиться на меня за это.
— Я не злюсь на тебя, Джастин. Мне просто… нужна секунда, ладно? — и она уходит, и эти е*анные её раскачивающиеся бёдра, когда она идет.
— Проклятье, — говорит Джаред. — Эта девочка, — он засовывает свой кулак в рот и вонзается в него зубами, — эта грёбаная женщина…
Пальцы на ногах подгибаются, пот стекает вниз по спине. Ногти Марисы глубоко зарываются в мои плечи, и она выдыхает «Бл*дь» снова и снова.
Бам. Картина над гостиничной кроватью раскачивается. Громкий, пронзительный крик проникает из-за стены, идущей к двери соседского гостиничного номера, что с хлопком открывается и закрывается. Ещё один крик.
— На помощь! Кто-нибудь, помогите!
Хватка Марисы усиливается, и я продолжаю вколачиваться в неё, но девочка кричит снова, и теперь другие двери гостиничных номеров открываются и закрываются. Несмотря на громкий вопль в холле, я всё ещё в ней, потому что я — Бог траха. Её пятки упираются в мои бёдра, её ногти впиваются в мою плоть, и она стонет. Е*ать, она стонет, и я вместе с ней, мои мускулы напряжены, когда этот сладкий жар распространяется от моего члена до кончиков пальцев. Суматоха в коридоре становится громче и её невозможно игнорировать. Вытирая пот с бровей, я скатываюсь с Марисы, подхватываю треники с пола, надеваю их и затягиваю шнурок.
— Куда ты идёшь? — Мариса приподнимается на локтях в кровати и откидывает волосы от своего лица.
Другой громкий крик эхом отражается в коридоре.
— О, Боже, она мертва. Мертва.
Моё сердце подскакивает. Мариса приподнимает в замешательстве брови, её пристальный взгляд движется по направлению к двери.
— Что... — спрашивает она, наклоняясь над краем кровати, пока быстро подхватывает рубашку. Она надевает какое-то количество одежды, и мы идём к двери, приоткрываем её только на дюйм, выглядывая через щель. Люди заполняют холл, на их лицах смесь недоумения и страха. Мариса хватается за край двери, толкает её, открывая, и шагает в холл. Она прикасается к плечу женщины около нашей двери. — Что случилось?
— Соседка Тори по комнате вернулась из бара и нашла Тори в ванной. Мертвую.
Весь холл взрывается единым вздохом, а Мариса хватает меня за руку, переплетая свои пальцы с моими.
— О, мой Бог, — выдыхает она. Я обнимаю её за талию, уставившись на закрытую дверь. Марла — пиар-менеджер Тори — окружена сбившейся в кучу группой женщин, её лицо белое, слёзы струятся вниз по щекам.
В течение нескольких минут прибывает полиция, и они просят всех нас разойтись по своим номерам, что мы и делаем. Мы молчаливо ретируемся назад в наши номера, звук закрывающихся дверей — жуткое напоминание того, что только что произошло.
Мариса бродит перед окном, кусая свои ногти.
— Эй, — говорю я. — Всё хорошо.
Она смотрит на меня, в ее глазах — паника.
— Это просто… Я имею в виду... как ты думаешь, что случилось?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Возможно, она напилась и отправилась в ванну.
Она кивает.
— Ага…
Я сажусь на кровать и опираюсь о спинку, поглаживая грудь.
— Иди сюда.
Мариса заползает на кровать и кладёт свою голову на меня, я глажу её длинные тёмные волосы, мой мозг крутится вокруг того: каким засранцем я был с Тори. Ублюдочная вина, а в моём возрасте… Вы по-настоящему рассматриваете саму мысль о том, что тот, кого вы наёбываете, может умереть. Я хотел бы, по крайней мере, извиниться… Тишина в комнате нарушается звуком открывания двери номера Тори и её закрытием. И я думаю: может, мне пора прекратить быть мудаком.
Глава 35
Мариса
«Убью за тебя» — Skylar Grey, Eminem
Я проспала большую часть поездки домой. Я думаю, что убийство кого-то забирает у вас гораздо больше, чем вы предполагаете. Джастин высадил меня где-то час с небольшим назад, и я отправилась прямо в аптеку, чтобы купить тест на беременность. Леди за стойкой улыбнулась и сказала мне «Удачи». Я подумала, что это было мило. И вот я здесь, сижу, писая на палочку, моё сердце трепещется в груди. Я кладу тест на столешницу и натягиваю штаны, спускаю воду в туалете и жду. Я сажусь на край своей ванны и думаю: какая реакция будет у Джастина, когда я сообщу ему. Я раздумываю о том, как мне следует рассказать ему. Я должна быть эмоциональной, расстроенной, обеспокоенной, поскольку я не хочу, чтобы он подумал, что я сделала это нарочно, всё должно быть так, и я даже не смею желать, чтобы он узнал, что я переползла из нашего гостиничного окна в окно Тори-*банной-Девис. Я просто собиралась поговорить с ней. Чтобы сообщить ей, что у нас с Джастином нечто особенное. Это была не моя ошибка — то, что она была в ванне. Это была не моя ошибка — что она начала кричать и не останавливалась. Я боялась, что кто-нибудь войдёт и увидит меня, и что подумает Джастин? Я должна была заставить её остановиться. Мне пришлось держать её под водой, пока она не прекратила бороться, поскольку я не хотела, чтобы Джастин подумал, что я сумасшедшая. Он бы не понял того, что я сделала это для него. Для... Я взглянула на тест: две пурпурные полоски... для нас. Я сделала это для нас.
Я не могу ничего сделать и улыбаюсь, когда я выкидываю тест в корзину для мусора. Я ухожу из ванны, паря в воздухе, когда прохожу в спальню в моей высококлассной квартире. Одна спальня. Хорошо, нам просто необходимо переехать, хотя мне ненавистна сама мысль о продаже этой квартиры, но в действительности мне и Джастину надо двигаться вперёд и съехаться. В любом случае, это — идеальный прогресс. Мы можем купить дом в Верхнем Ист-Сайде с тремя спальнями, поскольку, в конце концов, у нас будет, по крайней мере, двое детей. Я иду в гостиную, говоря себе, что только это имеет смысл, в то время как захватываю компьютер, открываю браузер и ищу сайт недвижимости в Интернете. $650,000 — $1,000,000. Это кажется разумным, я имею в виду, в конце концов, Джастин — автор бестселлеров №1 по версии «Нью-Йорк Таймс», и у меня всё ещё есть более миллиона долларов на счете в банке.
Сотни списков объектов, и я щелкаю на квартиру с тремя спальнями и захватывающим видом на Манхэттенский мост. Мы не можем растить эту маленькую драгоценность в лачуге. И, кроме того, у нас должен быть красивый фон для всех наших селфи и семейных ночных весёлых фоток, что мы будем загружать в социальные сети. #АвторыИнстаграма #ИдеальнаяМаленькаяСемья #ИдеальныеФотографии #СовершеннаяЖизненнаяИсторияЛюбвиСнеожиданнойБеременностью.
Едва я щёлкаю по фотографии обновленной солнечной кухни с гранитными столешницами, когда брякает мой мессенджер.
Эд: Я буду в Нью-Йорке через три недели. Мы должны встретиться за кофе.
Я улыбаюсь. И говорю «конечно». И продолжаю рассматривать квартиры. Легкомысленная. Легкомысленная влюбленная, с крошечным маленьким младенцем Джастина Вайлда, растущим внутри меня.
Глава 36
Джастин
«Плывём!» LEDRemix — AWOLNATION
«Я крадусь к навесу, как всегда незамеченный. Металл громко лязгает, а беспомощная жертва вопит, привязанная к моему столу.
— Я не собираюсь причинять тебе боль, моя маленькая бабочка. Нет, — говорю я нежно, поглаживая её мягкую тёплую щёку. — Я хочу сохранить тебя навсегда. Любить тебя как редкую маленькую зверюшку, которой ты и являешься».
Курсор мигает в конце слова, и я опускаю своё лицо на ладони. Две сотни слов. Вот так. Незаконченный пролог. Откидываясь на стуле, я практически ненавижу себя за то недостаточное понимание Кинга, что у меня было, прежде чем я начал писать. И мне интересно: насколько я раб этих слов, настолько же, как я мучаюсь над каждым предложением, должно быть так или вот так… замечают ли это мои читатели? Я не замечал. Я никогда не упивался красотой решительной структуры предложений Кинга, пока не начал писать. До того, как я понял, что простая задача окончить *банное предложение может заставить вас захотеть бросить всё. Крушить вещи. До того, как я потратил часы, ходя взад-вперёд, пытаясь найти идеальное слово.
— Дерьмо, — бормочу я, бросая взгляд вниз на Кобейна. — Иногда я волнуюсь, что потеряю разум с этими книгами.
И это правда. Иногда трудно отделить правду от выдумки... разве Кинг говорил что-нибудь об этом эффекте... Я закрываю ноутбук, и мой взгляд падет на часы. 6:35. Мариса скоро должна быть здесь.
Мариса… Я прочитал её книгу вчера вечером и затем отпинал себя за то, что ждал так долго, чтобы прочитать её. Её слова, блдь, её слова красивы, поэтичны, наполнены тьмой, которой лишь немногие смогут воздать должное. Но она это делает. Это как будто ты читаешь чьи-то слова, которые ты знаешь. Это как будто кто-то залез к вам в голову. То есть, в конце концов, магия чтения выдергивает вас из вашей реальности и помещает прямо в середину сознательных мыслей другого человека. Каждое слово, что я печатал, я должен был обдумать как тот человек, который прочтёт его, ну, в общем, они в моём разуме. Её разум так сильно похож на мой, что я мог бы заканчивать её предложения. И я думаю, если бы я прочитал её слова раньше, чем встретил, я мог бы утроить на неё охоту. Я думаю, что, блдь, я люблю её.
Я щелкаю по Facebook и просматриваю её новости. Я смотрю её фотки и удостоверяюсь, что Тэлон их не залайкал, а затем иду на кухню и ставлю в раковину несколько тарелок со столешницы. Я чищу зубы, а мой телефон звенит с сообщением от Эми. Я даже не читаю его. Я удаляю его вместе с её номером, поскольку люблю Марису. Я удаляю номер Саманты из моего телефона, и всех тех других девочек. Я покончил с этой игрой. Мариса помогла мне обмануть систему и достичь 140 места в USA Today. Конечно, мне не следовало этого делать, но всё же она помогла мне. Она стояла рядом со мной, когда каждый ненавидел меня, когда они говорили ужасные (главным образом правдивые) вещи обо мне. Она великолепна, умна и делает невероятный минет. Я могу сделать это. Я могу...
Я отвечаю на все кокетливые сообщения настолько профессионально, насколько только могу. «Я сделаю всё, что угодно, чтобы трахнуться с тобой». Удаляю это. «Ты такой горячий». Спасибо. Благодарю. Вставляю эмоджи с ручками . Я признателен за поддержку.
Посмотрим — я смогу это сделать.
Мой дверной звонок звенит, и Кобейн сходит сума, лая и прыгая вокруг, его хвост виляет.
— Не заперто, — кричу я, продолжая удалять сообщение за сообщением, и блокирую небольшое количество девочек, с которыми мне не надо иметь ничего общего, поскольку я, бл*дь, люблю Марису!
Петли двери скрипят, и Кобейн срывается на бег, его когти стучат по древесине.
— Привет, приятель, — говорит Мариса.
Я слышу, как закрывается дверь, и следующая вещь, которую я понимаю, она наклоняется и целует меня. Она пахнет такой чистотой с ароматом ванили и лайма.
— Привет, великолепная, — говорю я, улыбаясь ей.
— Много слов напечатал сегодня?
— Не-а, на самом деле нет. Примерно около трёх тысяч.
— О, неплохо, — она дарит мне быстрый поцелуй. — Ох, эта штука с книжным малышом, что ты посоветовал мне сделать, действительно сработала. Я неплохо устроилась на 60 месте в Kindlestore, пока мы разговариваем.
— Превосходно, — я дарю ей быстрый поцелуй. — Эта книга крутая. Могу поспорить, она продолжит подниматься, как только люди поймут, насколько она удивительная.
— Ты, правда, думаешь, что она хороша?
— Женщина, это эпическое дерьмо.
Усмехаясь, она садится рядом со мной, и я замечаю, что у неё крошечный синий мешочек в руке.
— Что это? — спрашиваю я, кладя телефон на кофейный столик.
— О… ух, ладно. Это сюрприз, — она неловко пихает мешочек мне в руки, а затем начинает жевать свою губу.
Я вытаскиваю белую бумажку — сложенную страницу из книги.
— Ох, детка, — произношу я, — …ты не должна...
И у меня перехватывает дыхание, сплющивая каждую каплю крови в моём сердце до тех пор, пока у меня всё не расплывается перед глазами. Как только я втягиваю воздух, сердце стучит так сильно, что меня всего омывает головокружительным жаром. Я опять глазею на заголовок: «Что Ждать, когда Вы в Положении».
— Они, ух… они сказали, что и мужчине было бы не плохо это прочитать, — прошептала она. — Сюрприз…
Они говорят, что прежде чем вы умрёте, вся ваша жизнь промелькнёт у вас перед глазами как вспышка, ну, в общем, я думаю, что у меня только что был тот самый момент. Я увидел свою свободу, мои ленивые субботы, дни моей охоты — всё это было спущено в дерьмовый сортир. Я уставился на Марису, и нехорошее подозрение поглощает меня.
— Я… ухх... ничего себе, я… эээ... — Боже, я наконец-то кого-то обрюхатил? Ублюдок. — Я имею в виду, — я сглатываю, пока холодный пот выступает на лбу. — Я имею в виду, я думал, что ты не хочешь… — качаю головой. Я люблю её. Я только что сказал это себе. Это прекрасно... Я снова сглатываю и прочищаю почему-то сжавшееся горло. — Ты хочешь оставить его, да?
И от этого комментария её лицо морщится, слёзы наполняют глаза, и она опускает подбородок к груди. Дерьмо. Я — мудак.
— Эй, эй, — я тянусь и хватаю её, притягивая к своей груди. — Прости, просто я не ожидал этого, ты знаешь, я… эээ… это будет прекрасно, детка, — я пропускаю руку через её волосы и целую в шею, крепко обнимая, даже если я и хочу подпрыгнуть и выбежать через грёбаную дверь, крича и вопя.
— Ты не злишься, правда? — спрашивает она, пряча лицо на моем плече. — Я не знала, как рассказать тебе.
— Я не могу злиться, — вздыхаю я. — Я имею в виду, дерьмо, я — тот, от кого ты залетела.
Она фыркает несколько раз, прежде чем отстраняется и смотрит вниз на колени. Дерьмо, только что это стало реальным. Я провожу руками по своему лицу, неспособный удержать взгляд вдали от её живота. Секс делает детей, будьте уверены. Я имею в виду, всё могло бы быть ещё хуже. Это мог бы быть герпес или ВИЧ, или что-то подобное. Младенец всего лишь маленький человечек, который какает и ест, и требует всего вашего внимания и всех ваших денег.
— Всё будет прекрасно, — снова произношу я. — Чёрт возьми, ещё один охренительный писатель, да? — смеюсь я. На ее лице проступает облегчение. А затем наступает чужеродная, неуклюжая тишина. Мгновение мы смотрим друг на друга, задаваясь вопросом, что же, бл*дь, происходит в мозгу другого.
Она выглядит на грани нервного срыва, продолжая перебирать руками и смотря в пол. А я, ну, в общем, часть моего мозга орёт на меня: «Тебе следовало надевать презерватив или, по крайней мере, вытаскивать, ты, дебил». А затем другая часть моего мозга, та романтичная часть шепчет: «Это судьба, и нет ничего, что ты можешь сделать, чтобы воспрепятствовать судьбе».
Я скольжу своей рукой по её, переплетая наши пальцы.
— Давай, детка, — произношу я. — Пойдём пообедаем, ладно?
Я подхватываю книгу и кладу её на кофейный столик. Кобейн несется и фыркает на неё. И я выхожу из моей квартиры, задаваясь вопросом, сколько стоят апартаменты с двумя спальнями в Дамбо (прим. один из районов Бруклина).
В течение последних трех ночей я метался во сне. Любой сон, что у меня был, вызывал чесотку и превращался в кошмар из массового преследования меня младенцами, зовущими меня «ПаПа», или снами о том, что каждая девочка, с которой я спал в течение последних двух лет, забеременела и теперь все они выстроились в очередь за чеками. Некоторые из них держали по три кричащих младенца. Я просыпался в холодном поту, задыхаясь и пытаясь восстановить дыхание.
Это не конец мира. Это один ребёнок. Это всё. Один ребёнок. Одна женщина... Я сажусь на кровати, пропускаю свою руку через волосы и вздыхаю, прежде чем беспокойно падаю назад. Мариса захочет, чтобы мы съехались. Поженились. Завели ещё грёбаных детей. Забавно, что та девочка, о которой я не беспокоился, что она попытается связывать меня, и есть та, из-за которой я оказался задницей к верху. Я мечусь и ворочаюсь, ворочаюсь и мечусь. Встаю и брожу. Я пью пиво, а затем ещё. Я просматриваю телефон, часами читая новости на Facebook. А затем получаю текст с номера без имени: «Я не могу перестать думать о тебе. Я скучаю без тебя».
Я жую нижнюю губу, мои нервы на пределе. Мне следует опустить телефон. Удалить сообщение. Сказать отвалить. Я мертвец, расхаживающий здесь, но всё же... Сглатывая, я осознаю, что со старыми привычками тяжело расстаться. Возможно, это стресс или страх от того, что будет ребёнок, или что меня охомутали, но какая бы ни была причина, я отправляю смс в ответ: «Я тоже скучаю без тебя». И проклятье, если это не ощущается как вспышка эндорфинов только что затопивших мою систему. А я даже не знаю, кто, бл*дь, это был.
Я ложусь и глазею в потолок. Я мог бы скорей всего быть счастливым с Марисой, но с этой уязвимостью, возможностью и мыслью о том: что, если моё сердце опять будет разбито, мне это не нравиться. «Хорошие парни всегда проигрывают, разве не так говорится?» И вся моя жизнь доказывает, что это правда. Так не было до того, как я стал плохим парнем, что обрёл успех, и как же я так облажался?
Глава 37
Джастин
«Чувство собственного достоинства» — Offspring
Выхлопные газы тяжело повисли в воздухе. Грохот двигателей и рёв сигналов, крики водителей на пешеходов.
— Улыбайся, — поёт Мариса, прижимаясь своей щекой к моей, когда поднимает свой телефон перед нашими лицами. Она делает несколько селфи, редактирует их так, как я научил её, а затем размещает. — Как думаешь, какой хештэг? — спрашивает она, когда мы заходим в лобби гостиницы.
— Ух, — я поправляю тяжелые коробки, что тащу, — …хештэг автограф…
Она кивает и печатает на экране, даже не обращая внимания, куда идёт. Мы следуем за указателями впереди нас, ведущими нас в зал автограф-сессии. Некая рыжеволосая женщина улыбается, пока придерживает открытую дверь в бальную залу.
— О, — произносит она, когда Мариса провальсировала мимо неё, — …вы — Мариса Доусон, да? — Мариса останавливается и улыбается, пожимая руку женщины.
— Да, а вы — Аманда, правильно?
— Да, это я, — женщина улыбается от уха до уха, а я просто стою здесь с пятью е*аными коробками книг в моих руках.
— Большое спасибо за приглашение, я была более чем взволнованна, получив его.
— О, мы так рады, что вы смогли присоединиться в последнюю минуту. Я обожаю «Трение». Она возглавляет мой топ-лист года.
— Ох, спасибо большое, — просияла Мариса, когда посмотрела на меня… по-прежнему держащего её книги. — О, Аманда, вы знаете Джастина, моего парня, — Аманда поворачивается ко мне лицом, и её улыбка слегка меркнет. — Джастин Вайлд, — продолжает Мариса.
— О... да, — её губа пренебрежительно приподнимается вверх, прежде чем она поворачивается, чтобы опять посмотреть на Марису. — Если вам что-нибудь понадобится, просто дайте знать мне или одному из волонтёров, и ещё раз спасибо, что вы приехали.
С этими словами она уходит, а Мариса пожимает плечами, следуя в комнату.
Здесь всего около тридцати авторов на всю автограф-сессию. Нью-Йорк, Нью-Йорк: «Авторы Большого Яблока». Эта автограф-сессия огромная. Я имею в виду, дерьмо, Эл. Джеймс, чёрт подери, здесь. Большинство авторов романов надрывали свои задницы, чтобы попасть на эту автограф-сессию, а Мариса провальсировала сюда так, как будто она владеющая миром стерва со мной в качестве её ассистента. Я следую за ней к столу в задней части комнаты. Тут крошечный свернутый набор для автографов с её именем посередине. Она проводит своими пальцами по черной скатерти, улыбаясь мне.
— Я так возбуждена из-за того, что они пригласили меня.
Я усмехаюсь ей, когда кладу коробки около её стола.
— Я горжусь тобой, детка.
Вытаскиваю свои ключи из кармана и провожу одним из них по шву коробки, открывая.
Менее чем через час к ней очередь. Я улыбаюсь, протягивая маркер через стол. Женщины смотрят на меня. Они усмехаются, некоторые из них краснеют, но центр их внимания — Мариса и её книга и насколько она крута. Насколько она крута… А затем я думаю, дерьмо, мне конец? У меня были мои десять минут славы, а теперь я — старая новость, выброшенная на берег. Я имею в виду, как долго я мог надеяться удержать эту карьеру действующей? Разве не большинство авторов — одноразовый хитовый прорыв с одной успешной серией? Дерьмо! Я не еаный Кинг или Паттерсон. Я еаный любимчик — вот кто я.
Паника душит меня. Сердце с трудом бьется в груди как потерявшийся язык колокола, и у меня появляется это плохое тянущее ощущение внутри. Дням моей славы и обожания настал конец. Я сумел пережить потерю сделки с издателем и демонстрацию всех моих шлюшкинских потрахушек. Чёрт, я выжил, будучи прямолинейным придурком. Так что же произошло? Я стучу ручкой о стол, погруженный в свои мысли. А затем я слышу это: «Вы, ребята, такие милые. Я просто обожаю смотреть все ваши селфи с Джастином. Я была его большой фанаткой».
Стоп. Поддержите... БЫЛА большой фанаткой. Я смотрю на Марису, а она по-прежнему улыбается, подписывая свою книгу и разговаривая с этой девочкой. Я смотрю над очередью, и вот оно. Я вне рынка. Это очевидно. Я изменил мой гребаный статус на Facebook с «Одинокий» на «Встречаюсь с Марисой Доусон», и это как будто прикрыло лавочку. Е*ать мою жизнь.
Я стекаю по стулу, выхватывая телефон и просматривая Facebook. Я могу только представить, что, чёрт возьми, произойдёт, когда она объявит, что я обрюхатил её. С тем же успехом я могу просто отказаться от спортзала и двинуться вперед, позволяя убить мой пресс, став папочкой с пивным животиком. Девочка, которая была моей фанаткой, становится передо мной, вручая мне закладку для автографа. Я накарябал мою подпись на ней и вернул.
— Разве вы не боитесь спать рядом с ней? — спрашивает она с усмешкой.
— С ней? — мой большой палец указывает на Марису. Я смеюсь. — Пожалуй, она может писать кое-какое испорченное дерьмо, но я могу поручиться — эта девочка не пугает меня. Она безобидна. Я имею в виду, посмотри, как невинно она выглядит.
Мариса бросает взгляд и улыбается, её совершенные красные губы растягиваются в симпатичной маленькой улыбке.
— Самые смертоносные вещи обычно самые соблазнительные.
— Эй, ты хочешь перерезать мне глотку в своих мечтах? — я пожимаю плечами. — Приступай, меня это заводит.
Леди вздыхает, прижимая руку к своей груди.
— Вы, ребята, слишком милые.
А затем она уходит, пролистывая книгу Марисы.
— Эй, малыш, — произносит Мариса, вручая мне свой телефон. — Ты сможешь справиться с выплатами на карту?
— Конечно.
И так, вот он я сижу и сканирую карты, вручая её книги для автографов. Выброшенный на берег. Забытый. Просто симпатичное лицо в толпе. Я заканчиваю транзакцию по карте, когда на экране выскакивает сообщение с Facebook.
Эд: LOL. (Ржунемогу). Это правда. Боже, я влюбился в твою голову с первой минуты. Я имею в виду именно это, мы встретимся с тобой, когда я буду в Нью-Йорке.
С тобой? О, Эд, пытаешься быть кокетливым маленьким ублюдком? Я быстро смотрю на Марису. Она занята разговором, подписывая вещи и смеясь. Крошечная часть меня чувствует себя виноватой за то, что я собираюсь сделать, но меня кидали раньше, и я не позволю себя наеать снова. Кроме того, она беременна моим ребенком. Разве это не даёт мне сейчас некую свободу действий? Я щёлкаю на приложение с сообщениямии иду прямо в сообщения от Эда. Я пролистываю назад. Иисус, он повсюду. Говорит ей, что она красива... она упоминает меня, а он отвечает: «Хорошо, я надеюсь, что он обращается с тобой как с маленькой тёмной королевой, которой ты являешься». Еать? Вы меня сейчас разыгрываете? Маленькая тёмная королева. Я закатываю глаза. Сообщение за сообщением, восхваляющие её. С просьбами встретиться с ним. Боже, это как будто он целый день следит за её постами и комментирует каждый. Да ладно, Эд. Разве у тебя нет лучшего дерьма, чтобы делать так, как пишут в этих бредовых песенках о любви и разрывах? Гнев медленно растёт у меня в груди, треща от давления вдоль линии разлома. Заводясь и выталкивая, угрожая взорваться в любой момент. У меня возникает соблазн послать ему сообщение и сообщить ему, что я отпинаю его задницу, как только он появиться в Нью-Йорке, раздавая комплименты моей маленькой тёмной королеве, но я этого не делаю. Вместо этого я просто опускаю телефон на стол и молчаливо размышляю, наблюдая, как радуется Марисе. Слушая, как каждый сообщает ей, что она заслуживает войти в топ-лист бла-бл*дь-бла. А затем, поскольку, видимо, у Бога отменное чувство юмора, самая новая песня Эда «Собираюсь заполучить твою девушку!» начинает реветь из музыкального центра.
— Я пойду отолью, — произношу я, отодвигая свой стул и бросая её телефон на стол с всё ещё приходящими сообщениями от е*анного Эда.
Глава 38
Мариса
«Триумф и кровь» — Lorde
Лицо Джастина красное, его челюсть клацает, когда он таращится в потолок. Постанывая, я быстро откидываю простыню и поднимаюсь с кровати, практически спотыкаясь о Кобейна на своём пути в ванную.
— Джастин, я говорю тебе, ничего не происходит.
Спускаю воду в туалете и мою руки, прежде чем возвращаюсь в комнату и заползаю в постель. Я перекатываюсь через матрас и кладу свою голову ему на грудь, но он с раздражением переворачивается.
— Ты ведёшь себя как ребёнок.
Он садится в кровати, впивается в меня взглядом.
— Прости, Мариса. Прости, если меня беспокоит, что моя девушка, о, подожди, моя беременная девушка флиртует с грёбаной знаменитостью.
— О, мой... — я качаю головой и вздыхаю. Притворяясь, что это расстраивает меня, хотя, на самом деле, нет. Я обожаю его ревность. Я люблю всю эту злость и пещерного человека в нём. — Он просто фанат.
— Ага, и знаешь что, Мариса, — он прищуривает эти свои стальные голубые глаза, — я знаю всё о людях, которые являются просто фанатами. Так что не корми меня этой хренью.
Я борюсь с улыбкой, которая хочет вспыхнуть на моём лице.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Прекрати подпитывать это. Скажи ему, что ты не встретишься с ним, когда он приедет в Нью-Йорк, или ещё лучше… — он указывает на мой живот, — …скажи ему, что ты беременна. И посмотрим, насколько большим фанатом он тогда будет.
— Ты просто нечто.
Ты это что-то с чем-то. И мы оба это знаем.
Он гневно откидывается на кровать и проводит руками по лицу.
— Я имею в виду, некоторых парней заинтересовывают грёбаные беременные женщины, есть порно сайты об этом дерьме. Доение. Чёрт, те книги о доении продаются не без причины. Парни — больные.
— Ты поймёшь.
— И что это должно означать?
— Послушай, ты хочешь, чтобы я заблокировала его? — я пожимаю плечами.
— Ага.
— Боже, ты понимаешь, что ты на самом деле не уверен в себе.
— Пошла ты.
— Сам пошёл.
— Я, бл*дь, спать.
И он закатывает глаза. Я хочу встряхнуть его, наорать на него. Напомнить ему о том, сколько раз я мирилась с его неразборчивыми половыми связями, но я знаю, что он просто скажет: тогда он был одиноким. И это не считается. Он на грани, и дай Бог ему здоровья. Я знаю — всё, что произошло недавно, сказывается на нём, и сегодня днем я видела горечь, медленно просачивающуюся из него, как из поврежденного ядерного реактора. Центр его внимания украли, и он теперь — маленькая грустная панда. Я позволю ему эту небольшую вспышку гнева. Кроме того, это мило, что он беспокоится из-за Эда.
Он беспокоится из-за Эда… мой мозг начинает блуждать по этому испорченному и тернистому пути. Почему он такой подозрительный? В смысле, конечно, есть сообщения, но ничего непристойного. Никаких е*аных смайликов с ручками. Моё сердце яростно бьётся, потому что всегда говорится — обвинитель обычно и есть виновный. Что, если подозрительность Джастина только из-за того, что он по-прежнему грязная шлюха Джастин, вместо милого сексапильного парня Джастина? Я не проверяла его телефон несколько дней с тех пор, как сказала ему, что мы в положении. Я кладу руку поверх своего живота, и беспокойство у меня в груди растет. Я не могу позволить всему делу рухнуть из-за того, что стала слабой и глупой. Никому не понравится история, где женщина остаётся одна, растя внебрачного ребёнка. Они хотят свадьбу, радикальных изменений. Плохой парень должен стать нежным. Я смотрю на Джастина, и он уже храпит. Его телефон на тумбочке с его стороны кровати. Я встаю и на цыпочках обхожу вокруг, беру телефон, но он мертв. Конечно же, он разряжен.
Кобейн прыгает на кровать, от его тяжелого веса матрас подпрыгивает. Джастин ворочается, бормоча во сне и вытягивая руку. Я наблюдаю, как он ощупает всё вокруг. Поднимает свою голову и смотрит на пустую кровать, затем обводит комнату взглядом, его пристальный взгляд останавливается на мне — теперь уже стоящей в изножье кровати.
— Дерьмо, — произносит он. — Что ты делаешь?
— Мне надо было пописать.
Он бросает взгляд на часы.
— Опять?
— Я беременна. Гормоны заставляют меня писать.
Он со стоном ложится обратно и гладит рукой по кровати.
— Возвращайся.
Закатывая глаза, я иду к своей стороне кровати, забираюсь и вплотную прижимаюсь к нему. Он обнимает меня и притягивает к своему тёплому телу.
— Прости, — шепчет он в мои волосы.
— Всё в порядке.
И всё хорошо, но мне всё ещё необходимо убедиться в том, как он ведёт себя. Я просто не верю, что он не собирается испортить эту концовку.
Он был в обнимку со своим проклятым телефоном весь день, что ещё больше придаёт мне уверенности в том, что он делает что-то, чего не должен. Он брал его в ванную, чтобы проигрывать плейлист в Spotify, пока принимал душ. Он брал его в зал. Оставил его в кармане в кофейне, и он всё ещё там — дразнит меня прямоугольным контуром.
— Вкусно пахнет, детка, — говорит он, целуя меня в щёку на пути к холодильнику. Я слышу грохот бутылок пива, вытаскиваемых сверху. — Ну и что это?
— Итальянский кабачок. И лазанья в духовке.
— Ты собираешься меня раскормить, — он дарит мне ещё один поцелуй, этот холодный и влажный из-за выпитого пива, а затем направляется в гостиную и падает на диван. Я выглядываю за угол, наблюдая, как он вытаскивает свой телефон из кармана. Перечитывает что-то, протирая рукой макушку и улыбается, прежде чем печатает в ответ. С кем ты переписываешься, Джастин? И именно поэтому я должна достать этот телефон. Не из-за того, что я сумасшедшая или одержимая, нет, а потому что я умная и должна исправить ситуацию, прежде чем он всё про*бёт. Это должна быть история любви, а не трагедия.
Я убеждаюсь, что всё его внимание по-прежнему приклеено к телефону, прежде чем хватаю свою сумочку с края столешницы.
— Я тут подумала, — произношу я, пока роюсь в моих бутылочках с пилюлями, — …мы должны вместе написать книгу.
— Ааа?
Я нахожу бутылку со снотворным и отвинчиваю крышку, высыпая примерно четыре на ладонь.
— Мы должны написать вместе книгу, — я высовываю голову через дверной проём и улыбаюсь ему. — Ты же знаешь, что каждый, кто купит её, будет задаваться вопросом: настоящий в ней секс или же нет.
Он смеётся. А я кладу таблетки на разделочную доску и использую столовую ложку, чтобы размять их в прекрасный порошок.
— А они будут, ты же знаешь.
— Ага, ладно, зачем останавливаться на книге? Мы могли бы просто выйти в прямой эфир на Facebook, ты же знаешь?
— Боже, ты такой парень, — вздыхаю я, пока посыпаю кабачок магическим порошком, который отправит его в Ла-Ла-Лэнд, пока я буду искать, какие недозволительные вещи он совершил.
— Я, наверняка, с удовольствием написал бы с тобой одну. Это было бы душевно.
Душевно. Я закатываю глаза. Чтобы так хорошо написать, его словарный запас — отстой.
Я заканчиваю приготовление обеда и накладываю еду на тарелки, улыбаясь как грёбаная Джоан Кливер, пока сервирую стол. Джастин садится, быстро пододвигая свой стул к столу, его взгляд сосредоточен раскинувшемся перед ним пиром по-итальянски.
— Дерьмо, ты знаешь, ты — идеальна, — он закапывается в лазанью и поднимает дымящуюся вилку ко рту. — Ты уверена, что не хочешь опять остаться сегодня вечером? — спрашивает он.
— Ага, мне надо постирать и пописать.
Кивая, он подцепляет кусочек кабачка и запихивает в рот. Его глаза расширяются, и в этот момент я боюсь, что использовала слишком много таблеток или не добавила достаточно орегано, чтобы скрыть горький вкус. — Дерьмо, как вкусно.
Облегчение накатывает на меня.
— Спасибо, — улыбаюсь я, когда откусываю кусочек лазаньи.
Он ест свой кабачок, и моя беременность очень кстати сегодня вечером для того, чтобы не объяснять, почему я не хочу этот маленький гарнир. Мы только заканчиваем прибираться на кухне, когда он зевает, а потом зевает еще раз.
— Слишком много углеводов, — бормочет он, когда шаркающей походкой направляется к дивану.
Я вытираю руки кухонным полотенцем, наблюдая, как он вытаскивает телефон из кармана и кладет на кофейный столик.
— Ладно, — говорю я, подходя к дивану, наклоняюсь, чтобы поцеловать его, — Я пойду постираю и пробую пописать. Увидимся завтра?
Его глаза уже убаюкивающее закрыты, но он кивает.
— Хорошо, детка.
Тьфу. Хватит уже с деткой.
— Я буду скучать по тебе.
Прежде чем я наполовину пересекаю гостиную, он уже храпит. Я смотрю на него в течение минуты или двух, убедившись в том, что он крепко спит, прежде чем подхожу к кофейному столику и подцепляю его телефон.
Я бросаю на него взгляд, когда щелкаю по приложению с сообщениями. Он выглядит таким спокойным, таким идеальным. Он выглядит прекрасным, как совершенный парень из книг: тёмные взъерошенные волосы, выделяющийся бицепс, испещренный татуировками, идеален аж вплоть до верного пса, спящего у его ног. Я просматриваю сообщения, и моё сердце поёт, в моём животе порхание — наш малыш, должно быть, знает — нет ни одного мерзкого сообщения. Ни одного смайлика с ручками или поцелуйчиками. Я оглядываюсь назад на него и хочу поцеловать. Сказать ему, что люблю. Я хочу пойти прямо сейчас и заблокировать Эда... и затем, просто для подстраховки, я проверяю исходящие сообщения. Есть только два. Для меня и... Я щёлкаю по нему, оно без имени, и моё сердце останавливается, циркулирующий туман счастья, в котором я так безмятежно порхала, превращается в злое штормовое облако, наполненное молниями и градом.
«Я тоже скучаю по тебе».
Мои руки дрожат.
И что я должна с этим делать, Джастин? Она написала, что хочет увидеть тебя. Ты написал в ответ, что может быть вскоре?
Моё сердце ухает вниз, как мёртвая рыба на раскаленный причал. Я глубоко дышу, пытаясь рассуждать, пытаясь придумать оправдания. Я должна докопаться до истины и могу это сделать только единственным способом: «Приезжай. Сейчас. Улица Вотерс 212. Не могу ждать, чтобы увидеть тебя, детка ».
Она отвечает: «В пути».
И я брожу. Я брожу и брожу, задаваясь вопросом — кто она. Клянусь Богом, Джастин, если она — блондинка... Раздаётся стук в дверь, а ты не двигаешься. Я пристально смотрю на эту дверь. Тук. Тук. И что я должна сделать? Сказать ей войти? Я не могу этого сделать. Я об этом не подумала. Это грязно и незапланированно — это не вписывается в историю. Ничего из этого. Это должны быть я, он и наш малыш, а не я, стоящая здесь с его шлюхой по другую сторону двери.
— Джастин, детка? — произносит она.
Тьфу. Это слово! Я массирую виски, пытаясь думать о том, что бы Кинг или Паттерсон сделали, как они смогли бы использовать этот пиздец, этот «какого-хера-момент» для эпического поворота, для усиления кульминации. С каждым шагом, что я делаю ближе к двери, мой пульс звенит в ушах, мои мускулы становятся всё напряженнее.
— Джастин? — поёт она через деревянную дверь. Я подхватываю его MacBook по пути к двери, прижимаю его к груди. Я щёлкаю замком, поворачиваю ручку, и дверь с жутким скрипом медленно распахивается. Её тень падает на пол.
— Ээ… — я вижу, как колеблется её тень. — Джастин?
А затем она переступает порог. Всё, что я вижу, — светлые волосы.
Блондинка.
Блондинка.
Это — Эми, Джастин. Это бл*дь, #КлассноПровожуВремяСЭми, а затем...
Бах. Грохот. Бам.
Тушите свет.
ДобройНочиНочиЭмиДобройНочиНочи#ПокаПокаЭмиПокаПока.
Глава 39
Мариса
«Бла-бла-бла» — Yo Gotti
Это действительно до абсурда вышло из-под контроля. И всё потому, что Джастин не знает, когда нужно сделать мат. Такой позор. Бедная Эми. Я вздыхаю, когда смотрю на неё и её светлые волосы, чуть испачканные кровью. Я сломала мозг, пытаясь понять, что, чёрт возьми, делать с этой небольшой дилеммой. Я имею в виду, этот тихий бардак, в который я себя втянула. Всё это произошло так быстро. Я даже не уверена, почему я ударила её MacBook Джастина, это была просто она и эти проклятые светлые волосы. Я паниковала добрые пять минут, ожидая, что она придёт в себя. Может быть, я просто могу позволить ей уйти, когда она очнётся. Но она побежит и настучит в полицию, а я не могу позволить ей сделать это. И даже если она не пойдёт в полицию, останется проблема с кровью и противными клочками светлых волос на его MacBook.
Как я собираюсь объяснить Джастину, что я лазила в его iPhone? Прости, малыш. Я подумала, что ты шлюха, так что отправила смс твоей игрушке, чтобы она приехала. Это прозвучит безумно. А я не такая. Я просто влюблена в него. Но я твёрдо верю в судьбу, а Эми, ну, в общем, она та, кого Стивен Кинг отнёс бы к моему пятому делу. Она та, кто изменила правила игры. Та, из-за которой я убеждена: Джастин и я получим своё долго и счастливо. Она именно та, из-за которой я удостоверюсь, что он никогда не бросит меня, а я никогда не брошу его. Это то, как мы становимся Бонни и Клайдом: Едем, пока не умрём.
Судьба направила её сюда. Она наше пятое дело. Так что, я тащу её от входа на кухню. Я выхватываю снотворное из моей сумочки, вытряхиваю примерно 10 штук на ладонь и заталкиваю первую ей в рот. Но она без сознания. Я пробую подуть в её лицо. Ничего. Начинается паника. Мои инстинкты «не-позволяй-ему-подумать-что-ты-сумасшедшая» зашкаливают. Я стаскиваю с неё трусики, переворачиваю на бок, прижимаю колени к груди, и запихиваю таблетки ей в жопу. В любом случае таким способом должно подействовать гораздо быстрее.
Я мою руки и иду обратно в гостиную. Джастин по-прежнему без задних ног на диване. Я беру его за руку и тяну. Он с глухим стуком падает на пол. Постанывая, я тащу обмякшее тело Джастина на кухню к #КлассноПровожуВремяСЭми. Пот струится вниз по лицу и груди. На самом деле эта ситуация раздражает пи*дец как. Требуется вся моя сила, чтобы посадить и опереть его о белые шкафчики.
— Всё должно было быть не так, ты понимаешь? — говорю ему я, даже если прямо сейчас он продолжает свой путь через Ла-Ла-Лэнд. Мне, правда, грустно, что всё привело к этому, я размышляю, пока распаковываю одноразовые перчатки, хранящиеся под раковиной.
— Она кричала, когда я трахнула её по голове твоим MacBook, малыш, — сообщаю я Джастину, пока с хлопком натягиваю латексную перчатку. — Я не знала, что делать, я не была готова к этому, — наклоняясь, со вздохом провожу пальцами в перчатке по его волосам.
Я подхватываю нож мясника — клише. Знаю, знаю. Вы ненавидите банальщину в кульминации. Предсказуемые концовки. Я поднимаю руку и резко скидываю всё со столешницы. Тарелки и блюда разбиваются об пол. А теперь, худшая часть сегодняшнего вечера. Я встаю за Джастином и кладу нож на пол, затем отклоняюсь назад, переплетая мои руки с его.
— Ммм, — стонет он.
— Шшш. Всё хорошо.
Моя спина напряжена, когда я пододвигаю его ближе к Эми, распределяя большую часть его веса на своей груди.
— Ты знаешь, — произношу я, — …написав больную херню, мы обречены, что в какой-то момент она достанет нас, заставляя потерять связь с реальностью.
Я вкладываю нож в его руку, нежно поддерживая своей рукой. Закрываю глаза, когда поднимаю его руку и втыкаю в неё. Шум ужасен, что-то аналогичное сырой мочалке, брошенной на бетон, и я думаю, что меня сейчас вырвет. Эми пытается кричать, но из-за таблеток в данный момент это больше похоже на писк котёнка. Я делаю несколько глубоких вдохов, прежде чем заставляю его погрузить нож в её грудь снова и снова. Это, правда, перебор, Джастин, но ты — страстный мужчина. Ты трахаешься как животное и убиваешь как одно из них — такое создастся впечатление.
Сердце колотится. Голова кружится. И как только я начинаю думать, что закончила, я понимаю, что она должна была отбиваться от него. Мне придётся пару раз провести лезвием по его руке и поцарапать ему лицо, если я собираюсь придать этому правдоподобности. Слёзы просачиваются сквозь мои ресницы. Прямо сейчас я ощущаю себя ужасным человеком.
— Всё, что я хочу, — идеальную историю, — шепчу я ему в ухо, прежде чем целую в щёку. Он стонет, как будто это тоже всё, чего он хочет.
Я встаю и отступаю назад, мой пульс учащён, разум в беспорядке. И я не буду лгать, пока я смотрю вниз на свои окровавленные руки, я становлюсь слегка зла на него. Он заставил меня это сделать. Он заставил меня убить её, поскольку он просто не мог честно играть. Он попытался сыграть более чем с одной королевой, он пытался поиметь больше одного сюжета. И честно, любовным треугольникам нет места в нашем романе! Я как-то прочла об этом в одном отзыве, и прямо сейчас я должна согласиться с этим. Вздыхая, я направляюсь в ванную, чтобы вымыться и переодеться в одежду, в которой вчера спала.
Я ухожу, сбрасывая по дороге домой мою одежду и эти противные перчатки в мусорный бак позади «Рыбной хижины». Мусор заберут ровно через 34 минуты, и у нас не будет никаких дыр в сюжетной линии. Не так я хотела, чтобы всё шло, но, чёрт, не всё всегда идёт по плану. Любой хороший автор знает это.
Глава 40
Джастин
«Вымотан» — Leo
Кобейн скулит и облизывает мое лицо языком, отгоняя сон. Ох, е*ать! Моя голова раскалывается. Тело жёсткое, как пиздец. Я переворачиваюсь, и моя ладонь приземляется во что-то липкое и холодное. Влажное.
— Блдь, Кобейн, — ворчу я. — Ты нассал… — я моргаю глазами, открывая их в непроглядной тьме, но могу почувствовать холодную плитку кухни под собой. Почему я, блдь, на полу? Я поднимаюсь на руки и колени, мои пальцы скользят по мокрому полу. — Дерьмо.
Спотыкаясь, поднимаюсь на ноги, мои носки погружаются во влажность той чертовщины, чтобы ни была здесь разлита. Я тянусь в сторону выключателя на стене, моя память такая туманная, что я не могу вспомнить, как я оказался в этой комнате. Наконец, мои пальцы натыкаются на крошечный выключатель, и я щёлкаю им. Моё сердце кувалдой бьёт по моим рёбрам. Красные полосы и отпечатки рук покрывают стену. Случилось дерьмо. Живот завязывается в узел, будто змея обвивает беспомощную добычу. Руки дрожат. Дыхание прерывистое, когда я медленно оборачиваюсь. Я хочу кричать, когда вижу девочку, лежащую на моём полу, глаза широко открыты и остекленели. Кобейн стоит между кухней и гостиной комнатой, просто наблюдая. Он не подойдёт к ней.
Эми? Почему здесь Эми? Покрытая кровью! Я смотрю на дверь, на окно. Ничто не взломано. Я пытаюсь хоть что-нибудь вспомнить, но мой мозг полностью в тупике, колёсики не крутятся. Всё, что я могу видеть, это Эми. Мёртвая. На моей кухне. Я хватаюсь за стену, комната вращается. Я смотрю вниз и вижу свою руку, покрытую крошечными порезами и царапинами. Шатаясь, делаю несколько шагов в сторону. Моя спина ударяется о стену. А затем, туманные воспоминания, как пузырьки на поверхности. Всё искажено и спутано, но они представляют нож, сжатый в моей руке.
Закрывая рот, я сползаю по стене, тряся головой.
— Нет. Нет. Нет.
Я зажмуриваю на хрен свои глаза.
— Очнись, бл*дь, — произношу я. — Просыпайся.
Это, должно быть, ночной кошмар. Это книга, которую я пишу, нашла отражение в моих мыслях, моих снах, и мне снится это дерьмо. Ноздри вздрагивают, когда я вдыхаю.
— Проснись…
А затем скулит Кобейн. Его тёплый гладкий язык облизывает кончики моих пальцев. Я открываю глаза. Она всё ещё там. В животе что-то пузырится и закипает. Я вскакиваю и бегу по коридору в ванную, едва сдерживаясь, прежде чем выплеснуть всё в унитаз. Пот сочится из каждой моей поры. Желудок содрогается. Когда я думаю, что мне было бы хорошо просто присесть, я вижу свои запачканные кровью руки, хватающиеся за бока унитаза. Грязные отпечатки пальцев оставляют мазки по всему ободку. Я блюю снова. А затем просто кладу голову на сиденье унитаза и плачу. Я боюсь, что мой рассудок повреждён. Я наконец-то зашёл слишком далеко во тьму и, возможно, сошел с ума.
Глава 41
Мариса
«Не дай мне вырваться» — Halsey
По радио играет Адель. Солнце сияет. Птички поют… в Центральном Парке — я в этом уверена. А я отмокаю в ванне с пузырьками. В прекрасно расслабляющей ванне с пузырьками пока читаю: «Чего ждать, когда вы в положении». Я откладываю книгу на край ванны и кладу ладонь поверх моего живота. Я надеюсь, это — девочка. Джастин будет выглядеть таким очаровательным, таская повсюду сумку для младенца, такую розовую с маленькими маргаритками.
Я бросаю взгляд на свой телефон — 8:32. Было рискованно оставить его так, но в то же самое время, как я уже тысячу раз говорила: он должен выучить урок. Я думала: надо строить из себя недотрогу — это точно сработает. Не сработало. Я играла с ним, показывая ему, что даже лучший из игроков может стать чьей-то игрушкой... но этого было совсем недостаточно. Чёрт возьми, я даже забеременела. Дело в том, что пока Джастин Вайлд был игроком, он всегда играл только с фанатками. Я не командный игрок. И я не фанатка. Я сама долбанная игра. Я объявляю фол, и если одна фишка проваливается, я буду пробовать ещё и ещё, до тех пор, пока что-нибудь да не сработает, поскольку любовь стоит всего этого.
Я начинаю писать ему смс, но останавливаю себя. Алиби должно быть идеальным. Рассчитанным. Я вылезаю из ванны, вытираюсь, натягиваю кое-какую одежду. Нет времени на макияж, так что я втираю некоторое количество мерцающего увлажняющего крема и выбегаю из моей квартиры. Я спешу вниз по дороге к кофейне, захватываю карамельный макиато и ванильный латте, и, задрав хвост, мчу на Вотер стрит 212. Я ввожу код: 24456… я внимательно следила за ним, когда он набирал его, так что он напевается в моей голове как прицепившаяся реклама… и дверь щёлкает. Я пишу ему смс по пути наверх по металлической лестнице, звук моих Чаков Тэйлоров, бегущих вверх по ступеням, эхом отражается от стен.
«Карамельный макиато? Верно?»
Затем несколькими секундами позже: «Просыпайся, соня». А затем... Я звоню в его дверной звонок. Я долблю в его дверь, и немного кофе проливается, ошпаривая мою руку.
— Джастин? Малыш? — моё сердцебиение усиливается, ладони становятся скользкими от пота. Дерьмо. И паника разрывает меня как оводы, закрепляющие сами себя своими крошечными крюками. — Джастин? Открой дверь.
— Бух. Бух. Бух.
Я слышу шаги. Кашель. Лай Кобейна.
— Я заболел, Мариса. Уходи.
— Джастин…
— Убирайся.
Я могу слышать стресс в его голосе, волнение. Я могу только представить, насколько он, должно быть, расстроился, проснувшись с мимолётными воспоминаниями о том, как его трахательный-мешок-для-веселья мог оказаться мёртвой на полу. Какой девушкой я буду, если оставлю его разбираться с этим в одиночку?
Вздыхая, я поворачиваю ручку. Дверь распахивается, Джастин стоит в задней части коридора, затоптанного кровавыми следами. Его глаза широко открыты от изумления. Кобейн мчится ко мне, виляя хвостом. Я захожу внутрь и закрываю дверь, затем глажу Кобейна по голове.
— Как… — Джастин хмурит брови. Он выглядит жалким. Тёмно-фиолетовые круги залегли под его налитыми кровью глазами. Волосы в беспорядке, скорей всего, от того, что он многократно пропускал через них пальцы. Царапины покрывают его лицо. Их вид разрывает мне сердце. — Как ты вошла? — спрашивает он.
Я знаю, что он не в том состоянии, чтобы рационально мыслить.
— Малыш... твоя дверь была не заперта.
Кобейн направляется вниз по коридору.
— Я… так было? — он кивает. — Так и было.
Он стоит ошеломлённый, просто трясет головой, пока Кобейн облизывает его пальцы.
— Я… — он поднимает руку, чтобы провести по лицу, и я замечаю его костяшки — порезанные и расцарапанные, все в ссадинах, вероятно от того, что он слишком часто сегодня утром мыл руки пытаясь смыть ощущение её крови с них.
Я опускаю свои ключи в карман, прежде чем окидываю взглядом его кухню. Кровь повсюду. Отпечатками рук испачкана стена внизу. Он ничего не убрал. Какого хрена. Насколько же он ленив? Боже.
— Я эм... я, эмм, я... — и он начинает расхаживать. Вперёд-назад, вперед-назад, половицы скрипят под его весом, и Кобейн следует за ним, поджав свой хвост, как маленькая грустная тень.
Я глазею на ноги Эми, торчащие из-за угла шкафчиков. Темная кровь растеклась по полу и впитывалась в цемент.
— Джастин... — я медленно поднимаю на него взгляд. Его глаза наполнены слезами, и вот оно. Этот момент, когда он ломается. Когда он понимает, что я буду здесь с ним, когда вся эта небольшая херня закончится. Когда он осознаёт, что я тот человек, которому он может доверять. Его вторая половина. Когда он понимает, что он больше не игрок в этой игре, а пешка, всего лишь роль, которую я буду заставлять его играть по моей прихоти, чтобы сделать правильную историю. — Я думаю, что сделал что-то действительно плохое, — бормочет он и показывает в сторону кухни.
Выдыхая, я набираюсь смелости.
— Всё хорошо. Всё хорошо. Мы просто должны убрать это, — я киваю и направляюсь на кухню, тщательно переступая через лужу крови.
— Убрать это? — Джастин появляется из-за угла. — Убрать это? — повторяет он снова.
Я дергаю дверь кладовой, открываю ее и подхватываю швабру, совок и чистящие средства.
— Да, Джастин. Убрать это. Что же ещё мы должны сделать? Просто оставить это здесь?
— Я...
Хватит уже бормотать и спотыкаться в своих словах. Е*ать!
— Послушай, я не хочу ничего знать, — говорю я. — Я не должна знать, я просто хочу, чтобы это исчезло.
— Почему ты делаешь это? — он подходит ближе ко мне. — Мариса, я... — он смотрит в никуда. Его грудь рвано вздымается и опадает. Он делает ещё один шаг, прежде чем становится прямо передо мной. Его красивые голубые глаза утопают в слезах, и он медленно и нежно кладет голову на моё плечо. Самое печальное, самое отчаянное рыдание срывается с его губ, шепча мне в ухо.
— Я не хочу быть таким.
— Всё хорошо. Всё хорошо, — я пропускаю свои пальцы через его волосы, чтобы успокоить его. В конце концов, есть формула любви, понимаете. Людей связывают трагические события, и вот мы здесь, Джастин. Мы. Здесь.
— Было так много крови. И она просто выглядела… — его слова тонут в сильном рыдании. И всё, что я могу сделать, — это обнять его. Успокоить его. Поскольку сколько из его приятельниц по траху обнимали его, когда он плакал? Я знаю, что ни одна из них не нянчилась с ним в такой ситуации. Ни у одной из них не было его ребёнка в животе, растущего и питающегося.
Я отклоняюсь назад и обхватываю его лицо обеими руками, вынуждая его посмотреть на меня.
— Мы все делаем ошибки, — я сглатываю, моё сердце сжимается и с гордостью цокает как у клейдесдальской лошади (прим. английская порода лошадей-тяжеловозов).
— Я даже не помню, как пригласил её, но всё же я это сделал. Это было прямо здесь в моём телефоне. Я отправил ей смс и попросил прийти. Я не должен был, — его подбородок падает на грудь, и он трясёт головой. — Я просто…
Видишь? Теперь ты начинаешь понимать, Джастин.
— Посмотри на меня, — произношу я, пока провожу руками вниз по его суровой челюсти, покрытой жесткой щетиной. Я пристально смотрю ему в глаза. — Я люблю тебя. Любовь побеждает всё, верно? — я чувствую, как покраснели мои щёки. Моя грудная клетка поднимается, а его глаза плавятся как воск. Как податливый пластичный воск.
Моя грудь тяжело поднимается от печали и счастья, от больной и извращенной эйфории, и когда я целую его, он мгновение колеблется. Он дёргается назад, но когда я второй раз провожу своим языком по его губам, он обрушивается на меня. Его руки зарываются в мои волосы: дёргая и потягивая в духе истинного Джастина. И он плачет, цепляясь за меня, и это грёбаное электричество, которое никто больше не познает. Я думаю, что это маленькое соглашение изменит всё. Для меня. Для него. Для нас.
Глава 42
Джастин
«Провоцировать» — Aesthetic Perfection
Прошли часы. Несколько часов, что мы убирались. Мариса набросила простыню на тело Эми, и это помогло. Ведро за ведром, мы вычищали и отдраивали мою кухню. Наконец, Мариса поднимается с колен и вытирает пот со лба, прежде чем снова бросает взгляд на простыню.
— Дерьмо, ладно, — говорит она. — Мы должны переместить её в ванну.
— Что?
— В ванну. Мы должны положить её в ванну. Если ты не хочешь, чтобы снова был бардак на кухне.
— Но почему…
— Ладно, Джастин, что ты предполагаешь сделать с телом, а? Я имею в виду, ты же живешь в самом центре бл*дского Манхэттена. Ты думаешь, что можешь просто пойти и вынести труп через переднюю дверь, бросив его в мусорный бак «Рыбной хижины»?
Я таращусь на простыню, пропитавшуюся кровью, и снова хочу всё бросить. Я чувствую, как мои внутренности затряслись и закрутились, паника прокатывается через меня, сначала медленно, а затем она превращается в полноценное цунами, которое заставляет меня схватиться за стену, чтобы устоять. Это не мертвое тело под той простынёй. Я не убивал Эми. Я не такой человек. Несомненно, я пишу иногда о чем-то долбанутом. Кровь и кишки, похищения, но я не из тех людей, о которых пишу в своих книгах. Нет. Конечно, были времена, когда я волновался, что слишком вживался в персонажи, был слишком одержим пониманием их душ, их усилиями, но всё это — часть искусства. Я не персонаж романов Кинга. Я не один из тех сумасшедших авторов, которые так оторваны от реальности, что сразу же убил кого-то, едва отключившись. А затем я снова смотрю на простынь, и огромный ком образуется у меня в глотке. И вот он я — прижимающийся к стене, неспособный оторвать пристальный от этой простыни в форме бугра. Я сползаю на пол, подгибаю колени и прячу лицо в ладонях.
— Джастин, извини, мне просто… этот беспорядок пугает меня, и теперь я причастна к этому, потому что люблю тебя, правда, но мы должны сделать что-нибудь. Быстро.
Я поднимаю голову и пристально смотрю на Марису. На красивую сладкую Марису. На женщину, которую я действительно не заслуживаю, поскольку что, если я сумасшедший? Разве сумасшедшие люди всегда знают о своём безумии? Поскольку если вы осознаёте, что вы сумасшедший, вы — не сумасшедшим, верно? Знание того, что вы сумасшедший, делает вас более нормальным, так что, возможно, я и безумен, поскольку так не думаю. Как ещё всё это можно объяснить? И, возможно… возможно, я просто должен сдаться. Сообщить полиции, что Мариса не имеет к этому никакого отношения, что я вынудил её помочь мне убраться, когда она пришла в мою квартиру.
— Джастин? — она щёлкает пальцами перед моим лицом, и я моргаю.
— Да?
Она возвращается на кухню, наклоняется, сдергивая простынь и берётся за запястья Эми.
— Давай. Возьми её за ноги, я не могу нести её одна.
Я медленно встаю, мои ноги трясутся. Сердце колотится в груди, пульсируя в висках, пока тонкий слой пота покрывает мою кожу.
Я смотрю вниз на побледневшие пальцы ног Эми, которые выглядывают из-под края простыни, и тяжело сглатываю. Я наклоняюсь и хватаю её, но одергиваю руки в ту же секунду, как только они прикасаются к её липкой коже.
— Е*ать, — произношу я между глубокими вздохами.
— Это просто мёртвое тело, Джастин. Поторопись, чёрт возьми. Ты не можешь думать об этом, просто… просто возьми её и давай уже пойдём.
И я так и делаю. Я думаю о том, как быть ребёнком и смотреть через окно клетки зоопарка, наблюдая, как обезьяны качаются на маленьком фальшивом дереве, борясь за высушенный плод, который смотритель бросил одной из них. Я не знаю почему, но это то, о чём я думал, и прежде чем я понимаю — с резким глухим стуком тело приземляется в ванну, и я больше не с обезьянками. Я возвращаюсь обратно в мои дорогостоящие апартаменты на Манхэттене с телом мёртвой девочки в моей когда-то чистой ванне.
Глава 43
Мариса
«Чужой» — Bush
Требуется 6,5 часов, чтобы расчленить человеческое тело и смыть его в унитаз. Вы не сможете найти это в Google. Лицо Джастина серовато-зелёное, и он резко рухнул у стены ванной возле раковины. Его дважды тошнило. Я блевала лишь раз. Бросаю последний кусок останков в туалет и вспыхиваю, наблюдая за ужасным водоворотом в водостоке, прежде чем он исчезает, чтобы его больше никогда не увидели. Прощай, Эми Смит — простушка-банная-Джейн. До свидания. Эд продолжает писать мне о встречи с ним. Пошел на хр, Эд. Я здесь посередине развязки, и у меня нет времени на кофе с тобой и твоими рыжими волосами.
— Хорошо, — произношу я, делая глубокий вздох, пока поднимаюсь на ноги, — теперь мы должны убрать остальную часть квартиры, ванную и туалет, а затем мы должны поехать куда-нибудь к океану. Выбросить одежду и… — я наклоняюсь, подбирая грязную ножовку, — …это. После того, как мы отмоем её, конечно же.