Белая пешка (Unknown) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 4)

Джастин смотрит сквозь меня, его голова немного подёргивается туда-сюда. Меня немного беспокоит это, возможно, для него всё это было слишком. В смысле, для меня это тоже не было прогулкой в грёбаном парке, но, по крайней мере, я знаю: это для общего блага. Джастин же думает, что он хладнокровный убийца. Благословите его.

— Малыш, всё хорошо. Некоторые вещи просто случаются, и если ты не можешь вспомнить что-то, ну, в общем, как можно говорить, что это не она напала на тебя первой? — слабая надежда расцветает на его лице, когда он смотрит на меня. — Я имею в виду, ты не пропагандируешь насилие и жестокость, и ты не злой. Ты — не убийца. Ты всего лишь пишешь о них и умудряешься впрыснуть немного любви туда, — я открываю дамскую сумочку и вытаскиваю мусорный мешок. Один из тех, с ароматом ванили, которые так хорошо пахнут.

— НЕТ. В этом нет смысла…

— Люди ломаются. Ты находился в стрессовом состоянии, — говорю я, в то время как сворачиваю её одежду и бросаю в небольшой белый мешок. — Мы просто, понимаешь, двигаемся вперёд.

— Я просто не знаю, что сказать тебе… тебе… — он трясёт головой. — Ты никогда не должна была быть втянута в это.

Я пожимаю плечами, пока завязываю узел на полиэтиленовом пакете.

— Каждая история любви нуждается в широком жесте.

Он улыбается. Впервые с тех пор, как #КлассноПровожуВремяСЭми превратилась в #РасчленениеКлассноПровожуВремяСЭми, он улыбается.

— Иди сюда, — говорит он, и я это делаю. Я бросаю мешок на пол и направляюсь к нему, опускаясь на колени. Его пальцы скользят по моей челюсти, так сладко зарываясь в мои волосы, что я абсолютно уверена — они в крови. Я смотрю в его суженные голубые глаза цвета океана и вижу, как в этот момент в них появляется озарение. Напряжение возрастает, моё сердце колотится. Да, Джастин. Вот оно. Прямо здесь, независимо от того, насколько неправильно это ощущается…

— Я люблю тебя, — шепчет он так эмоционально, что у меня земля уходит из-под ног. Это статическое электричество гудит и щёлкает, раздуваясь до тех пор, пока я не уверена, что оно охватывает половину Манхэттена. Затем он целует меня с почтением пастыря, совершающего свой последний ритуал. Поскольку это любовь. Это пассаж. Это наша история — испорченная, извращенная и совершенная.

— Я тоже люблю тебя, Джастин, — я вдыхаю его дыхание. — Я люблю тебя, а теперь дай мне её телефон.

Улыбаясь, я стою на берегу Гудзонского залива и печатаю пост: «Иногда вы просто хотите убежать от своих проблем. Пуф. Бесследно исчезнуть». Ветерок оставляет лёгкую рябь на воде, и я делаю глубокий вздох солёного воздуха. Дело в том, что они будут смотреть её посты на Facebook. Они увидят, что она написала это во вторник 13-ого марта в Нью-Йорке в 4:46:43. Они увидят, что вчера вечером она отправила сообщение Джастину, но они также увидят его сообщения, отправленные сегодня утром с вопросами, что с ней случилось. И они вряд ли когда-нибудь найдут её.

Я роюсь в своей сумочке, вытаскиваю салфетку для рук и тщательно вытираю её телефон, прежде чем бросить в реку. Всплеск. И это конец. Я горжусь собой и тем, как замела наши следы, Джастин. Правда. Ты видишь — вот, где действительно удобно иметь творческий ум писателя. Когда вы пишете извращенные вещи, как я, это не так странно — создавать историю, которая включает в себя такие вещи как: «Наибыстрейший способ отравить кого-то. Ножовку. Как сокрыть убийство. Как отмыть кровь от цемента. Или то, с каким звуком нож разрезает кожу». Я практически хочу запостить это на Facebook, хохоча пока буду писать:

ЖизньПисателя

ВсеТёмныеСлова

ПрощайФелицияБолееИзвестнаяКакКлассноПровожуВремяСЭми.

Жизнь прекрасна. Да, так и есть. Погода идеальна. Нет ни одного облачка на небе, и я единственная и неповторимая для Джастина Вайлда. Я — его доверенное лицо. Хранительница его секретов. Я — предмет зависти каждой женщины в нашем небольшом книжном мире. Мой телефон пиликает. Снова Эд настаивает на кофе. В этот раз он говорит, что он знает, в какой кофейне я всегда бываю, и что по возможности он будет меня преследовать. Ладно, Эд, ты тихий романтик, не так ли? Но ты не добьешься меня, поскольку ты не моя вторая половина. Я не связана с тобой кровью, Эд, нет, не связана. Я связана с Джастином.

Глава 44

Мариса

«Пиф-Паф» — 2 Cellos, Sky Ferriera

Я стою у стойки в кофейне, ожидая, когда бариста закончит с моим заказом. Прошло две недели с тех пор, как #КлассноПровожуВремяСЭми покинула этот мир, и Джастин не так уж и хорошо всё это воспринял. Я понимаю, на самом деле понимаю. Травмирующие события накрывают тебя, ну, на самом деле, в конце концов, у меня же был нервный срыв, когда Джон обманул меня с той грёбаной блондинкой. И потом, когда я убила его, упс, видите ли, мне не следовало признаваться в этом, но я это сделала, ну, и ладно, я ведь не из тех, кто убивает. Пришлось обставить всё как самоубийство, которое жёстко отразилось на мне, хотя, на самом деле, оно заставило меня переступить черту, и я как будто сорвалась от горя. Паранойя. Была вся на иголках. Это никогда не было… забавным, но как же легко избежать наказания за убийство, а когда вы сможете оправдать это у себя в голове — дело в шляпе. Проблема здесь заключается в том, что я не знаю, как заставить Джастина оправдать убийство Эми, потому что он не видел, какую угрозу она представляла для нашего счастья.

Он просыпается по ночам весь в поту, крича, а иногда и плача. Он бродит. А что касаемо секса? Забудьте об этом. У него даже не стоит. Он настолько озабочен тем, что сделал... всё ходит вперёд-назад, вперёд и назад, постоянно задавая вопросы, пытаясь собрать кусочки головоломки, которые никогда не соберутся. А затем, ну, конечно же, он отменяет все свои автограф-сессии — и это здорово. Но ведь так и было задумано, верно? Чтобы избавиться от всех этих ужасных отвлекающих факторов в нашей жизни…

Кто-то налетел на меня, сбивая меня с мысли.

— Простите.

Я оборачиваюсь, и моё сердце начинает стучать, как лёгкий летний дождь по жестяной крыше. Я смотрю в синие глаза и на эту сладкую улыбку.

— Ох, — удается пискнуть мне, — ничего… Эд.

— Говорил же, что найду тебя? — ухмыляется он. Я чувствую, как глаза баристы сверлят меня, потому что это Эд — выдающийся певец. И он стоит в этой маленькой кофейне, улыбаясь мне. — Когда выходит твоя следующая книга?

— Я… эм... я эмм... — с трудом сглатываю, мои щёки горят. Меня качает из стороны в сторону. Он такой симпатичный, что я просто хочу взять его за руку, вывести из этой кофейни и направиться в Центральный Парк, чтобы он там пел мне сладкие песни о любви. Эд стоит передо мной в ожидании. — Ух… у меня ещё пока не назначена дата релиза.

— Боже, ты держишь меня на иголках. Я действительно обожаю эту историю, — он берёт свой кофе у баристы. — Я… эмм… написал песню, основанную на ней.

— Правда? — мне хочется хлопать, кричать и спрашивать, но я не буду.

— Ага, ты знаешь, я, ну… с удовольствие спою её тебе, — он улыбается, и моё предательское сердце в экстазе. — Я спою её здесь, хочешь?

— Ты… — маленький вздох срывается с моих губ. — Ты серьёзно? О, Боже, я бы с удовольствием послушала.

Он оглядывается на баристу.

— Ты не против, да?

Она качает головой, ошеломлённое выражение буквально приклеилось к её лицу. Я уверена — она ненавидит меня, и так должно и быть. Я трахаю Джастина Вайлда и Эда... — одного из моих фанатов. Я — удачливая сучка. Моё сердце доверху наполнено ожиданием и возбуждением. Два фаната творений друг друга. Это превращается в идеальную историю любви, да, Джастин? Не так ли, Эд? Меня накрывает приступ вины, причиняющий душевные муки, когда я думаю о Джастине, сидящим в своей квартире, ожидая свой карамельный макиато, который становиться всё холоднее с каждой секундой.

Эд прочищает горло и улыбается, демонстрируя свои сладкие ямочки, когда это делает… а затем он поёт: «Любовь... м-м-м… сумасшедшая, сумасшедшая любовь, моя дорогая. Прогулка вдоль путей, моя дорогая, с моей ненормальной любовью...»

Он поёт наипрекраснейшую лирическую песню, и вся кофейня застыла в гипнотическом трансе от звука его голоса. Некоторые люди снимают видео на свои телефоны, и я борюсь, чтобы содержать свои чувства. Мой щёки болят от того, как сильно я улыбаюсь. Моё сердце трепещет, как крылышки колибри, а когда он заканчивает, всё, что я могу сделать: броситься обнимать его и поцеловать — такой дежурный поцелуй. Но когда я целую его тёплые сладкие губы, он целует меня в ответ. Люди аплодируют и свистят, и это как момент из кинофильма — совершенный и незапланированный. Спонтанный.

— Я выступаю в городе, и нам следует затусить, — он улыбается, вытаскивает свой телефон из кармана джинсов и протягивает мне. — Дайте мне свой номер, и я позвоню, — он подмигивает, и я таю. Я быстро набираю свой номер и отдаю ему телефон. — Отлично, до встречи, Мариса.

И он уходит, и каждый наблюдает, как он идет. Я успокаиваю себя и выдвигаюсь из кофейни с моим ванильным латте и карамельным макиато Джастина.

Когда я открываю дверь в квартиру Джастина, он по-прежнему валяется на диване, голова Кобейна лежит на подушке.

— Эй, малыш, я принесла твой кофе, — произношу я, пересекая гостиную. Он поднимает взгляд и улыбается — эти фиолетовые круги под его глазами стали даже больше, чем когда я уходила.

— Мариса. Бл*дь… Я этого не вынесу. Я хочу, чтобы меня арестовали, — он садится, подгибает колени и запускает руки в волосы. Кобейн фыркает и укладывается на пол. — Я сяду в тюрьму.

— Нет. Прошло две недели. Они допросили тебя, и ты справился. Ты даже не подозреваемый, — я отдаю ему кофе, но он всего лишь слабо удерживает его. Я продолжаю смотреть на крышку, ожидая, когда же прольётся кофе.

— Это во всех новостях, — он трёт лицо рукой. — Сейчас это во всех новостях.

— Так и будет. Она ведь пропала. И они никогда не найдут её. Сейчас она смешалась с кучами мочи, говна и использованных презервативов.

Он впивается в меня взглядом.

— Я сумасшедший?

— НЕТ.

— Я чувствую себя сумасшедшим.

— Я знаю.

И я, правда, знаю, но не скажу ему об этом. Я хочу рассказать ему. Что я это сделала, что я использовала его как кукольник свою е*аную маленькую марионетку, дёргая за ниточки так, чтобы просто поднять его рук и убить #КлассноПровожуВремяСЭми. Но он не поймёт, что я это сделала только потому, что так сильно его люблю.

Я знаю, что он мучает себя, думая, что он — чудовищный убийца, но в действительности, если вы доберётесь до самой сути всего этого, он всегда относился к одной из разновидности убийц. Он вырезал сердца всех тех девочек, которых трахал на своём пути, разбрасываясь обещаниями, как королева красоты разбрасывается шоколадом «Мистер Гудбар» с проклятой платформы на колесах на Рождественском параде.

— Я просто… — произносит он, беря мою руку в свою. — Я не знаю, что я буду делать без тебя. Ты... — он качает головой, и его глаза смотрят вниз, — ты слишком хороша для меня.

— Я люблю тебя, Джастин.

Он тянется и кладёт свою руку на мой животик, прищуривая глаза.

— Я тоже люблю тебя, — шепчет он. И мне кажется, что он принял всё это сейчас. Меня, себя и младенца. — Ты никогда не сможешь уйти от меня, Мариса.

— Я и не собираюсь, — кладу руку поверх его. — Мы не уйдём.

И я улыбаюсь, думая в своей голове: «Шах и мат», — но что-то… что-то не ощущается правильным. Словно я фальсифицирую этот «шах и мат», поскольку действительно ли я победила? Теперь он меня любит, он видит, насколько я особенная и как сильно его люблю. Скольким я пожертвовала… но всё же что-то не так со всеми этими мучениями. Мой телефон гудит. Динь-линь-дилинь. Я смотрю вниз на текст: «Сегодня вечером в 8 в Центральном Парке? ХХ Эд. Кстати, твои губы умопомрачительные ;)».

Внутри меня что-то напрягается. Что-то типа разъяренного роя пчёл в моём животе. Мне следует отказаться… Я смотрю на Джастина, на моего печального сломанного Джастина, и чувство вины обрушивается на меня в полную силу. Несомненно, он сбегал и погружался по самые яйца в девочек, когда мы были вместе, но мы никогда не были вместе, как сейчас.

Возможно, это опьяняющий натиск, гудящий внутри меня, это ощущение быть отчаянно желанным более чем одним человеком, и именно поэтому Джастин так поступал. Но я не такая. Я не обманщица, и Бог свидетель, что мы не нуждаемся в двух королях на этой доске, так что я выключаю звук, переворачиваю свой телефон экраном вниз и ложусь на диван.

— Полежи со мной, — прошу я Джастина. Его лицо смягчается, и он идёт ко мне, кладя свою голову на мою грудь, туда, где бьется сердце. Я надеюсь, что он слышит, как оно бьётся для него, как ускоряется биение лишь от его прикосновения. — Всё будет хорошо, — шепчу я, пропуская свои пальцы через его волосы. — Каждый совершает ошибки.

— Я просто хочу вспомнить, почему я это сделал.

— Это ничего не изменит, и, кроме того, всё происходит не просто так. Следовательно, была причина тому, что она должна была умереть... — я вздыхаю, поскольку, возможно, это прозвучало слишком самоуверенно... — Я уверена, так и было, — пятый элемент... — Честно, я думаю, ты слишком вжился в свои персонажи. Эта книга, над которой ты работаешь, — я качаю головой, — всё так запутано, малыш. Я имею в виду, разве ты не читал «Сияние» (прим. «Сияние» — культовый роман Стивена Кинга)?

— Ага…

— Ты — Джек Торренс, — смеюсь я.

Но всё, что он делает, это впиваются в меня взглядом.

— Это была гостиница, которая овладела им, а не писательство.

Я закатываю глаза.

— Я хочу сказать — то же самое произошло и с тобой.

— Я просто хочу, чтобы всё прекратилось, — он фыркает и кладёт свою руку обратно мне на живот. Мы лежим в тишине в течение нескольких минут, и я смотрю на него. Я вижу, как гудит его мозг, как его мысли гонят его к краю безумия. Я знаю. Они загоняли меня туда же, и это вообще не милое местечко.

— Я надеюсь, что это мальчик, — произносит он. — Если это будет мальчик, мы сможем назвать его Гейдж? Гейдж Грин Вайлд?

Моё сердце трепещет, а грудь раздувается от гордости.

— Мы сможем назвать его так, как ты захочешь, малыш, — отвечаю я. — Как захочешь.

Даже если твоя настоящая фамилия и не Вайлд...

Глава 45

Джастин

«Человек» — Rag’n’Bone Man

«Я не могу двигаться. Я хочу кричать, приказать человеку, удерживающему меня, остановиться, но не могу. Мои руки поднимаются, хотя я велю им не делать этого. Лезвие ножа блестит, а затем…»

Полицейская сирена ревёт за окном, и я подскакиваю с дивана на ноги. Холодный пот струится по моей коже, сердце колотится. Я спотыкаюсь, но удерживаю себя, хватаясь за кофейный столик. Кобейн садится на своей лежанке — уши подняты. Он воет и лает из-за оглушающего шума, я мчусь к окну убедиться, что они приехали не за мной. Я смотрю, как небольшие вспышки красных и синих огней сильно отражаются от зданий, пот струится вниз под воротник моей рубашки. Полицейская машина заворачивает за угол, колёса визжат. Огни исчезают вместе с вопящей сиреной, и я выпускаю дыхание, которое удерживал. Кобейн гавкает в последний раз, а затем укладывается обратно на лежанку.

Мой разум не отдыхает. Ни днем, ни ночью, ни ночью, ни грёбаным днём, всё, что я могу сделать, — пытаться соединить частички того, что произошло той ночью. Я помню, как пришла и ушла Мариса, а затем… ничего, кроме расплывчатых воспоминаний меня, ножа и тонны дерьмовой крови. Я едва сплю, поскольку мне снятся сны об этом, когда всё же получается заснуть. Я прислоняюсь лбом к стеклу, глядя на шумную улицу, желая, чтобы я был тем человеком, каким я думал, что был. Нормальным. Но, в действительности, какой писатель абсолютно нормален? Я имею в виду, у нас же есть голоса внутри наших голов, нам просто платят за то, что мы выпускаем их на бумагу.

Я отворачиваюсь от окна и брожу по квартире. Размышляя. Размышляя. Размышляя. Это ощущается, как будто моя голова постоянно раздувается, становясь всё больше и больше с каждой несвязной мыслью, что я запихиваю внутрь. Я просто жду, когда она лопнет. Бах. И мой мозг покроет всё эти грёбаные стены. Если бы у меня был пистолет, я, скорей всего, сейчас вышиб себе мозги.

Я подхватываю мой MacBook, сажусь на край дивана и открываю документ Word. «Любить — это безумие, правда, так и есть. И это сделало меня сумасшедшим. Одержимость. Обладание. Всё, чего я хотел, была она. Только она. Всё, чего я хотел, — идеальную историю. Так что ты поймёшь, меня, дорогой читатель, почему я должен был убить его. Она была моей и была нитью, соединяющей хребет нашей книги с кровью и костями. Любовь покупается и оплачивается жизнями…»

Я пишу до боли в пальцах, пока день не исчезает в ночи. Мысли о крови и смерти кружат в моём мозгу, как великолепный ветер. Я пишу, пока строки между вымыслом и реальностью становятся настолько размыты, что я не могу сказать вам, где вымысел, а где нет. И это очищает. Это прекрасно, однако что за чудовище будет думать, что дерьмо, подобное этому, прекрасно? Повесив голову, я царапаю пальцами кожу под волосами. Я не чувствую безопасности внутри своей головы. Безумие... Я думаю, что это чувство — безумие. Возможно, я должен быть благодарным, поскольку это не то качество, в котором большинство писателей находят свою наиболее прибыльную музу, а в части чрезвычайного хаоса, уходящего далеко от безумия? Льюис Кэрол? Не говорите мне, что этот ублюдок не придерживался линии клинического безумия, грёбаные мюмзики в мове и Чеширский кот (прим. персонажи стихотворения «Бармаглот» Л. Кэррола, входящего в повесть-сказку «Алиса в Зазеркалье»).

Я отставляю, компьютер в сторону и, не сильно задумываясь, иду на кухню, но замираю в ту же секунду, когда мои голые ноги прикасаются к плитке пола на кухне. Эта комната преследует меня. Я не хочу видеть изображение той простыни в форме бугра. Отпечатки рук на стене... Я закрываю глаза, пока держу свой путь к холодильнику, чтобы взять пиво, открывая их только тогда, когда ощущаю ручку из нержавеющей стали под ладонью, и дергаю за неё, открывая дверь. Тусклый свет мигает. Я захватываю последние две бутылки пива и закрываю дверь. Держу свои глаза закрытыми, пока не ощущаю древесину под ногами, а затем вытаскиваю телефон из кармана, чтобы написать Марисе, что мне нужно больше пива. Звук рингтона «Шервудский лес» ревёт со стороны моего дивана. Класс, она оставила свой телефон. Я вылавливаю его из-под подушки, и он опять издает звуковой сигнал. Экран зажигается и появляется маленький пузырёк с текстом. «Я в Центральном Парке. Приходи ко мне. ХX Эд».

— Ублюдок! — ору я, хватая её телефон. И я листаю сообщения. «Твои губы умопомрачительные». Она не лучше, чем Мередит. Она бросит меня. Я сильно провожу ладонью по волосам. Делаю глоток пива. А Эд снова пишет. «Около Боу Бридж».

Ах ты, говнюк!

Беру её телефон, хватаю жакет, прежде чем вылетаю из квартиры, прямо через кухню и сразу к подземке, которая высаживает меня на 72-ой Улице.

Я машу человеку, продающему поездки в карете, пока торопливо иду по улице и направляюсь вниз по лестнице. Спрыгиваю с тротуара. Сухая трава скрипит под моими ботинками. По извилистой тропинке, идущей через парк, близко друг к другу идут пары… поцелуи, смех. И я закипаю. Сначала Крис Тэлон, а теперь этот членоголовый по имени Эд. Я не уступлю парню по имени Эд. Эд хочет погрузиться по самые яйца в неё. Это моя работа. Я не потеряю её, потому что люблю, и она ждет моего ребёнка, и она, блдь, знает, что я убил кое-кого. Я не потеряю её из-за какого-то придурка. Нет. Я лучше! Пошёл на хр, Эд! Нет, она повязана со мной. Любовь есть любовь. И с этого момента обещания есть обещания, чёрт подери, Марису с одним «с». Ты принадлежишь мне, пока смерть не разлучит нас.

Я всё ближе приближаюсь к Боу Бридж, тьма углубляется и толпа редеет. Эд и понятия не имеет, с кем решил связаться сегодня ночью. Джастин Вайлд. Писатель. Убийца. Любовник.

Я останавливаюсь как раз перед самим поворотом на тропинку и подбираю камень. Большой, гладкий и круглый камень, готов поспорить он — как черепушка Эда. Я держу его близко к боку, мои пальцы становятся скользкими от пота, в то время как я всё приближаюсь к основанию моста. Сверчки замолкают, когда я делаю шаг на лужайку. Я уже убил одного человека, что поменяется, если я убью ещё одного? Мой билет в один конец в ад уже проштампован. Возврату и обмену не подлежит. Если честно, я просто делаю то же, что и любой другой парень на моём месте, если его б не волновали последствия. Все мы животные внутри. Скалящие зубы с пеной от бешенства. Я просто сорвался с поводка, вот и всё. Безумие… меня захватило безумие, циркулирующее во всех нас. Я — Льюис-мать твою-Кэрролл, а Мариса — моя Алиса, а этот Эд — это грёбаный Белый Кролик, который пытается соблазнить её глубокой тёмной дырой.

Я могу слышать, как вода плещется о цементный фундамент красивого моста. И там, у кромки воды, в потёмках стоит одинокая тень. Красно-оранжевый всполох сигареты становится ярким, когда он вдыхает. Медленный поток серого дыма плавает вокруг его головы. Ярость прожигает меня. Гнев. Страх. Ревность. Я ощущаю себя примитивным пещерным человеком на охоте, который готов убивать и утащить мой ценный приз обратно в пещеру. Возможно, я повешу голову Эда над моим камином, как напоминание для Марисы, что она принадлежит мне. В конце концов, я потерял всё. Мою сделку с издательством, моих фанатов, мою способность писать приличные грёбаные предложения. Чёрт, как оказалось, я даже потерял моё здравомыслие? Но, прежде всего, я люблю её, чёрт возьми, а она любит меня. Он шевелится. И сейчас голубая дымка освещается экраном телефона, который он держит в руке. Он делает ещё одну затяжку сигареты, и телефон Марисы звонит. Я даже не вытаскиваю его из моего кармана.

— Эд? — произношу я, когда становлюсь прямо за ним.

Он поворачивается. Я едва вижу тень его лица, прежде чем бью его сбоку по голове камнем. Раздаётся противный треск, и он падает на землю, как тяжелый мешок. Глухой стук. Просто для верности я поднимаю камень и бью его по черепу снова, и на этот раз… треск и звук брызг… немного крови попадает на мою рубашку. Класс. Вздыхая, я бросаю со всплеском камень в озеро, затем выуживаю его бумажник из кармана штанов, поскольку грабежи с применением насилия постоянно происходят в Центральном Парке. А затем ухожу, напевая «Счастливы вместе» по пути, чтобы прикупить немного пива, потому что именно так у нас и будет. Счастливы вместе, е*аная Мариса.

Ты можешь и поиграть с игроком, моя дорогая, но осмелишься ли ты убить убийцу.

Я добираюсь домой, бросаю бумажник этого у*бка на столешницу, ставлю упаковку пива, беру одну бутылку и поднимаю её вверх. Два человека. Теперь я убил двоих, и задаюсь вопросом, когда же это прекратится? Я приканчиваю своё пиво, а затем ещё одно и ещё, бутылки выстраиваются в совершенную линию около дивана. Моё зрение размыто алкоголем. Я вытаскиваю свой телефон из кармана и пишу Марисе. «Шервудский лес» ревёт в моём заднем кармане, и я закатываю глаза. Всё верно. Эд... Я ложусь назад, забрасывая подушку под голову, и закрываю глаза, чтобы получить большее количество снов: о крови, ножах и криках, и... и о сладком убаюкивающем голосе Марисы, что шепчет в моём ухе: «Всё, что я хочу, — идеальную историю».

Мои глаза тут же распахиваются.

— Мариса… — мурашки покрывают мою кожу. Волосы встают дыбом, озноб ползёт по всему телу. Я заставляю себя делать вдох и выдох, а глаза зажмуриться, и всё встает на свои места и приобретает смысл. Изображение в моём мозгу проигрывается как какой-то нездоровый ролик немого кино. Только я — не Чарли Чаплин, а Эми — не Клара Боу. Это всё не вымысел, где плохие парни удирают. Или всё же это он?

В панике я сажусь, сбивая бутылки с пивом, когда мчусь к двери и запираю её. Я опираюсь о стену, мой мозг потрясён. Я вытаскиваю телефон из кармана и набираю 9-1... но стоп. Что я, чёрт возьми, делаю?

«Да, офицер, моя девушка, ох, подождите, моя беременная девушка как-то убила в моей квартире эту девочку, которую я подцепил, чтобы переспать, пока я был… ладно, я не помню, что делал, но я уверен, что это именно она убила эту девочку…

— Как она сюда попала?

Ладно, я не знаю.

— Вы отправили ей смс.

Хорошо, но...

— И где же тело?

Ух, ну, в общем, мы своего рода расчленили его, смыв в унитаз кусок за куском.

— То есть Вы помогали ей?

Хорошо, я имею в виду...

— Почему Вы не позвонили раньше?

Ух…

И почему бумажник Эда у Вас на столешнице?»

Е*ать! Я отталкиваюсь от двери и хватаю ещё одно пиво. Я брожу и пью. Пью и брожу, и верный Кобейн следует позади меня, тяжело дыша и виляя хвостом, поскольку он понятия не имеет, как нас поимели.

Мариса… о… Мариса… В смысле, вот дерьмо, она убила девочку и подставила меня. Она — пиданутая, но я должен отдать ей должное: она — еаный гений. Я не смог бы придумать лучшую историю. Не смог бы. Эти повороты, которыми мог бы гордиться сам Кинг. Одержимость. Она одержима мной, сходит по мне с ума так сильно, что убила кое-кого. И на этой мысли мне понадобилась секунда, чтобы поправить мой вставший член. Я хочу сказать, разве вы не видите красоту в этом дерьме? Она убедила меня, что я убил Эми, и всё потому что... она ревнивая, грёбаная сумасшедшая, сходящая по мне сума. Она. Мой член с каждой секундой становится всё твёрже. Настолько больная, и оказалось — это так горячо. Мариса не любит меня, здесь кое-что большее. Она никогда не бросит меня. Она не сможет бросить меня.

Мои глаза останавливаются на бумажнике Эда на столешнице, на крошечных пятнышках крови на моей рубашке… дерьмо, я тоже не смогу бросить её. Что же происходит, когда два человека, одержимые идеей любви, находят друг друга и танцуют запретный танец? Они становятся помешаны на мыслях друг о друге.

Теперь я смеюсь, как маньяк, опираясь руками о столешницу на кухне и делая глубокий вдох.

— Дерьмо, — произношу я, вставая и сильно хлопая по бумажнику Эда. А затем гогочу. Конечно, Ромео и Джульетта — это великая история любви, но грёбаные Харли Куинн и Джокер — это тот вид историй любви, который грандиозен на всех уровнях. И хотите знать, почему? Поскольку любовь мимолетна, это — эмоция. Нечто, над чем вы пророните слезу-другую. Одержимость — это то, из-за чего вы прольёте кровь. Одержимость превосходит любовь в любой-ёбанный-день.

Глава 46

Мариса

«Команда мечты» — Niykee Heaton

Кассирша пробивает последний продукт — пиво Джастина. Она не говорит мне итог, так как слишком занята, печатая что-то в своём телефоне. Мне хочется заорать на неё, но я этого не делаю. Я смотрю на сумму на кассовом аппарате, вставляю свою карту в чипридер, и когда раздаётся звуковой сигнал, вытаскиваю её, самостоятельно выхватывая чек из принтера.

Колокольчик магазина звенит, когда я выхожу в прохладу вечера. Я не могу прекратить думать о том, что он хочет назвать ребёнка Гейдж. И о том, как идеально мы подходим друг другу. Я счастлива, что его ложь не была ложью. Он любит Кинга и Паттерсона… Какой-то старик всего в миллиметре объехал меня на велосипеде с крошечным плюшевым медвежонком в корзинке. Он поёт: «Эй, эй, мы — обезьяны», — и я рада, что не безумна, как он. Я безумно влюбленная, но не сумасшедшая.

Я поправляю пакеты с продуктами в руке и направляюсь к квартире, пение сумасшедшего человека всё ещё навязчиво плавает в ночном воздухе. Я не могу ничего поделать и разыгрываю свою жизнь с Джастином. Когда пройдёт немного времени, когда он отпустит ситуацию с Эми, мы напишем вместе книгу. И это будет бестселлер с удивительной концовкой. Мы будем стареть, растя маленького Гейджа и проводя лето в Хэмптонсе. Мы будем давать интервью Эллен, и она будет смеяться и хлопать в ладоши от нашей маленькой истории любви. Каждый будет. И все эти девочки, которые знают, на что это похоже — чувствовать его внутри себя, ну, в общем, они будут плакать, поскольку они не узнают, на что это похоже — носить его ребёнка. Они не узнают, на что похоже проводить каникулы с ним в Хэмптонсе, или каково это — писать с ним книгу, или как прожить с ним всю жизнь. НЕТ, потому что для этого предназначена я. Я — его грандиозный финал. Я сыграла в игру правильно. Я обыграла игрока. И отныне слухи утихнут. Прекратятся здесь...

Я вбиваю код доступа. Замок щёлкает, я захожу в лобби и иду прямо к лифту. Вот как всё будет происходить с этого момента. Я приношу продукты, готовлю обед. Дверь скользит, открываясь, и я делаю несколько шагов к двери его квартиры, отпираю её и захожу внутрь. Чувствую чеснок, базилик и немного лимона. Свет выключен, играет музыка, рассеянное мерцание свечей танцует на стенах.

— Привет, малыш, — пою я, пока ставлю продукты на столешницу.

— Привет, милая. Я приготовил обед.

— Вау, малыш, — разбираю замороженные продукты и кладу их в морозильник, захватываю пиво, делаю глоток из горлышка по пути в столовую. — Ты хочешь кое-кого соблазнить… — и я теряю дар речи, когда оказываюсь в дверном проёме. Джастин сидит во главе стола с гнусной улыбочкой на лице, одной рукой прикрывая что-то лежащее на столе.

— Забыла свой телефон? — спрашивает он, уставившись на мой телефон, лежащий на краю стола.

— Мм, да... я… мм… видимо, да.

— Ага, — говорит он. — Пытался тебе написать, что у меня кончается пиво, — я поднимаю открытое пиво и вручаю ему. — Боже, ты идеальна, — он делает быстрый глоток. — Ах, — вздыхает он, — Эд писал тебе.

Моё сердце останавливается, тяжело ударяется, замирает и снова бьётся.

— Да...

— Ага, — он делает ещё один глоток пива, а затем ухмыляется. — Ты знаешь, — произносит он, — возможно, я должен быть тем единственным, кто будет умолять не заставлять меня ненавидеть тебя, да?

— Джастин... — непонятное чувство ползёт по моим венам, как ледяная вода.

— Всё хорошо. Все мы делаем ошибки, верно, Мариса? — он смеется, и этот смех, кажется, скоро взорвёт эту маленькую комнату. — Я впечатлён. Великий Эд… Ты высоко метишь, ничего не скажешь…

— Это не…

— Не имеет значения, чем это не было, Мариса. Важно только то, чем это не будет, — он поднимает руку с того, чтобы он ей не прикрывал, и бросает это мне. Я ловлю изношенный кожаный бумажник и переворачиваю его. А там бедный Эд, улыбающийся со своей идентификационной карты. Джастин поднимает бутылку пива к губам, и я замечаю маленькие брызги крови на его рубашке. — Ты не можешь бросить меня, — произносит он, и его глаза сужаются, опасно мерцая. — Я не позволю тебе. В конце концов, я сумасшедший.

Моё сердце хочет взорваться. Оно быстро бьётся, и я улыбаюсь.

— Что ты сделал, Джастин? — спрашиваю я, немного перебарщивая с энтузиазмом.

— Я, бл*дь, убил его.

Моё сердце замирает и переходит от возбужденного легкого постукивающего танца к всё ускоряющемуся ритму.

— Ты убил, Эда?

Он поднимает своё пиво в воздух, как будто произносит тост, затем делает большой глоток.

— Ты, блдь, моя Мариса. На-блдь-всегда.

— Ты безумен, — шепчу я, медленно продвигаясь к нему.

— Такой же, как и ты. Мы оба — сумасшедшие, — он отодвигает назад стул, и тот врезается в стену, прежде чем падает на пол. — Скажи мне, Мариса. Скажи мне… это ведь ты убила её.

Движение его руки стремительное. Так гадюка бросается на свою жертву. Он хватает меня за волосы и так сильно тянет за них, что я могу почувствовать, как каждый волосок вырывается от корня.

— Я… — тяжело сглатываю. — Я люблю тебя.

— Ты убила её, — он прижимает меня к стене. — Зарезала её на хрен.

Мои лёгкие сжимаются, страх обволакивает меня, поскольку эти его голубые глаза мерцают безумием. Он достиг края и пал.

— Скажи мне, Мариса, — шипит он моё имя, когда бьёт меня головой о стену. Его лицо приближается всё ближе, пока не остаются считанные сантиметры от его губ до моих. — Признай это, — его тёплые губы прижимаются к моим. Я смотрю на него и улавливаю небольшой намек на садистскую улыбку, касающуюся уголка его глаз.

— Мы оба сделали это, — пытаюсь я.

— Нет.

— Я сделала это ради тебя.

И его губы врезаются в мои, пальцы запутываются в моих волосах.

— Боже, это так, бл*дь, горячо, — его язык ласкает мой, руки захватывают моё платье, и он рвёт лямки, гладя ладонью мою грудь. — Скажи мне снова, что ты сделала это.

— Я убила её.

Его язык скользит по моему горлу, в то время как он стаскивает джинсы вниз по бедрам, зажимая в кулак член и в следующую секунду отпуская.

— Почему? — выдыхает он напротив моей плоти.

— Потому что люблю тебя.

— Е*ать, — стонет он, затем вонзает зубы в мою кожу, его руки грубо скользят под моей юбкой. — Ты — больная сука, — он дергает мою голову назад и захватывает нижнюю губу зубами, кусая. — Моя больная сука.

У меня перехватывает дыхание, когда он снова бьёт меня головой о стену. Он грубо целует мою челюсть, прикусывая её. Его другая рука-змея ползёт по моей груди вверх и хватает меня за подбородок, сжимая его. Он заставляет меня посмотреть на него. Он переводит взгляд от моего рта к глазам, прикусывая свою нижнюю губу с глубоким стоном.

— Я говорю серьёзно, Мариса, — он задирает моё платье и трёт меня пальцем, прежде чем толкается им внутрь. — Навсегда. Ты никогда не бросишь меня, — он смеётся. — Ты — мой маленький монстр, — его зубы скользят по мочке моего уха. — Детка.

Эпилог

Мариса

«Счастливы вместе» — Spin

Воздух наполняют шум и суета: писатели сражаются со своими баннерами, вскрывают свои коробки и бросают книги на столы. Гейдж шевелится на моих коленях, хлопая по моей руке, прежде чем дотягивается своей пухлой маленькой ручкой до стола и хватает серебряный маркер, незамедлительно таща его в рот.

— Гейдж, тебе это нельзя, — сладко произношу я, одновременно тянусь к сумке с подгузниками и вытаскиваю оттуда его панду. Он визжит, когда видит её, и вырывает из моей руки.

— Дерьмо, — бормочет Джастин. Наш баннер практически падает на него сверху, прежде чем он устанавливает стенд на место. — Дешёвый кусок дерьма, — Джастин смотрит на меня, затем на Гейджа, улыбается и делает глупую морду.

— Папапапапапа, — лепечет Гейдж и протягивает медведя Джастину. Джастин усмехается и забирает его у меня, удерживая в воздухе и целуя в живот.

— Ты любишь, когда папа целует твой животик, не так ли? — смеётся Джастин. — Конечно же.

Улыбаясь, я наклоняюсь, чтобы подхватить ещё одну стопку книг. Скольжу взглядом по названию, пока раскладываю их на столе: «Слухи» — бестселлер №1 по версии «Нью-Йорк Таймс», авторы Джастин и Мариса Вайлд.

— Пять минут до открытия, — выдаёт организатор.

Прошло почти два года с тех пор, как Тори утонула в той ванне, почти два года с тех пор, как #КлассноПровожуВремяСЭми исчезла, вероятней всего, она была похищена сексуальной индустрией и продана в Мексике… по крайней мере, так говорится в бумагах. А бедный Эд… два года прошло с тех пор, как его красивая музыка была небрежно вырвана из мира бродягой, просто ищущим быстрой наживы.

Два года исполняющихся грёз и наполненных любовью. Джастин и я счастливы и влюблены. У супружеских пар есть свои темы, но мы буквально приговорены к нашей любви. Связанной и купленной ужасными вещами. Ужасными Преужасными Очень Плохими Вещами. У нас есть тайны, о которых никто никогда не узнает. Связь такая глубокая, что никто не может надеяться разорвать её. Мы крайне и бесконечно безумны друг для друга. Я убила за него, а он убил за меня, и если это не определение истории любви, то я не знаю, что же тогда ещё.

Двери в бальный зал с грохотом открываются, и толпа людей вваливается через них. Перед нашим столом быстро формируется очередь, и хотя женщины всё ещё могут стоить ему глазки, они не прикасаются к нему. Они не целуют его. Поскольку он больше не игрок. Он больше не в игре. Все охи и ахи направлены на Гейджа. Все женщины хотят подержать его. Они все говорят нам, какой красивый у нас ребёнок, и я знаю, о чём они думают: этот Джастин трахает её, именно так Гейдж и попал сюда… они думают о том, насколько же завистливы они, потому что у меня он есть, а у них нет. Они видят, насколько красиво получается, когда у нас есть секс…

— Вы двое — такая прекрасная пара, — говорит женщина, стоящая у края стола, в то время как вручает мне копию нашей книги, чтобы я расписалась.

— Спасибо, — я подписываю книгу и передаю её Джастину. — Это так мило с вашей стороны.

— Пожалуйста, дорогая. И, могу я просто сказать, это так освежает — видеть двоих, настолько влюблённых друг в друга, — она улыбается и забирает теперь уже подписанную Джастином книгу, прижимая её к груди. — Это моя любимая книга. Она такая испорченная и сумасшедшая, но те двое принадлежат друг другу, правда. Это была идеальная концовка.

— Благодарю, — говорит Джастин.

И это была идеальная концовка, я удостоверилась в этом, не так ли, Джастин?

— Я понятия не имею, как вы двое это придумали, — произносит она, — однако вы сделали это. И просто продолжайте в том же духе.

Когда она уходит, Джастин смотрит на меня и ухмыляется.

— У нас дикое (прим. тут игра слов. Фамилия героев Wild — дословно «дикий») воображение, да, детка? — он убирает прядку моих волос за ухо, прежде чем целует меня.

— Оххх, — несколько людей в очереди падают в обморок. Чёрт, я сама в обмороке.

— Два человека одержимые идеей любви, — произносит он, его яркие голубые глаза смотрят в мои, — это как грёбаный огонь, не так ли?

— Что вроде того, — я улыбаюсь Джастину.

Он смеется, и, о Боже, я люблю этот хриплый смех. Гейдж тянется ко мне.

— Хочешь забрать его?

— Конечно, — я улыбаюсь, пока забираю Гейджа к себе на колени, целуя его в макушку. Сладкий аромат детского шампуня обволакивает меня с каждым нежным поцелуем.

Визитка приземляется на стол передо мной, и я поднимаю взгляд. Там парень в ярко-красной бро-майке, стоит и улыбается.

— Как жизнь? Я — новая модель. Томми Томас. Просто пытаюсь представиться всем симпатичным леди, — он подмигивает, смеясь. — Мне очень понравится быть на твоей обложке, солнышко.

Он уходит, и Джастин прочищает горло.

— Хочешь быть на обложке или частью истории? Мудак… — Джастин смотрит на меня, его глаза дико мерцают. — Я тут думаю об истории модели, которая встретит свою безвременную кончину от рук больного автора. Это будет бестселлер, не так ли?

Я перемещаю Гейджа на своих коленях и смеюсь, прежде чем наклоняюсь, чтобы поцеловать Джастина.

— Ты же знаешь, что я нахожу горячим, когда ты угрожаешь кровопролитием, защищая мою честь, малыш.

Они говорят, что любовь — это форма безумия, и я должна согласиться. Мы не просто два человека, одержимые идеей любви. Нет, мы одержимые идеей о романтизированной версии безумия, желая выйти за пределы, чтобы обрести своё «долго и счастливо», независимо от того, насколько испорчено это может быть.

Я люблю тебя Джастин. Мы — статическое электричество. И тебе просто повезло, что я не убила тебя.

Альтернативная концовка

У меня было примерно шесть различных концовок этой книги. И у меня действительно есть ужасная привычка сначала писать концовки. Как бы сильно я не любила вот эту…

Я должна была подарить им HEA (долго и счастливо).

Xx Стиви

Старая автомагистраль пуста. Ранние утренние лучи солнца ярко блестят на бесконечных полях. Через час мы будем в маленькой хижине глубоко в лесу. Небольшая хижина Джастина, купленная для нас, и которую мы разделим, поскольку, видите ли, он наконец-то осознал, что мы принадлежим друг другу. Только мы. Вместе.

Это странная маленькая хижина с высокими просмоленными потолками и большим окном от пола до потолка, которое выходит на хребет горы Аппалачи. Тут есть маленькое крыльцо, где мы будем каждое утро сидеть и пить наш кофе, болтая о сюжетах наших самых новых трудов. И, в конечном счете, держу пари, мы напишем одну книгу вместе. Возможно, это будет наша история. История любви. Идеальная красивая история любви.

Я опускаю крышу на винтажном «Мерседесе» Джастина 1967 года, солнце сверкает на красной коже и хроме рулевого колеса.

— Я не могу дождаться, чтобы прожить оставшуюся часть нашей жизни вместе, малыш. Я действительно не могу, — говорю я, потягиваясь и переплетая свои пальцы с его.

Крыша щёлкает, и ветер развевает мои волосы. Я сдвигаю вниз на глаза солнечные очки от Chanel, жалея, что не додумалась купить один из тех шарфов с цветочным принтом, чтобы перевязать волосы. Этот момент мог бы выглядеть как в классической истории любви, которую я думала, что сделала.

— Ты счастлив? Это жизнь, которую ты всегда хотел? — спрашиваю я, но он ничего не отвечает.

Я смотрю на него и улыбаюсь. Он выглядит таким идеальным. Пробивающаяся щетина разрезает идеальные линии его лица. Его густые волосы, которые я так люблю пропускать через пальцы, раздувает ветер. И он всё ещё так совершенен.

— Тебе не следует говорить что-либо, дорогой. Я знаю, что тебе нравится. Ты сказал, что я — всё, что ты когда-либо хотел. Ты сказал, что было что-то особенное во мне, и я была другой. Я не верила тебе тогда, однако как же я верю тебе теперь. В конце концов, ты же не лжец.

Я сжимаю его руку — пальцы холодные и твёрдые.

— О, у тебя что-то на лице, — шепчу я, прежде чем облизываю палец и стираю крошечную каплю крови с его щеки. — Вот так. Идеально. Как всегда.

А он всё ещё не произнёс и слова. Его губы — это прекраснейший оттенок синего, его загорелая кожа теперь бледна. И вот теперь, Джастин, теперь игра окончена. Шах и мат, любимый. Король мёртв. Но какая у нас будет замечательная жизнь. Только мы вдвоём. Одни в нашей маленькой хижине в лесу.

японская детская писательница

музыкальная группа

музыкальный исполнитель

музыкальная группа

музыкальный исполнитель

музыкальная группа

Музыкальный исполнитель

музыкальный исполнитель

музыкальные исполнители

музыкальный исполнитель

музыкальные исполнители

музыкальный исполнитель