Белфаст в марте

Глава 2

Белфаст, 16 сентября

Дети из таких семей, как Остеры, оканчивают Оксфорд, Стенфард или Кембридж, уезжают из страны, чтобы учиться в «Лиге плюща» или путешествуют после получения диплома и перед высшей школой, как это делала Пандора, в поисках себя. Но разумеется никто из Остеров не поступал в университет Квинса, в двадцати минутах езды от дома. Если что-то и нужно было знать об этом месте Валерии, которая почти отреклась от внучки, так это то, что большая часть студентов Квинса, выпускники государственных школ. Это тот факт, который сказал об уровне образования в учебном заведении больше, чем степени преподавателей и учебные программы.

 Фелиса Остер поступила в университет Квинса.

 Перспективная, талантливая балерина, отличница по химии и геометрии, победительница олимпиад по истории имеющая три публикации в историческом журнале на тему искусства древней Греции, поступила не в Оксфорд, не в Кембридж, не в Стенфард, а в Квинс Северной Ирландии.

 Студенческий рай, демократия, свобода творчества и самовыражения, анти-сектантство по мнению Фел, и «притон для наркоманов и проституток» по мнению Валерии.

 Они слушали “Sex Pistols”, ходили на фестивали и в спорт-бары, и участвовали в митингах. Фел предвкушала эту жизнь, боролась с собой. «Благородная дама» в Фелисе, наконец нашла гармонию с «темпераментной итальянской кровью матери».

 Фел изучала историю искусств, продолжала брать уроки балета и присоединившись к движению за образованных детей из бедных районов, готовилась начать преподавать основы этикета. Она шла по коридорам с высоко поднятой головой, и думала, что отец бы ею гордился. А ещё она успела забыть о брате, который так и не приехал в эти полгода, только этим утром Фел получила сообщение от Билли, что Ксавье приезжает в пятницу. Фел об этом не думала, она всего две недели как была студенткой и привыкала к новому миру, она не хотела думать, что скоро её выдадут замуж и сломают жизнь.

 Привычной дорогой, Фел шла по кампусу, по вечно зеленому городку. В новом клюквенном пальто, в ботинках на платформе и с новой стрижкой. Она выкрасила в бордовый несколько прядей, почти как у Пандоры, она купила вишневую помаду и космические бордовые тени. Фелиса выглядела экзотическим бриллиантом, недосягаемой звездочкой из «богатого района», которая слушала U2 и Panic! At the disco, но дважды в неделю смотрела балет на большой сцене и ходила вместе со всеми в бар слушать панк-рок и трибьюты Sex Pistols.

 Фел всегда срезала по-прямой, мимо спортивной площадки, где обычно развлекались после тренировки игроки в футбол. Она иногда притормаживала, чтобы посмотреть как парни кидают мячи, выделывают разные штуки. Обычно, когда «итальяночка» останавливалась перед трибуной, парни ещё больше начинали выделываться, не столько ради понтов, сколько привлекая внимание ради смеха.

 —Поиграй с нами, итальяночка! — выкрикивал кто-то, Фел не знала, как раскрылись её итальянские корни, но за какие-то две недели прозвище прикрепилось.

 —Простите, испорчу газон каблуками, — отвечала она.

 Сегодня парней развлекал, главным образом, Марк Уотсон, молодой футболист, который учился на год старше Фел. Он был перспективным спортсменом, но его родители боялись, что без образования он может потерять шанс на успешную жизнь, приходилось прозябать в Квинсе.

 —Итальяночка, присоединяйся! — услышала Фел, уже привычную фразу. Это вратарь сборной, отвлёкся от «звезды футбола».

 —Каблуки, как всегда! — ответила она. Марк Уотсон остановился, перестал накидывать мяч.

 —Не помешают, — улыбнулся Марк, глядя Фел прямо в глаза. Она замерла и невольно улыбнулась.

 —Ты так считаешь? А если я совсем безнадёжна?

 —Уверен, так и есть! — парни завыли, но отступили в сторону. Марк Уотсон приглашал итальяночку поиграть.

 ***

 Приезд Ксавье ожидали все, кроме разве что Пандоры, которая так долго ждала этого дня, что перегорела. Она слонялась без дела и всё время писала кому-то сообщения. Билли была на нервах, с тех пор, как Фел по пол дня пропадала в университете, становилось всё труднее бороться с Валерией, которая упорно следовала по пятам со своими советами и даже бабушка была бессильна.

 Агне не отлипала от Билли с того момента, как её привезли из школы. Она была немного напугана тем, что вот-вот приедет брат и когда водитель Остеров Бойд, выехал за ним в аэропорт, начала тараторить как сумасшедшая.

 —Агне, тише! Да что с тобой, в конце концов?

 —Не знаю. Я его не помню…

 —Успокойся. Может порисуешь? У тебя задание по цветной графике стоит невыполненное, м? — Билли даже проверила у Агне температуру, девочка раскраснелась и выглядела простывшей.

 —Не успею, Ксавье вот вот привезут.

 —Чего ты боишься, милая? — спросила Билли.

 —Что он, — начала Агне, но успела только дух перевести. На улице послышался шум, залаял дворовый пёс Альфредо, открылись ворота, и на подъездную дорожку выкатился семейный «Мерседес».

 Ксавье Остер приехал домой впервые за много лет. Пять лет назад он вышел из этого дома, проклиная своего отца, который допустил главную ошибку в жизни. Теперь Ксавье в этом убедился, эта малолетняя шлюха осталась в качестве хозяйки дома. Ксавье был уверен, что она всё тут изменила и испортила, что это уже не его дом.

 Внешне ничего не изменилось. Дом, сад, изгороди, которые так берегла мама. Ксавье казалось, что сейчас весь дом бросится навстречу, обнимать после долгой разлуки. Что эти стены его обнимут, как тёплые руки, такие знакомые с самого детства. Ему уже двадцать семь. Малышка Пандора, греческая принцесса, сама стала мамой. Он даже не видел её сына, не знает какой он. Итальянская дама Фелиса уже в высшей школе. Он не знает на кого сестра учится, но наверное, это что-то очень важное. Крошечная немка Агнета, копия старой бабушки Эльсы, уже почти подросток. Тринадцать это же подросток, да? Он и любил их, и не знал. Ни на секунду не сомневался, что его семья самая лучшая, а сам не имел понятия любит ли ещё Фелиса балет, а Агне фарфоровых кукол. И какое место в их жизни занимает эта Билли.

 Он вышел из машины, а дом бросился навстречу воспоминаниями. Они наперебой что-то кричали, приветствуя Ксавье. Он хотел домой, снова. Там будет Пандора хохотать над шутками гувернанта Луи. Там Агне только учится ходить, а Ксавье пятнадцать и он влюблён в свою первую девчонку. Фел выучила стих, а Ксавье заменил там слова на неприличные. Ещё мама жива, последний год. Она поёт Агне колыбельную на немецком, как когда-то пела ей её мама немка.

 В доме, на первый взгляд, всё было так же. Портрет матери на стене, на кухне что-то готовят, а навстречу ему первым делом выбежал ребёнок. Фел была такой когда-то, темноволосой и немного смуглой.

 —Эй, ты кто?

 —Боно Остер, сэр, — ответил мальчик. На нём была тёмно-синяя рубашка и джинсы, как у взрослого парня. Это сын Пандоры. Ксавье растерялся, с детьми он никогда не имел дела, предпочитая обходить их стороной. Этот мальчик был ему посторонним родственником, которого положено любить и баловать, кажется так. — Где мама?

 —Не знаю. Она часто где-то пропадает, — ответил мальчик.

 —А остальные?

 —Тётя в гостиной, с Агне. Фел учится, она приезжает в пять и мы идём пить чай. Бабушка Валерия распоряжается обедом. Мистер Почето у себя, переодевается. Анна в больнице, она скоро приедет. Эстель на кухне с бабушкой Валерией. Бабушка Оливия в своей комнате, отвечает на письма.

 —Кто такая бабушка Оливия? — Ксавье понимал, что это как-то связано с Билли, даже был уверен, что знает кто эта «бабушка Оливия».

 —Это бабушка тёти.

 —А тётя?

 —Это тётя Билли, жена дедушки. Идём, ты совсем никого не знаешь, я тебя познакомлю.

 Она сидела в гостиной. Весь дом будто отвернулся от него и повернулся к ней. К Билли, которая заняла место мамы, которая гладит Агне по голове и что-то говорит, к которой подошла Эстель и дала попробовать какую-то булочку. У неё укладка, макияж, она красиво одета. Она девчонка, играющая роль мамы. Ксавье не видел её раньше, короткая встреча не в счёт. Сейчас она тут и он ненавидел её. Ещё не слышал её голоса, не видел вблизи её лица, только тонкий профиль, будто очерченный карандашом на бумаге.

 —Рано или поздно это должно было случиться, да? — спросил он, пепеля её взглядом. — Привет, Агнета. Ты очень выросла.

 —Привет, ты тоже, — Агне была напугана, посмотрела на Билли в поисках поддержки. Билли сжала её руку, что-то шепнула так, что Ксавье не услышал. — Я очень рада тебя видеть, Ксавье… Поговорим за ужином, хорошо? Мне нужно делать уроки по цветной графике…

 Они остались одни и Ксавье внимательно изучал лицо Билли. Не из интереса, чтобы смутить. Максимально смутить и показать своё превосходство. Он ждал, что Билли возмутится, растеряется, но она тут же встала и пересекла гостиную, чтобы налить два бокала виски.

 —Ты пьёшь? Отличный виски, островной. Я заказываю его из Шотландии, — спокойно предложила она, будто они на равных.

 —Ты предлагаешь мне виски в моём же доме? — усмехнулся Ксавье, он был в ярости, наблюдая за её руками. Она открыла бутылку, налила в два бокала виски, бросила пару кубиков льда из мини-холодильника, стилизованного под стеклянную вазу. Взяла в зубы веточку мяты и пошла в сторону Ксавье с бокалами. Она выглядела так, будто издевается, медленно по кошачьи приближаясь к нему, жуя веточку, такая уверенная в себе, будто в её кармане джокер.

 —Хочешь поговорить? Так, гораздо приятнее, да?

 —Я не поговорить хочу, а чтобы ты, шлюха, валила отсюда на все четыре стороны! — Билли была наглой, она смотрела прямо и уверенно. Хотелось стереть с её лица это выражение, вмазать так, чтобы грёбаная веточка вылетела вместе с парой зубов. — Тебе не кажется, что ты не имеешь права вести себя так нагло?

 —Не кажется. Ты видимо чего-то не понимаешь, да? — даже не повела бровью на «шлюха». Привычка или гордость?

 —Чего?

 —Мне плевать на то, как ты будешь меня запугивать, милый. Виски и правда отличный, — она отсалютовала Ксавье своим бокалом, развернулась и ушла.

 Как только Билли закрылась в своей комнате, почувствовала дрожь, почувствовала желание бежать отсюда, почувствовала себя готовой перевернуть мир. Она одним махом прикончила виски, ощутив как алкоголь бежит по пищеводу, согревая тело.

 Билли уже пол года справлялась с собой, но окно всё равно было вечно открыто. А в ящике стола копились письма, которые она периодически уносила на кладбище. И фото Хавьера, всё ещё ими увешана стена. Билли села за свой столик, достала очередной чистый лист бумаги и ручку, и замерла на секунду, глядя на фото, где она и Хавьер улыбались, обнимая Альфредо.

 Здравствуй. Сегодня приехал твой сын, Ксавье. И почему ты назвал его в свою честь?

 Он совсем на тебя не похож… Не хочу говорить плохо про него, но я боюсь. Я делаю то, что обещала тебе, я пытаюсь быть крутой, пытаюсь быть сильнее чем он думает. Это меня бабушка научила, она спасает мою жизнь. Пока мы ждали Ксавье она от нас не уезжала, Агне и Боно её просто обожают, а Валерия злится. Не знаю, как избавиться от Валерии, не зря даже ты её боялся.

 Я очень волнуюсь за Пандору. Это очень похоже на зависимость. Я знаю, что она просто очень переживает, но это затянулось. Фел и Агне почти вернулись к нормальной жизни, по крайней мере я стараюсь за этим следить, но Пандора не в себе и я хочу поговорить с ней.

 Дай мне на это сил. Пришли знак или типа того, пусть она поймёт меня и выслушает, я очень этого хочу. Верь в меня, иначе я с трудом справлюсь, сам знаешь.

 Я очень люблю тебя, Хавьер.

 Я очень по тебе скучаю.

 Я не знаю, что будет дальше. Прошло пол года и ничего не изменилось.

 Любой знак, пожалуйста. Дай мне знать, что ты всё ещё со мной, Хавьер.

 Билли убрала письмо в конверт, конверт в ящик стола и упала на кровать. Их спальня всё ещё была намертво заколочена, а эта комната стала её комнатой. Сюда приходила Агне каждый вечер, чтобы пожелать спокойной ночи, сюда завёл привычку приходить Боно, всё ещё потерянный ребёнок. Всё лето Билли и Фел загорали на балконе, выход на который был из этой спальни, тут же бабушка курила, когда приходила поговорить. Эта спальня стала спальней Билли, а когда-то она смотрела на неё скептически.

 Два года назад

 Билли смотрела фильм в гостиной, день не клеился. Она была одета в самые домашние джинсы, которые смогла найти и в самый растянутый свитер из «старого фонда».

 «Привет, что делаешь?» — СМС от Хавьера. Билли улыбнулась, Хавьер и СМС несовместимые вещи.

 «Привет, смотрю фильм, а что?»

 «Ничего. Хотел тебя пригласить!»

 «Пригласить? Куда?»

 «На второй этаж. Комната № 3. Жду!»

 Комната номер три? Но все комнаты одинаковы и номеров на них нет. Билли остановила фильм и пошла на второй этаж. Дома никого, дети с Пандорой в кино, Боно с сеньором Почето на вечерней прогулке. В тихом доме не было ни звука, но на втором этаже явно что-то происходило. Какая-то старая мелодия, что-то классическое и до боли знакомое. Ряд дверей, и какая из комнат третья?

 Билли засмеялась, на одной из дверей гостевых спален розовый стикер с цифрой три.

 —Хавьер, что за шутки? — Билли вошла в спальню. Невзрачная, однотипная, в доме таких много, пустуют годами, но тут явно сделали не так давно уборку. Зачем?

 —Никаких шуток, у нас свидание! — он был на балконе. В чёрной рубашке, такой красивый и молодой. Кто скажет, что ему за пятьдесят? Кто не полюбит его? Волосы седые, да, но что это в сущности значит? У него щетина, колючий. Глаза светятся, она на час может замереть перед ним и смотреть ему в глаза, какие же они бесконечные.

 —Хавьер… — Билли подошла к нему и спряталась у него на груди.

 —Нет, нет. Мы будет танцевать!

 Он взял её руку, балкон просторный, они будут танцевать под старую музыку. Какая красивая музыка, какая невероятная ночь, как сильно она сейчас любит. Они танцевали и были одним целым. Она и Хавьер, они идеальная пара. Она так хочет, чтобы он был вечен,

 как и этот незамысловатый танец. Они не мастера танцевать, но уж покружиться в вальсе могут.

 —Я очень счастлив, Билли. Ты сделала мою жизнь лучше.

 —Я надеялась, что смогу.

 —Ты счастлива сейчас? — у него голос, как у Фел. Успокаивающий, только его голос пробирает до мурашек. Внутри сладко ёкает и хочется обнять его так крепко, чтобы сердца бились как одно.

 —Я счастлива всегда, Хавьер.

 ***

 Эстель всегда оставляла в холодильнике печенье и молоко для Агнеты, которая была уже достаточно взрослой, чтобы не подогревать молоко в микроволновке, но недостаточно взрослой, чтобы обходиться без этого совсем. В первый раз Билли пришла к Агне с молоком и печеньем, когда ей было почти девять. Они тогда совсем не общались, но Билли уже знала, что Агне очень любит книги, а читает очень медленно. Это был последний день, чтобы прочитать «Хоббита», конец учебного года, последняя контрольная, а Агне не прочитала ещё и половины. Она мучилась, пыхтя над сложными именами хоббитов, психовала, но никак не могла бросить книгу и прочитать краткое содержание. Билли в тот вечер взяла тарелку шоколадного печенья, два стакана тёплого молока и пришла в спальню Агне.

 —Хочешь, я сама тебе почитаю? Вслух, — спросила она.

 —Я уже не маленькая, чтобы мне читали вслух, — Агне нахмурилась, она была совершенно серьёзна.

 —Ну какая разница? Зато это будет очень быстро. Тебе осталось всего несколько глав, да?

 —Тут много… несколько часов читать!

 —Думаю, что я справлюсь! — улыбнулась Билли, вручила Агне печенье и молоко, а сама взяла книгу.

 К тому моменту, как Билли прочитала: «Рассмеялся в ответ Бильбо и протянул кудеснику табакерку.», Агне уже еле держала глаза открытыми. Она дожевала своё печенье еще две главы назад, с того момента слушать было уже совсем тяжко, а уж как тяжко было Билли и говорить нечего, она мягко говоря устала говорить, а горло пересохло.

 —Неужели всё? — спросила девочка, пролистывая странички с примечаниями в поиске новой главы.

 —Всё, спи. Теперь ты прочитала Хоббита.

 Так Билли завоевала когда-то Агне, а теперь уже который год, каждый вечер повторяла свой подвиг. Вот и теперь Билли спустилась на кухню за молоком и печеньем, чтобы читать с Агне и Фел «Гарри Поттера». Она открыла холодильник, и зачем-то уставилась в него. Постояла какое-то время, закрыла. Вспомнила зачем пришла и снова открыла.

 —Молоко и печенье? Почему ты ещё не жирная? — спросил Ксавье.

 —Почему бы тебе не лезть не в своё дело? — Билли нервничала, утром приходили адвокаты, чтобы официально зачитать завещание Хавьера ещё раз. Ксавье оказался недоволен тем, что Билли досталось семь процентов доходов, а дом будет принадлежать ей ещё пять лет, пока не станет совершеннолетней Агне.

 —Ты мне грубишь. Мне не нравится, — он забрал у Билли стакан молока и выпил половину.

 —Что-то ещё не нравится?

 —Твоё присутствие тут, — ещё глоток молока. Билли покосилась на всё ещё открытый холодильник, проверяя есть ли ещё молоко. — Твой высокомерный вид. Твои мелочные цели. То, что ты пытаешься привязать к себе девочек, — он поддел пальцами тарелку с печеньем и она полетела на пол. — То, что какая-то девятнадцатилетняя шалава пришла в дом моего отца, — он наступал, Билли поторопилась убрать стакан, который всё ещё держала в руках. — То, что она считает этот дом своим, — он был так близко, будто сейчас достанет нож и пырнёт в живот. Билли боялась, очень сильно, но ничего сделать не могла. Да и он, что может? Ударить? Выгнать на улицу? Лишить всего? Она была уверена в себе, потому что ей всегда было куда пойти, потому что он бессилен во всём, что касается детей, потому что правда не на его стороне. — То, что она наивно полагает, что я ничего не смогу с ней сделать. Ты откажешься от всего. Рано или поздно. И уйдёшь. И больше никогда не скажешь ни слова моим сёстрам или племяннику, — момент был крайне напряжённым, воздух густел от ужаса, а сердце билось в ушах. Необычное, странное чувство. — Бу!

 Она вздрогнула, ударилась о стол копчиком, он засмеялся. Это было его персональное: «До свидания!». Сделать больно и уйти.

 Билли согнулась пополам, часто вдыхая и выдыхая. Она не видела раньше неприкрытой злости, не видела откровенного нападения на себя. В этом доме она всегда была в безопасности, это её дом. Даже если через пять лет её выставят отсюда с чемоданом.

 Всю ночь Фелиса провела у постели Билли, которая лежала с высокой температурой. Анна поставила укол, но температура не спадала почти до самого утра, вероятно оттого, что Билли периодически начинала плакать и тихонько скулить. Она каталась без сна по кровати, а Фел пыталась ей хоть как-то помочь. Читала, пела колыбельную, разговаривала с ней, молчала, приносила ромашковый чай и тёплое молоко, но Билли только изучала тени на потолке и просила Фел хоть немного поспать и не беспокоиться.

 —Что с тобой? — в который раз спрашивала Фелиса.

 —Не знаю, — в который раз бормотала Билли. — Фел, открой окно, пожалуйста, и закутайся, чтобы не продуло.

 И снова Билли катается из стороны в сторону, Фелиса не понимала что произошло. Билли редко болела, температура почти никогда не поднималась, она была тем, кто заботился обо всех. Билли варила бульон и готовила чай по ночам, когда Эстель уже уходила к себе спать. Билли ездила в любое время суток за таблетками, если у Анны чего-то недоставало, она сидела у постелей больных и вытирала им сопли. И вот сама Билли не может уснуть из-за сильного жара.

 —Мне кажется, она перенервничала, — шепнула Анна, когда они с Фел встретились на кухне ночью.

 —Почему вы так думаете? — Фел изучала крошки от печенья на полу, следы молока на столешнице. — Что тут произошло?

 —Не знаю. А про нервы… она весь март пила транквилизаторы, она переживала и не могла уснуть, и я всё время находила градусник в её комнате, — Анна заварила очередной травяной чай и вручила его Фелисе. — Я не знаю, что происходит, но что-то с ней не так.

 А утром Фелиса собрала сумку и спустилась, чтобы на ходу выпить кофе. Она попросила у Эстель приготовить ей термос, а сама вышла в сад, где Макс домывал машину Билли.

 —Она куда-то поедет? — спросила Фел.

 —Не знаю, она ещё спит? — Макс выключил мойку. Он носил смешной джинсовый комбенизон и белую рубашку, как персонаж какой-то сказки.

 —Да, не думала, что она проснётся раньше обеда. Она всю ночь не спала, — вышла Эстель и отдала Фел её кофе. — Спасибо. Анна не просила приготовить для Билли бульон?

 —Просила, — вздохнула Эстель. — Неужели заболела, наша Билли?

 —Не знаю. Напишите мне если что, хорошо? Я до трёх на учебе.

 —Конечно, иди спокойно!

 —За что вы так любите «вашу Билли»? — услышала Эстель, когда Фел уже ушла в гараж. Это Ксавье подошёл, он все это время сидел на веранде за завтраком, слышал каждое слово и тихо бесился.

 —Когда узнаете её, поймёте, — ответила Эстель.

 Учеба не давалась Фел трудно, но в такие моменты, когда дома ждали нерешенные проблемы, она не могла сконцентрироваться ни на чём. Она бродила от аудитории к аудитории и молчала во время всех обсуждений. Писала СМС домашним, выясняя что там происходит, была погружена в свои мысли.

 —Итальяночка? Ты что-то совсем без настроения? — её подловил в студенческом кафе Марк Уотсон. Она не могла сопротивляться его обаянию, даже в такой момент.

 —Такое случается.

 —Нужно исправлять! — он достал розу со смятыми лепестками из-за полы кожаной куртки. — Итальяночка, ты примешь эту розу?

 —Ты значит холостяк? — засмеялась Фел, вокруг собрался маленький бунт, они задерживали очередь.

 —Ну да, и я выбираю тебя, итальяночка! Ну что? — у него глаза горели и не сходила улыбка, что уж говорить о Фел, которая умилялась ему и никак не могла остановить нервный смех.

 —А может вы в другом месте постоите, а голубки? — поинтересовалась толстушка на кассе, разрушив всю атмосферу сказки.

 ***

 Пандора не общалась с сыном два дня. Она не была обижена, он не был наказан, но она видела его только когда заходила в его спальню ночью. Ей было стыдно, она ненавидела себя, но ничего сделать не могла. Она просыпалась, чувствовала себя ничтожеством, хотела про это забыть и писала Поппи, которую никогда не видела. Поппи была её настроением, тайным агентом и надеждой, что целый день не будет проблем в голове. Но когда Поппи своими хитрыми способами передавала «настроение» в виде марихуаны, а голова погружалась в туман, становилось хуже. Она не могла пойти в таком виде к Боно, не могла общаться с Билли, не могла видеть Агне или Фел. Она сидела в своей комнате, как вампир без света, выходила вечером, чтобы отнести подносы с тарелками, создавала вид бурной деятельности, чтобы никто не волновался. Она верила, что никто не волнуется.

 —Что с Пандорой?

 —Работает, какие-то контракты, проекты.

 Она надеялась, что говорят именно так. А потом снова писала Поппи.

 «Привет»

 «Грустно?» — Поппи отвечала мгновенно, было даже интересно кто она и почему у барыги такое милое имя.

 «Ты хочешь об этом поговорить?»

 «Ты же всё равно не ответишь?» — она каждый раз спрашивала у Пандоры что с ней, и каждый раз Пандора не отвечала.

 «Я все эти пол года общаюсь с тобой больше, чем с кем либо. Но зачем тебе это?»

 «Это грустно, что ты общаешься с барыгой, а не семьёй»

 «Тебя автозамена исправляет на барыня. Ты в курсе?»

 «В курсе. Хочу открыть магазинчик в Амстердаме, назову «барыня-боярыня», пойдёт дело?»

 «Проинвестирую этот бизнес.»

 «Ты богатая телка из крутого района. Зачем тебе вся эта грязь?»

 «Видимо, со мной что-то не так. Тебе то что?»

 «Ничего. Я принесу сегодня сама. Жди в пять, скажу, что я твоя подруга!»

 Пандора убрала телефон и подошла к зеркалу. Синяя краска смылась с волос в голубой. Кожа стала серой, губы потрескались, одежда пропахла травой. Пандора скинула с себя всё, изучила обнаженное тело. Когда-то она гордилась этим телом, красивым, идеальным до тошноты. Пол года не убили её, не превратили в отвратительную массу её бёдра и живот, но она подумала, что она уже выглядит не так. От этого стало грустно, хорошо, что скоро приедет Поппи, с «настроением».