Белый вереск

Глава 11

Достав из шкафа корзинку с рукоделием, Мэри Макбрайан выглянула в окно. Заметив Катриону, стиравшую рубашки Энгуса под большим старым буком, женщина улыбнулась.

Девушка по одной вынимала рубашки отца из воды и, выжав, развешивала их на заборе. Рядом с корытом стоял котелок с мылом из мыльного корня, которое Мэри сварила утром специально для стирки рубашек мужа.

Выпрямившись, Катриона положила руку на поясницу — все ее тело онемело от долгой стирки в неудобном положении. Юбки и рукава ее одежды были до того мокрыми, что Мэри усмехнулась: непонятно, что было мокрее — выстиранные рубашки Энгуса или платье ее дочери. Голова Катрионы, стоящей спиной к матери, была повязана широкой лентой, из-под которой торчали каштановые кудряшки — тоже мокрые, разумеется. Вытерев лоб рукой, девушка снова вернулась к корыту.

Мэри отвернулась, но потом снова посмотрела на дочь.

Затем ее взгляд упал на забор, на который девушка вешала рубашки. К ее удивлению, несколько рубашек валялось рядом на траве. Одна все еще отчаянно пыталась удержаться за прутья забора, зацепившись за него рукавом. Мэри ничего не могла понять: Катриона как ни в чем не бывало продолжала возиться с бельем.

— Катриона! — закричала женщина, распахивая дверь. Вздрогнув, девушка едва не полетела в высокое корыто, которое доходило ей почти до колена. Потом она повернулась к матери, и та только сейчас увидела, что верхняя часть лица девушки закрыта платком.

— Да, мамочка? — отозвалась Катриона.

— Что с тобой, детка? — встревоженно спросила женщина, подходя к дочери.

Приподняв платок, Катриона посмотрела на Мэри.

— Как это что? — удивилась девушка. — Я выжимаю, папины рубашки. — Она еще не повернулась к забору. — Ты что, не видишь?

— Я-то как раз все вижу, — улыбнулась Мэри, — и, по-моему, получше тебя.

Обернувшись, Катриона наконец заметила, что чуть не половина рубашек валяется на земле.

— Ох, мамочка, прости, — засмеялась она. — Сейчас я их перестираю.

Спереди юбки Катрионы были еще более мокрыми, чем сзади. Мэри молчала, пока дочь собирала с земли мокрые вещи. Даже не задав вертящийся на языке вопрос, женщина уже знала ответ на него.

— Катриона, что ты делаешь? — все же спросила она.

— Как что? Стираю папины рубашки, — пожала плечами девушка.

— Нет, дочка, я не об этом. Я спрашиваю, зачем ты повязала глаза платком?

— Ах, мама, вот ты о чем! — Катриона медленно сняла с головы платок. — Я хотела представить себе, каково быть слепым.

Помолчав, Мэри утвердительно произнесла:

— Это из-за молодого господина, который ничего не видит.

Девушка подошла к матери, забыв о рубашках.

— Роберт так огорчается, когда не может что-то сделать сам, — проговорила она. — Теперь, когда я вижу, каковы результаты моих усилий постирать с завязанными глазами, мне легче понять его.

Мэри заглянула дочери в глаза:

— Ты… ты испытываешь чувства к этому человеку… этому Роберту, ведь так, Катриона?

— С чего ты взяла, мама? — изумленно переспросила девушка. Она была поражена, ей не верилось, что кто-то еще мог заметить то, что она так тщательно скрывала. Ну, разумеется, она испытывала чувства к Роберту. Она полюбила еще его портрет, даже не зная его имени. А познакомившись с ним, она стала еще сильнее любить его. Он пережил ужасную трагедию, вину за которую свалили на него. В ее девичьих грезах Роберт — человек, которого она считала своим защитником, своим телохранителем и рыцарем, — заботился о ней. Но теперь ему нужно, чтобы кто-то позаботился о нем. Однако она не могла рассказать об атом кому-нибудь, даже матери. Потому что глупо с ее стороны надеяться. И Мэри, несомненно, согласилась бы с этим.

— Катриона Макбрайан, я знаю тебя с твоего первого крика. Ты влюбилась в нашего господина, я вижу это по твоим глазам. Да и какая девушка не полюбила бы его? Он очень красив, наш герцог. — Она улыбнулась, а затем добавила: — Да уж, этот Роберт. И если ты не позаботишься о нем, то так и будешь всю жизнь стоять у корыта с грязными рубашками.

Поддав носком камешек, Катриона опустилась на землю возле матери. Мэри Макбрайан трудно было провести. Даже если в детстве Катриона пыталась украдкой накормить бездомную кошку сметаной или забывала собрать черники на варенье, заслушавшись рассказами старого полковника, Мэри всегда знала правду. Поэтому Катриона уже давно пришла к выводу, что не стоит что-то скрывать от матери.

— Да, мамочка, — призналась она, — он действительно мне нравится, но что толку? Роберт — герцог. Он принадлежит к высшей знати. Больше того, он англичанин. Ему нет дела до таких, как я. Мы принадлежим к разным мирам. Очень разным. — Она посмотрела в глаза матери. — Да, мам, боюсь, к очень разным.

«Да, вы разные, но не из таких уж разных миров, как может показаться». И тут ей вспомнилась та ночь… Темная ночь… Роковая… Несмотря на то что с тех пор минуло уже более двадцати лет, Мэри помнила все так отчетливо, словно это было вчера. Жара… Кровь… Охвативший ее ужас… Закрыв глаза, Мэри вспомнила крохотную девочку, которой помогла появиться на свет. В какую красавицу она превратилась!

И тут произошла удивительная вещь: Мэри готова была поклясться, что ветер, обдувающий ее юбки, нашептал ей на ухо:

— Время пришло, Мэри…

Тряхнув головой, женщина попыталась избавиться от наваждения, но таинственный шепот не умолкал:

— Она должна узнать…

Мэри открыла глаза — похоже, стоит признать правоту мудрых слов ветра. Время тайн прошло. Настала пора открыть дочери правду.

— Катриона, я хочу кое-что…

— Мама, но ведь ничего не поделаешь, — перебила ее девушка, — я дочь простого человека. Да, признаться, мне и не хотелось бы ничего менять. Ты, папа и Мерид — все для меня. Даже если бы Роберт относился ко мне так же, как я к нему, я бы в жизни не решилась встать у него на пути — ведь мы такие разные. Роскошные балы, дорогие платья — мне ничего не известно об этом, мамочка. Даже если бы он захотел, чтобы я была с ним, я… лишь поставила бы его в неловкое положение. Но этого я не хочу! Ни для него, ни для себя!

Не удержавшись, Мэри заметила:

— Детка, но он же знает, кто ты такая, так что если бы…

— Да, мамочка, он знает, но ведь он не видел меня! Ты не чувствуешь разницы? Не знаю, захотел ли бы он снопа взглянуть на меня, если мог видеть… Ведь Шотландия — чужой край для него, так же как для меня Лондон. Так что до тех пор, пока он не увидит меня, я не могу рассчитывать на… — Катриона так и не договорила, да в словах и не было смысла — мать и так все понимала сердцем. Ей лишь хотелось знать, как она должна поступить.

И тут ветер снова стал нашептывать ей на ухо:

— Время пришло…

Поднявшись на ноги, девушка опять направилась к своему корыту и рубашкам. Мэри задумалась на мгновение.

— А что, если бы ты смогла вернуть ему зрение? — наконец спросила она.

— Что-о? — недоуменно переспросила Катриона.

— Ты сказала, что сможешь рассчитывать на взаимность лорда лишь после того, как он увидит тебя, так? Что, если ты поможешь ему вернуть зрение?

— Мама, он же ослеп после того, как побывал в самом пекле, — прошептала девушка. — В пожаре! Никто не может сказать наверняка, сможет ли он видеть снова. Даже слабый свет приносит ему сильную боль, а доктор заявил, что если уж он к этому времени не прозреет, то, пожалуй, зрение так и не вернется к нему.

— Да, дочка, но есть особые лекарства — они помогают лишь в том случае, если лечение исходит от чистого сердца, — улыбнулась Мэри. — А не от разума. — Женщина встала. — Пойдем со мной, детка.

Взяв дочь за руку, Мэри повела ее в дом.

— Приготовь-ка нам пока по чашке чаю, — проговорила она, направляясь к себе в спальню.

Поставив чайник на плиту, Катриона вытащила из буфета две жестяные кружки и коробочку с чаем.

Мэри вернулась, когда девушка уже разливала кипяток. В руках у женщины была небольшая шкатулка.

— Только ты никому не должна рассказывать об этом, — заявила Мэри, поставив шкатулку на стол. — Даже своей сестре, — Открыв шкатулку, она осторожно вынула из нее другую — поменьше размером.

Положив ладони на крышку шкатулки, Мэри взглянула Катрионе в глаза.

— Как-то раз, когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, детка, меня позвала к себе моя бабушка. Она была очень больна и сказала, что хочет сообщить мне кое-что перед смертью. Видишь ли, мама до меня похоронила шестерых дочерей, а после моего рождения — еще двух. У бабушки тоже было много детей, точнее, одиннадцать; мама — седьмая. Бабушка сказала, что я — седьмая дочь у седьмой дочери — такого не случалось в их семьях целых пять поколений. Так вот. Бабушка заявила, что Господь благословит меня за это, а потом дала мне эту шкатулку. Она велела мне позаботиться, чтобы это передавалось по наследству седьмой дочери.

Катриона внимательно ее слушала.

— И теперь ты хочешь отдать шкатулку мне? — полюбопытствовала она.

— Да, детка, хочу, но я должна показать тебе не только шкатулку. Взгляни на ее содержимое.

Мэри осторожно подняла натертую до блеска крышку очень древней на вид шкатулки и вытащила что-то оттуда. Крохотный предмет помещался в ладони Мэри и был завернут в лоскутик тонкой ткани.

— Здесь лежит то, что поможет твоему герцогу вернуть зрение, — вымолвила она. А потом вручила сверток Катрионе.

Девушка бережно взяла его и медленно развернула. Внутри лежал какой-то засохший цветок. Его лепестки сморщились и потемнели. Вглядевшись повнимательнее, Катриона изумленно посмотрела на Мэри.

— Так вот он какой, белый вереск… — произнесла она тихим от волнения голосом.

— Да, девочка моя, — улыбнулась Мэри. — Это fraoich geal. Теперь он потемнел от времени и высох, но когда я в твоем возрасте нашла его, цветок был бел и нежен, как первый снег, — Дотронувшись до руки дочери, Мэри серьезно посмотрела на нее. — Ты должна внимательно выслушать меня, Катриона. Это необычное растение. Его лепестки обладают волшебной силой. Ты должна взять вереск и в ночь полнолуния направиться с молодым герцогом к Линнангласу.

— К озеру Лох-Линнанглас? — переспросила Катриона. Мэри кивнула, глаза ее были широко открыты.

— Да. На берегу озера ты разотрешь лепестки в ладони, а потом распылишь их над головой господина. Их разнесет исцеляющий ветер, посланный полной луной. А потом герцог должен войти в озеро. Волшебные воды Линнангласа вернут ему зрение. — Крепко сжав пальцы дочери, Мэри добавила: — Но ты должна войти в озеро вместе с ним. Для того, чтобы он прозрел, иначе все будет потеряно.

Поначалу Катриона засомневалась, но чем дольше говорила Мэри, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что древнее волшебство сможет принести пользу Роберту. Ведь легенды о белом вереске она слышала еще девочкой.

Мэри казалось, что она читает мысли Катрионы: «Если только в древнем поверье есть доля правды, то, может быть…»

— А что, если я не смогу уговорить Роберта войти в озеро? — спросила девушка.

Мэри лишь покачала головой.

— Ты должна это сделать, дочка. Должна. Лишь в этом случае сила белого вереска поможет ему. Только он ничего не должен знать, иначе волшебства не получится, и герцог останется слепым. Тогда все твои усилия пойдут прахом.

Катриона бережно держала в руках засохший цветок, словно это было дорогое золотое украшение. Потом она осторожно завернула цветок в тряпицу и посмотрела в глаза матери — своими глазами, напоминавшими цвет ночных волн и так похожими на глаза другой девушки, однажды слушавшей историю Мэри… Той девушкой была ее настоящая мать — леди Кэтрин.

— Я сделаю это, — наконец заявила она.

Держа в руках крохотный сверток, Катриона вышла из дома. Мэри молча посмотрела ей вслед. Перед девушкой стоит нелегкая задача — мало того, что ей нужно завлечь герцога ночью к озеру, так она еще должна уговорить его войти в холодную воду. Мэри улыбнулась: ей опять показалось, что она читает мысли дочери.

Впрочем, Мэри не сомневалась, что девушка найдет выход из положения. Уж если девочке что взбредет в голову, она своего добьется. В этом она была точной копией своей матери.

Об этом девушке тоже суждено узнать в один прекрасный день, но не раньше, чем герцог возьмет на себя заботу о ней, потому что пока она оставалась дочерью простого фермера.

Удивительно, что Катриона, оказывается, была того же мнения, вспомнила Мэри слова дочери. Девушка хотела, чтобы герцог сам сказал ей о своих чувствах к ней. Сказал, увидев ее. А до тех пор Катрионе не следует знать правду о своем происхождении. Но Мэри недолго осталось хранить тайну.

Мэри вспомнила, каким огнем загорелись глаза девушки, когда она увидела вереск. Ведь с тех пор как впервые услыхала о нем, Катриона не оставляла надежды найти легендарный шотландский цветок.

А если бы в шкатулке было что-то другое, оставленное Мэри ее бабушкой, Катриона, пожалуй, ни за что не поверила бы в слова матери. И это нравилось Мэри: Катриона по-настоящему любила все таинственное и волшебное.

Собственно, для девушки оживает одна из волшебных сказок, которые она так любила читать в библиотеке Россмори. Молодой человек и девушка едут ночью по сонному лесу к темному озеру. Слова уже не нужны, они лишние… Грядущее неизбежно…

Даже сама луна в Шотландии необычна и волшебна. В ее лучах порошок, полученный из высушенного белого вереска, обретает волшебную силу.

Мэри верила в это.

— Ну что, детка, ты пришла сказать мне, что нашла книгу, которая приведет нас к сокровищам?

Старый полковник поджидал Катриону возле домика. Перед его стулом, как всегда, стояла большая бутылка виски, а сам он курил старую глиняную трубку.

— Боюсь, мне нечем порадовать вас, полковник, — пожала плечами Катриона.

Полковник внимательно поглядел на нее.

— Ты не приходила несколько дней, и я было подумал, что ты уже нашла то, что мы ищем, и отправилась на поиски сокровищ, — проговорил он.

Катриона почесала Мэтти за ушком.

— Вообще-то в последние дни у меня не было возможности рыться в библиотеке, — призналась она.

— Не было возможности, говоришь? — возмутился полковник. — Детка, как же так? Мне ведь известно, что ты ходишь в замок каждый день! И если ты не пытаешься напугать молодого господина и не перебираешь книги, то что же ты там вообще делаешь?

Катриона смущенно поглядела на него. Временами девушка спрашивала себя, не обладает ли полковник каким-то удивительным даром, который позволяет ему узнавать, чем занимаются окружающие. Казалось, он знал все обо всех.

— Я пыталась испугать его, полковник, но он — в точности как его отец. Если вы помните, тот тоже не верил в привидения.

— Да, зато старый герцог так долго не задерживался в замке, — недовольно заметил старик.

— Однако у меня есть возможность искать нужные нам сведения. Герцог позволил мне сколько угодно времени проводить в библиотеке. И попросил читать его корреспонденцию и писать ему письма.

Полковник удивленно вытаращил на нее глаза:

— Да что ты? Тогда, может, скажешь мне, что он тут делает? С чего это он вдруг уехал из Лондона? Поди сам ищет наши сокровища?

— Ему ничего не известно о сокровищах, полковник. Впрочем, думаю, если бы он и слыхал о них, то не стал бы их искать. Герцог по другой причине здесь. В пожаре сгорел дом его отца, погибли все родные. Он считает, что кто-то нарочно устроил пожар и что это каким-то образом связано с поездками его отца в Россмори.

Полковник кивнул.

— Стало быть, — пробормотал он, — ты предложила ему свою помощь? Предложила помочь во всем разобраться?

— Да.

— Ох, детка… — Старик с сомнением покачал головой.

— Другого выхода нет, полковник, — горячо возразила девушка. — Ну как вы не понимаете? Как только лорд узнает, что Россмори никак не связан с гибелью его семейства, он немедленно уедет отсюда! А с моей помощью… он, возможно, задержится. — Катриона вопросительно смотрела на полковника, наивно полагая, что ему никак не доискаться до правды, которую она столь тщательно скрывала.

Старик задумчиво потер заросший седой щетиной подбородок.

— Ас чего это ты взяла, детка, — многозначительно промолвил он, — что Россмори не имеет отношения к смерти его отца?