Ангелика
Кухня похожа на поле боя. Несколько пустых бутылок лежат под столом вместе с пакетом и окурками. Видимо, Владимир снова позволил друзьям тушить их прямо на полу, не заботясь о том, что на старом линолеуме остаются коричневые следы.
За столом сидит бородатый мужчина в кепке и затягивается густым белым дымом, противно улыбаясь и смотря на меня. Около окна находится еще один. Незнакомец тщательно рассматривает что-то за пределами нашей квартиры, и это даже радует. Пусть лучше увлекается дворовыми забавами, чем прожигает меня взглядом.
Третий мирно посапывает, уткнувшись лицом в свои руки, которые лежат на столе. В одной из них рюмка, наполненная огненной водицей, и он даже в этом бессознательном состоянии не отпускает ее. На всех куртки от спец формы, как у отчима.
Владимир улыбается, но в глазах отражается весь спектр ненависти, которую он ко мне испытывает. Тело пробивает дрожь, и я практически не слышу музыки, которая играет через колонку, хотя шум выходит за пределы нашего жилища.
Олежка стоит перед отчимом, сидящим около стола, повернув стул спинкой к сыну. Братишка насупился и сложил руки на груди.
— Скажи, Ангел, — Владимир шмыгает носом и указывает на Олежу, — скажи ему, чтоб назвал меня папой.
— Не буду. — Бубнит братишка, а я медленно подхожу к нему и беру за руку.
Хочется подхватить брата и бежать, куда глаза глядят, но так бывает только в сказках, а наяву картинки гораздо хуже.
— Я тебе что сказал? — Отчим начинает злиться, а я инстинктивно оттягиваю братика назад и стараюсь спрятать за себя, как всегда.
— Я… — Только заговариваю, но Владимир с шумом поднимается, роняя стул на пол.
От этого громкого стука я вздрагиваю и пячусь к выходу. Отчим делает шаг, но тот мужчина, что сидел на подоконнике, поворачивается и окидывает нас усталым взглядом.
— Вовка, оставь ребятню в покое. Давай, заканчиваем, раз тебя понесло. — Хриплый голос незнакомца останавливает Владимира, и он прищуривается. — А вы что встали? Идите спать! — Рыкает на меня, приводя в чувство.
Мне не нужно повторять несколько раз. Я разворачиваюсь и тащу братика за собой. Руки дрожат, да и коленки тоже.
— Слышь, Марат, ты все веселье испортил. — Хмыкает тот, что нагло меня разглядывал. — Включаешь правильного не там, где нужно…
Я не слышу большего, потому что быстро вхожу в комнату и Олежку затаскиваю. Прикрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Да, иногда мне хочется врезать Владимиру, чтобы он пришел в себя и не пил, но когда сталкиваюсь с ним во время пьянок, становится жутко.
— Прости, Лик, — Олежа сонно трет глаза, — у меня вода закончилась. — Он тычет пальчиком в кувшин, стоящий на тумбочке. — Я так пить хотел…
Его огромные голубые глаза полны сожаления, и я слегка улыбаясь, отхожу от двери и прижимаю его к себе.
— Все хорошо. Не переживай. Нужно умыться и лечь спать. — Немного отстраняюсь и смотрю на брата, который кивает. — Ты поел каши? Я тебе оставляла. — Спрашиваю, потому что тарелки нет в комнате.
— Да. Я в раковину ее положил и хотел помыть, а тут они… — Снова злится мое солнышко, а я умиляюсь.
Такой маленький и такой смелый, что слезы сами наворачиваются на глаза. Я отвлекаюсь от переживаний, ведь время уже много, а мне вставать рано. Выглядываю в коридор, чтобы убедиться в продолжении застолья, после чего тяну братишку в ванную.
Он раздевается, быстро включает воду, омывает тельце, а я внимательно слежу около двери, чтобы нам никто не помешал. Олежка прячется за шторкой, пока я не подаю ему полотенце. Братишка давно самостоятельный, даже меня пожурил в прошлом году, что я за ним подглядываю. С тех пор между нами возникает преграда в воде шторки, которая уже давно потеряла свой былой светло-зеленый цвет.
— Я готов. — Олежик дергает меня за рукав олимпийки, и я киваю.
Возвращаемся в комнату, и я решаю принять душ, когда отчим уснет. Ставлю будильник на пять часов утра, хотя просыпаюсь и без него. Олежка в это время натягивает на себя пижаму и забирается под одеяло. Я запихиваю через ручку на двери и скобу на косяке деревянный широкий меч. Пусть так себе преграда, но до этого времени спасала нас.
Сажусь на пол рядом с кроватью и смотрю на братишку, который поместил ладошки под щечку и часто моргал, пытаясь бодрствовать дальше.
— Лик, расскажи мне сказку. — Сонно просит Олежка, а я улыбаюсь и беру его за руку.
— Жили-были маленький принц и его старшая сестра в небольшом замке посреди огромного моря. В один прекрасный день приплыл к ним злодей, и… — Я увлекаюсь процессом и вспоминаю, как мама каждый вечер придумывала мне что-то новенькое.
Ее истории всегда были интересными, но я не дослушивала до конца, потому что погружалась в прекрасный сон. Я не сразу замечаю, что братишка спокойно спит. Сижу еще некоторое время и смотрю на него, и даже шум за дверью не мешает мне любоваться братом.
В какой-то момент прикрываю глаза и падаю в пропасть. Наверное, усталость сказалась. Открываю глаза, потому что дрынькает будильник, и шея окаменела. Лежу на полу с Олежиным тигром под головой и некоторое время поднимаю руки и ноги по очереди, чтобы хоть как-то размять затекшие мышцы.
Все утренние процедуры повторяются, только завтрак я приношу в комнату, потому что в кухне настоящий ад. Да, братишка видел его, но портить ему настроение не хочется. Хожу на цыпочках и не дышу, оказываясь рядом со спальней Владимира.
Утром после попойки он еще злее, чем во время нее. Пока братишка с аппетитом уминает все тот же батон и конфетки с чаем, я лезу в шкаф и достаю пакет с формой. Когда заглядываю в него, замираю.
Елена Владимировна на этот раз сделала мне шикарный подарок. Спортивный костюм, кроссовки, а на дне лежал конверт, который я даже побоялась открыть. Стало обидно до слез. Макс телефон отдал, а…
Господи, телефон! Я ощупываю себя, но это глупо, ведь уже успела принять душ. Обыскиваю комнату и обнаруживаю смартфон под кроватью. Даже на душе становится легче. Убираю его в рюкзак и на автомате продолжаю собираться.
Опять каждое утро превращается в набор механических действий. Я не успеваю думать о предстоящей встрече с одноклассниками и о наказании, которое никак не вписывается в мое расписание.
Автобус. Тряска. Шум в коридоре школы. Макс с широкой улыбкой на лице. События сменяются так быстро, что я нахожу себя только на последнем уроке, когда в спину прилетает бумажка. Снова смешки и перешептывания. Вероника гадко улыбается, взглядом показывая на смятый лист, который теперь лежит у моих ног.
Отворачиваюсь и смотрю на учителя, дожидаясь конца урока, и звонок не заставляет себя ждать. Аристов отсутствует на занятиях, и наказание идем отрабатывать только мы с Максом. Я злюсь, ведь мажору все опять сходит рук. Круглов видит, с каким остервенением я отжимаю новомодную швабру и тру полы в коридоре.
— Дома все в порядке? — Спрашивает осторожно, когда подходит ближе.
— Как всегда. — Хмуро отвечаю ему, пыхтя и опираясь на швабру. — Просто наглость Дана не знает границ. Даже сегодня умудрился пойти против самого директора.
— Хм, — Макс отводит взгляд в сторону и тяжело вздыхает, — тут не его прихоть, Лик. — Мои брови вопросительно лезут наверх.
— Защищаешь его? — Усмехаюсь, но Круглов отрицательно качает головой.
— Дан, конечно, тот еще… фрукт, — Макс забирает ведро и швабру, отходя от меня, — но сегодня у него есть уважительная причина, чтобы не прийти.