Бесценный опыт

Глава восьмая

Его разбудил детский плач.

Вскочив с постели, он бросился к манежу в гостиной, но по дороге сообразил, что жалобные всхлипывания доносятся из комнаты Натана.

Включив свет, Гаррисон в ужасе обнаружил, что щечки малыша пылают не меньше, чем накануне у Мэтью.

Неспроста он вчера так раскапризничался, грустно подумал Гаррисон.

Тельце Натана словно горело огнем. Он казался раз в десять горячее, чем вчера младший брат. Гаррисон перепугался не на шутку.

Подхватив Натана на руки, он бросился к телефону. И не раздумывая, набрал номер единственного человека, к которому мог обратиться за помощью. К тому же единственного, кто в половине четвертого утра наверняка не спит.

Конечно, не стоило взваливать на постороннюю женщину свои проблемы, но Натан болен — и пропади пропадом все его принципы!

Кэрри подняла трубку после второго звонка.

— Натан заболел, — огорошил ее Гаррисон, даже не поздоровавшись.

— Сейчас буду.

Не прошло и минуты, как появилась запыхавшаяся Кэрри.

— Температуру мерили?

— Нет еще. — Откуда ему знать, что, прежде чем обращаться к врачу, надо померить температуру? — Термометр в ванной.

— Я принесу, — метнулась она.

Гаррисон отнес Натана обратно в спальню, туда же моментально прибежала и Кэрри.

— Я померяю малышу температуру и сделаю ему холодную ванночку. А вы звоните врачу, — распорядилась она.

Никакой паники, держит себя в руках. С ней не пропадешь.

Набрав номер врача, и ожидая ответа, Гаррисон проигрывал в уме, что скажет он и что ответит врач. Поразительно. Впервые в его жизни (и в его доме) заболевший ребенок, а он уже знает, что последует дальше.

И действительно, он все угадал, проявив недюжинную чуткость и испытав обычную в подобных случаях родительскую тревогу.

Захватив рекомендованные врачом таблетки, он направился в ванную, откуда раздавались громкие крики старшего племянника.

— Терпи, терпи, малютка, — снова и снова повторяла Кэрри. Она удерживала мальчика в холодной воде, усердно поливая его плечики. — Как мне его жаль, — пожаловалась она, увидев Гаррисона.

— Мне тоже. — Он положил руку ей на плечо. — Но нам с Натаном повезло, что в эти минуты мы не одни.

Невзирая на сырость, Гаррисон уселся на край ванны.

— Как вы полагаете, нам удастся впихнуть в него сейчас пилюлю?

— Вряд ли. Он не в настроении. — Завернув Натана в полотенце, Кэрри вытащила его из ванны и прижала к себе. — Знаю, обтирать его не следует, надо дать ему просохнуть самому, но мне его жаль.

Склонив голову, она утешала кричащего ребенка.

Гаррисон молча, смотрел на Кэрри, на ее темные локоны и залитые слезами щеки, на то, как она что-то бормочет Натану, на ее босые ноги. Она в спешке даже не обулась. Да и дверь, скорее всего, не заперла.

Внешне Гаррисон был невозмутим, но в душе у него творилось нечто невообразимое. Ему представилась подобная сцена в будущем: Кэрри ласково успокаивает ребенка. Ребенка с темными вьющимися волосами и ротвелловской улыбкой. Их ребенка.

Гаррисону никогда не случалось так близко общаться с маленькими детьми. Конечно, он знал, что когда-нибудь женится и обзаведется ребенком, но лишь когда-нибудь. Он еще не встречал на своем пути никого, с кем бы ему хотелось связать жизнь, а тем более иметь детей. У дам, с которыми он встречался, для детей не нашлось бы времени…

Но Кэрри создана для того, чтобы именно быть матерью. Интересно, понимает ли это она сама?

В его голове мелькали различные картины их будущего, сильно смахивающие на пособие по семейной жизни, если бы такое существовало: Кэрри сидит за кухонным столом, помогая их сыну делать уроки; Кэрри причесывает их дочку; Кэрри шьет костюмы для рождественских празднеств…

А где же в это время находится Гаррисон?

Он вынужден большую часть дня проводить на работе, на которой во что бы то ни стало, будет преуспевать, чтобы их дети имели маму в полном своем распоряжении. Он обеспечит детям материальную и моральную поддержку, а ласковая и умная Кэрри сделает их жизнь интересной.

Впервые до Гаррисона дошло, почему его невестка Стефани с одобрения Джона отказалась от работы, чтобы сидеть дома с детьми.

Натан успокоился.

— Сейчас, думаю, можно попробовать дать ему лекарство, — предложила Кэрри.

Дрожащей рукой — он еще не пришел в себя после заманчивых картин, пронесшихся перед его мысленным взором, — Гаррисон налил розовую жидкость в мерную ложку и всунул ее в рот Натану.

Но тот решительно оттолкнул руку Гаррисона. Лекарство пролилось ребенку на подбородок.

— Глотай, Натан!

Гаррисон повторил маневр.

Кэрри обхватила ладонями голову мальчика, отчаянно дрыгающего руками и ногами.

— Может, у него горло болит?

— Надеюсь, нет. — Гаррисон осмотрел перепачканное полотенце. — Как вы думаете, достаточно он проглотил?

— Не знаю. Но и вливать в него насильно тоже не следует.

Гаррисон беспомощно взирал на Натана.

— Врач велел позвонить, если в течение часа температура не упадет.

— Бедное дитя! Болен, находится в чужом доме, мама и папа далеко.

На глаза Кэрри навернулись слезы.

— Ну, не такой уж чужой ему этот дом, — обиженно возразил Гаррисон.

— Знаете, что вам следует приобрести? — спросила Кэрри. — Кресло-качалку.

И тут же Гаррисону привиделась Кэрри в длинной ночной рубашке, уютно сидящая с ребенком на руках в кресле-качалке.

Он становится сентиментальным до отвращения. Вот сейчас ему привидится еще и брачная постель, которую он осыпает лепестками роз…

Брачная постель! Брак! Произнеся про себя это слово, Гаррисон убедился, что оно не вызывает у него обычного неприятия.

Нет, нет, сомнений быть не может, женитьба на Кэрри положит начало совершенно иной жизни.

Последующие два часа они поочередно сидели у кровати Натана и баюкали его. Жар спал, и, в конце концов, Натан заснул.

Гаррисон же, напротив, был бодр как никогда и полон желания удержать у себя Кэрри, хотя знал, что ей необходимо работать.

Уже провожая Кэрри к выходу, он нашел благовидный предлог, чтобы еще хоть немного побыть с ней.

— А не позавтракать ли нам вместе? Могу сотворить яичницу.

Кэрри заколебалась.

— Гренки можно сделать, — продолжал Гаррисон. — Кукурузных хлопьев в доме навалом…

— Ну, лишать Натана любимого кушанья я не могу, — рассмеялась Кэрри. — Уж лучше яичница. Сто лет не ела яиц.

Чтобы не разбудить Мэтью, чудом уснувшего под рев Натана, они говорили шепотом, и это создавало приятную иллюзию интимности.

Он вынул из холодильника пяток яиц и приготовился попотчевать Кэрри своими кулинарными шедеврами.

Девушка сидела у бара на высоком стуле, подперев рукой подбородок.

— Устали? — спросил Гаррисон.

— В последнее время я остаюсь в клубе после закрытия. Слушаю новую музыкальную группу. — Она вздохнула. — Мне, наверное, и сегодня следовало остаться, но я не осталась.

Гаррисон ловко, одной рукой, разбивал яйца над миской.

— Значит, мне повезло.

— Ну, вы и без меня справились бы. Болезнь Мэтью вас многому научила. Да, если хотите, я побуду с Мэтью, пока вы сводите Натана к врачу.

— Что вы, что вы, я вполне могу взять его с собой. Если я явлюсь с двумя орущими детьми, врач, быть может, быстрее меня примет. Не могу же я так злоупотреблять вашей добротой. Спокойно работайте.

— А вот этого-то мне и не хочется. — Она закрыла лицо руками. — Пожалуйста, разрешите мне остаться с Мэтью.

— Так плоха эта группа?

— Честно говоря, даже не могу сказать, плохая она или хорошая. Надо бы еще раз их послушать, а я все не могу себя заставить. Я слышала их, когда только начала заниматься этим делом, и тогда они мне так понравились, что в своем отзыве я рассыпалась в комплиментах. А сейчас — не знаю. — Она с минуту помолчала. — У меня как-то пропал вкус к клубной деятельности, а писать плохой отзыв только потому, что я к ней охладела, не хочется.

Сейчас, в стареньких джинсах и домашней майке, Кэрри ничуть не походила на клубного завсегдатая.

Гаррисон втайне обрадовался. Ухаживать за женщиной, которая работает по ночам, невозможно.

— Начинается, — простонала она, к его великому удивлению. — В который уже раз. Я знаю.

— Что именно?

Он вытащил сковородку и положил на нее кусок масла.

Кэрри нахмурилась. Вид у нее был разнесчастный.

— За какую бы работу я ни бралась, вначале радуюсь: «Вот, наконец! Нашла свое призвание!» Все идет как по маслу, пока меня не начинает грызть чувство неудовлетворенности: «Это не то, что мне надо».

— То есть?

— То есть наступает пора заняться чем-то другим. Полагаю, вы скажете, что я нахожусь в поиске места в жизни, предназначенного мне судьбой.

— А я, напротив, всегда знал, чего хочу. Мне с детства нравилось руководить, организовывать.

— Ну что ж, вам повезло. — Она сокрушенно покачала головой. — Я-то думала, что теперешняя моя работа и есть мое предназначение, ведь на ней я задержалась дольше всего. А сейчас понимаю — и тут промах. Пытаюсь уговаривать себя — на всякой работе, мол, бывают хорошие и плохие моменты, — но это не помогает.

Гаррисон улыбнулся.

— Может быть, вам нужен перерыв?

Например, для того, чтобы растить детей, подумал он.

— А потом найдете себе дело по душе, и все образуется, — подытожил Гаррисон.

— Мне уже двадцать семь лет! Так неужели девочке еще не пора знать, чем она хочет заниматься, когда вырастет?

Гаррисон мог предложить ей пройти различные тесты на способности или обратиться к консультантам, помогающим выбрать профессию, но внутренний голос нашептывал ему, что не это она хотела бы услышать. К тому же у него сложились собственные представления о ее последующей жизни, но излагать их сейчас не хотелось. Он решил отделаться банальностями.

— Все люди разные, Кэрри.

Ему показалось, что она слегка разочаровалась, не получив от него мудрых советов.

— Это уж точно. Держу пари, вы уже жалеете, что пригласили меня позавтракать.

— Ничуть! — Он вытащил терку для сыра. — Мне так приятно.

— Что это вы делаете? — спросила Кэрри, внимательно наблюдавшая за всеми его действиями.

— Тру сыр для яичницы по-итальянски. Пальчики оближете.

Сегодня четверг, то есть дети должны были находиться в саду, а он мог несколько часов провести в офисе. Поскольку все изменилось, он позвонил Шарон — предупредить, что остается дома с заболевшим ребенком.

— Сообщений вам на автоответчике набежала целая куча, — сообщила Шарон.

— Ничего не могу поделать. Разберитесь, пожалуйста, в звонках, на более экстренные ответьте, остальное пусть лежит до моего прихода.

— О, да это уже ответственное поручение, не так ли?

— Так, поэтому вы и работаете моим исполнительным секретарем.

Шарон только хмыкнула в ответ. Она уже давно зарилась на должность его помощника, о чем оба прекрасно знали. Но Гаррисон не собирался ее повышать — ведь чуть ли не каждую неделю, она то опаздывала на работу, то уходила раньше положенного часа, то весь день висела на телефоне, разбираясь в делах своих детей.

Гаррисон был полон искреннего сочувствия к секретарше — особенно теперь, — но помощника он хотел иметь такого, который всегда был бы в его распоряжении.

Как только «Азбука организации домашнего времени» выйдет в свет, первый же экземпляр он обязательно подарит Шарон.

Ибо все дело в организации. Будь он заранее подготовлен к случайностям подобного рода, даже одновременная простуда обоих детей не заставила бы его ни на один день бросить работу.

Гаррисон, вернувшись домой и отпустив наконец Кэрри, засел за работу, цель которой — согласовать лучшие из предложений Кэрри с Ротвелловскими принципами организации рабочего времени.

Около трех часов дня Гаррисон почувствовал смертельную усталость. Вытянувшись на тахте, он мгновенно заснул чутким настороженным сном…

Его разбудило произнесенное жалобным тоном требование:

— Гави, соку!

— Сию минуту, Натан! — Гаррисон вскочил, чувствуя себя так, словно таскал пудовые тяжести. Мэтью, тоже проснувшийся, тихо вертел в руках разбросанные вокруг мягкие игрушки. — Шесть часов! — вскричал Гаррисон, взглянув на часы. — Да вы же, ребята, небось с голоду умираете.

И, окончательно пробудившись, с горечью подумал, что в половине девятого их сегодня спать не уложишь.

Гаррисон дал детям лекарства, приготовил обед и занялся, как всегда в это время, уборкой квартиры. В ней активно участвовал Натан — к этой игре его приохотила Кэрри. Взяв на руки Мэтью с парой любимых игрушек, Гаррисон предложил Натану вместе отправиться в его кабинет.

— Видишь корзину? Туда будешь складывать бумаги.

И для начала дал ему в руки пустой конверт, а Мэтью посадил рядом на ковер.

Тут обнаружилось, что на письменном столе его деловые записи лежат вперемешку с личными. Еще одно нарушение Ротвелловских принципов! Он немедленно разложил их на две стопки и, к своему ужасу, наверху той, где оказались личные, обнаружил уведомление о заседании правления кооператива «Белый дуб» с указанием повестки дня.

Он задержал дыхание, чтобы у него ненароком не выскочило первое пришедшее на ум ругательство, которое потом будет повторять Натан.

Сегодня четверг. И сегодня должно заседать правление. Как он мог забыть? Который час? Часы над его кроватью показывали без двадцати восемь.

Гаррисон окаменел. Заседание уже в самом разгаре!

Впервые в своей жизни он забыл об обязанностях члена правления.

В состоянии крайнего раздражения он схватил оплаченный счет за электричество и швырнул в корзину.

Натан. Мэтью. Гаррисон нервно провел рукой по волосам. Даже вспомни он о заседании, положение безвыходное. Такого с ним еще не бывало. И как только он мог допустить подобную оплошность!

Натан схватил рекламное объявление страховой фирмы и бросил по примеру дяди в корзину.

— Натан больсой мальчик.

— А дядя Гаррисон идиот, — отозвался Гаррисон.

— А Гави идет, — подхватил Натан.

— Ах ты, бесенок!

Исключение Кэрри. Правление проголосует за исключение Кэрри из кооператива. Гаррисон судорожно старался найти выход из положения.

— Натан, пошли гулять! — вскричал он, наконец, подхватил Мэтью и бросился в гостиную.

— Гулять?

Натан побежал следом.

— Да, да, гулять! — Он поспешно разложил коляску и посадил в нее племянников. — Уж ты прости меня, Натан, ты, брат, знаю, чувствуешь себя неважно, но придется потерпеть.

И Гаррисон стремглав выскочил на лестничную площадку к лифту.

Может статься, правление еще не успело проголосовать за резолюцию относительно Кэрри. Заседания порой длятся дольше двух часов. И Гаррисон в ожидании лифта нервно стучал пальцем по кнопке.

Гаррисон ворвался в помещение, где происходило заседание, и, не обращая внимания на изумленные лица присутствующих, провез коляску к столу, за которым обычно сидел.

— Прошу прощения за опоздание! Раньше никак не мог.

— Гави идет, — пролепетал Натан в наступившей тишине.

Гаррисон улыбнулся, но переводить не стал.

— Мы вас уже и не ждали, мистер Ротвелл, — строго сказала председатель правления миссис Гринбороу.

— Тем не менее, я здесь, — улыбнулся он даме в дорогом костюме и с шикарным бриллиантовым перстнем.

— Что вы здесь, нам известно — ваша машина стоит на парковке, — вмешался мистер Отвелл, неизменно одетый вне зависимости от сезона в белые слаксы, майку и кроссовки, чтобы в любую минуту иметь возможность забить мячик для гольфа в ямку. — Тем не менее, вы опоздали почти на час!

Отвелл всегда раздражал Гаррисона. И сегодня — тоже.

— Я же сказал, что никак не мог освободиться раньше.

Два других члена правления воззрились на него так, словно он свалился с луны. Делая вид, что роется в лежащих перед ним на столе бумагах, Гаррисон тайком оглядывал зал. Народу сидело мало, чему он очень обрадовался, но даже при таком беглом осмотре, он не смог не заметить, что все взоры устремлены на него.

В чем дело? Да, он опоздал. И сильно. Одет по-домашнему — не в костюме. Подумаешь, какая важность! Почему же ему не сообщают, о чем шла речь до его появления, и не продолжают заседание?

И, конечно же, очень странно, что они, как бы не замечают присутствия детей. Гаррисон решил сам прояснить ситуацию:

— Мои племянники. Приехали ко мне погостить.

— Это нам известно. — Миссис Гринбороу разложила перед собой бумаги. — В правление поступило три жалобы на невыносимый шум, производимый вашими гостями.

Из второго ряда на Гаррисона пристально глядела миссис Гарнер.

— Как вы сами понимаете, это ставит нас в весьма затруднительное положение. Как раз перед вашим появлением мы обсуждали данный вопрос.

Целых сорок пять минут? Гаррисон взглянул на положенные перед ним копии жалоб — к его удивлению, они были от разных жильцов. А ведь, кроме миссис Гарнер, ни один не удосужился заглянуть к нему и просто поговорить по-человечески.

Краем глаза он заметил, что Натану надоело сидеть спокойно, и он заерзал на своем месте.

— Приношу извинение за причиненное беспокойство, — сказал Гаррисон. — Завтра моя невестка возвращается, она заберет мальчиков, и вопрос будет исчерпан.

— Мистер Ротвелл! — Миссис Гринбороу назидательно возвысила голос. — Наш кооператив «Белый дуб» — тихая пристань в центре бурлящего Хьюстона. Детям здесь жить не положено.

— Гави… вниз, — раздался голосок у ног Гаррисона.

Спокойствие, только спокойствие!

— Мэтью и Натан всего лишь гостят у меня. Причем только одну неделю. Живут они в другом месте. А я между тем не раз видел в нашем доме других детей.

Миссис Гринбороу взяла одну из жалоб.

— «По ночам часами плачут и кричат», — зачитала она и посмотрела на Гаррисона поверх очков. — Полагаю, будет лучше, если впредь ваши племянники здесь не появятся.

— К сожалению, сейчас малыши больны. У них небольшая простуда.

— Иными словами, вы привезли сюда детей, которые могут всех нас заразить?

Сидящие в зале ахнули словно увидели прокаженного.

Гаррисон заметил, что Натан пытается вылезти из коляски. Пришлось посадить его к себе на колени.

— Я уже извинился за причиненное беспокойство и сообщил, что завтра мальчиков заберут. Так может мы вернемся к повестке дня, чтобы я мог побыстрее уйти, и уложить их спать?

— Прекрасно. — Миссис Гринбороу прокашлялась. Всем своим видом она выражала крайнее недовольство. — Поступило предложение вынести Гаррисону Ротвеллу выговор за нарушение четвертого правила пункта «б» договора с кооперативом «Белый дуб». Желает ли кто-нибудь высказаться?

— Минуточку, — запротестовал Гаррисон. — Не слишком ли это строго — выговор?

— Вы нарушили наш устав, мистер Ротвелл. — Она ткнула карандашом в сторону Натана: — Перед нами — живое доказательство.

— Вы хотите сказать, что дети не вправе навещать живущих здесь родственников?

— Мы как раз перед самым вашим приходом говорили о том, что необходимо разработать правила посещения жильцов. — По ее тону можно было подумать, что речь идет не о жилом доме, а о тюрьме.

— Предлагаю поставить предложение на голосование, — засуетился Отвелл.

Сейчас он уже раздражал Гаррисона невыносимо. Почему никто не попеняет ему на то, что он возит свою тележку для гольфа по всей территории, принадлежащей кооперативу?

— Кто за то, чтобы объявить выговор Гаррисону Ротвеллу, произнесите «да».

Четыре голоса единодушно воскликнули «да!».

— Кто против? — спросила миссис Гринбороу.

— Я! — мрачно отозвался один только Гаррисон.

— Итак, все проголосовали «за». Соответствующая протокольная запись будет переслана мистеру Ротвеллу.

— Зачем такие сложности? Отдайте мне ее сейчас из рук в руки.

— В юки, — потребовал Натан.

— Существует порядок, — подняла брови миссис Гринбороу, — который должен неукоснительно соблюдаться.

В этот миг Гаррисон меньше всего думал о порядке. Хотелось одного — как можно скорее оказаться с мальчиками дома. Оглянувшись на коляску, он порадовался, что хоть Мэтью спит.

А миссис Гринбороу между тем продолжила заседание. Гаррисон дал Натану дорогую ручку с золотым пером, и тот немедленно начал царапать ею по копиям жалоб, производя скрип, явно раздражающий даму.

Гаррисон ехидно хмыкнул.

— Следующий вопрос на повестке дня — исключение из членов кооператива Кэрри Брент.

— Кэви! — оживился Натан.

— Предлагаю снять этот вопрос с обсуждения, — подал голос Гаррисон.

Все промолчали.

— Тогда предлагаю отменить вынесенный ей выговор за выставление на лестничную площадку цветов в нестандартных горшках. По просьбе соседей она сменила горшки.

— Если в настоящее время она и не нарушает правила, это не снимает с нее вины за предыдущие проступки.

— Поскольку этот выговор — десятый по счету — дает право исключить мисс Брент из кооператива, я предлагаю его отменить, — настаивал Гаррисон.

— На каком основании?

Как хорошо, что он заранее подготовил аргументы в защиту Кэрри. Одно плохо: в спешке он забыл взять их с собой.

— На том, что мы необъективны в применении наших правил.

— Что вы хотите этим сказать? — вскипела миссис Гринбороу.

— А то, что мы к ней придираемся. — Он кивнул в сторону своего соседа. — Возьмите, к примеру, мистера Отвелла. Возит свою коляску для гольфа по всей парковке и оставляет ее на гостевой площадке, а не на специально отведенном для этого месте. И никто никогда ему слова не скажет.

— Но ведь это происходит вне дома, — возразил Отвелл.

— И, тем не менее, является нарушением правил. А пудель из триста двенадцатой квартиры? Каждое утро бегает без поводка, хотя в наших правилах ясно сказано, что домашних животных следует выводить только на привязи. Я просмотрел протоколы — хозяевам собаки ни разу не сделали даже замечания.

— Мы не вправе предпринимать какие-либо действия, не получив соответствующих жалоб.

— Как это так? Не так давно правление по собственной инициативе осудило Кэрри.

Гаррисон почувствовал, что враждебность остальных членов правления достигает критической точки.

— Мистер Ротвелл, вы желаете выступить с жалобой? — ледяным тоном осведомилась миссис Гринбороу.

— Нет, не желаю, но мог бы, что я и пытаюсь доказать. Если бы мы стали применять правила нашего кооператива к себе так же неукоснительно, как к Кэрри, то нас всех давно пора было бы выгнать из этого дома.

— На повестку дня вынесено предложение, но его не ставили на голосование, — напомнил мистер Отвелл.

— Я за то, чтобы продолжить обсуждение, — сказал Гаррисон. — Давайте проголосуем.

— Вам никто не давал слова, мистер Ротвелл, — сурово осадила его миссис Гринбороу.

Все молчали. Тишину нарушило только поскрипывание гаррисоновской ручки, которой Натан водил по столешнице. Как бы мне не влепили выговор, за порчу имущества правления, подумал Гаррисон.

— Предложение не прошло за отсутствием поддержки, — заявила миссис Гринбороу. — Далее на повестке дня — исключение Кэрри Брент.

Гаррисон раздражался все сильнее. Натан вертелся как на шарнирах. Ему надоело портить дядину ручку, разрисовывая столешницу, и, чтобы занять племянника, Гаррисон вытащил последний предмет, который мог его заинтересовать, — ключи от квартиры.

— Кто желает высказаться?

— Поскольку мы необъективны в отношении Кэрри Брент, она имеет все основания обвинить нас в дискриминации, — повторил свою мысль Гаррисон.

Не зная, надолго ли еще хватит терпения Натану, он надеялся, что этот веский аргумент убедит правление.

Полная дама в зеленом платье подошла к миссис Гринбороу и нашептала ей что-то на ухо.

— Мне сейчас сообщили, что мисс Брент видели входящей и выходящей из вашей квартиры в ночные часы, — обратилась председательница к Гаррисону.

— Ну и?..

Миссис Гринбороу лихорадочно перелистала справочник прав и обязанностей жильцов.

— У нас есть все основания исключить ее за нарушение двадцать второй статьи.

— То есть?

— За моральную нечистоплотность.

Как только до Гаррисона дошел смысл ее слов, терпение его лопнуло.

— Она работает по ночам! Возвращаясь домой, Кэрри услышала душераздирающий детский плач и, вместо того, чтобы сесть и накатать жалобу, поднялась ко мне, чтобы помочь. — Гаррисон уже понял, что потерпел поражение, но все же попытался воззвать к совести членов правления, если таковая еще у них осталась. — Она — единственный человек, поддержавший меня в трудную минуту. У большинства из вас дети уже выросли. Вы забыли, как трудно вам было, когда ребенок впервые заболевал? — Он поднялся, держа на руках Натана. — У этого мальчугана температура поднялась вчера до сорока градусов. А теперь, миссис Гринбороу, проводите ваше голосование.

— Кто за то, чтобы за нарушение договора с кооперативом исключить Кэрри Брент из числа пайщиков, произнесите «да».

Гаррисон не спускал с сидящих за столом, гипнотического взора. Раздалось дружное «да».

— Да, — повторил Натан и ткнул пальчиком в щеку дяди.

Гаррисон оттянул его ручонку вниз.

— Значит, единогласно?

— Нет, — твердо сказал Гаррисон, усаживая Натана обратно в коляску.

— Нет, — повторил Натан.

— Решение об исключении Кэрри Брент принято, резолюция в самое ближайшее время будет ей отослана.

Схватив лежавший перед ним листок с повесткой дня заседания, Гаррисон попытался сделать на нем надпись, но побывавшее в руках Натана перо отказывалось служить. Недолго думая, Гаррисон выхватил ручку у мистера Отвелла и написал: «По договору, на который вы так любите ссылаться, Кэрри Брент имеет право подать протест, а правление обязано его рассмотреть на ближайшем заседании». Затем он покатил коляску с детьми к выходу и по пути передал записку миссис Гринбороу.

— Считайте, что протест уже лежит перед вами.