Бессердечный

Глава 21

Айла

Мне ни за что на свете не нужно было читать его письмо, находясь в летящем в Лос-Анджелес самолете.

Айла.

Если ты читаешь это письмо, значит, мы с тобой так и не встретились. И за это я не буду извиняться. Но прежде, чем скомкаешь его и выбросишь в мусорную корзину, где, вероятнее всего, ему и место, выслушай меня.

Мне было девять лет, когда отец сказал маме, что изменил ей. Я слышал их разговор, так как они находились в соседней комнате. Она только закончила свой последний сеанс химиотерапии, и врачи говорили, что все в порядке. Понимаешь, она была больна все мое детство, но ее желание следить за тем, как я расту, заставляло ее бороться за жизнь. Это, а также огромная любовь к моему отвратительному отцу. Поправка, нашему отвратительному отцу. Через стены мне было слышно, как она плакала всю ночь. Ночь превратилась в дни. Дни в недели. Прошли месяцы, а я все равно слышал ее плач, когда она думала, что никто не слышит. Ты когда-нибудь слышала, как плачет твоя мать? Сталкивалась ли с чувством беспомощности, когда человека, которого ты любишь больше всего на свете, сильно обидели, а ты не можешь ему ничем помочь?

Во всяком случае, после этого признания она смотрела на него иначе. Улыбка исчезла с лица, взгляд стал тусклым и унылым. Через некоторое время я позабыл, как звучал ее смех, какими были ее объятия. Она стала тенью самой себя, но все еще оставалась с отцом, потому что знала, что никогда не полюбит другого мужчину даже наполовину так же, как любила его.

Шли годы. Ей становилось все лучше, но она еще не стала прежней. Но как-то утром ты прислала сообщение в «Фейсбук». Я прочитал его, и, когда увидел автобус, выезжающий из-за угла, в спешке оставил компьютер включенным. Придя домой, я все понял. Понял, что моя мать тоже прочитала его. И с того момента все изменилось.

До того дня мы и не догадывались о твоем существовании.

Вскоре после этого случая у нее случился рецидив. Сейчас-то я понимаю, что это было всего лишь совпадение, но с того дня ее желание жить уменьшилось в разы. На этот раз у нее не было ради чего сражаться. Она все время спала, а если не спала, то плакала. Мой отец был измотан, пытаясь сделать все для нее, но ничего не получалось. Ей было плевать на его слова или клятвы стать тем мужчиной, которого она заслуживала. Ничто не могло предотвратить неизбежное.

Мне было шестнадцать, когда она умерла.

И я ненавидел тебя.

Ненавидел то, что ты из себя представляла.

Я не хотел иметь ничего общего с тобой, твоей матерью или чем-то, что связано с прошлым моего отца. Из-за чувства солидарности со своей матерью, я поклялся, что никогда не признаю тебя и не полюблю.

Для меня ты была не сестрой.

Ты была воплощением того, что уничтожило желание жить у моей матери, и именно поэтому я дал себе слово, что никогда не прощу тебя.

Может, это кажется легкомысленным. Иррациональным. Но мне было шестнадцать лет, и впереди меня ждало будущее, в котором никогда не будет мамы, и от этого мне было так больно, что не выразить словами.

Но мой отец — наш отец — умер несколько лет назад (обширный инфаркт — он умер в одиночестве во сне, если тебе интересно), и, вернувшись на следующий день после его похорон домой, я получил посылку с письмами. Все они были нацарапаны розовой гелевой ручкой, девчачьим почерком. Я прочитал их все, а также записку, которую приложила твоя мать.

Я все еще ненавидел тебя. Но потом мне стало тебя жаль. Ты идеализировала меня в того, кем хотела, чтобы я был. И позволь мне сказать, я не был тем парнем.

Я был далек от него.

Это будет трудно понять, но многие годы я ненавидел тебя и то, что ты собой представляла, и хотя это может показаться несправедливым или неразумным, но часть меня все еще продолжает ненавидеть тебя. Я чувствую себя ограбленным, и уверен, что ты тоже. Я пытаюсь, но не могу забыть это. Пока нет. Раны еще слишком свежи.

Сейчас, когда я пишу это, мне двадцать четыре. И кто знает? Может быть, ты никогда не увидишь этого письма. Может, я приду в себя через двадцать лет, и, когда оглянусь назад на всю свою прожитую жизнь, пойму, что так и не увидел свою младшую сестренку.

Но что, если я этого не сделаю? Что, если мы никогда не встретимся? Знай, все к лучшему.

Ну а если мне будет сорок четыре, и я все еще не переживу это, то тебе лучше будет без меня.

Я нехороший человек, Айла. Жестокий и противоречивый. У меня много знакомых, но только один близкий друг, потому что он единственный человек, который терпит меня, потому что так же испорчен, как и я.

Я натворил много плохих дел. Я эгоист. Я всю жизнь прожил в оцепенении, так что теперь причиняю людям боль, чтобы хоть что-то почувствовать.

Я не горжусь тем, кем стал.

Но поверь, будет лучше, если мы не встретимся, потому что я, скорее всего, испортил бы и это. Я бы причинил тебе боль. Наговорил гадостей. Я бы тебя подвел.

Кстати, я несколько раз просматривал твою страничку в социальных сетях. Ты кажешься действительно умной и забавной, у тебя были хорошие друзья в старшей школе, и ты поступила в действительно хороший колледж. Этот твой парень — Этан — тот, у которого были очки и узкие джинсы, не заслуживает тебя, и ты достойна лучшего, чем этот хипстер. Я был счастлив, когда ты его бросила. Ты пишешь. Я знаю, потому что нашел твой блог. И ты чертовски хороша в этом. Тебе нужно знать, что, хотя мы не похожи друг на друга, у нас очень схожа мимика. И у нас обоих одинаковые уши.

Поэтому, если ты читаешь это сейчас, значит, мы так никогда и не встретились, и мне важно, чтобы ты верила мне, когда я говорю, что это было к лучшему. И пока я все еще пытаюсь справиться со своими чувствами, просто хочу, чтобы ты знала, что я, так или иначе, полюблю тебя.

Мне просто нужно немного больше времени.

Твой брат, Брайс

P.S. Уверен, ты хочешь побольше узнать о своем отце, ведь больше всего на свете тебе хотелось встретиться с этим кретином. Я вложил несколько фотографий, чтобы ты могла посмотреть, как он выглядел, и подписал их. Не буду восхвалять или идеализировать его. Не буду приукрашать его заслуги. Он был эгоистичным мудаком. Много пил и курил, как паровоз. Он проиграл свои пенсионные сбережения в казино и просрал деньги на мое обучение в колледже на новенький «Корвет», который разбил в хлам в первый же месяц. Он не плакал на похоронах моей матери, женился и разводился еще два раза после ее смерти. Даже не знаю, любил ли он вообще хоть кого-нибудь по-настоящему.

Аккуратно сложив письмо, я кладу его в сумочку и всматриваюсь в крошечное овальное окно слева от себя, когда самолет проносится сквозь пористые облака. Мою грудь сдавливает, глаза горят — такое ощущение, будто вскрыли рану.

Но оно скоро проходит. Сначала ты — это зияющая рваная рана, и ты чувствуешь всю ту боль, которую она с собой несет, но затем исцеляешься.

Отперев ключами замок своей квартиры, я сначала просовываю голову внутрь, чтобы внезапно не застать врасплох Вивьен и Фернандо. В квартире тихо, можно расслышать лишь звуки включенного телевизора из комнаты Вив.

— Эй? — кричу я.

На спинке одного из стульев в гостиной висит бюстгальтер, что меня не удивляет. Зайдя в комнату, в которой ничего не изменилось после моего отъезда неделю назад, я сразу же переодеваюсь. Надоело носить одну и ту же одежду изо дня в день.

Даже не знаю, как долго пробуду в городе и когда вернусь назад. У меня запланировано несколько встреч, касающихся имущества Брайса, к тому же, нужно все упаковать в его квартире и отправить на хранение, но после этого мне следует покончить со всем. Покончить с Нью-Йорком.

С Реттом все уже кончено.

Я не горжусь тем, как с ним порвала. Может, мне следовало сказать правду, и все бы разлетелось вдребезги, но тогда мне показалось, что намного проще притвориться, будто я хочу большего от нашей маленькой договоренности. Это всегда самый простой способ отшить мужчину.

К тому же, я знаю, что нравлюсь ему. Знаю. Чувствую. Вижу это. Он может отрицать все, что угодно, но он начал влюбляться в меня.

А я в него.

— Эй! — Вивиан врывается в мою комнату и обнимает меня. — О, Боже! Не могу поверить, что ты дома. Я так соскучилась.

Я обнимаю ее.

— Ты ведешь себя так, будто меня не было здесь целую вечность.

Она закатывает глаза.

— Когда ты привык видеть человека каждый день в течение нескольких месяцев, то начинаешь скучать по нему, когда его нет.

Платиновые волосы Вив заколоты на макушке, на ней нет лифчика. Должно быть, он у нее единственный и весит на стуле в другой комнате. Она садится на середину моей кровати и скрещивает ноги, наблюдая за тем, как я распаковываю сумку.

— В Нью-Йорке все отлично? — Она покусывает нижнюю губу, широко раскрыв свои голубые глаза.

— Да. — Я выдавливаю из себя улыбку. Мне хочется рассказать ей обо всем, но я измучена, и у меня нет ни сил, ни энергии. Я целый день пробыла в дороге, и просто хочу поспать. К тому же, мама может позвонить в любую минуту, чтобы убедиться, что я приземлилась, и через два часа мне нужно заехать за ней, чтобы вместе поужинать.

— Я говорила, что «Парамаунт» выбрали мой сценарий? — спрашивает она, сжимая руки. (Примеч.: Парамаунт Пикчерз Корпорэйшен — американская компания, которая занимается созданием и распространением фильмов).

— Что?! Нет! Вив, это отличная новость. Боже мой! — Я прикрываю рот ладонями. Вив — безумно талантливый сценарист, и они с Фернандо — потрясающая команда. Они возглавляли несколько проектов, и он работает штатным сценаристом сериала с элементами ужасов, который сейчас очень популярен в Голливуде.

— И я собиралась сказать тебе... — Она прижимает палец к губам. — Мы с Фернандо хотим взять в аренду дом на Холмах.

Она изучает мое лицо, ожидая увидеть разочарование, но его нет. Эти двое были вместе в течение многих лет, и вообще он практически живет здесь. Наша квартира тесновата для двоих человек, что уж говорить о троих. Кроме того, Вив очень много работала и заслужила того, чтобы жить в роскошном доме с оградой и воротами, охраной и крытым бассейном.

— Это замечательно, Вив, — говорю я.

Она улыбается.

— Думаешь?

Я киваю.

— Я подумываю о том, чтобы подыскать дом или что-то типа того.

Уголки ее губ дергаются. Она знает, что я — писатель, у которого в жизни бывают черные полосы. Были времена, когда я влезала в долги, чтобы о платить свою часть арендной платы, стирала белье, выполняла некоторые поручения и работала на дому. Работа внештатным писателем — не самый надежный источник стабильного дохода.

— Уверена, что с тобой все будет хорошо? — Вив наклоняет голову набок.

— Да. — Решительно отвечаю я и бросаю грязную футболку в корзину. — Пожалуйста, не беспокойся обо мне. Со мной все будет в порядке. Обещаю.

— Привет, — говорит Фернандо с порога. Футболка с V-образным вырезом облегает его мускулистое тело, а темные волосы влажные, будто он только вышел из душа. Он улыбается, показывая свои ямочки и большие зубы, и кивает мне в знак приветствия.

— Посмотрите-ка, кто вернулся. Скучала по нам?

— Я приехала только на неделю, потом возвращаюсь обратно, — говорю я. — И да, я скучала по вам. Поздравляю со сценарием.

— Спасибо! — Он улыбается от уха до уха, его глаза блестят. Как писатель, я узнаю это чувство — кто-то посчитал твою работу достойной и интересной. Это дарит уверенность и уносит на седьмое небо во много раз сильнее, чем морфин.

— Хочешь сегодня вечером прогуляться с нами? — предлагает Вив.

— Сегодня я встречаюсь с мамой, — говорю я.

Вив выдыхает, поднимается с моей кровати и подходит к своему мужчине. Она берет его за руку, а вторую руку кладет ему на бедро, и он наклоняется, чтобы поцеловать ее в лоб. Я никогда не встречала людей, которые бы так идеально подходили друг другу. Они на одной волне. Созданы друг для друга. Даже профессии у них одинаковые. Это так естественно, что иногда пугает.

У него есть она. У нее — он.

Порой они не спят всю ночь, просто разговаривают.

И он слушает ее, ловит каждое слово, будто это самое важное, что он когда-либо слышал, даже если она говорит о рецептах гуакамоле или о новой сумочке, которую хочет купить. В последнее время, например, он обучал ее испанскому языку.

Я вздыхаю.

Мне хочется того же. Хочу так же привязаться к кому-то и испытать эту несокрушимую, безраздельную, непринужденную любовь.

Вив и Фернандо выходят из моей комнаты, закрывая за собой дверь, и я заканчиваю распаковывать вещи. Телефон жужжит в сумочке, и мысли тут же возвращаются к Ретту, и только потом я вспоминаю, что это не может быть он.

Я думаю о нем, представляя, что он делает сейчас, в эту секунду. Думаю о том, что бы мы делали, если бы я была все еще там и не поступила, как вчера. И тогда мне становится интересно, думает ли он обо мне, скучает ли так же, как скучаю по нему я.

Взяв телефон, я ввожу пароль и проверю сообщения.

Мама: Пожалуйста, позвони, как приземлишься.

Я тут же отправляю ей ответ, подтверждающий наши планы на сегодня, а затем перечитываю старые сообщения от Ретта. Непреодолимое иррациональное желание написать ему накрывает меня, и пальцы сами начинают набирать сообщение.

Но я останавливаюсь, удаляя эти слова, будто никогда их и не писала.

Между нами все кончено.

Мы не можем продолжать и дальше обманывать друг друга.

Ведь, как только он узнает правду, все равно не захочет иметь со мной ничего общего.