Беверли-Хиллз

Глава 13

Роберт любовался Паулой, а она словно бы забыла о его присутствии. В демонстрационных залах Питера Парселла, безостановочно пульсирующем сердце нью-йоркского дизайна, бурлила специфическая, сугубо профессиональная жизнь, и Паула с охотой окунулась в самую ее гущу, пылко отстаивая свою точку зрения, убежденная в своей правоте.

– Мебель выбрана мистером Парселлом правильно, Уинти! Даже более чем правильно, абсолютно точно…

Кругленький человечек в дальнем конце стола фамильярно подмигнул Уинтропу и беззвучно поаплодировал столь непочтительному выпаду против признанного авторитета. Питер Парселл, колосс в сфере дизайна, пионер, отважно прокладывающий новые пути, основатель нью-йоркской школы декоративного искусства, был главным соперником Тауэра в Лос-Анджелесе. Парселл и Тауэр относились друг к другу с уважением, но взаимной симпатией проникнуться, разумеется, не могли, хотя соблюдали дистанцию и тщательно избегали чего-либо, что подтолкнуло бы их к открытому столкновению. Однако в определенных вопросах каждый из них придерживался настолько полярных взглядов, что долго сдерживаемый пар должен был непременно вырваться наружу.

Паула занимала позицию как раз посередине между двух просыпающихся кратеров, и Роберт наблюдал за ее поведением с неослабевающим интересом.

– Точка зрения мисс Хоуп… – заговорил Парселл, – Паулы, если мне позволят такую вольность, весьма любопытна. Вам действительно понравилось, Паула?

– Именно так, – подтвердила она.

Тауэр нахмурился. Паула совершила непростительный грех. Она встала на сторону его противника, причем публично.

– Мистер Парселл не единственный дизайнер в Нью-Йорке, кто создает «превосходную», как ты выразилась, мебель. Есть еще Джей Спектр, Марио Буати и Хуан Монтойя. Может быть, ты и им уделишь частицу своей любвеобильной души? – Он скосил глаза на Роберта, скромно сидящего в углу. – В твоем возрасте влюбляются в каждого встречного без раздумий.

– Пауле можно позавидовать, – по-рыцарски вступился за женщину Парселл. – В нашем возрасте мы уже вряд ли способны влюбиться в кого-нибудь.

– За исключением самих себя, – сказал Уинтроп.

Неловкое молчание накрыло всех, как грозовая туча.

Роберт перехватил взгляд Паулы и постарался предостеречь ее. Наконец-то – так ему показалось – она поняла, что осы зашевелились в своем гнезде и что именно она, пусть неосознанно, растревожила их.

– Конечно, я здесь всего лишь случайный наблюдатель, но мне страшно интересно, – дипломатично вмешался Роберт. – Что бы я еще хотел, так это взглянуть на фактически существующие апартаменты. Ну и, разумеется, услышать от вас оценку моим предложениям. Затем я собираюсь забрать от вас Паулу на ленч.

Уинтроп Тауэр иронически вскинул бровь.

– В Америке, как и в Индии, дизайнеры соблюдают принцип – во всем уступать кинозвездам. Полагаю, нам так и надо поступить и принять твой план, – сухо произнес Тауэр, вставая, и добавил после короткой паузы: – Думаю, мы все здесь посмотрели… – Он явно хотел сказать: «Мы достаточно здесь всего насмотрелись». – Огромное спасибо, Питер. Не пообедать ли нам как-нибудь?

– Или хотя бы вместе распить бутылочку, – откликнулся Питер с ухмылкой.

«Лучше вылей ее себе на парик, дешевый пижон», – подумал Тауэр.

– Я счастлива, что познакомилась с вами, – сказала Паула. – Ваша мебель – это нечто особенное!

– О да! – съехидничал Тауэр. – Когда он выставит меня из моей фирмы, то начнет закупать ее оптом.

Уже в лимузине Паула попыталась разрядить ситуацию.

– Прости, Уинти, если я чем-то тебя расстроила.

Он мгновенно капитулировал.

– Что ты, дорогая, совсем нет. Ты же меня знаешь. Я только не мог вынести, когда ты твердила одно и то же, как попугай, восхваляя его мебель. Самодовольный старый потаскун выглядел так, словно кончил впервые за много лет.

Паула рассмеялась, но сдаваться не собиралась.

– Но она и вправду великолепна.

– Относительно. Я видал и похуже, – уступил Уинтроп.

Смеясь, Паула просунула руку под его локоть, показывая, что все плохое позади.

– Поверишь или нет, но когда-то я был так же юн, как и ты сейчас, – отреагировал он с печальной самоиронией.

– Будь со мной всегда рядом и помолодеешь, – посоветовала Паула.

– А можно и мне слоняться где-нибудь поблизости? – спросил Роберт полушутя-полусерьезно.

Он знал, что она права. Ей удавалось повернуть время вспять. Воздух вокруг нее был насыщен озоном, и в нем проскакивали электрические разряды. В ее присутствии краски становились ярче, запахи – ощутимее, звуки – громче. Если это не эликсир молодости, тогда что это?

Паула уютно прижалась к нему, и он ощутил упругость ее груди, сладость ее дыхания, покалывание искорок, вылетающих из ее смеющихся глаз.

– Тебе разрешено болтаться возле меня так близко, как тебе захочется, и столько, насколько хватит терпения.

– Не слишком увлекайтесь, детишки, в присутствии взрослых, – предупредил Тауэр, но они его не слышали.

Они удалились в свой собственный мир, куда другим доступа не было. Они уже познали друг друга – не то, что каждый хранил в сознании и в душе, открылось им, а гораздо более важное – секреты тела. И только это имело значение. Ночь любви они провели в горниле страсти, и память о пережитом экстазе все еще жила в них. Любое прикосновение тотчас разжигало слегка подернутые пеплом, но по-прежнему раскаленные угли. Мысли о том, что было сейчас скрыто под одеждой, возбуждало их обоих до предела, за которым могло начаться безумие. Словно вулканическая лава клокотала под тонкой пленкой.

– Я вспоминаю вчерашнюю ночь, – шепнул он.

– А я думаю о сегодняшней, – прошептала она в ответ.

Невыносимая боль в ногах терзала Роберта, однако все окружающие, казалось, не испытывали подобных страданий. Они скользили по льду с улыбками на лицах, щеки их рдели румянцем, руки плавно двигались в такт вальсовым мелодиям, льющимся из громкоговорителей, развешанных на высоких мачтах. Но Роберту крайне требовалась передышка, и он, прервав круговое движение, приковылял к ярко-алому пластиковому барьеру, обрамляющему каток Уоллмана.

Когда они расстались со знаменитыми дизайнерами, Паула вновь вернулась к своей навязчивой идее.

– Роберт, пойдем на каток, пожалуйста.

Он мгновенно сдался под напором ее энтузиазма. И вот сейчас он выискивал ее взглядом в круговерти цветных пятен, лодыжки его жутко болели, а какофония несовместимых звуков – музыки и шороха стальных коньков о лед – резала слух.

Сияющая Паула подлетела к нему.

– Ради бога, скажи, где ты обучилась этому?

– Отец учил меня, когда я была еще маленькой. В Майами был каток. Он иногда возил меня туда на уик-энд. Я не вставала на коньки целую вечность, но, оказалось, прежние навыки не забываются.

– Сколько тебе было, когда умер твой старик?

– Пятнадцать. – Она слабо улыбнулась, вытолкнула торопливо ответ, надеясь, что на этом тема будет закрыта.

Роберт в измождении повис на барьере, как отведавший крепких кулаков боксер, но все равно он выглядел божественно в спортивном наряде – голубых джинсах, шерстяном свитере, черном, как ночь, и мягкой фетровой шляпе, белой, как день. Близость Паулы помогала ему превозмочь усталость и боль. Силы возвращались к нему, причем с быстротой почти сказочной.

Он всегда считал, что хорошо знает женщин, но такая, как Паула, встретилась ему впервые. Она невольно, сама того не ведая, – а, может, наоборот, сознательно, – восполняла пробелы в его образовании. Познавая ее тело, слушая то, что она произносит, улавливая пленительную музыку речи, он все равно не мог раскрыть ее главную тайну, понять ее до конца. И этим недостижимым секретом она еще больше притягивала его к себе.

– Ты очень любила своего отца?

– Да, я его любила. – Паула тоже оперлась грудью о бортик катка.

Ее плечо, обтянутое мягкой шерстяной материей, касалось его свитера и излучало тепло. Она была рядом, но он, оборачиваясь к ней, не видел ее лица, а только помпон на вязаной шапочке.

– Знаешь, что он умел? Он мог… проникнуть мне в душу и зажечь там свет.

– А твоя мать не могла. Да?

Как он угадал? Или любовь настолько обостряет интуицию, что человек, которого ты любишь, становится для тебя прозрачным?

– Да, не могла. Как-то получалось, что папа заслонял ее… Я была больше его дочь, чем ее… Я во всем полагалась на него.

– А теперь будешь полагаться на меня.

За этими словами крылось многое. «Все твои проблемы решены. Они остались в прошлом. Ты получишь все, что захочешь. Потому что я сильный, я сильный властью над людьми, которые повелевают другими людьми, и, значит, я властвую над всеми. Позволь мне угождать тебе. Назови любое желание. Дай мне шанс показать тебе, как я могущественен».

Она повернулась к нему, благодарная за произнесенные им слова и за их подтекст, хотя не верила, что Роберт в силах избавить ее от прошлого. Оно никуда не уйдет. Оно будет всегда с нею.

– Скорее бы настал вечер, – сказала она искренне.

– И ночь?

– Да.

– Это твое первое желание?

Паула улыбнулась.

– Наипервейшее.

– И мое тоже. Какое совпадение!

– Бог мой! Это же Роберт Хартфорд!

Крупная девица в красном свитере чуть ли не врезалась в них.

– Мэри! Скорее сюда…

Роберт проклял свою популярность, которую так неустанно взращивал, но плодами ее предпочитал не пользоваться. Шея его, казалось, вмиг укоротилась, лицо спряталось под полями шляпы. Встреча с поклонниками могла иметь самые непредсказуемые последствия, возможно, и неприятные для него.

Девица бесцеремонно ткнула пальцем в Паулу.

– Эта не та ли актриса, что играла потаскушку в «Бывшем хозяине»?

– Прошу извинить нас, но… – пробормотал Роберт.

Он схватил Паулу за локоть и потянул к ближайшему выходу.

В затылок ему полетел, как брошенный камень, возглас:

– Однажды ты мне приснился!

– Слышал? Ты навещал ее во сне, – хихикнула Паула. Впрочем, это получилось у нее очень мило.

– И не только ее. Представь, как это удивительно, – отшутился Роберт.

– Сегодня ночью я буду сторожить тебя.

– А если заснешь?

– Ты мне приснишься, но я не отпущу тебя гулять по чужим снам.

– Уверен, что я не отлучусь от тебя ни на минуту.

– Проверим. – Глаза Паулы вдруг подернулись дымкой. – Давай вернемся в «Карлайл».

– Я как раз хотел предложить тебе это.

Они заспешили прочь с катка. Роберт чувствовал себя неуверенно на коньках, да и к тому же ногу свело судорогой.

– Кто из нас сильнее хромает? – шепнула ему на ухо Паула со смешком.

Едва они вошли в номер, как зазвонил телефон.

– Черт с ним… – сказал Роберт.

– Нет. Так нельзя, – заявила Паула.

Он снисходительно улыбнулся ее рвению. Возможно, она права. В молодости человек стремится не пропускать ничего.

– Мистер Хартфорд? – услышал он в трубке радостный женский голосок.

– Да.

– Пожалуйста, оставайтесь на линии, пока я соединяю вас с мистером Уильямом Кентукки, личным ассистентом мистера Хэнка Марвела.

Она произносила имена четко и с нажимом, словно старалась подчеркнуть, насколько значительны эти персоны.

Роберт, горестно вздохнув, уставился в потолок, показывая всем своим видом, насколько он несчастен.

Паула тотчас поняла, как она может развеять его тоску, и начала с улыбкой избавлять его от одежды.

Мужской голос, нарушивший молчание в трубке, звучал до отвращения самодовольно.

– Простите, что вам приходится ждать, но президент «Мувиком Интернейшнл» желает поговорить с вами, но в настоящее время у него на вызове Западное побережье.

– Скажите Марвелу, чтобы он перезвонил мне, причем сам, лично, когда закончит беседовать с Западным побережьем, – отчеканил Роберт тоном, который применял, как правило, разговаривая с наглыми особами.

Он бросил трубку.

– Туп, как задница, – поделился он с Паулой, однако не отошел от аппарата.

Телефон зазвонил немедленно.

– Хартфорд? Это Марвел.

– Да! – рявкнул Роберт.

– Хэнк Марвел, – уточнил мрачный голос. – По-моему, на сегодня мы наметили совместный ужин.

Роберт передернулся от отвращения, хотя Хэнк Марвел был невидим и неосязаем, находясь на другом конце провода. Он представлял собой эдакого наполеончика – коротышка с апломбом, выкарабкавшийся из сточной канавы, проложивший себе по трупам путь к вершине, где заграбастал горшок с золотом и теперь занимался тем, что по-воровски опустошал его.

– Мои друзья заказали стол в «Арене». – Сообщая это, он просто лопался от самодовольства.

Друзья его сплошь и рядом принадлежали к кругу свежеиспеченных мультимиллионеров: Крейвесы, Эртеганы и Трампы – именно там они собирались, если событие было настолько важным, что его следовало отмечать не «У Мортимера».

– Не выношу этого места, – высказался Роберт.

– Господи, да почему же? Очень хороший ресторан.

– Так бывает. Кому-то может нравиться, кого-то воротит.

– А куда бы ты хотел пойти? – Марвел, без сомнения, уже начал сердиться. Всегда поддакивающие личности, которыми он себя окружил, не имели права что-то любить, а что-то нет. Он все решал за них.

– Как насчет «Русской чайной»?

Еще с тех далеких дней, когда Роберт был начинающим актером и воевал за место под солнцем, он сохранял в душе любовь к уютному и изысканному ресторану рядом с Карнеги-Холл на западной стороне 57-й улицы. Он был открыт круглые сутки, и каждый, кого устраивали цены и меню, мог занять здесь столик. Возможно, это было единственное место в Нью-Йорке, где обыкновенный американец мог услышать, о каких скучных материях ведут между собой беседы знаменитости и какие изрекают банальности.

Еда была сытной, хотя и не особо оригинальной, за исключением нескольких фирменных блюд, но атмосфера и обстановка, стулья, обитые дорогой красной кожей, умело развешанные картины в небогатых, но радующих глаз рамах, наконец, обслуживание – внимательное, но далекое от чрезмерной назойливости, – все в сочетании соответствовало классному ресторану, однако не вызывало ни у кого из клиентов чувства неловкости.

Марвел снисходительно рассмеялся.

– Ха! Я должен был догадаться. Ведь именно там ошивается ваша киношная публика. Я прав?

– Да. Тебе выпадет шанс встретить там пару-другую владельцев настоящих киностудий.

Марвел заслужил эту колкость. «Мувиком» был пока еще крохотной студией, энергично проталкивающейся вперед, оставаясь, однако, незамеченной среди больших китов. Там слепливались наскоро коммерческие ленты, но распространялись слухи, что компания под этим прикрытием производит нечто совсем иное. Роберт принял приглашение Марвела из чистого любопытства. Ведь делец типа Марвела скорее бизнесмен, чем киношник, и не стал бы беспокоить звезду просто так, не имея деловой заинтересованности.

– Послушай, Роберт, «Мувиком» на пути к вершине. И непременно там будет, – заявил Марвел, без проволочек переходя к сути дела. – У меня большие планы. Вот поэтому я и хотел встретиться с тобой сегодня вечером.

Роберт колебался. Отказываться или соглашаться? Любопытство возобладало.

– Что ж. Я очень даже не против выслушать твои деловые предложения.

Он специально выделил слово «деловые».

– Отлично, – не очень любезно пробурчал Марвел – Заказывай в своем любимом местечке столик. Увидимся в семь.

– В семь тридцать.

– Ладно. Мне все равно. – Марвел резко отключился, будто швырнул трубку Роберту в лицо.

– О чем шла речь? – поинтересовалась Паула.

– Боюсь, что нам испортили вечерок, – сказал он, шагнув к ней.

– Но вечер еще не наступил.

Понять, на что намекала Паула, было нетрудно.

Роберт стремительно провел свою спутницу под кроваво-красным матерчатым козырьком, через резные двери с бронзовым орнаментом, мимо терпеливо ожидающей очереди в погруженный в уютный полумрак зал «Русской чайной».

– Добрый вечер, мистер Хартфорд, – приветствовал его метрдотель. – Как любезно с вашей стороны, что вы навестили нас. Ваши гости уже здесь.

Он сделал полуоборот и чуть заметно кивнул головой, указывая на закругленное возвышение, куда усаживали лишь истинных звезд.

Там находились трое. Двоих Роберт ожидал увидеть. Хэнк Марвел был настолько приятной личностью, что почему-то сразу навевались мысли о геноциде и концлагерях, а блеклое, птицеподобное существо, сидящее рядом, очевидно, было его драгоценной половиной. Присутствие здесь третьего явилось для Роберта Хартфорда сюрпризом. Второе место после обаяния в перечне бесспорных достоинств великого актера занимало умение сохранять хладнокровие. Он и сейчас не утерял его, хотя заметил красный тревожный сигнал.

Дэвид Плутарх? Одно было ясно: его присутствие здесь не случайно.

Марвел взметнулся навстречу Роберту, словно грязная пена на гребне волны.

– А, Роберт! Вот и ты наконец. Ты еще незнаком с моей супругой. Мэри Ли страстная твоя поклонница. И, надеюсь, ты не будешь против, если нам компанию составит мой большой друг Дэвид Плутарх. Дэвид заскучал здесь в Нью-Йорке, хотя в это трудно поверить, и я уговорил его присоединиться к нам.

По лицу Плутарха блуждала загадочная улыбка. Он оторвал зад от стула не более чем на дюйм, показывая, что ни перед кем не намерен вытягиваться в струнку, и протянул Роберту для пожатия вялую руку.

– Как приятно, Роберт. Кажется, мы не виделись ни разу, после того бала у Ливингстона…

– Привет, Дэвид, – сказал Роберт и тут же переключился на миссис Марвел. – Счастлив познакомиться с вами, Мэри Ли. Вас не смутит, если я буду обращаться к вам по имени? – столь лестным предложением он вогнал бедную женщину в краску.

Не делая паузы, он отступил на шаг, с гордостью демонстрируя лишь недавно завоеванный им драгоценный приз.

– Мисс Паула Хоуп.

Паула почти физически ощущала, как ее поедают глазами. Она едва не опустила взгляд, чтобы проверить, все ли в порядке у нее с платьем. Мысленно Паула еще была в постели и занималась с Робертом любовью. Неужели это заметно?

Наконец они разместились вокруг массивного стола, мужчины намеренно поодаль друг от друга, каждый в своей броне, оберегая собственное эго и отвоевывая для него свободное пространство.

– Дэвид участвовал в торге за «Сансет», – сообщил Роберт Пауле достаточно громко, хотя она сидела с ним рядом. – Он бился за отель, как тигр.

– Но уступил царю зверей, – продолжил Плутарх с каменным лицом. – Лев или тигр, кто сильнее? Любознательных детишек занимает такой вопрос. Бывает, что и взрослых также.

Роберт ответил на это лишь улыбкой.

– Большая радость, что мы наконец-то встретились, Роберт! – Марвел внес свою лепту в светский разговор, грозивший стать взрывоопасным.

– И великая честь для нас, – дополнила его супруга. – Ведь я права, дорогой?

– Я бы не употреблял таких выражений, дорогая, – бросил Марвел, покоробленный ее чрезмерной и унизительной, с его точки зрения, угодливостью. – Я говорил о…

– Ничего, если я попрошу тебя не курить? – холодно прервал его Роберт, оставив без внимания завязавшуюся было стычку между супругами. – Мне это испортит аппетит, да и другим тоже будет не совсем приятно.

Хэнк поглядел на еще незаженную сигару «МонтеКристо № 2», расположившуюся, словно грозная торпеда, меж его жирных пальцев. Казалось, он был удивлен ее появлению там. Он обвел взглядом соседей по столу, поочередно – Роберта, Паулу, жену, Плутарха – и углубился в изучение публики в ресторане. Его маленькие глазки сузились до щелочек. Медленно, будто преодолевая чье-то яростное сопротивление, он направил руку во внутренний карман пиджака, извлек оттуда кожаный портсигар, убрал с глаз соседей по столу злополучный предмет и все это проделал молча, обиженно поджав губы.

– Спасибо, что ты уважил мою просьбу. Надеюсь, я тебя не затруднил, Хэнк, – произнес Роберт с тем же непроницаемым выражением лица, а Паула толкнула его под столом коленкой, как бы говоря: «Блестяще проделано!»

– Вы часто бываете здесь, мистер Хартфорд? – задала вопрос Мэри Ли. – Я слышала, что у этого заведения репутация прачечной. Тут полощется белье всей киноиндустрии. Издательской тоже… Я не ошибаюсь, мистер Хартфорд?

– Он же сказал, чтобы ты называла его Роберт, – буркнул Хэнк.

– Да, пожалуйста, Мэри Ли, – чарующе улыбнулся ей Роберт.

– О боже! – вдруг произнесла Паула. – Взгляните на этого великолепного Пикассо!

Четыре головы враз повернулись вслед ее указующему пальцу. Картина висела на противоположной стене и изображала рыжеволосую женщину в профиль и одновременно в фас, с клеткой на коленях, в которой прыгали по жердочкам две птички с распушенными крылышками.

– Это не Пикассо, – уверенно заявил Хэнк.

Все взоры обратили на него.

– Я недавно перелистал книжку какой-то гречанки о Пикассо. Там этой мазни не было.

Хартфорд чуть заметно шевельнул поднятой рукой, и в воздухе мгновенно материализовался официант.

– Попросите Грегори уделить нам пару секунд.

Тотчас появился метрдотель.

– Кто написал вон ту картину? Где изображена леди в красном?

– Пикассо, сэр.

– Она совсем не похожа на этого долбаного Пикассо, – упорствовал Марвел.

– Однако это именно он, – сказала Паула.

– Я так понял из отзывов, что книга Ариадны Сгасиниопулос в основном об его сексуальной жизни. Ты что, подумываешь об экранизации? – пустил очередную стрелу Роберт.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить? – нарушил неприятное молчание официант.

– Шампанское, – сказал Марвел. Затем, решив, что столь краткому высказыванию недостает торжественности, обратился к присутствующим с вопросом: – «Дом Периньон» или «Кристалл»?

Роберт вмешался с осторожностью:

– Думаю, что, к сожалению, «Кристалла» у них нет, а «Дом Периньон» слишком выдержан, на мой вкус. Впрочем, это не так уж важно, но я предпочитаю вино. Не знаю, подают ли его еще где-либо, но здесь оно превосходно – французское, разливное. Сухое, но не чересчур кислое. Уверен, оно вам всем понравится.

– Звучит заманчиво, – сказала Мэри Ли, немного раздосадованная тем, что шеи всех присутствующих вытянуты, а глаза устремлены только в направлении Роберта. Как бы ни был богат Хэнк, на него и на нее, соответственно, никто не обращал внимания.

– Могу ли я подать нашего специального? – Официант вопросительно взглянул на Роберта, потом уже на Хэнка.

– Отличная идея, – присоединила свой голос к большинству Паула.

Плутарх отстраненно кивнул, показывая, что ему безразлично, какое вино будет на столе. Трое против одного при одном воздержавшемся. Марвел раздулся от злости, словно шарик, готовый вот-вот лопнуть.

– Пусть так, но мне принесите бутылку «Дом Периньон» и проверьте, чтобы пойло было со льда! – рявкнул он, еле сдерживаясь.

Впрочем, он умел вовремя спустить пар. Не такой уж он болван. Иначе не преуспеть ему в бизнесе.

– Привет, дорогой, – сказал, проходя мимо, Дадли Мур.

– Привет, Дадли, – тепло откликнулся Роберт. – Познакомься, Мэри Ли Марвел, Паула Хоуп, Хэнк Марвел, Дэвид Плутарх.

Марвел не просто встал, а вскочил. Мур был звездой с устойчивой славой. Публика его обожала, и ему прощалось все, даже провалы.

– Я надеюсь, вы когда-нибудь поработаете и на меня, – произнес Хэнк напыщенно.

Дадли поймал взгляд Хартфорда, заметил его ухмылку, но он был достаточно искушен в голливудских играх, чтобы ответить наглостью на наглость самодовольного владельца пусть даже самой задрипанной киностудии.

– Я с удовольствием это сделаю, мистер Марвел. Я слышал, «Мувиком» производит неплохие ленты для кабельного телевидения.

– Кое-что у нас получается, – самодовольно усмехнулся Марвел.

Его самолюбие было удовлетворено, ведь звезда первой величины не только знала о существовании «Мувикома», но и одобрительно отзывалась о дерьме, выпускаемом студией.

Роберт вынести этого не мог.

– Мистер Марвел истинный гений, но… в своей области, – вот что он сказал, а подразумевал, что в эту область человеку искусства стыдно даже заглядывать.

Дадли Мур нервно улыбнулся.

– Что ж, прекрасно. Желаю удачи. Желаю удачи, – повторил он, уже удаляясь прочь.

Если с самого начала вечера Хэнка бросало в жар от язвительных уколов Хартфорда, то теперь ледяная ненависть цепкими пальцами сдавила ему сердце. Он гадал, не стоит ли ему прямо сейчас вылить на Роберта ушат помоев, но Плутарх перехватил инициативу, спросив с наигранной озабоченностью:

– Как продвигаются твои дела с «Галакси», Роберт? Ты, должно быть, дико занят? С твоей стороны было смелым решением взвалить на себя еще и «Сансет».

Роберт поглядел на него, как мангуст смотрит на змею. Вот он сидит напротив, вроде бы человек, а на самом деле заряженное миллиардами баксов смертоносное оружие, за которым маячит густая черная тень Каролин Киркегард.

Плутарх не имел в виду дефицит времени, от которого Роберт вечно страдал. Он говорил о финансовых тисках, в кои Роберт добровольно загнал себя. Ему уже пришлось выложить одиннадцать с половиной миллионов в качестве десяти процентов задатка при оформлении сделки и подписать обязательство уплатить полностью всю сумму в трехмесячный срок. Банк его был готов кредитовать покупки мистера Хартфорда, но все его активы будут вычерпаны досуха еще до того, как сделка окончательно вступит в силу, свершится передача собственности, и ручеек доходов от «Сансет-отеля» потечет ему в карман. Деньги, получаемые от «Галакси», едва покроют расходы по обслуживанию долгов. В конце восьмидесятых это был для американцев обычный способ вести дела. Его нарекли «зубчатая передача». Роберт никогда не применял этот опыт, а потому ему везде чудилась опасность. Он даже начал мучиться бессонницей. Он балансировал на канате, и любой промах мог стать роковым.

– Тебе ли не знать, Дэвид, что мы живем только один раз.

– Ты в этом уверен? – спросил Плутарх с улыбкой, вызывающей озноб. В его бесцветных рыбьих глазах не зажглось ни единой искорки.

Роберт, рассмеявшись, повернулся к Пауле:

– Хочу открыть тебе тайну, дорогая. Наш Дэвид верит в переселение душ.

– Неужели? Как интересно! – Она опять потерлась коленкой о ногу Роберта, заверяя его в том, что они оба состоят в веселом заговоре против соседей по столу.

Хэнк Марвел открыл было рот, чтобы изречь, вероятно, что-то умное, но непроницаемый вид Плутарха остановил его.

– Вы готовы сделать заказ или мне подойти позже? – спросил официант, одетый в красную рубаху «а-ля казак», черные шаровары и хромовые сапоги. Своим вмешательством он несколько помог Марвелу выйти из ступора.

– Готовы ли мы заказывать? – оживился Марвел. – Вероятно, Роберт возьмет на себя эту миссию. Он бывает здесь регулярно.

На этот раз улыбка, адресованная Роберту, у Хэнка получилась и выглядела очень даже мило, но Роберт все-таки оставался настороже.

– Что ж, всем следует попробовать борщ. К нему подают вкуснейшие пирожки с мясом. На второе неплохо отведать цыплят по-киевски или традиционного «строганова». Порезанный бифштекс с грибами в восхитительном сметанном соусе.

– Звучит неплохо, – одобрительно кивнул Хэнк Марвел.

– Весьма соблазнительно, – прощебетала его жена.

Плутарх промолчал.

Некая гармония установилась за столом, и была надежда, что она просуществует до конца ужина, но тут заговорил Дэвид Плутарх:

– Я думаю, настал подходящий момент, чтобы сделать одно маленькое заявление.

Он откинулся на спинку стула и застыл. Единственное, что отличало его теперь от бронзового изваяния, это был чересчур пестрый галстук. Роберт ощутил прилив адреналина в крови. Это же ощущение по незримому проводу передалось и Пауле. Они оба прозрели одновременно.

Предшествовавшая отрешенность Плутарха была лишь видимостью. Он наблюдал, как Роберт и Паула копают себе яму. Теперь же он собирался столкнуть их туда.

– Мы с Хэнком стали партнерами, и «Мувиком Интернейшнл» будет принадлежать мне.

Роберт прекрасно знал, что за этим кроется. Два неприятных для него человека, из которых один его заклятый враг, играют теперь в одной команде. Плохо, но не смертельно.

– Очень приятно, – отозвался Роберт.

Если б только этим все и ограничилось. Но Плутарх явно еще не закончил и собирался продолжить. Марвел задышал часто, как возбужденный пес. Ему хотелось воткнуть нож самому, но Плутарх опередил его.

– В контракте оговорено обязательство «Мувиком» торговаться за контроль над «Галакси». Документ мною подписан сегодня.

Роберт чувствовал, как бледнеет. Его лицо теряло цвет, мертвело, и он ничего не мог поделать.

– Итак, Роберт, по сути, с сегодняшнего дня ты работаешь на меня. – Сделав паузу, он произнес в заключение: -… до настоящего момента, но не далее.

Все, что было в голове у Роберта, куда-то испарилось, разлетелось, будто от взрыва, кроме сознания того, что случилось самое ужасное и дольше оставаться за этим столом невозможно. Он медленно поднялся, самообладание как-то помогло ему замаскировать свое унизительное бегство. Он ничего не сказал, да и сказать ему было нечего, если только не просить врага о снисхождении, махнув рукой на собственное достоинство. Он нашел под столом руку Паулы, вцепился в нее и потянул любимую девушку за собой прочь от стола номер один для особо важных персон.

Его догнал возглас Плутарха:

– О, я совсем забыл! Каролин передает тебе привет.

Паула вытянулась на диване и напряженно смотрела в потолок. Она морщила лоб, размышляя и пытаясь уразуметь, что же такое произошло и почему оно столь ужасно и чревато катастрофой. Отделенный от нее несколькими футами погруженного в полумрак пространства своего апартамента в «Карлайле», Роберт Хартфорд, отлично понимающий, какой крах ему грозит, возлежал в низком кресле и опустошал бокал с виски. Компанию ему составлял Уинти, преисполненный сочувствия.

– Догадываюсь, что вы провели чудесный вечерок, – вздохнул Уинтроп. – Лично я иногда люблю пообщаться с нуворишами. Они… пахнут кровью, как бы это точнее сказать… как сырые бифштексы. Говорят только о деньгах. С ними напрочь забываешь о такой дребедени, как искусство. Это вносит разнообразие в нашу жизнь. Если им немножко потакать, они на поверку оказываются весьма милыми людьми, но подшучивать над ними опасно и глупо.

Паула храбро вступилась за Роберта.

– Но Роберт сажал их в лужу так, что они не могли счесть это оскорблением. Получалось как бы само собой, что им там и место. Конечно, это доводило их до бешенства, а он был на высоте.

Она смотрела на Роберта с обожанием, и он постарался выглядеть беззаботным.

– В нашей богом проклятой стране единственный способ выкарабкаться наверх – это не фыркать презрительно, учуяв дурной запах, каким разит от людей, которые думают, что они ее создали. Разве ты видела хоть раз, чтобы Уинти воротил нос от дерьма? Нет, и не увидишь.

– Сколько вони я нанюхался в королевстве молочных упаковок. Лаурел, как звали наследника трона, был малый в высшей степени сообразительный. Такой, что колотился в дверь клозета, неуверенный, внутри он или снаружи. Он заставлял перекрашивать свою гостиную три раза, нет, ошибаюсь, четыре раза, а все равно вышло так, как хотел я!

Роберт, заметно нервничая, выслушал тираду Уинти до конца и взялся за телефон.

– Это снова Роберт Хартфорд. Мистер Лейбовиц еще не вернулся? – Услышав ответ, он мгновенно напрягся.

После возвращения из «Русской чайной» он многократно пытался связаться с главой «Галакси», но телефон того был постоянно занят. Теперь наконец Лейбовиц откликнулся на звонок.

– Бос? Это Роберт.

– Роберт, бог мой, где ты? Я отправил тебе кучу посланий в «Сансет». Нам надо встретиться. Немедленно! – В голосе Лейбовица была паника.

Значит, это случилось. Роберт молил бога, но сам не верил, что Плутарх блефовал.

– Я в Нью-Йорке, в «Карлайле».

– Ты должен быть здесь, Роберт. Тут творится такой бедлам! Не представляю, откуда взялась эта чертовщина! Все разваливается, трещит по швам… – Он стрекотал, как пулемет. Голос его дрожал от страха.

– Бос, остынь! Расскажи внятно, что происходит.

– А ты не знаешь! Кому лучше знать, как не тебе! – орал в трубку Лейбовиц. – Это ты расскажи, зачем понадобилось ошпаривать задницу Марвелу так, что он теперь пляшет, как на сковородке. Что он имеет против тебя? Если все тут у нас покатится кувырком, то это твоя вина. Так все говорят.

Чем больше кипятился глава «Галакси», тем мягче обращался к нему Роберт, выуживая необходимую для себя информацию.

– Так это правда, что студия сливается с «Мувикомом»? Или это еще не окончательно?…

– Не тешь себя надеждой, Роберт. Это конец! Я связался с Хэнком. Он подтвердил слияние и еще вякнул, что первое, что они сделают, это спустят в унитаз твой контракт, а затем и меня отправят туда же. Какая муха их укусила? Объясни!

– Постарайся не волноваться, Бос…

– Ты мне советуешь не волноваться? Ты уничтожил, смешал меня с дерьмом, Роберт! И тебе насрать…

Роберт отстранил от уха трубку, которая, казалось, раскалилась в его руке. Расширенными глазами Паула смотрела на него. Уинтроп насупился, словно старая мудрая сова.

Надтреснутый голос в телефонной трубке вдруг сник, словно его обладатель был на последнем издыхании, как и его карьера.

– Я сижу безвылазно возле факса. Документы поступают беспрерывно. Дэвид Плутарх выкупил у Марвела шестьдесят два процента акций «Мувикома». В эту же сделку входит покупка «Мувикомом» доли в «Галакси». Марвел становится президентом и занимает мою должность в «Галакси». Юридическая служба получает инструкцию аннулировать твой договор с «Галакси» во что бы то ни стало. Они хотят видеть твой труп, Роберт. Выглядит это так, что все затеяно именно из-за тебя. Что ты натворил, Роберт? Зачем ты поступил так со мной?…

Он начал скулить, но Роберт уже его не слушал. Он размышлял. Будто в трансе, он медленно положил трубку, прервав на полуслове излияния Лейбовица.

Какие бы детали ни сообщил Бос, они не меняли сути дела. Произошло то, что обещал Плутарх. Он уплатил приблизительно сто пятьдесят миллионов за «Мувиком» и раскошелился еще на пять сотен миллионов за контрольный пакет «Галакси». И он сделал это исключительно с целью растоптать и разорить Роберта, погубить его карьеру.

Впервые в жизни Роберт очутился на краю пропасти и мог, заглянув в нее, представить, что там, на дне.

– Здорово он все провернул.

– У него ничего не выйдет, – возразила Паула. – Твой контракт законен и подписан руководством «Галакси».

Веры в то, что она говорит, уже не было, но, преодолевая собственный скепсис, она старалась вдохнуть в Роберта надежду.

– Я не могу позволить себе ввязаться в судебные баталии, – покачал головой Роберт. – Плутарху это только сыграет на руку. Они выкачают из меня всю кровь самым простым способом, затягивая тяжбу до бесконечности. Плутарх готов на все, чтобы оставить меня без гроша: Каролин заставила его сделать это в отместку за мое вмешательство в историю с Франсиско и малолеткой. Я не могу поверить, что она возымела такую власть над Плутархом. Становится страшно. Если она не ведьма, то кто же она?

Паула вскочила, подошла к Роберту, опустилась рядом с ним на колени, стиснула пальцами его руку. В этот жест она вкладывала просьбу о прощении: «Извини, если это я принесла тебе несчастье». Он ответил ей мысленно: «Я догадался, о чем ты думаешь, но это не так. Наоборот, ты помогаешь мне справляться с бедой».

– Думаю, что мне пойдет на пользу еще одна порция виски, – произнес Уинтроп как бы про себя и потянулся к графину. Налив бокал, он поднес его к губам и добавил задумчиво: – Не влияет ли то, что контракт с «Галакси» приказал долго жить, на финансирование «Сансет-отеля»?

– Ты, как всегда, попал в точку, – откликнулся Роберт.

Истина предстала им всем в своей беззастенчивой наготе. Каролин и Плутарх вместе не зря выложили почти шестьсот пятьдесят миллионов. За такие деньги они приобрели билет на спектакль с участием Хартфорда и Ливингстона, а декорацией послужит реальный «Сансет-отель».

Уинтроп повертел в пальцах бокал, любуясь колыханием и оттенком напитка в нем.

– Будем надеяться, что Франсиско вернет тебе задаток.

Роберт не подумал об этом. Задаток! Одиннадцать с половиной миллионов, к которым еще никто не притронулся. Юридически Франсиско Ливингстон был не обязан возвращать задаток, оставалось надеяться на его порядочность. Роберт выглядел растерянным.

– Что мне следует предпринять? Как поведет себя Франсиско?

Ответа не знал даже Тауэр.

– Есть такие понятия, как дружба, порядочность, честь. А на другой чаше весов одиннадцать с половиной миллионов баксов. Я уверен, что он поступит правильно, – с явным сомнением произнес Уинтроп.

Роберт тоже сомневался. «Правильные поступки» в Голливуде были в диковинку. Их ни от кого не ждали, а если такое и случалось изредка, было приятным сюрпризом для того, кто получал от этого выгоду. Во рту Роберта пересохло. Мысли разбегались. «Франсиско неплохой старикан, и он мой должник. Но и он не дурак и своего не упустит».

Роберт резко освободил руку, которую, ласкаясь, сжимала Паула, выпрямился в кресле.

– Если Ливингстон присвоит задаток, у меня не останется ничего.

Уинтроп снова взялся за графин и налил виски в его бокал. Он не предложил другу ни содовой, ни льда, только свое сочувствие.

Роберт собрался проглотить неразбавленный напиток, но его отвлекла Паула.

– Это еще не конец света. Ты заработаешь себе состояние где угодно. Если отпала «Галакси», то есть «Парамаунт» и «Юниверсал», и другие.

Роберт поднял на нее взгляд, но на самом деле не видел ее. Случайно ли первая в его жизни настоящая любовь совпала с полным его крахом? Может быть, некоторым людям не разрешено свыше жить эмоциями, а только рассудком, и нарушение жестоко наказуется. Когда он заговорил, раздражение вскипело в нем, и желание причинить боль и возложить вину за свои беды на единственное в мире близкое ему существо сквозило в его словах:

– Ты ничего не понимаешь, Паула. Голливуд – это стадо баранов. Куда побредут одни, туда же и другие. Все захотят узнать, почему «Галакси» расторгла многомиллионный контракт, но никто не угадает истинную причину. Новое студийное руководство начнет распространять слухи о том, что я уже давно перевалил за гребень холма и скатываюсь вниз. Про меня будут писать, что я одержим манией величия, что мои требования непомерны, что их невозможно удовлетворить, что я – голый король. Они припомнят мне и «Сансет-отель». Представь, как все здорово ложится одно к одному. Хартфорд настолько распоясался, что начал скупать то, за что заплатить не в состоянии. Он утерял всякую связь с реальностью. Он вознесся так высоко, что обезумел там от нехватки кислорода. Приплетут и тебя. – Тут ему захотелось ранить ее как можно больнее. – Объявят, что я затащил в постель девчонку, которая годится мне в дочери.

Наконец он замолк и закрыл руками лицо. Стыдился ли он проявленной им слабости, прятал ли от Паулы свое отчаяние, боялся ли, что она увидит на глазах мужчины слезы, или он решил сосредоточиться, поискать какой-то выход, путь к спасению.

Паула растерялась, не зная, как вести себя, что предпринять. Она обратила взгляд на Тауэра, но тот лишь смотрел на нее сочувственно и тоже молчал.

А мысли Роберта как раз перекинулись на Паулу. Его будущее стало игрушкой в руках странной парочки – Киркегард и Плутарха. А то, будет ли у Роберта Хартфорда пища и кров, зависит от воли капризного старика. Имеет ли он право удерживать возле себя девушку, у которой вся жизнь впереди и которая достаточно натерпелась горя в прошлом? На гребне своей славы, в самые звездные часы своей жизни он повстречал ту единственную, кому мог открыть душу и отдать сердце. Он полюбил это пленительное создание. И она полюбила его.

Но в кого она влюбилась? В кинозвезду, конечно. В миф. Паула влюбилась в имя, известное всей Америке, в символ великого американского кино, в экранный персонаж, покоряющий женщин мужественной, красивой внешностью и мягким шармом.

– Что ты собираешься делать? – прервал его размышления тихий голос Тауэра.

Роберт отнял руки от лица. Он был горд хотя бы тем, что глаза его сухи.

– Ничего. За рулем не я – другие. Киркегард, Плутарх, Ливингстон. Я не могу ничего изменить, и будь я проклят, если соглашусь что-то вымаливать для себя. Пусть все идет своим чередом. Может быть, Плутарха поразит молния. Если господь уж так его любит, то почему бы ему не потрафить любимчику. Ведь парню, наверное, не терпится переселиться в другую ипостась.

Шутка его отдавала горечью.

– Роберт. Я не хочу, чтобы что-то изменилось… – произнесла Паула, но окончание фразы «… для нас» – она опустила.

– Не знаю, – ответил он.