Глава 2

– Я был бы рад, если бы подарили мне от щедрот своих пару минут на раздумье.

Роберт Хартфорд нарочито пошарил рукой по стеклянной поверхности кофейного столика якобы в поисках очков в массивной оправе, выточенной из рогов каталонского оленя, о чем свидетельствовал сертификат, выданный при покупке, водрузил их на нос и глубоко вдохнул в себя воздух. Запах страха, который исходил от окружающих его мужчин, был явным, резким и неприятным для обоняния, но ему он нравился.

Это не был естественный страх любых живых существ перед болью или угрозой смерти. Шестеро мужчин, притулившихся на краешках комфортабельных кресел в его кабинете, все разом боялись того, что могло не случиться. Того, что они не получат заветное «да» от Роберта Хартфорда и лишатся тем самым будущих Оскаров и процветания в «стране грез», как называют миллионы недотеп во всем мире зловонное болото, именуемое на самом деле Голливуд, если заглянуть в справочник налоговой службы штата Калифорния.

Роберт одарил их наивной мальчишеской улыбкой, той, что принесла ему большие деньги и обожание поклонников на всех пяти континентах. Он не выглядел на шестьдесят пять миллионов долларов – таково было официальное его состояние, – но не был и мальчуганом, которого запросто съест людоед. Тот, кто вознамерится сделать это, тот им подавится.

Главное свое богатство он держал не в банке, а при себе. Это была его неповторимая внешность. Его лицо было именно таким, каким должно быть в идеале лицо человека, – ни прибавить, ни убавить. Так считали женщины. Так думали мужчины. И дети тоже. Животные, если б они обладали речью, тоже в один голос согласились бы с этим мнением.

Своим божественным даром он пользовался бессознательно, плывя по течению и наслаждаясь покоем среди бури разыгравшихся вокруг него страстей. Когда другие и он сам поняли, какой властью обладает существо мужского пола по имени Роберт Хартфорд над человеческими особями обоих полов, то кто-то принялся бешено подсчитывать, как на этом можно подзаработать, а ему стало скучно жить на свете.

Но все же женщины, с каждым разом все более молодые, его по-прежнему возбуждали, и он гордился тем, что на их вожделение отвечает с не меньшим пылом. Только это одно, пожалуй, удерживало звезду от погружения в глубь океана, чтобы погаснуть там, в глубине, привлекая своим свечением ошалелых рыбок.

Такую красивую смерть Роберт с удовольствием сам себе пророчил, не помня уже, что нечто подобное вычитал когда-то в юности в давно забытом романе какого-то классика. В мыслях, да и на словах, в бесчисленных интервью он поигрывал собой, словно амулетом, согретым в ладонях, и производил тем самым впечатление актера думающего, а не просто ходящего манекена.

Тем более что он никак не походил внешне на мужчину с рекламы сигарет «Мальборо». Все в его облике не соответствовало этому супермужественному типу, а на деле тупому красавчику. Наоборот, Роберт не открыт публике, а полон намеков – на интеллект, на тягу к возвышенной, целомудренной, почти монашеской жизни и еще черт знает на что, в чем никакие кинокритики так и не смогли разобраться.

Его одежда вполне соответствовала облику звезды, вернее, экранному имиджу. Простота ее и невыразительность лишь подчеркивали то, что несет в себе облаченный в нее киногерой. Белая футболка, всегда безупречно чистая, открывающая взгляду крепкую загорелую шею. Плотно обтягивающие бедра джинсы. Кто бы мог подумать, что этот примитивный наряд тщательно продуман и изготовлен из специальной ткани по его заказу, за огромные деньги.

– Может ли что-то еще повлиять на твое решение? – осмелился нарушить тишину Бос Лейбовиц.

Он первым не выдержал затянувшегося молчания. Бос не смог скрыть свой интерес к сделке, что недопустимо для бизнесмена такого ранга. Как он может рассчитывать, что своим жалким лепетом способен поторопить суперзвезду? Что он может предложить ему, кроме того, что уже предложено? Как еще польстить?

Вокруг Хартфорда крутилось девок больше, чем он был бы способен употребить до конца дней своих, а Бос Лейбовиц сотню раз признавался, что они поклоняются ему, как божеству. Какой еще комплимент выдавит этот червяк из своих хилых мозгов?

Студия «Галакси» медленно, словно хлебнувший сверх нормы в трюмы забортной воды корабль, поплывет к своему банкротству, если… Хартфорд не оживит умершие помпы.

Роберт взмахнул бронзовой от искусственного загара рукой, и жест этот означал приказание заткнуться всем.

– Имей терпение, Бос. Пару-тройку минут, и я выдам свое решение.

Он выдал им улыбку, робкую, извиняющуюся улыбку мальчишки, смущенного присутствием стольких важных мужчин. Уже две недели назад Роберт знал, какое решение примет, но сладость бытия заключалась в том, что момент удовольствия можно затянуть до определенного момента. Как в постели с женщиной – тянешь, тянешь, превозмогая себя, прежде чем опустошишься.

А с этими потными от нетерпеливого ожидания мужланами еще интереснее.

Бос Лейбовиц думал: «Что еще нужно этой дряни? Что он тянет? Конечно, подонок знает, что под его слащавую рожу банки дают нам кредиты. Но больше, чем от нас, он нигде не получит».

Если Лейбовиц считал, что его мысли скрыты от проницательного взора кинозвезды, вертящего – вроде бы в сомнении – паркеровскую ручку с золотым пером, прежде чем подписать контракт века, то он ошибался. Играть с продюсером Хартфорду было неизмеримо легче, чем с шулерами в покер в прокуренных барах, куда он наведывался изредка, нанюхавшись кокаина, нацепив темные очки и будучи уверенным, что расстанется с парой сотен долларов, но получит хорошую встряску.

Роберт, играя на нервах собравшихся, обвел взглядом свои апартаменты. Он был доволен работой самого модного дизайнера Западного побережья Марка Хэмтона. Бунгало, стоящее в красивом парке «Сансет-отеля», которое снимал Хартфорд, было оформлено дизайнером-авангардистом. Яркие цвета, давящие на психику ничтожных букашек, приползающих о чем-то просить, бросали вызов установившейся среди других дизайнеров моде, которой они рабски подчинялись, – монохромность, монотонность, блеклые тона, все упрятано как бы под дымку, чтобы возвеличить хозяина.

Роберта возвеличивать не требовалось. Он сам – и только он один – приковывал к себе внимание, бесстрашно вступая в сражение с кричащими картинами на стенах, ошеломительного дизайна мебелью, странными, завораживающими взгляд стеклянными фигурами, в которых эротический подтекст угадывался с трудом, однако непременно ощущался.

И среди всего этого, отвлекающего, казалось бы, взгляд, разгула дизайнерской фантазии царствовал только один Он – мужчина в неприметных джинсах и белой футболке. Роберт побывал во множестве особняков, но помещения лучше, чем его гостиная, не было на свете. А теперь ее заполнили людишки с тупыми омерзительными лицами, и оживляли их только жадность и страх, что добыча вот-вот уплывет из хватких рук.

Роберт потрепал себя за ухо, поправил очки на переносице и откашлялся.

– Я буду контролировать подбор актеров, сценарий, костюмы, декорации, монтаж, озвучание, запись музыки и иметь право вето при выпуске фильма в прокат.

Лейбовиц поспешно кивнул:

– Но этим правом не стоит пользоваться без особой на то причины, – вмешался Кол Бревер, возглавляющий юридическую службу «Галакси».

Роберт демонстративно сжал губы в тонкую ниточку и нахмурился. У Лейбовица едва не остановилось сердце.

– Заткнись! – прошипел он на своего юриста, но голос его прозвучал на удивление громко, так что кофейные чашечки из лиможского фарфора тихонько звякнули. – Извините, – мгновенно произнес Лейбовиц. Терять над собой контроль не позволялось никому в Голливуде. Стоит пару раз так промахнуться, и все решат, что ты на игле, а дальше скатываешься с верхушки в придорожную канаву. – Я хотел сказать, что все сказанное Робертом вполне резонно. Ты, Роберт, можешь положиться на мое слово.

Бос нервно потер руки, будто только что опрокинул бочку масла на бушующий прибой и получил надежду благополучно выбраться на берег. Когда контракт будет подписан, он начнет изнурительный поединок с Робертом и в конце концов распластает его по рингу, превратит в лепешку, но пока чернила на контракте не высохли, надо держать рот на замке. Сделка еще не завершена, а это означает, что студия утонет в дерьме, а если и выплывет, то уже без Лейбовица на капитанском мостике.

Он тряхнул головой, чтобы незаметно, не пользуясь платком, стряхнуть пот со лба, капающий на его безупречно завязанный галстук. Он смотрел на Роберта Хартфорда, как грешник на создателя в день Страшного суда, ожидая приговора.

Роберт, казалось, забыл о своих посетителях. Он прошелся взглядом по стенам и потолку, помассировал затылок своими длинными пальцами.

– Вы знаете, что эта хижина продается? – нарушил он затянувшееся молчание.

Мозги в шести головах усиленно заработали. Какая хижина? Кому продается? Какого черта он затеял этот разговор?

Первым нашелся заместитель директора по производству.

– Ты имеешь в виду свое бунгало, Роберт? – вякнул он.

– Нет! Нет! Весь отель. – Роберт как бы объял раскинутыми руками все окружающее его пространство, включив в него и закатный солнечный диск, заглядывающий в окно. – От крыши и до подвалов, – соизволил объяснить он.

Только Бос Лейбовиц догадался, что происходит. Роберт забавляется, как кот с уже пойманной мышкой. Он давно принял решение, но ему нравится ощущение, что им неизвестно, какое именно. Обычный голливудский спектакль, разыгранный в меру талантливо. Надо потерпеть, долго это действо не продлится.

– Да, конечно, это создает проблемы… – вставил Лейбовиц, воспользовавшись паузой. – Ты здесь прочно обосновался и не знаешь, какие причуды будут у нового владельца.

То, что Роберт Хартфорд не имеет собственного дома, а снимает этаж и бунгало в отеле, и было как раз идиотской причудой кинозвезды.

– Ну да. – Роберт чуть не застонал. – Вдруг меня вышвырнут вон?

Комната взорвалась смехом.

Роберт притворился удивленным такой дружной реакцией. До чего же славные парни собрались здесь! Контракт с «Галакси», выложенный перед ним на кофейный столик, – тому подтверждение. Сделка на семь фильмов, пятьдесят шесть миллионов гонорара, солидный процент прибыли с проката и полная власть над сворой мелких актеришек, собранных, чтобы ему подыгрывать, а еще сладостное право распоряжаться на съемочной площадке.

Деньги уже давно не имели для Хартфорда значения. У него их было больше, чем он мог потратить, даже став безумно расточительным. Но казаться жадным до денег – таковы были правила игры в Голливуде. Торговаться долго, мелочно и скучно за каждый доллар было общепринято.

– Вам, ребята, палец в рот не клади, – произнес он медленно, растягивая слова. – Окрутили меня так, что я подставил вам свою голую задницу. С этим контрактом любая бы невеста пошла под венец, даже если от жениха ее воротит.

Он сжал в пальцах перьевую ручку, которой обычно подписывал контракты, сжал и разжал несколько раз зубы, покусывая колпачок из слоновой кости.

Роберт беспечно болтал, подписывая многочисленные листы контракта, намеренно нарушая торжественность момента.

– Вы знаете, что здесь самое замечательное? Штат обслуги. Уж не знаю, где Франсиско их набрал, но прислуга в отеле отменная. Выглядят они совсем как нелегальная шантрапа из Мексики, но говорят все на отличном английском, будто учились в Оксфорде. И обладают шестым чувством – всегда знают наперед, что тебе нужно.

Он сделал паузу и поглядел, как реагируют на его болтовню представители «Галакси». У них на лицах застыли, словно застигнутые внезапным морозом, напряженные улыбки. Они ждали, когда он подпишет все листы до конца. Его разглагольствования по поводу слуг в отеле их не интересовали. А ведь он может расшевелить их, заронить в их глаза ярость. Стоит ему только отложить ручку и не подписывать то, что осталось в пачке. Право, такое удовольствие посильнее секса!

Но ведь трахать женщину нельзя бесконечно, как бы ты не сдерживался, все равно рано или поздно кончишь. И обидишься, что природа распорядилась так глупо. И здесь тоже надо кончать!

Роберт накорябал, как и на предыдущих страницах, несколько невразумительных черточек, оканчивающимися вполне разборчивым – «форд». Этого было достаточно для любого суда, который займется претензиями актера к кинокомпании.

Кол Бревер все еще оставался прикованным к месту, а Лейбовиц, словно боксер, очнувшийся от нокдауна, уже начал приподниматься. В ушах его звучали победные колокола.

Бос вылез из кресла и, обогнув письменный стол, засеменил к Хартфорду, чтобы с ним облобызаться, но Роберт не дал шанса Лейбовицу прикоснуться к себе. Его движения были быстры, как у тигра. Он вывернулся из нежелательных объятий, и Лейбовицу пришлось хватать руками воздух и тянуться губами в пустоту. Он сразу же отскочил на безопасное расстояние от готовых двинуться на него широким фронтом посетителей, успел снять трубку и нажать пару кнопок.

– Кончита! – произнес он с облегчением. – Ты что-то, милая, осипла. Не простудилась ли?

Он перешел на интимный тон, разговаривая с девушкой, принимающей заказы на доставку в номера еды и выпивки.

– Будь добра, мне витамин С, ты знаешь, и текилу, как всегда, ко сну.

Бос Лейбовиц никак не был обескуражен таким поведением кинозвезды. Подобные спектакли в его присутствии разыгрывались десятки раз в прошлом, причем личностями более эксцентричными и более талантливыми, чем этот малый, который воображает о себе невесть что. Однако он еще более утвердился в правильности своего решения – обаяние Хартфорда и даже его фиглярство стоит обещанных ему пятидесяти шести миллионов.

За семь лет срока действия контракта обаяние артиста будет выкачано из него досуха, переведено на пленку, размножено и распространено по пяти континентам.

Чем был хорош Роберт Хартфорд? С сумерек до рассвета и, наоборот, с рассвета до сумерек, он думал только о женщинах. Не о женской душе, а о женской упругой плоти. Аромат духов, пудры, помады, запах их тел кружил ему голову, заставлял беситься от похоти. Завоевание каждой женщины – даже девицы по вызову – Роберт Хартфорд планировал, как великий полководец предстоящее судьбоносное сражение.

Ему одинаково нравились и неприступная мраморная красота очередной уложенной им в постель богини, и какая-нибудь пропотелая проститутка с оплывшими формами, утверждающая, что не заметила, как лишилась девственности.

– У меня гости, так что ты знаешь, что отправить мне наверх. Ради праздника они выпьют шампанского… того самого… что у вас еще осталось, – мурлыкал он в трубку, а потом, водрузив ее на место, обвел быстрым взглядом – справа налево и обратно – всю команду «Галакси». – Выпьем по-быстрому и разбежимся.

О деталях с этой публикой можно договориться позже. Они думают, что насадили его на крючок, водят теперь на леске, чтобы вытянуть на берег, когда им будет угодно, и стукнуть головой о камни. Напрасно надеются! Он еще выкинет такой трюк, что мало им не покажется.

После подписания контракта разговаривать ему с ними было не о чем. Все же Бос Лейбовиц якобы по старой дружбе спросил:

– Что ты сделаешь, Роб, с такой уймой деньжищ?

– Куплю тот самый отель, где сейчас живу, – не раздумывая, ответил он.

Все уставились на него в немом изумлении.

Загрузка...