Безжизненно стучат не любящих два сердца

Глава 6. Мы поняли с тобой, что между нами вьюга

Меня давно волновал вопрос. Когда я превращаюсь в Уфу, мой организм вырабатывает такой же, как у нее яд, или нет?

Вчера в торговых рядах купила курицу и, чтобы никто не видел, занесла ее в свою потайную комнату. Подумав, что для эксперимента одной тушки мало, забежала за яблоком на кухню к Марше и пожалела. Кухарка не отпустила меня, пока я не приговорила жаренную отбивную с горкой фасоли, кружку с молоком и два пончика с вишневым повидлом.

Из-за тяжести в желудке ночью вновь снились кошмары. Я вновь летела через Вселенную навстречу к душе Ливин. Когда наши руки соединились, тело пронзило сотнями игл. Закричав от боли, резко вскочила. Тяжело дыша, с расширенными в ужасе глазами смотрела в пространство перед собой. Постепенно пришло понимание, где я нахожусь. По щекам мгновенно заскользили горячие горошины слез. Подхватив дрожащими пальцами одеяло, уткнулась в него и разрыдалась, заглушая вырывающиеся из груди крики отчаянья. Когда немного отпустило, опустошенно сидела некоторое время, смотря в одну точку.

Тяжко вздохнув, отбросив одеяло, встала с кровати и побрела в потаенную комнату. Опустившись на пол, села в позе лотоса, приводя свое душевное состояние в норму. Только думы все время возвращали в недавнее сновидение.

«Что хотела своим прикосновением сказать мне Ливин? Упрекала, что я еще не отомстила за них? Или предупреждала, чтобы была осторожна? Да я и сама понимала, что во мне все больше проявляется черты девушки, в теле которой я нахожусь. Эта беспечность, порой дурость, явно мне не свойственна.

А что ты хотела, Лив, от девятнадцатилетней девочки, жившей в «парниковом эффекте»? Уже живя в родовом имении ведьм Парвийских, стала замечать за собой эту детскую непосредственность, явно несвойственную моим тридцати трем годам.

Я повзрослела слишком рано и, скорей всего, трепетала и радовалась тому, чего недополучила в своей прошлой жизни: мне не нужно было грызть черствую корку хлеба и раздумывать над тем, удаться ли, раздобыть на сегодня еду. Не нужно сдирать со стен грязные обои. Не нужно замирать и прислушиваться к стуку за стенкой. Мне кажется, я пытаюсь забыть детскую душевную травму, поэтому распахнулась навстречу материнскому теплу и любви, заботе тетушек с бабушкой.

От понимания того, что живу, порой хочется кружиться и кричать от счастья. Я живу! Это чувство до мурашек по телу. До внутреннего ликования. И тех необдуманных поступков, которые совершаю. Я стала слишком беспечной. Не задумываясь о последствиях, меняю облик. И не думаю о том, что люди порой подмечают многое и могут сопоставить факты, которые для нас кажутся обыденными. Ладно, впредь буду осторожней.

Нужно снять небольшой домик, а домочадцам объявить, что Софи решила пожить у троюродной бабушки. Она одинока и общение с девушкой ей будет на пользу. Еще прикажу Уане выбрать из моего гардероба для Софи одежду. Вдруг забуду, в чем она была одета, а так вопросов ни у кого не появится.

День вчера оказался плодотворным, не считая полученного от Яримы нагоняя за семейство Лигнивких. А вот не знаю, что на меня нашло? Пятой точкой чувствовала гуляющую рядом смерть. Как такое возможно? Не понимала. Но страх гнал вперед, вот и наворотила с три короба. Ладно, с одной проблемой сегодня мама с родственницами разберутся.

В конторе стряпчих выявилась еще одна проблема — отсутствие у меня документов, подтверждающих мою личность. Мама посоветовала не торопиться, а подождать решения Рихарда Корхарта. Если он признает меня своей дочерью, то выход в светское общество мне открыт. Мне по барабану, а вот для Яримы это важно, поэтому решила подождать.

Обдумав все предстоящие трудности, мы договорились, что все документы будут составляться на имя графини Яримы Барванской. А мне еще и лучше. Я ведь хотела обеспечить дальнейшую жизнь матери.

Сейчас нахожусь в предвкушении нового выгодного для нас договора и первой партии золотых украшений. Отдам на переделку все драгоценные украшения Яримы. Хоть чем-то, но должна же я удивить этот мир. Хотя, думаю, еще будет много нового на музыкальном поприще. Одни ударные инструменты чего стоят. Сегодня нужно наведаться к мастерам по изготовлению музыкальных инструментов. Да зайти в контору по найму работников. Мне нужны музыканты и бэквокалисты».

Думы о делах насущных помогли привести душевное состояние в порядок. Встав с пола, разложила в углах комнаты продукты.

Задействовала магию метаморфа, поползла по полу, исследуя раздвоенным языком пространство вокруг, настраивая органы чувств.

Первым включились в работу органы слуха, уловив вибрацию пола и звуки, доносящиеся из материнской комнаты, качаясь, приподнялась. Сразу задействовала зрение и тепловую чувствительность. С огорчением не обнаружив теплокровную добычу, отдалась во власть обоняния и ощутила внутреннее раздражение.

Запах мертвой тушки меня не привлек. Из этого я сделала вывод, что змеи любят свежатину. Мысли о пище навеяли зверский голод и прилив слюны во рту. Делать было нечего, убивать живых существ я не собиралась, поэтому доползла до курицы и вонзила в нее свои клыки и тут же их вытащила. Побоялась змеиных рефлексов по заглатыванию пойманного трофея.

Человеческий облик приняла довольно-таки быстро. Еще одна моя победа. Благодаря тренировкам я не испытывала дискомфорта, воплощаясь в Уфу. Уже начала работу над полу-оборотничеством. Это когда ноги и туловище извиваются в змеином теле, а руки и голова человеческая. Очень сложно, но упорство мое — кредо.

Наблюдая, как на голой куриной кожице от точек укуса расползается чернота, чуть не запрыгала от радости.

— Есть! — сделав рукой определенный жест, подхватила лежащее на полу яблоко. Машинально, вытирая от пыли, провела им по голому животу и, запустив в рот зеленый фрукт, зажмурилась от брызнувшего в рот сладко-кислого сока. Откусив приличный кусок, жуя в наслаждении попадания пищи в желудок, последовала на выход делать утренние процедуры…

Надев нижнее белье и чулки, приложила к телу корсет и, вдохнув полной грудью, застегнула крючки, расположенные по переду утягивающего изделия. Быстренько влезла в подъюбник из пышной жесткой сетки. Машинально накинула на себя муслиновое платье светло-зеленого цвета с кружевом темно-зеленого цвета по рукавам и подолу. Затянув на боку шнуровку из лент, покрутилась у зеркала, расправляя юбку.

В комнату, как по расписанию, впорхнула Уана.

Я безропотно села на пуфик, стоящий у зеркала. Пока служанка занималась моими волосами, обдумывала сегодняшний план действий.

Позавтракав, мы с матерью отправились в контору. Захватив стряпчего с документами, поехали в таверну «Черный эдельвейс».

Вначале стряпчий переписывал договор на имя графини Яримы Барванской, а она в это время во все глаза осматривала убогость обстановки помещения. Обняв ее, шепнула на ушко:

— Ты только верь в меня. И я обещаю, что ты ни в чем не будешь нуждаться.

Высвободившись из моего захвата, Ярима прошлась пальчиками по моему лицу.

— Для меня главное, чтобы с тобой ничего не случилось. А все остальное я переживу.

Заверив договор подписями, а затем и магически, я обговорила с Энзо Калинских о дальнейших планах, уверив, что завтра уже прибудут рабочие по ремонту таверны.

Сев в карету, мы довезли стряпчего до конторы и отправились на главную площадь. Обговорив с Сиаримом, что он будет дожидаться нас у крыльца своего дома.

Нанимать двуколку не стали, а решили прогуляться. Выйдя из повозки, я подставила лицо лучам солнца. Наслаждаясь весенним теплом, улыбаясь, морщилась от яркого света, припекающего щеки.

Открыв глаза, обнаружила, что Ярима ушла от меня на приличное расстояние. Спешить не стала. Не хотела, чтобы, увидев меня рядом с матерью, сиятельные леди показывали ей свое презрение.

От заключения договора настроение было приподнятым. Наблюдая за прохожими, слушая разносящимися по площади разговоры и крики, не сразу уловила мотив знакомой песни.

Повернув голову, стала наблюдать, как мама, не отрывая взора, медленно направляется в сторону Риамского.

Перебирая струны гитары, Растиан, отдавшись словам песни, не сразу заметил Яриму. Сбившись, не отрывая взора от идущей к нему женщины, продолжил петь:

«Я так давно люблю все твои странности

Странная женщина, странная

Схожая с птицею раненой.

Грустная крылья сложившая, радость полета забывшая.

Кем для тебя в жизни стану я.

Кем для тебя в жизни стану я.

Странная женщина странная…»

Вкладывая в свой голос душевную тоску, он пел для единственной женщины, стоявшей недалеко от него, совершенно не обращая внимания на столпившихся вокруг красавиц, строящих ему глазки. Еще бы этим клушам рты не раскрыть, на эталон женской мечты двухметрового роста, больше похожего на возвышающую скалу. Все решено. Не отстану от Риамского, пока не согласится выступать в моем музыкальном ансамбле. У меня для него столько песен, что он станет одним из популярнейших певцов.

Задумавшись о славе певца, не заметила, как изменилась обстановка вокруг. Поняла это, когда увидела, как Растиан повернул голову на разносившийся по площади шум. А когда мужчина вновь посмотрел на меня, в его темных глазах кричал страх.

— Беги!

Услышав его крик, пропитанный отчаяньем, наблюдала, как он, подхватив Яриму, прижав ее к своей груди, развернулся спиной, встречая первую лавину бежавших людей.

Повернув голову, с недоумением смотрела на несущуюся толпу. Онемев от увиденной картины, с трудом уловила разносившейся отчаянный крик матери:

— Киара! Киара!

Инстинкт самосохранения сработал мгновенно. Развернувшись, понеслась вперед, вспоминая все услышанные и читаемые на земле предупреждения. Как нужно вести себя в бегущей толпе?

«Главное, не упасть... главное, не упасть. Иначе затопчут и имени не спросят. Откуда эти придурки взялись? Фанаты? Но их вроде еще нет в этом мире...»

Пока в моей голове проносились мысли и горела грудь от нехватки воздуха (то еще дело — бегать в корсете) меня обогнали лидеры забега. На мое счастье, открылось так мне необходимое второе дыхание. Включив скорость, растирая на лбу и вискам бегущие капельки пота, рванула за мужиками.

Вид стоящего впереди деревянного сооружения напряг. Особенно тяжелое на вид косое лезвие, веревки и две доски с выемкой. Когда поняла, что это все мне напомнило, резко остановилась. И тут же в меня кто-то врезался, чуть не свалив с ног. Смачно выругавшись, мужик успел схватить меня за руку, потащив за собой.

Мы оказались в числе первых, заняв лучшие места для обозрения выстроенного постамента и размещенной на нем гильотины. Доступ к ней загораживали выстроенные кольцом стражи. Но, помимо этого, в метре от них была выстроена магически построенная стена. Узнала я это после того, как проскользнула сквозь нее от легкого толчка в плечо.

Успев притормозить в паре сантиметрах от широкой спины одного из стражей, встала, как истукан. Повернув голову, с прищуром посмотрела на мужика, поспособствовавшего мне. Мужик, пожимая плечами, почесывал затылок, а остальная толпа в недоумении посматривала на меня.

Сделав шаг назад, хотела присоединиться к общественной массе, собравшейся для обозревания казни, но передумала. Не захотела находиться среди раскрасневшихся мужиков и их потных тел.

Повертев головой, осматривала пути побега. От одной лишь мысли о казни содрогалась, не говоря уже о том, чтобы смотреть на это представление. Подхватив юбку платья, чтобы не мешала, встав на цыпочки, крадучись, пошла искать путь ухода из этого места, не обращая внимания на улюлюканье и разносившиеся мужские смешки.

Но, к сожалению, улизнуть не удалось. На веселье толпы обратил внимание один из стражей. Покрутив головой, он заметил меня и быстро донес старшему по званию.

Поморщившись от болевого захвата руки, посмотрела на стража и, включив дурочку, захлопала ресницами.

— Ты как здесь оказалась?

Сверкнул он меня своими глазищами.

— Понятия не имею, дядечка. Гуляла с мамой по площади, смотрю, на меня мужики несутся с выпученными глазами. Подумала, что от моей красоты ошалели. Да куда мне их столько? Вот и побежала от них, куда глаза глядят?

Дружный мужской гогот разнесся эхом по площади.

А я что, я ничего, ресничками хлоп-хлоп. А дальше нотки жалости в голос добавила:

— Дядечка, отпустите. Вы меня так крепко за руку держите, что впору жениться, — и опять глазками хлоп и с улыбкой во весь рот посмотрела на ржущих мужиков.

— Что здесь происходит?

С нотками рыка раздался надо мной мужской голос.

Повернувшись, встретилась с прищуром темно-карих глаз.

— Товарищ генерал! Разрешите доложить! Вот он, — ткнула в стража, продолжающего держать меня за руку. — Вцепился в меня своими клещами и уйти не дает. Опомнившись, что назвала мужчину товарищем, теперь уже без ужимок захлопала ресницами.

— Обер, что здесь происходит?! Почему посторонняя находится в кольце ограждения? — окинув меня хмурым взглядом, не поддавшись моему обаянию, незнакомец обратился к стражу, наконец, отпустившему мою руку.

— Капитан Тьерри! Не могу знать! — чуть не плача ответил страж.

Подумав о том, что работа в этом мире достается трудно, вновь решила вмешаться:

— А он и не знает. Меня вон тот толкнул, — указала рукой на мужика. Поняв, что я его сдала со всеми потрохами, мужик пытался пробраться сквозь широкие мужские тела.

После моих слов капитан уже более внимательно осмотрел меня с ног до головы. Его черные брови взлетели вверх, затем сошлись на переносице.

— Леди, — Тьерри склонил голову в поклоне.

— Графиня Киара Барванская, — улыбаясь во весь рот, представилась я. Зная, что улыбка — лучшее оружие во все века.

— Что леди Киара делала на площади в день казни преступника?

— Простите. Я не знала, что сегодня казнь. Иначе бы обходила это место десятой стороной.

— Ну, допустим, в пору своей юности, вы не читаете газет. Но предупреждающие вывески для граждан о сегодняшней казни преступника, должны были видеть.

Пожав плечами, вспоминала, что, подставив лицо солнцу, совершенно не обратила внимания ни на какие вывески.

— Простите, мы недавно с мамой в столице.

— Очень неосторожно с вашей стороны. Вас могли затоптать. Надеюсь, графиня не пострадала.

— Маму успели спасти. А я вот с этими наперегонки бежала. В числе первых прибежала. Жалко забег на время не устраивали. Точно бы первое место заняла, — продолжила начатую игру. Но, видно, этим и напомнила капитану о том, как я здесь появилась.

— Леди Киара, подойдите к защитной магической стене.

Спорить со старшим по званию не стала. Понимая, для чего он меня позвал, сделала два шага к едва заметной тонкой пленке. Ткнув ее пальцем, с изумлением смотрела, как моя рука без какого-либо препятствия прошла насквозь. Пошевелив пальцем, приведя в шок мужскую часть населения, толпившуюся у стены, погрозив им кулаком, вытащила руку назад. Хотела еще раз попробовать, но Тьерри меня остановил.

Хмурым взором он смотрел на судью, взошедшего на сколоченную площадку. Служитель правосудия, облаченный в ярко-красную мантию, прочистив горло, развернув лист пергамента, принялся за однотонное чтение:

— Граждане Марвайского государства!

Сегодня вы собрались на главной площади столицы Сарварс для того, чтобы стать свидетелями правого суда над отцеубийцей!

Пока судья толкал речь, мимо нас, держа в руках оголенные мечи, прошествовали два стража.

За ними, едва переставляя босые ноги, закованные в деревянные колодки, шел смертник. Льняная рубаха серого цвета и такого же цвета широкие штаны, одетые на нем, были местами порваны и испачканы в кровавых разводах. Темно-русые волосы, свисая грязными сосульками, закрывали потемневшее лицо.

Следом за узником шли еще два стража, зорко следя за обстановкой вокруг.

Все бы ничего, обычный преступник, если бы не одно большое жирное «но».

За убийцей едва, касаясь мостовой, летел призрак. Бестелесное тело старика, сгорбившись, со скорбью в облике, цеплялось рукой за плечо сына. Откуда я это поняла? Каким-то внутренним чутьем. Все игривое настроение вмиг слетело. Проводив настороженным взглядом идущую процессию, посмотрела на капитана:

— А вы точно уверены, что этот мужчина убийца?

— Его нашли с окровавленным ножом на месте преступления.

— Но ведь это не доказательство. Были ли приглашены менталисты?

Тьерр приподнял одну бровь, видно, его поразили мои явные изменения в голосе и характере.

Отвернувшись от него, чуть не взвизгнула. Призрак старца с надеждой в глазах смотрел на меня своими бельмами глаз.

От испуга я шарахнувшись от него в сторону, пробурчав:

— Предупреждать надо. Так и заикой можно оставить. Давайте быстрее выкладывайте, что там произошло на самом деле? То, что вы не ушли на перерождение, говорит, что вас задержало какое-то незаконченное дело.

Призрак преобразился. Стал сбивчиво рассказывать, что на самом деле произошло. Поворачиваясь, он показывал рукой на женщину и мужчину, стоявших у новеньких выстроенных мостков.

А между тем смертника подвели к гильотине, а судья монотонно-заунывным голосом продолжил:

— Граждане Марвайского государства! Мною были описаны все злодеяния Идонта Коральских. Есть ли среди вас человек, несогласный с приговором судебной коллегии?

— Есть! — выкрикнула я и не успела сделать шаг, как сразу была схвачена за руку. Посмотрев в глаза капитану, с нотками холодности в голосе вымолвила:

— Отпустите. Он не убивал своего отца.

Тьерр смотрел на меня с не менее холодным взглядом, но все же с неохотой отпустил мою руку, а я поспешила к деревянной площадке. Взлетев по ступенькам, остановилась около служителя правосудия. Повернувшись к собравшейся толпе, посматривающей на меня с нескрываемым любопытством. С не меньшим интересом на меня смотрела стража. И сразу вспомнила, что обещала себе и матери не встревать в разные передряги. Что же, раз вызвалась защищать невиновного человека, то вперед на абордаж:

— Граждане Марвайского государства. Я могу с полной уверенностью сказать, что этот человек не убивал своего отца.

Услышав ухмылку судьи, зло посмотрев на него, продолжила:

— Гаетона Коральских убил другой его сын — Дант, по сговору с Фани, женой Идонта. Фани опоила сонным зельем мужа. А Дант подойдя к постели отца, нанес ему пять смертельных ранений. Но перед тем, как умереть, Гаетон успел посмотреть в глаза своего убийцы. Выпорхнувшая из мертвого тела душа не ушла на перерождение, она наблюдала. Как Дант, подхватив бесчувственное тело брата, дотащил его до кровати отца, а затем вложил в руку Идонта окровавленный нож. Душа Гаетона страдала вместе с сыном и дожидалась его смерти.

— Это очень интересная история, но где же ваше доказательство, юная леди?

Судья не скрывал своего ехидства в голосе.

— Доказательства… да ради бога. Мне все это поведал призрак Гаетона Коральских.

В затихшей до этого времени толпе раздался смешок, а затем и гогот. Не скрывал своего сарказма и служитель правосудия. Тьерр закатив глаза к небу, только покачивал головой.

Мило улыбнувшись, я продолжила:

— Не понимаю ваших смешков и ехидства. Я — Киара Барванская, дочь ведьмы Яримы Барванской. А у моей матушки три покровителя призрака и я прекрасно их вижу и общаюсь. Бабушка Кавис сказала, что я — видящая призраков. Если вы мне не верите, то пригласите менталиста, и он в считанные мгновения выведет на чистую воду вот этих убийц, — я ткнула пальцем в двух людей, с испугом смотрящих на меня.

Первой не выдержала Фани. Упав на колени, вцепившись в волосы, заголосила:

— Ой, люди добрые, помилуйте! Это все он! Дант. Он обещал, что когда нам наследство достанется, продадим его и уедим. А-а-а… — завыла убийца.

— Не слушайте ее, люди добрые! Это все она… змея, подговаривала меня убить отца. Ей все денег было мало.

Поняв, что признался в своих злодеяниях, мужчина понуро опустил голову.

— Вот как-то так, — промолвила я. Отвернувшись от убийц, проследила за призраком.

Подлетев к старшему сыну, бестелесная оболочка Гаетона коснулась губами бледно-серого лба своего первенца. Словно дожидаясь этого действа, душу старца мгновенно окутал золотистый свет и, впитав в свое сияние, понес в облака.

И нервы Идонта, видно, совсем сдали. Упав на не струганные доски помоста, мужчина зашелся в рыданиях.

Подойдя к нему, я присела на корточки. Успокаивая, с жалостью прошлась рукой по его грязным волосам.

— Все уже позади. Убийцы найдены и понесут заслуженное наказание. Вы живы. Сейчас с вас снимут колодки, и вы пойдете домой.

Мужчина поднял уставшее в грязных разводах лицо, красные опухшие глаза опустошенно смотрели на меня.

— Всю жизнь у Единого, буду молить за вас. Маленькая, бесстрашная леди Киара, вставшая на защиту бедняка...

Идонт еще что-то хотел сказать, но к нам подошел Тьерр.

— Идонт Коральских, в связи открывшимися обстоятельствами вашей невиновности, вы освобождаетесь из-под стражи. Снять кандалы! — приказал капитан.

Стражи, подняв на ноги мужчины, освободили его от деревянных оков и помогли спуститься с постамента. Несмотря ни на кого, Идонт побрел мимо рядов страж охраны, остановился напротив брата и жены. Стал наблюдать, как на их ноги надевают деревянные колодки.

— Что смотришь?! — с ненавистью завизжала Фани. — Тебе все равно ничего не достанется. Мы продали дом и твою мастеровую. Ненавижу тебя! Ненавижу! Ступай к храму Единого, может, там тебе кто монету подкинет, — зайдясь в злом смехе, женщина закашлялась и замолкла, когда ее грубо толкнул в спину страж.

Проводив жену пустым взглядом, Идонт посмотрел на брата и, оглядевшись по сторонам, пошел дальше.

Я еще некоторое время, стоя на мостках, покусывая губу, уговаривала себя не вмешиваться. Но потом вспомнила, что нам нужен второй извозчик, и словно пуля, слетела со ступенек. Догнать Коральского было делом пары минут. Но вновь, как назло, вмешался Тьерр.

— Леди Киара. Куда вы так спешите?

— Я… — остановившись, в недоумении посмотрела на капитана.

— Леди Киара. Приношу лично от себя извинения и благодарность. Вы должны понимать, что на стол канцлера Аргаира Арвайского ляжет донесение о сегодняшнем инциденте, в котором вы принимали непосредственное участие.

— Да пишите хоть Папе Римскому, — гортанно рявкнув, мгновенно сообразила, что ляпнула в спешке. Быстро постаралась исправиться, вновь включив дурочку: — Ой! Простите. Я очень спешу. Нужно маму найти и попросить ее взять к нам на работу Идонта. Понимаете, позарез второй извозчик требуется.

— Не беспокойтесь. Укажите место, где находится графиня Барванская, и я лично отвезу вас к ней.

Сначала я разозлись на капитана, но, увидев, с каким трудом Идонт переставляет ноги, обрадовалась. И уже минут через десять мы подъезжали к матери.

При виде меня Ярима покачнулась, но ее тут же поддержал за руку Растиан.

— Киара.

Только и смогла едва слышно вымолвить графиня. Подойдя, она ощупала меня со всех сторон.

— Мам, не переживай. А я нам еще одного извозчика нашла. Ты не будешь возражать?

Бросив взор на стоящего возле двойки лошадей оборванного мужчину, Ярима перевела на меня нечитаемый взгляд. Вздохнув, спросила:

— А он хоть лошадьми управлять может?

— Не может, научим, не захочет, заставим… Ой! — в очередной раз прикусив губы, посмотрела по сторонам.

— Капитан, будьте так любезны. Подвезите нас с Идонтом к нашей карете. Буду век вам благодарна, — подхватив мать под руку, повела ее к двуколке, но Ярима остановилась.

— Киара. Ты поезжай, а мне еще с порчей на разорение разбираться.

И я уехала, оставив маму под присмотром темных, заботливых глаз. И по тому, как последующие дни вела себя Ярима, поняла, что женское сердечко дрогнуло. Но вмешиваться не стала, у меня было полно забот и хлопот по обустройству таверны и обучению набранных музыкантов.

Я спешила. Занималась с ними весь день, отвлекаясь лишь на маленькие перерывы и перекусы. Пока в моем ансамбле было два гитариста, пианистка и скрипачка. Барабанщик, закрывшись в отдельной комнате, осваивал азы, стуча по разложенным металлическим пластинам.

Нанятые бытовики не зря отработали свои деньги. Привели наше место выступления в тот вид, который хотела. Наша площадка представляла из себя небольшое возвышение. По его краям у стен возвышались ступеньки, ведущие в другое здание, где располагались гримерки и комнаты для жилья. Были у меня и такие музыканты.

Между лестницами весь центр стены занимало сукно. Есть задумка задействовать магические камни с различной подсветкой. А пока, разместив музыкантов, чтобы привыкали к сцене, продолжала вдалбливать в них новый ритм и синхронность исполнения.

В день открытия мы сильно волновались и не зря.

Публика пожаловала такого вида, словно ее у пивных бочков собирали. Срочно потребовался фейсконтроль. Лучше у нас будет один приличный посетитель, чем тридцатка пьяных рож.

Энзо сильно переживал, орал, что я его полностью разорю. А я лишь отмалчивалась и упорно продолжала гнуть свою линию поведения с клиентами нашего заведения.

Я хотела, чтобы в нашу таверну приходили отдохнуть, послушать мой голос и музыку. Отказалась от корсета, сшила на заказ приталенные платья, и первое наше выступление приняли в немом изумление. Сразу нашлись охотники на мое тело. Пришлось показать «стражу». Бабушкина удавка быстро остудила мужской пыл.

К концу третьей недели все практически пришло в норму. Я добилась того, чего хотела. По столице быстро расползся слух о заморской диве Софи. Теперь, чтобы попасть на мое выступление, столики оплачивали заранее. Плюс еще один дополнительный доход в нашу копилку.

Это случилось на пятую неделю. Входная дверь открылась, но даже полумрак не помешал мне рассмотреть спускающегося вразвалочку по ступенькам герцога Арвайского. За ним не менее важно ступал граф Маджонский, не забывая чуть с пренебрежением осматривать посетителей заведения.

Сколько раз за этот год я мечтала об этой встрече. Сколько раз вонзала в их сердца клинок, но, оказывается, расслабилась и не была готова к встрече.

Мой голос дрогнул и замолк, сердце учащенно застучало. От чувства, как кровь схлынула с лица, дернулась, испугавшись, что морок спал. Замолчав, резко отвернулась, уж лучше пусть посетители осматривают мою до неприличия обтянутую платьем пятую точку, чем увидят истинное лицо. Но я зря волновалась.

Растиан бросив на меня хмурый взор, продолжил перебирать струны гитары.

Глубоко вдохнув, выдохнула из легких весь скопившийся воздух. Успокоив дыхание, повернулась и с играющей улыбкой на губах осмотрела зал. Подождала, когда Дирван и Вильгар сядут за столик и, не обращая на них внимания, продолжила петь.

— Дирван!.. Ты только посмотри!.. А слухи не врали! Какая красавица!..

Вчерашний вечер прошел как в тумане. Одному Богу известно, каких трудов мне стоило не закричать на весь зал: «Эти ДВОЕ — УБИЙЦЫ!»

Находясь в сильном эмоциональном состоянии, я допела песню, а потом как перекрыло. Пробовала несколько взять ноту, но спазм мгновенно обхватывал голосовые связки, и голос срывался.

Пришлось оправдываться перед посетителями. Нацепив на лицо обворожительную улыбку, извинилась, сказав: «Простите, господа, что-то я сегодня не в голосе, поэтому вынуждена покинуть вас».

— Несравненная Софи! Только не лишайте нас своего внимания!

Посмотрев на кричавшего, едва не выразила гримасой лица своего внутреннего омерзения. По-моему, Дирван был готов хоть сейчас разложить меня на столе. Тяжело сглотнув, развернулась и, вильнув бедрами, с нотками ехидства в голосе прокричала:

— Мальчик!.. Увидимся завтра!

Дружный мужской гогот, пролетевший над залом, был бальзамом для ушей, только сил не прибавил. Я едва переставляла ноги, считая ступени лестницы, ругала себя за то, что при декорации сцены могла обойтись бы и без всяких возвышающихся вычурностей.

Как добрела до своей гримерки, не помню. Машинально переоделась. Надев изящную шляпку и подхватив ридикюль, направилась на выход. Выйдя из здания, поспешила к карете. Идонт дожидался меня до закрытия таверны. Обычно это было в полночь.

Ярима не ругала меня за очередную выходку на площади. Видно, не осталось сил, да и чувствовала она себя виноватой. Мама совсем забыла о государственном устройстве столицы. Вот и не обратила внимания, как в определенное время горожане, не желающие смотреть казнь, быстро покинули главную площадь Сарварс.

И раз я вызвалась пристроить у нас Идонта в качестве кучера, то пришлось купить еще одну карету. Поделили и слуг. Мама проявила женский каприз и своего Эрома не отдала, сказав: «Я привыкла к нему».

Я не возражала. Идонт смотрел на меня, как преданный пес на своего хозяина. Но, в отличие от Эрома, соображал куда лучше и явно сразу бы понял, если бы в карету вошла Софи, а вышла из нее Киара. Пришлось в юго-западной части столицы снять небольшой дом. Каждый день Идонт отвозил Киару в уютный одноэтажный домик, в котором проживала Софи, забирал ее и отвозил к «Черному эдельвейсу», а ночью вез назад и увозил юную графиню Барвансую назад в особняк.

Видно, встреча с насильниками настолько вывела меня из общего эмоционального состояния, что я не помнила, как вошла в дом, как переодевалась, как, поменяв личину, поспешила к карете. Так хотелось оказаться в своей комнате, залезть под одеяло, спрятаться, закрыться от всего мира под мягкой, уютной, бутафорной защитой.

Очнулась от своего состояния лишь тогда, когда поняла, что Идонт не спешит открывать мне дверь кареты, а смотрит на меня пристально, изучающее, скользит глазами по моему лицу.

— Что не так, Идонт? — меня мгновенно обдало холодом от одной мысли, что я забыла снять личину Софи. Нахмурившись, вспомнила, что меняла ее перед зеркалом.

— Простите меня, леди Киара. Задумался. Воспоминания нахлынули, будь они не ладны.

Я в удивлении вскинула брови, затем нахмурилась. Что-то меня насторожило в поведении мужчины.

— Если не секрет, что же вы вспомнили?

— Да какой там секрет. Случай один из детства. Мальчонком был тогда, лет восьми. Играли мы как-то с соседними ребятами. Ножики бросали. У Аларда все никак не получалось попасть в цель. Мы над ним потешались, а он все больше расстраивался. Произошедшее дальше было для нас шоком.

Упал наш друг на землю, выгнулся. Смотрим, лицо его словно ожило, волной пошло. Но не этого мы испугались, а того, что вместо него на нас смотрел я. Алард, видно, сам не понял того, что с ним случилось. Он с испугом менял наши лица и не понимал, почему мы застыли в испуге. Но больше всего в той ситуации поразило меня одно — глаза друга оставались неизменны.

Посмотрев на меня с болью в глазах, Идонт продолжил:

— Вот тогда я и узнал, юная леди Киара, что метаморфы меняют лик, но не цвет своих глаз и их выражение. Не бойтесь меня. Я буду верен вам до конца своей жизни. Уставшая вы сегодня. Поедемте домой.

Открыв дверцу, Идонт дождался, когда я поднимусь в карету и, вскочив на козлы, прикрикнул на лошадей, чтобы трогались.

Вероятней всего, потрясений сегодняшнего дня было для меня слишком много. Сидя на сиденье, я не могла успокоить бившую меня дрожь. Попробовала делать дыхательную гимнастику, но и она не помогла. И тогда, закрыв глаза, тихонько запела песню, помогавшую мне в самых трудных ситуациях:

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу

Мы поняли с тобой, что между нами вьюга…»

Что удивительно, сразу после второй строчки слов меня накрыло холодной лавиной снега. И чем дольше я пела, тем больше понимала, что погружаюсь в кокон холода и отчужденности от переживаний, душевных страданий, боли и смерти. Странные, новые, невероятные ощущения, снявшее напряжение и принесшее покой. Я уходила с головой в удивительное действо, прочувствовала каждой клеточкой тела насыщение умиротворения и ликование погружения в ледяную глубину блаженства, отрешенности от мира.

Где-то на отголосках сознания поняла, что карета остановилась. Вынырнув из оков безразличия, разомкнула веки. Чуть приоткрыв рот, выдохнула изо рта холодное облако. Ухмыльнулась мыслям:

«Это что-то новенькое. Но так легко и спокойно. Словно все мои чувства находятся в заморозке. Ладно, потом разберусь. Сейчас ванна и баиньки».

Долгожданный сон не принес радости. Не успев закрыть глаза, я вскакивала и мысленно вонзала клинки в сердца двух убийц. Вскочив в очередной раз, поняла, что больше так продолжаться не может. Решила проверить новую обретенную способность. Едва прокрутив в голове первые две строчки песни, мгновенно погрузилась в кокон спокойствия. Подбив подушку, обняла ее и уплыла в царство Морфея, где меня уже никто не беспокоил.

Открыв утром глаза, широко зевнула, проклиная выродков, не давших мне спать. Но, вспомнив, как вчера задела самолюбие Дирвана, тут же вскочила с кровати.

Мне кажется, я еще никогда не занималась с таким остервенением. Сначала разминка, а затем точные удары острого лезвия в тела манекенов, изображающих для меня насильников.

Изнемогая от усталости, обернувшись Уфой, заскользила по полу в сторону блюдца. Разинув пасть, дождалась, когда с моих клыков капнет яд, и со вкусом удовлетворения совершила оборотничество.

Окунув клинок в прозрачное токсичное вещество, вытащила острие. Полюбовалась на смертоносные капельки, стекающие по острию. Осторожно засунула оружие в ножны и с чувством выполненного долга покинула потайную комнату…

Позавтракав утром с матерью, постаралась не выдать своего внутреннего взволнованного состояния. Добиться спокойствия опять получилось легко. Достаточно было мысленно пропеть строчки любимой песни. Поцеловав в щеку Яриму, отправилась на репетицию. Коллектив уже сформировался. Теперь для гармоничного звучания требовалась каждодневная прогонка и спевка ансамбля.

Кстати, задействовала в работу троих сыновей Лакрес. Сева и Гави — погодки двадцати и девятнадцати лет. Марху недавно стукнуло семнадцать. В первую очередь, проверила их музыкальные способности. Оказалось, что у молодых людей присутствует музыкальный слух, и вокальные данные были неплохими. Но этого было очень и очень мало. Для обучения их нотной грамоте и постановки голоса нужно затратить не один год. Поэтому пока вечерами парни прислуживали посетителям, а днем осваивали азы музыкального поприща.

Гави рвался к барабанной установке. Новшество для этого мира. И патент на нее я удачно зарегистрировала. Здесь на каждое твое творение нужен был магически закрепленный договор. С другой стороны, это не давало возможности некоторым умникам слизать и присвоить твое изобретение.

У Севы был красивый высокий баритон, а Марх басил низким мужским диапазоном, отчего доводил меня до смеха. У такого «щуплого прыща» такой низкий бас. Но, возможно, тембр голоса у него еще не установится, поэтому отложила его распевку на полгода.

Из музыкантов у меня были три виолончелистки. Ализ и Дора играли на виоль д,амур — вид «ручной» виолы с таинственным нежным звучанием тембра, напоминающего человеческий голос. Маргит великолепно управлялась на да гамба — «коленной» виоле. Все девушки были сиротами. Воспитывались в частном пансионате по полному его обслуживанию. Если за проживание сироты вносили деньги дальнее родственники, то помимо получения образования девушек обучали игре на музыкальных инструментах. Если же слух отсутствовал, то их натаскивали в роли гувернанток, экономок и медицинского помощника. Остальные девушки получали более низкую профессию вышивальщицы, швей, повара и продавцов.

В конторе по найму оставляли данные и молодые люди из разорившихся богатых сословий. Так с баронессой Тимеей у меня вышла долгая беседа. Можно было понять девятнадцатилетнюю девушку, оказавшуюся в тяжелом семейном положении и без монеты за душой, но не желающую опускаться до игры в таверне. И лишь утвердительное заверение с моей стороны, что на ее честь никто не посягнет, сдвинули лед недоверия. А знакомство с тремя хохотушками растворили ее окончательные сомнения. Кареглазая шатенка с виртуозной игрой на флейте легко вклинилась в наш небольшой коллектив.

Понимала, что во всей моей задумке создания музыкального ансамбля не хватает барабанщика. И после того, как мне доставили ударный инструмент, наняла литавриста. Одон, улыбающийся двадцатипятилетний балагур, постоянно поглядывая на девушек, подмигивал им. Щурился от удовольствия, понимая, что своим вниманием вгонял в краску моих красавиц. Пока светло-русый нахал худо-бедно осваивал игру на новом инструменте. Но по азарту глаз парня было понятно, что он без ума от новой барабанной установки.

Но для воплощения моей мечты не хватало связующего звена. Пришлось заказывать четырех струнку, звучащую на октаву ниже обычной гитары. Начертила на листе бас-гитару, указала, где должны находиться главные элементы и описала, для чего предназначена каждая деталь. Подписала дополнительные детали и магические усилители для преобразования колебания струн в аудиосигнал. По крайней мере, мне этого хотелось. Для получения быстрого заказа пришлось доплатить. Зато через две недели опробовала свое новшество прямо в торговой лавке. Не вытерпев, пробежалась пальцами по струнам, покрутив ручки громкости, осталась довольной работой мастеров.

Положив гитару в футляр, в очередной раз отправилась в контору по найму. Оставив клерку адрес, куда и в какое время следует подойти желающим играть в таверне «Черный Эдельвейс», я поспешила домой.

На следующий день нашу репетицию прервали двое вошедших молодых людей лет двадцати в потрепанной пыльной одежде. Девушка и парень смотрели на меня с надеждой уставшими голодными глазами. Самым удивительным было то, что двое из ларца, одинаковые с лица, были близнецами. Внутри появилось раздражение. В последнее время приходилось экономить на всем. Слишком много было незапланированных трат. Таверна хоть и приносила прибыль, но еще не окупила вложенных в нее затрат. А лишние затраты мне ну никак не нужны.

— В конторе по найму я указывала, что мне нужен один гитарист.

Девушка бросила на меня виновато-затравленный взгляд, схватившись за рукав брата, опустила голову.

— Как тебя зовут? — обратилась я к молодому человеку.

— Анвар. А это моя сестра Санера. Мы прибыли из Файдавского государства. Хантейки без объявления войны напало нас. Наш замок оказался на пути их армии. Отец, посадив нас на коней, приказал мне спасать сестру, а сам остался защищать наши земли. Он — маг огня, — опустив голову, Анвар замолчал.

— Далеко же вы убежали от своих земель.

— Отец предупредил, что хантейки — сильные воины. Велел не задерживаться в Сурманианском государстве. Вот мы и решили, что в Сарварсе безопасней всех. Деньги, правда, быстро закончились, пришлось продать лошадей. Полученных за них пять золотых хватило добраться до вашей столицы.

— Что же, посмотрим, на что ты способен. Это новый вид гитары. Сумеешь подыграть на ней нашему ансамблю, будем рады еще одному члену команды. Не осилишь, помочь ничем не смогу. Хочу сразу предупредить. Плата за работу пока небольшая — один золотой в месяц. Из него вычитается траты за питание и жилье в размере пятидесяти серебряников. Таверна «Черный Эдельвейс» служит для моего коллектива своеобразным домом. Если не пожелаешь, можешь сам обустраивать свою жизнь за приделами этих стен. А сейчас прошу, — вручив бас-гитару, поставила перед Анваром ноты. — Смотри, слушай, запоминай и пробуй подыгрывать. С четвертой нашей распевки мы должны услышать звучание вот этой гитары, — постучав по деревянному корпусу, я повернулась к своей труппе. Взмахнув дирижерской палочкой, начала репетицию. Для поддержания ритма и настроя музыкантов, приколов к лифу платья магическую пластину, усиливающую голос, запела песню «Не сможешь устоять перед лунным светом» из кинофильма «Бар Гадкий койот».

Анвар меня порадовал. Уже со второй нашей разминки подключившись к всеобщему зажигательному ритму, молодой человек ударил по струнам бас-гитары. Улыбнувшись ему, вскинула руку, показав в одобрении кулак с вытянутым вверх большим пальцем. Продолжила петь, радуясь, что, наконец, добиваюсь наполненности звучания ударных и других инструментов.

Неожиданностью для нас всех стало то, что в нашу репетицию вклинялась Санера. Подойдя к девушкам, взяла текст песни и тихонько начала подпевать. Вначале с робостью посматривая на меня и, не увидев неодобрения, уже смелее запела своим сопрано.

Я ликовала. Обладательница мощного вокала объединила нас всех и стала тем самым недостающим звеном. Пока я брала горлом высокие ноты, Санера, пытаясь подражать, задвигалась в такт моим движениям и запела самостоятельно. Танцуя синхронно, мы закончили петь в два голоса:

«…Но ты знаешь,

Но ты знаешь, что ты

Не сможешь устоять перед лунным светом,

Нет, ты не сможешь,

Он доберется до твоего сердца».

Лиэнн Раймс точно бы позавидовала нашему дуэту.

— Вау! — подпрыгнув, завизжала я от радости. Меня переполняли эмоции торжества, но они вмиг схлынули.

Отойдя в сторонку, Санера глазами, полными слез, смотрела на меня и, чтобы не разреветься, прикусывала губы.

Подойдя к девушке, обняв узенькие плечи, прижав к груди тонкий дивичий стан, стала гладить вздрагивающую от рыданий худенькую спину. С горечью думала о том, что пришлось пережить этим двоим бездомным, по своей сути, детям. Тихонько шептала:

— Не плачь. Все ваши скитания уже позади. Я возьму вас обоих. Вы — чудо, посланное мне Вселенной. А сейчас ступай с братом в конец зала, вас покормят, — отстранив девушку от себя, вытащив из лифа своего платья платок, вытерев слезы на ее лице, вложила накрахмаленную белую ткань в тонкие девичьи пальчики.

Санера провела по носу платком. Всхлипнув, вновь бросилась ко мне, сквозь рыдания произнося слова благодарности:

— Спасибо вам… спасибо. У нас с братом никого не осталось. Это так страшно… страшно… Я каждую ночь молилась за отца и брата…

— Знаю, моя хорошая. Знаю… Все позади. Вы теперь в дружной большой семье.

Поплакав некоторое время, девушка, всхлипнув, в очередной раз тяжко вздохнув, отпрянула от меня.

— Сева! — окрикнула я старшего из семьи Тихоневских. Накрой стол на двоих в уголке «камчатки» (самое укромное и мало освещаемое место в зале).

Кивнув Анвару, показала глазами, чтобы забирал сестру. И, дождавшись, когда он увел ее со сцены, хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание ансамбля, продолжила репетицию.

Петь больше не стала, поберегла голос для сегодняшней встречи с насильниками. Первая моя мечта о музыкальном ансамбле воплотилась в жизнь. Предстояло осуществление второй задумки. Мести. И мы засели с Уфой в ожидании.

Анвар и Санера заняли все мысли моей труппы, и через некоторое время я поняла бессмысленность сегодняшней репетиции. Весь музыкальный коллектив, с любопытством поглядывая на близнецов, то и дело сбивался с нот. Да и понятно почему, они все практически ровесники. Девушки предвкушали шушуканье в закутке о парнях, а те очередной треп по поводу милых девичьих личиков в нашем ансамбле.

Посмотрев на Растиана, в глазах которого плясали смешки, закатила глаза к потолку, качая головой. Хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание, окинула молодые лица хмурым взором.

— Так, коллектив, сегодня репетицию откладываем, встретимся вечером. Девушки, берете под ручки Санеру и ведете в комнату, показываете и рассказываете о вашем укладе жизни. Парни — то же самое.

— Я первый показываю и рассказываю Санере об обустройстве нашего жилья, — скалясь во весь рот, выкрикнул Одон.

— Одон, не паясничай. А то тебе Анвар быстро зубы пересчитает.

— Да я ведь шутя.

— Имей в виду, к леди с подобными шутками не лезут. А если до твоего ума не дойдет, приглашу бабушку или тетушек. Они быстро направят тебя на путь истинный.

— Нет, нет, нет, — выпучив глаза, дал задний ход балагур. — Не надо, Кавис. Я буду вести себя, как примерный мальчик.

Поняв, что ляпнул, Одон заржав во весь голос, подмигнул рыжеволосой Маргит.

Покачав головой, я поспешила в свою гримерную, а из нее на выход. Идонт немного удивился моему раннему появлению, но ничего не сказал.

Приехав домой, первым делом поспешила к себе в комнату. Сняв перчатки, шляпку и тяжелое из муслина платье темно-бежевого цвета, надела легкое ситцевое в светло-бежевых тонах и поспешила на поиск Яримы.

Нашла ее в кабинете за подсчетом наших оставшихся капиталов. Подойдя к матери со спины, обняла руками и, коснувшись губами светло-русых волос, спросила:

— И насколько нам золотишка хватит?

Женские плечи дернулись от смешка. Вздохнув, Ярима обхватила рукой мою ладонь и слегка сжала.

— Месяца на три.

— Плохо… Пора в Эдельвейсе поднимать плату.

— Ты рано что-то.

— Приняла сегодня в ансамбль близнецов брата и сестру. Вся работа коту под хвост.

— Киара! — с возмущением в голосе вымолвила Ярима.

— Прости, прости, прости. Я здесь не причем. Это все язык мой, мелет что вздумается, — для убедительности отшлепала себя по губам.

— Киара, ты дурачишься, словно ребенок.

— Прости. Это все молодой коллектив.

— Нет, это ты меня прости. По возрасту ты ведь еще совсем молоденькая девушка. Хочется побаловаться, пошутить. А ты взвалила на свои плечи заботу обо мне. Тебе бы на балы ходить, кавалерам глазки строить. Да, кстати. Приезжала твоя мама. Завтра в родовом замке Корхарт назначен прием. Мы приглашены, — повернув голову, Ярима не отрывала от меня своих взволнованных голубых глаз.

— Ясно. Опять незапланированные расходы. Соберется вся сияющая знать, будет трясти бриллиантами и красоваться новыми нарядами. Нам тоже в старых туалетах идти нельзя. Мам, бери деньги и поезжай за платьями. Заскочи к Лигнивским, забери все драгоценности, которые они успели переделать, — подхватив за подмышки упирающуюся Яриму, приподняла ее и быстро заняла теплое место. — Все, — развела я руки в стороны. — С кресла встала, место потеряла. Беги, покупай: шляпки, чулочки и труселя. А я бухгалтерией займусь.

Чмокнув меня в лоб, мама взяла со стола один из мешочков набитых золотыми и удалилась.

— Так, минус сто, — подперев голову руками, я с печалью смотрела на стол.

Отвлек меня от грустного настроения проплывший сквозь стену призрак.

Пролетев через кабинет, бабушка плавно опустившись в любимое ею стоявшее у окна кресло. Окинув меня задумчивым взглядом, Кавис поднесла ко рту руку с курительной трубкой. Сделав затяжку, выпустила изо рта белого цвета кольцо и, проследив за его полетом, наконец, соизволила спросить:

— По какому поводу хандрим?

— Где взять десять миллионов? — тут же ответила я.

— Хм… Потряси своего отца.

— Нет. Только не это, — махнув головой, почувствовала, как настроение опустилось ниже плинтуса. — Представляешь, как это будет выглядеть. А потом сплетни по всей столице пойдут. Не успел дочь на груди пригреть, как она уже кошель трясет.

— Ладно, этот вопрос отставим. Задам другой. Ты вчера в лице изменилась, когда двое молодых людей в таверну вошли. Спрошу прямо: это они?

— Да, — через некоторое время ответила я.

— Дай мне их убить.

Кавис в мгновения ока оказалась напротив меня, дожидаясь ответа, впилась в мое лицо бельмами своих пустых глаз.

— Нет. Ты дашь мне слово, что не притронешься к ним, — вымолвив, поразилась, сколько холодной стали было в моем голосе. Словно кто-то чужой пытался украсть у меня добычу. — Это моя война. И убийц должна карать я. Увидев, как осунулось лицо приведения, поспешила исправить создавшуюся ситуацию. — Ба… — вскочив с кресла и обогнув большой дубовый стол, опустилась на колени перед Кавис. — Мне так хочется тебя обнять. Боги послали мне самую лучшую на свете бабушку. Положив голову на подлокотник, закрыв глаза, я тяжко выдохнула, когда почувствовала едва ощутимое прикосновение к волосам.

— Когда я первый раз увидела лежащую на постели девушку, подумала, что слишком рано ее волос коснулась седина. А оказалось, ветер подхватил где-то пепел и рассыпал их по твоим волосам. Или они были такими серыми у Ливин с рождения?

— У Ливин были темно-русые волосы. Много изменилось с тех пор, как моя душа заняла ее тело. Ба, пойми меня правильно. Я должна посмотреть в глаза насильникам, сказать, кто я, и лишь затем нанести ответный удар.

— Я все понимаю, моя девочка. Но как бы ты ни тренировалась, они все равно будут сильней тебя. Эти нелюди — хладнокровные убийцы, загубившие не одну жизнь. А ты всего лишь юная девушка, окрыленная жаждой мести. Нам всем страшно за тебя.

— Обещаю. Буду очень осторожна, — размазав ладонью скатившуюся по щеке слезу, обернулась на голос Хамиры, нарушившей наше уединение.

— Девочки. О чем болтаем?

Шмыгнув носом, я улыбнулась, поглядывая на тетушку, заодно раздумывая о том, насколько быстро приведения привыкли к моей разговорной речи. — Да все о своем, девичьем. А Симору где потеряла?

— Летит следом. Мы проследили за труппой. Девушки отвели Санеру в комнату, показали кровать, ванную, дали бедняжке свою одежду и отправились за покупками. Парни остались. Репетируют.

— Вот я дырявая голова! Про деньги забыла. Нужно было подъемные дать.

— Не беспокойся. Растиан Риамский выдал девушке из своего кармана золотой.

— Не представляю, что бы я делала без Растиана. Разбогатею, сделаю его своим замом. Должность директора рок-группы ему как нельзя лучше подойдет.

Женский визг заставил нас резко замолчать и повернуть головы. Мы с изумлением смотрели на застрявшую в шкафу Симору.

Я привстала с пола. Медленно подойдя к тетушке, недоуменно смотрела, как она с перекошенным от ужаса лицом, нервно махая руками, пытается вырваться из плена, в который попала.

— Помогите! — заголосила Симора.

Я дернулась. Машинально схватила прозрачные руки тетушки, сомкнув свои пустые ладони, поняла, что не знаю, как помочь бестелесному телу.

— Вот непутевая родственница досталась. Точно не в нашу породу. А ну немедленно вылазь!

По дрогнувшему голосу Кавис поняла, что бабушка тоже находится в полной растерянности. Пришлось в ход пускать «тяжелую артиллерию». Отвернувшись от Симоры, я посмотрела на бабушку.

— Кавис, забыла тебе сказать. Отец Идонта навестил меня сегодня во сне. Сказал, что скучно и одиноко ему на небесах. Вот я и пригласила его в гости. Как думаешь, Гаетон Коральских сильно удивится, увидев белые панталоны Симоры? Или его больше прельстит ее пухлая попка?

— А-а-а!.. — словно обезумев, завизжала Симора.

Задергавшись, рванула и, к всеобщему нашему облегчению, вылетела из зажавших ее тисков. Словно боевая ракета, пролетев через весь кабинет, она врезалась головой в один из стоящих у стены шкафов и сползла на пол.

При ремонте особняка заменили мебель практически во всех комнатах. Интерьер кабинета в стиле ампир настолько мне понравился, что я попросила оставить все в первозданном виде. Единственное, что сделали — заменили шторы и затхлый напольный ковер.

Комната, в которой мы находились, имела прямоугольную форму. Справа от входа, около стены, на красивых изогнутых ножках стоял роскошный диван, обитый зеленой материей. Слева размещался секретер с множеством ящичков. Два кресла, похожие по стилю с диваном, стояли по обе стороны массивного стола, уютно пристроившегося у окна. На блестящей поверхности стола — канделябр с парой магических свечей. Потолок украшала отлитая из бронзы двухрядная люстра, декорированная хрустальными подвесками. Верхний ряд украшали белые магические свечи, чем-то похожие на сталактиты. И еще одно убранство кабинета — это обогащенные сложной «барочной» резьбой шкафы-близнецы, закрывающее две параллельные стены.

Из любопытства я уже давно осмотрела каждый ящик и, к сожалению, ничего примечательно не нашла.

Проследив, как Кавис и Хамира, подхватив за руки родственницу, перенесли ее на диван. Я тоже не осталась в стороне. Присев на корточки перед тетушкой, стала выспрашивать: «Симорочка, прости, что пошутила. Просто не знала, как тебя освободить. Родненькая моя, расскажи, что с тобой приключилось?»

Мне действительно было жаль призрак, уж больно у нее было искажено в страхе лицо.

— Не знаю… — с ужасом в глазах смотря на шкафы, заслоняющие правую стену, стуча зубами, тетушка перевела взгляд на Кавис, видно, посчитав ее самой рассудительной. — Меня кто-то держал и не отпускал.

Я встала. С прищуром осмотрела богатую резьбу двух шкафов. Первой мыслью было, что в нашем доме появился еще один призрак, и он начинает делать нам пакости. Потом подумала о домовом. Поразмыслив, пришла к выводу, что приведения и хозяин дома — разные по своей сути субстанции. Так что же удержало тетушку в шкафу? Немедля рванула к нему.

Под оханье Симоры открыла дверцы. Осмотрев вдумчивым взглядом древний хлам, потерла плечи, покрывшиеся колкими мурашками. Разогнав дрожь трепета, принялась освобождать полки, нося содержимое на стол. Пока бегала, вспотела, и страх уступил место любопытству.

Разместившиеся на диване приведения с недоумением наблюдали за мной. Я тем временем простучала все стены шкафа, перемеряла шагами расстояния от стены в нашей комнате и соседней, из которой летела Симора. Вычла ширину боковой стенки и пришла к выводу, что перегородка смежных комнат занимает около полуметровая ширина.

— Девочки, за этим шкафом находится небольшая комната. Только я не представляю, как в нее попасть.

Сразу осмелев, Кавис и Хамира подлетели ко мне.

— Ты уверена? — спросили они в голос.

— Более чем. Где-то должен быть рычаг, с помощью которого отодвигается шкаф или его стена.

— А откуда ты об этом узнала?

Видно, любопытство разыгралось не только у меня, но и у тетушки.

— Столько фильмов пересмотрела и книг перечитала, и зачастую в них показывали и описывали вот о таких тайниках.

— И что в них можно прятать? — выпустив кольцо дыма, спросила бабушка.

— Все, что угодно. Бывали случаи, когда в стенах людей замуровывали. Возможно, мы имеем дело именно с таким случаем.

— Ах.

Только и смогла вымолвить Симора перед тем, как упасть в обморок.

Пока тетушка претворялась, что лежит в отключке, я передвигала первые ряды книг в поисках рычага и, не достигнув успеха, решила перетаскать на стол сборники по истории мира Карварс.

Затем с особой тщательностью осмотрела и обшарила рукой все уголки и стенки в шкафу. Не найдя ничего, за что бы мог зацепиться мой взгляд, отошла в сторону, заодно вспоминая, каким способом в фильмах открывались тайники.

Помимо книг, с помощью которых открывались потайные комнаты, приспосабливали еще настенные светильники или незаметные рычажки, вставленные в тяжелые фигурки, стоящие где-то рядом. Ничего подобного в кабинете не находилось, не считая развешанных на стенах картин с изображением на них пейзажей и портретов. Пришла мысль: «Раз внутри ничего нет, то спрятанный механизм должен находиться где-то снаружи».

Вновь подойдя к шкафу, закрыла дверцы, затем стала надавливать и пробовать сдвинуть с места пущенные по деревянной поверхности изделия причудливого узора. Поломав два ногтя, злая, как сотня демонов, решила бросить это занятие. Тяжко вздохнув, стала в очередной раз осматривать шкаф и минут через десять поняла, что упускаю из вида одну важную деталь. Стеллаж должен выезжать вперед или двигаться к стене, разворачиваясь на девяносто градусов. И если так, то задействованы должны быть оба шкафа, и, пожалуй, стоит попытать счастье в местах их соединения.

Взгляд зацепился за деревянную планку сантиметров десять по ширине, не доходящую до пола и потолка примерно сантиметра по два. Дощечка, служившая декором, закрывала стыковые стены шкафов, была также украшена вычурным орнаментом и идеально вписывалась в интерьер книжных шкафов: — Сим-Сим, откройся. Сим-Сим, отдайся. Да ты не бойся и не стесняйся, — забормотала я себе под нос. Присев на корточки, обшарила рукой низ и, ничего не обнаружив, с разочарованием поднялась на ноги.

Привстав на цыпочки, потянулась рукой, пытаясь дотянуться до верха, подпрыгнула пару раз, но поняла, что немного недотягиваю росточком. Отойдя в сторонку, пыхтя, как паровоз, подумала, что моя задумка не имеет под собой почвы. До верха смог бы дотянуться мужчина метра под два. И, судя по внешнему виду графа Барванского, предки у него были среднего росточка.

Для успокоения совести перещупала второй шкаф. Устав от бесполезного занятия, решила передохнуть. Присев на диван, посмотрела на Симору, потом на Хамиру.

— Девочки мои! А чего я мучусь. Прошмыгнули бы шкаф и посмотрели, что за ним находится?

В мгновения ока тетушки дружно отлетели от меня и спрятались за спину бабушки.

— Не понимаю, чего вы боитесь? У нас на Земле говорят: Двух смертей не бывает.

— На Карвасе тоже так говорят, — замогильным голосом вымолвила Хамира.

— Ладно, ладно, — поспешила успокоить я призрака, растирая ладонями колкие мурашки, выступившие на руках.

В очередной раз окинув тоскливым взглядом устроенный мной бардак в кабинете, обратила особое внимание на книги.

Подскочив с дивана, подхватила со стола пять толстенных томов. Сгибаясь под их тяжестью, положила на пол. Скинув туфельки, придерживаясь за двери, осторожно встав на книги, потянулась и, к всеобщей радости, смогла дотянуться до верха планки. Обшарив пальчиками стенки шкафов, неожиданно качнулась. От испуга ухватилась за верх доски и по инерции надавила на нее.

От неприятного скрежета, разносившего за стеной, меня как ветром сдуло к противоположной стене.

Тетушки, да и бабушка в том числе, были полностью со мной солидарны. Прильнув спинами к вычурной резьбе, округлив глаза, мы с трепетом наблюдали, как два огромных шкафа дернулись, заставив нас от страха вжаться в дверцы.

Меня дальше не пускала деревянная преграда. Призракам повезло. Они быстро поспешили скрыться в шкафу, но любопытство побороло страх. Высунув головы, застыв с чуть приоткрытыми ртами, они испуганно наблюдали, как два огромных шкафа, издавая неприятный скрежет, медленно расходятся в разные стороны.

Никаких скелетов мы не увидели. Очередные шкафы только с множеством ящичков, что неимоверно обрадовало. Постояв немного и не увидев никакой опасности, мы нерешительно направились к тайнику.

Переступив небольшой порожек, я с интересом окинула взором уютный закуток. Схватилась руками за первые попавшиеся шарообразные ручки на набольших дверцах и потянула их на себя.

— Мать моя женщина, — отпрянув, прошептала я.

На пяти полках покоились бархатные коробки, и что в них находится, нетрудно было догадаться. Взяв первый попавшийся под руку футляр, открыла его и замерла, рассматривая ювелирные украшения. Массивные серьги с тяжелыми синими камнями, вероятней всего, с сапфирами и колье с такими же пятью камнями, украшенными вокруг маленькими белыми бриллиантами.

Проверив пару коробок, тяжело сглотнула, не веря в удачу, и решила проверить остальные ящики. Что сказать. Тетушку захватили в свои объятия алмазы. Они находились в одном из очередных ящичков, исследуемых мной. Зачерпнув ладонью разной величины драгоценные камни, крикнула:

— Симора! Лапушка моя! Полюбуйся, в чем ты застряла.

Пока тетушка осторожно трогала прозрачными пальцами россыпь камней, я бегло осматривала разложенные на полках одинаковые бархатные мешочки. Развязав тесемку, тяжело сглотнула. Вытащив золотой, покрутила его в руках. Убедившись, что он ничем не отличается от ходящего сейчас в государстве номинала, положила назад местную валюту. И в этот момент осознала, обладательницей чего я стала.

— Ба…а, как у вас насчет кладов. Кому он достается? А хотя, чего я спрашиваю. Я нашла — мне и принадлежит. И пусть кто-то попробует у меня это все отобрать.

Открыв очередной футляр, вытащила лежащий на подушечке перстень. Рассмотрев, убрала обратно: интересно, сколько лет лежит здесь это богатство? И кто из предков Барванских помер, так и не рассказав своим близким о спрятанных сокровищах, собираемых не одно столетие.

Найденное богатство лишь в первое мгновение помутило разум. А когда шок изумления сошел, быстро погрузилась в реальное бытие и его нужды.

Подхватив пару мешочков с золотыми, открыв дверцы, взяла пять футляров с комплектами колье. Продавать их в таком виде нельзя. Кто знает, каким способом предок Барванских обзавелся сим добром. А вдруг он их крал? Не сам, естественно, а имея ловкого на ручки человечка.

Подумав, что я зачем-то не в те дебри полезла, отнесла приготовленные ценности на диван и вновь подошла к сокровищнице. Осмотрев все вокруг, испугалась от понимания того, что не знаю, как теперь возвратить шкаф в исходное положение?

Бегло осмотрев кладовку, опустила взор на пол. Взгляд привлекла лежащая в выемке порога железная планка. Надавив на нее ногой, взвизгнула, испугавшись скрежета механизма. Выскочив из тайника, отбежала в сторону, наблюдая за медленным закрытием шкафов. После того, как они встали на свои родные места, торопливо стала расставлять по полкам книги. В любое время могла вернуться Ярима, а посвящать ее в находку не хотелось. А все из-за этих менталистов, будь они трижды неладны.

Поставив последний том на полку, закрыв двери шкафа, вытерла со лба капельки пота. Подбежав к дивану, подхватила бархатные коробки, сверху положив мешочки с золотыми, поспешила на выход.

Войдя в свои покои, с облегчением выдохнула, обрадовавшись, что все успела провернуть до возвращения матери. Затем быстро спрятала футляры в шляпную коробку. Закрыв ее крышкой, с чувством выполненного долга повернула защелку. Положив оба мешочка с золотом в ридикюль, подхватила тесемки от коробки и заспешила на выход.

Указав Идонту наше направление, села в карету.

Ярима с родственницами, быстро разобрались с порчей. Правда, семейству Лигнивского пришлось одну ночку не поспать, а слушать, как под окнами их лавки воет ведьма, сделавшая им наговор на разорение. Как объяснила бабушка, ведьма получила откат, вот и умоляла ювелиров впустить ее в дом. Если бы Лигнивские пожалели ведьму, вся порча вернулась бы обратно. И тогда одному Единому известно, чтобы стало с семьей Сиарима. Как сказала Кавис: скорей всего, они бы все постепенно умерли.

Выйдя на площади, я поспешила к ювелиру. Пока мы с ним работали под честное слово, но мне почему-то казалось, что этот человек меня не обманет. По крайней мере, пока не забудется страх и голод.

Лигнивский встретил меня немного удивленным взглядом.

— Графиня Ярима Барванская уже забрала законченные ювелирные украшения, — поспешил он оправдаться.

— Это хорошо, никто не помешает нашему разговору, — открыв шляпную коробку, быстро разложила на столе футляры: — Господин Лигнивский, я очень тороплюсь, — раскрыв бархатную коробку, бросила взгляд на колье из россыпи желтых драгоценных камней, — прошу вас, все содержимое пяти футляров описать и пустить в переделку по тем эскизам, которые вам предоставлены мной ранее. А это для оправ и цепочек, — положив мешочек с золотыми, поспешила на выход. Остановившись у порога, повернулась, сказав: — Сиарим, можете взять десять золотых на семейные нужды. На неделе закажу магов-бытовиков для ремонта лавки. Затем мы с вами заключим договор и начнем продажу новой коллекции ювелирных украшений.

Путь к съемному домику, а затем к таверне «Черный эдельвейс» проделала в думах о кладе и насильниках. Волновалась о вчерашней ситуации. Не думала, что окажусь такой слабой и просто сбегу. Подавляя внутреннюю дрожь от страха, что насильники сегодня не появятся в таверне, выйдя из кареты, поспешила в гримерку. На улице уже смеркалось, а это значит, что уже появились первые посетители.

Мои страхи оказались напрасны. Надев длинное черное приталенного кроя платье, осмотрела себя в зеркале. Мое побледневшее лицо выдавало нервное напряжение и волнение. Пощипав пальчиками щечки, послала воздушный поцелуй своему отражению и поспешила к лестнице. Спускаясь по ступеням, выхватила устремленный в мою сторону блестящий похотливый взгляд графа Маджонского.

От волнения, а в большей степени от неожиданности, сердце в груди учащенно застучало.

Улыбнувшись Растиану, успокаивая внутреннюю дрожь, присев на высокий пуфик, погрузилась в исполнение песни «Сгорая плачут свечи». Боясь смотреть на насильников, блуждала взглядом по полумраку помещения, наблюдала, как постепенно посетителями заполняется зал. Ненависть столько времени копившаяся внутри, была чем-то схожа с вулканом, лава которого в любую минуту готова была вырваться наружу. Я холодела лишь от одной мысли, что не удержу в себе эту клокочущую ярость. Страшилась спугнуть подонков, выдавая взглядом своего омерзения к ним.

Вдобавок пришлось подавлять внутреннюю суть Уфы, готовую к перевоплощению и прыжку. Змея показывала мне картины своего броска вперед. Хищница трепетала от мысли, открытой пасти и острых клыков, которые с упоительным наслаждением вонзаются в выхоленную кожу убийц. Змеиная сущность, наполняя мой рот привкусом яда и крови, давала почувствовать, насколько может быть вкусной и сладкой человеческая мякоть.

В очередной раз сглотнув накопившуюся во рту слюну, ощутила, как кожа живота покрывается чешуйками. Мысленно просила мою красавицу утихомирить свой пыл и умоляла подождать. Не для того мы столько ждали, чтобы одним неправильным жестом в сторону Сиятельных Лордов выдать истинное отношение к ним. Ни у кого не должно возникнуть и тени, что меня колотит от ненависти и одной только мысли нахождения с ними в одном помещении. Рано. Перед тем, как нанести смертельный удар, я еще спою им песню о разлуке. А пока у них и одной чаянной думы не должно появиться, что Ливин Корхарт — жива.

Я хочу жить каждой частичкой своего тела. Встретиться лицом к лицу с двумя магически одаренными противниками — опасно. Итог встречи неизвестен ни для кого. Долго терпела, подожду еще немного, убеждала себя. Жизнь налаживается, не стоит обрывать ее нелепой случайностью.

Рихард Корхарт долго сопротивлялся, не хотел признавать меня своей дочерью. Но под напором жены и детей сдался.

Завтра в родовом замке намечена официальная семейная встреча и оформление всех бумаг, подтверждающих мое кровное родство. Смешно, если бы это было не так грустно. Отец признает родную дочь, дает ей свою фамилию и титул. Теперь по документам я буду Киара Корхарт. Материнские глаза в предвкушении. А мне все равно. Я как не посещала балы, так и не собираюсь. Для меня важно, что теперь я могу спокойно заключать любые договоры. А в случае смерти указывать, кто станет наследником моих пока немногочисленных вложений.

Закончив песню, поклонилась слушателям, выражающим восторг моему пению овациями. Скользнув взглядом по залу, ухватила горевший желанием взор Дирвана и едва сдержала рвотный спазм. Передернув плечами, повернулась и улыбнулась Растиану, давая понять, что мне требуется отдых.

Риамский без слов понял меня. Прошелся пальцами по струнам гитары, запел «Орлы или вороны».

Не спорю, грешна. Наполняю этот мир репертуаром песен (а он у меня огромен) из прошлой моей жизни. Почему бы и нет. Мне повезло, что Ливин поделилась со мной своей памятью. Оказавшись в новом мире, не пришлось страдать от непонимания языка. Да что говорить, я практически счастливица, если бы не два «но», мешающих мне в полной мере насладиться подарком новой жизни.

Присев на пуфик возле клавесина, стала аккомпанировать. Руки ловко передвигались с одного ряда клавиатуры на другой, пальцы скользили по клавишам легко и непринужденно. Отдавшись во власть музыки, вскоре поняла, что мой внутренний мир наполнился гармонией и спокойствием. В какое-то мгновение осознала. Необходимо насытить двух «спрутов», попавшихся в женские сети. Разжечь в них огонь интереса к моей персоне. Пора показать, на что способны девушки с Земли. Тем более, что сегодня принесли необходимые театральные реквизиты.

Проиграв последний аккорд, оторвав пальчики от клавиш, встала. Походкой от бедра проследовала на середину сцены. Хлопнув в ладоши, привлекая к себе внимание посетителей, лукаво улыбнулась. Окинув загадочным взглядом зал, с нотками таинственности произнесла:

— Дорогие гости! Предлагаю сделать небольшой перерыв. Пока мы будем подготавливать сцену для следующего номера, вы, наконец, обратите взор на тарелки и отведаете заказанные вами блюда. Боюсь, что скоро наш повар запретит мне петь. Он у нас страшный ревнивец. Я имею в виду к своим кулинарным шедеврам.

Некоторое время постояла, слушая дружный смех и восхищенные аплодисменты. И, не снимая с лица маски загадочности, развернувшись, плавной походкой направилась к лестнице.

Поднимаясь по ступеням, чувствовала, как спину обжигают возбужденные взгляды. Понимаю мужской настрой. Вид полностью обнаженной женской спины им еще не доводилось видеть в свободном доступе обозрения, вне стен спален.

Скрывшись за тяжелой портьерой, встретилась взглядом с Растианом.

— Софи, какую песню будешь петь?

— Шахерезада, — улыбнулась я во всю ширину губ и, игриво хихикнув, сбежав по дощечкам лестницы, остановилась, продолжив разговор: — Говори ребятам, чтобы выносили инструменты на сцену и переодевались к номеру.

— Ты уверена? Репетировали раз пять от силы. Одон еще тарелки путает. Вместо того, чтобы бить по крэш тарелке, лупит по сплэш.

— Зато педалью с колотушкой хорошо работает. Будет бас-барабаном ритм создавать. Мне этого хватит. Все равно никто не понимает звучания барабанной установки. Растиан, время идет. Я к девушкам заскочу и переодеваться. Да… скажи Марху, что на него сегодня вся надежда. Чем усердней будет передвигать веревки с софитами, тем неповторимым будет наше выступление.

Приоткрыв дверь гримерки, пробежала озорным взглядом по девушкам.

— Красавицы мои. Готовьтесь к выступлению. Костюмы к номеру «Тысяча и одна ночь». Услышав через минуту счастливый девичий визг, прикрыла дверь и понеслась в гримерную.

Четыре мои помощницы будут одеты в костюмы, сшитые из тончайших шелков ярких расцветок лазурного, желтого, оранжевого и голубого. Несколько юбок по типу цыганских должны спрятать стройные ножки. Вместо корсетов заказала топы из струящейся атласной ткани. Поверх обтягивающих маек — разлетайка «лягушка» из прозрачного шифона. Получился идеальный фасон с воздушными летящими крылышками по плечам и двойное переплетение талии «лапками» кофточки. Весь наряд соответствует стандартам этого мира. Он полностью закрывает так привлекательные женские части тела.

На стопах прелестниц надеты мягкие чешки такого же цвета, как и ленты, вплетенные в длинные косы бэк-вокалисток и по совместительству танцовщиц и скрипачек.

Мой костюм сшит из шелка кораллового цвета. Вначале надела короткую рубашку из тонкой материи, сверху топа надела кафтан и жакет, расшитый бусинами, спускающимися нитями до самых шаровар. Стеклянные горошины, собранные на нити, создают эффект прикрытия обнаженного тела. Подхватив шаровары, осторожно просунула ноги в широкого кроя штанишки, сшитые из двух слоев материи, плотного и легкого шелка. Поправив пояс на бедрах, расправила складки сборки ткани на щиколотке. Вытащив шпильки из волос, потрясла черной копной, пустила по плечам локоны, остальные пряди перекинула за спину. Покрутившись перед зеркалом, плавно задвигала талией. Полюбовалась, как извиваются нанизанные на нити бусы, показывая на доли секунды ямку от пупка. Жаль, серебряные украшения пока не готовы. Выдохнув скопившееся напряжение, закрыла глаза на доли секунды. Услышав призывные удары барабанных палочек по тарелкам, подхватив бубен, поспешила на выход.

Ступив на лестницу, подсвечиваемую магическими свечами, начала песню со слов:

«Шах, шах, падишах. Твой дворец прекрасен

Зеркала отражают мрамор, а на сердце рана…»

Ударяя по бубну в такт мелодии, стала медленно спускаться по ступенькам, продолжая петь:

«Я не Шахерезада, сказок не будет, не надо слов

Нет на свете дороже клада, чем любовь…»

Как и ожидала, я произвела фурор. Да и немудрено, выложилась по полной. Петь и танцевать — то еще удовольствие. Тяжело дыша, кланялась, благодарила посетителей таверны за их овации и отшатнулась в омерзении от Дирвана, подбежавшего к сцене. Встав передо мной на колени, смотря обжигающим взглядом, с восхищением в голосе, чуть не крича, умолял:

— Великолепная дива Софи! Разрешите поцеловать пальчики ваших босых ног!

— Мои! Сначала поцелуй, а потом я подумаю, подпускать тебя к моей племяннице или нет, — выпустив кольцо дыма, Кавис нахмурено посматривала на лорда.

Увидев призрак, Маджонский отшатнулся в испуге, не понимая, почему по залу прокатился мужской гогот.

— Ба! А тетушки не желают, чтобы молодой Сиятельный Лорд и им пальчики облобызал?

При появлении Симоры и Хамиры в зале наступила мертвая тишина. Еще бы. Призраки осматривали каждого посетителя, так как они недавно меня и девушек.

— Дорогие гости! — окинув вдумчивым взглядом зал, подошла к клавесину. Сев на стул, ударила пальцем по белой клавише расположенной в первом ряду: — Наш ансамбль все больше завоевывает популярность. Среди посетителей появляются новички, которые не в курсе, чьей родственницей я являюсь. Повторюсь. Я — Софи Лоренская, племянница Яримы Барванской. Моя тетя — ведьма с тремя покровителями, которых вы сейчас видите. Несравненная Кавис. И очаровательные сестры-близнецы Симора и Хамира, — перейдя во второй аккордный ряд, ударила пальцем по черной клавише. Прислушалась к тонкому звучанию.

Повернув голову, проследила за Дирваном, идущим к своему столику. Дождавшись, когда он сядет на стул, продолжила: — Предупреждаю в первый и последний раз. И потом не говорите, что вы не знали. Любое неприличное действие в мой или моего коллектива адрес, предложение, порочащее девичью честь, и вы сразу будете иметь дело с призраками. Тот из вас, кто имел честь познакомиться с удавкой, может поделиться своими красочными впечатлениями. К счастью, Кавис вас не убьет. Немного придушит и лишит мужской силы, — кровожадно улыбнувшись, я в очередной раз окинула зал хищным взглядом: — И не думаете, если вы не видите тетушек, то их нет. Мои красавицы сидят среди софитов и наблюдают за вами. Надеюсь, господа, вы хорошо внемли моим словам. И впредь не собираетесь распускать руки и некоторые части своего тела. Раз поняли, тогда, с вашего позволения, мы продолжим…

Впервые полчаса после моего выступления в зале еще чувствовалось напряжение. Но после того, как один из клиентов оплатил наше повторное выступление песни «Шахерезада», посетители повеселели.

К закрытию таверны уже никто особо не помнил о недавнем инциденте с приведениями. Многие из мужчин с одобрением приняли новость о бронировании столика в зале.

В тот же вечер Дирван зарезервировал на месяц столик на две персоны. А я облегченно выдохнула. Один из насильников попал под мое обаяние. Осталось ждать. Но я и не предположить не могла, что дата расплаты затянется так надолго.

Не принесло радости публичное признание графом Рихардом Корхартом своего отцовства над дочерью леди Яримы Барванской. И драгоценности на званый вечер мы с матерью решили не надевать. Подождали открытия новой ювелирной лавки «Луч солнца». Пока покупателей не так много, но на лицах девушек заинтересованность. Нужно заняться рекламой, но у меня нет времени.

Расквитаюсь с убийцами, тогда и займусь своими детищами. Один из насильников в последнее время стал раздражать так сильно, что была готова броситься на него со сцены и сжать пальцы рук на его шее. Но это все мечты, а пока приходится петь и радовать гостей…

Сидя за столиком в таверне «Черный Эдельвейс», Дирван наблюдал за игрой софитов на бледноватом лице черноволосой красавицы. Любовался красивыми удлиненными пальчиками девушки, порхающими над клавишами клавесина, будто крылья бабочки. Тоска съедала нутро графа. По несбыточной мечте прикоснуться губами к тонкой девичьей кисти руки, ощутить, как учащенно забилась синяя жилка под белой бархатной кожей.

Маджонской сам того не понял, когда потерял покой. В какой момент стал пленником этих темно-серых глаз, в которых бушует живой океан. Он то затихает, нежно лаская тебя едва заметным прикосновением, то обрушивается убийственной волной ненависти. И так хочется успокоить это буйство прикосновением губ к пленительным губам, узнать, какие они на вкус.

Софи — его маленькая радость и счастье. Его недосягаемая мечта, без которой не представляет дальнейшую жизнь. Он безумно ревнует черноволосую красавицу ко всем сидевшим в зале мужчинам, с похотливым взглядом рассматривающим великолепно сложенное женское тело.

И что бы там ни говорил Арвайский о том, что он граф, а она баронесса, и такой мезальянс не допустим. Дирвану в какой-то момент стало плевать на общество. Он хотел Софи до дрожи во всех чреслах. Мечтал увидеть ее обнаженное тело, лежащее на шелках простыни. Бредил манящим взглядом ответного желания.

«Так больше продолжаться не может».

Встав из-за стола, сказал сам себе наследник древнего знатного рода. Подойдя к сцене, Дирван припал на одно колено, вымолвил немного отрешенно:

— Леди Софи. Прошу вас. Будьте моей женой.

Все в зале уже стали подмечать затаенную влюбленность в глазах графа, но никто даже подумать не мог, что он решится на такой шаг.

Музыканты, прекратив играть на инструментах, бросали недоуменные взгляды с руководительницы ансамбля на графа.

Опешив от предложения Дирвана, я со всего маха опустила пальцы на клавиши клавесина. Инструмент, издав протяжный звук, затих, словно насторожился в ожидании моих дальнейших действий. Скажу честно, неожиданно, и к такому повороту событий я не была готова. Быстро собрала мысли и тело в норму парой строк текста из песни «Не надо больше слов».

Приподнявшись со стула, медленно подошла к краю сцены. Окинула Дирвана внимательным взглядом. Все это время я избегала встретиться с глазами насильников. Теперь могла спокойно оценить промежуток прошедшего времени и подчеркнуть изменения во внешности, но не нашла. Все также порочно красив. И лишь в глазах цвета васильков не брезгливость и злоба, а влюбленная тоска. Вот эта новость. По правде сказать, я онемела и не представляла, что говорить.

В волнении сжав пальцы рук в кулаки, Маджонский с мольбой в голосе промолвил:

— Только не отказывайте сразу. Подумайте над моим предложением.

Поразмыслив, что, в принципе, это неплохой вариант на брачном ложе вонзить клыки в исказившиеся от страха лицо убийцы. Ухмыльнулась приятной мысли.

— Я, конечно, подумаю и посоветуюсь с тетушкой. Но меня интересует вот такой маленький вопрос, — практически сдвинув большой и указательные пальцы, показала, насколько минимальна дилемма: — Как отнесется семейство Маджонских к вашему выбору? Посмешищем мне совершенно быть не хочется. Чтобы избежать пересуды, жду вас завтра в этом месте в окружении группы поддержки… родственников.

Поднявшись, Дирван машинально провел рукой по своим волосам цвета спелой пшеницы. Красивые, правильно очерченные губы разошлись в едва заметной улыбке: — Леди Софи, то, что вы не сказали сразу «нет», вселило в меня веру.

Мне осталось только просиять и бросить робкий взгляд на будущего женишка.

Прослушав пару песен, Дирван поспешил покинуть трактир. Видно, не терпелось получить согласие родителей, а может, и у самой бабушки.

Посетители в зале бросали на меня заинтересованные взгляды. Да и участники ансамбля, поглядывая в мою сторону, похлопывая в недоумении глазами.

А я и сама в какой-то момент загорелась любопытством и предвкушала встречу с виноватым взглядом Маджонского. В лучшем случае склочная старуха отфигачит внучка костылем, в худшем — запрет в комнате и решетки на окна поставит.

Как же томителен был следующий день. Мыслями отвлеклась лишь на репетиции новой песни «Ксюша». Мы же ничем не хуже Алены Апиной? А чтобы посетители не скучали, будем поддерживать их веселое настроение. Пока ударяла палочками с шарообразными наконечниками по деревянным брусочкам ксилофона, пришла мысль о подтанцовщиках и создании молодежной рок-группы. Столько идей, а здесь замуж позвали.

Хихикнув, отложила в сторону молоточки и, пританцовывая, запела песню «Лучший». Конечно, до голоса моей любимицы Тины Тернер я недотягиваю, да это и неважно, главное настрой. Впервые пела на английском языке. Мой коллектив был шокирован всего несколько минут. Первым по тарелкам застучал Одон, его поддержал Анвар, а за ними и все остальные. И хоть получалось у них играть кто в лес, а кто по дрова, зато я раза три прерывала песню от смеха.

— Все, мои дорогие, репетиция окончена! Прошу вас ко мне в гримерку за премиальными.

Улыбнулась наступившей тишине и медленно стала подниматься по ступенькам лестницы.

— А премиальные большие будут? — опомнившись, спросил Одон.

— По десять золотых.

Девушки взвизгнули, а парни ринулись мне вслед.

Оказывается, когда отдаешь от души, заряжаешься положительными эмоциями. Столько радости, слез счастья и благодарности в глазах моего родного коллектива я давно не видела.

В предвкушении открывала сегодняшний музыкальный вечер в таверне. И с каждым пройденным часом в моей груди все больше зарождался страх, что в какой-то момент я повела себя неправильно. Слишком долго выжидала. Расставила капкан, а жертва, словно почуяв опасность, увильнула из-под самого носа. Оба Сиятельных лорда сегодня не появились. Что стало причиной их неявки, нетрудно было догадаться.

Стараясь не показывать своего настроения, продолжала петь, улыбаться, вынашивая в голове очередной план мести. Но, видно, Единый сегодня был на моей стороне.

Дирван вошел в таверну за полчаса до закрытия. Остановившись на ступеньках крыльца, окинул зал безразличным взглядом.

К нему тотчас подошел подавальщик. Кланяясь, он пригласил графа пройтись к забронированному им столику.

Старалась ничем не выдать своей радости, продолжила петь. Боясь сбиться с текста песни, чуть не кричала: «Один!». Да, в такую удачу верилось с трудом.

По отрешенному взгляду васильковых глаз поняла, что семейство Маджонских, скорей всего, хорошо проветрило мозги своего отпрыска. Сидит, попивает вино и делает вид, что вчера не падал передо мной на колени.

В какой-то момент Дирван увидел устремленные в его сторону заинтересованные мужские взгляды. Маджонский мгновенно напрягся. В очередной раз окинув зал бегающим настороженным взором, поставил бокал с недопитым вином на стол.

Когда он встал и направился на выход, мое сердце застучало так глухо, что, казалось, в такт его биению дергается лиф платья. Мысли были заполнены лишь одним: «Уйдет, уйдет, уйдет… нужно удержать». И с моих губ машинально сорвался напев:

— Ла-ла, ла — ла…

От того, как дернулись широкие плечи убийцы, в ушах появился звон.

Хорошо коллектив быстро перестроился под мою новую песню. А я, с трудом сглотнув сдавивший горло комок, начала петь:

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.

Мы поняли с тобой, что между нами вьюга.

Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется

Безжизненно стучат не любящих два сердца».

Надрываясь, с холодом в голосе шепчу строчки песни: «Безжизненно стучат не любящих два сердца».

Трепещу, не спуская взора с окаменевшей фигуры у входа. И Дирван не выдерживает, поворачивается, и мы встречаемся взглядами:

Его — колючий, без каких-либо зачатков влюбленности, бегающий по моему лицу в попытке распознать знакомые черты Ливин Корхарт.

Мой — впившийся, гипнотизирует и не выпускает из поля зрения жертву.

Слова песни в очередной раз срываются с моих губ:

«Мы поняли с тобой, что стали вдруг чужими.

Холодную зимой метель нас закружила.

В сердцах холодный лед уж больше не растает.

В сердцах холодный лед».

«Лед, лед, лед», — шепчу я, успокаивая удары своего взбесившегося сердца, замедляю ритм. Перед убийством разум должен быть холоден. Все, жертва поймана на крючок, и соскочить с него она ни в коем случае не должна. Не выпускаю из поля зрения убийцу и наслаждаюсь чуть побледневшим лицом и непониманием в глазах.

Мои губы в ответ расходятся в приторной улыбке, а взгляд глаз, пронизывая насквозь душегуба, говорит:

«Это Я. Та, которую ты насиловал, а потом убил. Но ты так думал. А я жива. Я стою здесь, перед тобой».

С ухмылкой на лице продолжаю петь, но Дирван уже не слушает. Знаю, что он всеми фибрами своей души ненавидит эту песню. Ему было достаточно выслушать первый куплет, увидеть мой взгляд, чтобы понять, что певичка из таверны в курсе, кто он. Отвернувшись от меня, граф двумя шагами преодолевает ступени. Открыв рывком двери, Маджонский вышел в сумрак сегодняшней ночи.

Я тоже не могу больше петь. Не обращая ни на кого внимания, в молчании покинула сцену. Коллектив очередной раз не подвел. Растиан ударил пальцами по струнам гитары, привлекая к себе внимание посетителей…

Зайдя в гримерку, быстро переоделась. Подвесив на талии перевязь с ножнами клинка, расправила складки платья. Выдохнув скопившееся напряжение, надела шляпку. Подхватив дамскую сумочку, направилась на выход.

Не ожидала, что Дирван захочет сегодня выяснить, кто я такая.

На повороте мою повозку слегка качнуло. Дернувшись, в немом изумлением наблюдала за графом, проскользнувшим ужом в карету. Маджонский, не спуская пристального взгляда, присев напротив меня, с прищуром впился в лицо, пытаясь выяснить, кто же я такая.

— Что, не узнаешь? — хмыкнув, продолжила петь недослушанный им куплет песни:

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.

Ни летом, ни зимой, нам вместе не согреется,

Безжизненно стучат не любящих два сердца…

Не надо больше слов и глупых оправданий.

Не надо больше слез и разочарований.

Пусть все пройдет, как снег, весенний талый снег.

Все это было с нами, как во сне… во сне…»

Воспоминания в очередной раз уносят меня в нашу с Риан тюрьму. Я вновь обхватываю руками истерзанное худенькое тело подруги в желании утешить. И так хочется, чтобы все, что с нами произошло, было сном. Но нет… наш первый мучитель и убийца сейчас сидит передо мной. Видя его растерянность, я торжествующе улыбаюсь. Душа замирает в предвкушении отмщения.

— Ну, здравствуй, душегуб. Не узнаешь? А вот так, — взмахом руки я снимаю с себя морок Софи. Наслаждаясь, любуюсь первыми минутами ошеломления на лице Дирвана. Но у Маджонского холодный, расчетливый разум и большой жизненный опыт по избиению и насилию своих жертв.

В василькового цвета глазах мгновенно закипает злость. Словно хищник, почуявший жертву, он молниеносно вскакивает. Подхватив меня за грудки платья, рывком впечатывает в стену и с исказившимся от ненависти лицом шипит:

— Ах ты тварь… выжила. Но ничего, я исправлю это маленькое недора…

От резкого толчка клинка в его живот, замолкнув, граф дернулся.

— Это тебе за малышку Риан, — с торжеством в голосе шепчу я.

В кипевших ненавистью глазах мелькает ошеломление. Медленно опустив голову, Дирван смотрит на мою руку, прижатую к его животу.

— Умирать, наверно, ох как не хочется. А придется. Ты ведь сам говорил: от яда Уфы еще никто не спасался. Как видишь, желание отомстить бывает сильнее предначертанной тебе доли.

«Мы поняли с тобой, что не нужны друг другу.

Мы поняли с тобой, что между нами вьюга», — пропев, обдала лицо Дирвана холодным дыханием, с мстительным наслаждением протолкнула глубже клинок: — А это тебе за маленькую девочку Ливин.

Побледневшее лицо графа перекосилось в гримасе страха и боли. Хватая ртом воздух, Маджонский попытался что-то сказать, но покачнулся. Обессиленной рукой растер текущие из носа дорожки крови. Несколько секунд с непониманием рассматривал свою окровавленную руку. Подняв голову, с неверием и мольбой в глазах посмотрел на меня.

Я резко вытащила из живота Дирвана острие клинка. С нотками стали и душевного удовлетворения бросила на прощание убийце:

— Сдохни, мразь!

И, не дав возможности графу упасть на меня, толкнула обмякшее тело со всей силы. Незакрытая дверца кареты легко распахнулась, освобождая проход мертвецу. Услышав глухой стук о каменно-колотую брусчатку, крикнула Идонту: — Гони!

Кучер беспрекословно выполнил мой приказ. После нашего разговора о метаморфах я объяснила мужчине: что бы ни происходило в стенах моей кареты, ни при каких обстоятельствах он не должен вмешиваться.

Идонт не стал везти меня в съемный домик, отвез сразу в особняк, и за это я ему была благодарна.

Поднявшись незамеченной в свои покои, первым делом осмотрела платье на наличие пятен крови. К счастью, их на нем не оказалось, а вот белые перчатки пришлось срочно снимать, скручивать и прятать в ридикюль. Единственное место, куда не сует свой маленький носик Уана.

Забежав в ванную, едва успела вымыть слега подрагивающие руки, как в комнату вошла мама.

По ее незапланированному позднему визиту в мои покои и взволнованному лицу сразу поняла, что у нее какие-то новости.

— Начинай. Не томи, — присев на атаманку, коротко выложила двумя фразами желание услышать, что так взволновало мою красавицу.

Опустившись рядом со мной, Ярима подхватила мою ладонь, зажала между руками.

— Сегодня пришло письмо о начале брачного сезона.

— Пусть брачуются. Я тут причем?

— В том то и дело. Все девушки, начиная с двадцати лет, не заключившие помолвок, обязаны завтра после полудня явиться в родовой замок Арвайских . И ты входишь в их число.

— Неужели ищейка решил семьей обзавестись? Пусть этот вопрос решает без моего участия. Мне вот совсем не хочется встречаться с главой тайной канцелярии.

— Жениться собрался не Аргаир, а Вильгар. И отказаться ты не можешь. Гариар Тармийский лично ознакомился со списком девушек и поставил под ним свою подпись. Это значит, что он будет присутствовать на первом ознакомительном балу претенденток. Не явишься на званный прием — нанесешь личное оскорбление Его Величеству.

Мы сидели, обе притихшие и раздавленные новостями. Пойти в логово менталистов — это значит подписать себе смертный приговор. И не пойти нельзя.

Я закрыла глаза от разгоравшегося внутри жара в области солнечного сплетения. Легкая жгучая боль преследовала меня уже некоторое время в моменты сильного волнения. Тяжко вздохнув, я обняла маму, коснувшись губами ее бледной щеки, шепнула:

— Не переживай. Раз необходимо, то я явлюсь на смотрины. И обещаю, что буду очень осторожна.

В душе же я ликовала. Мне не надо выслеживать насильника. Могу подкараулить его в любом закутке замка и хладнокровно нанести удар в сердце…