Бретт был страшно зол на капитана за то, что тот упомянул о кораблях в разговоре с Кейт. Он надеялся, что это была просто рыболовная флотилия или группа небольших торговых судов, но, поскольку все эти теории были всего лишь предположением, он не видел смысла сообщать ей о них. Тем не менее Бретт чувствовал, что они представляли собой угрозу, и это чувство упорно не покидало его. У него не было никаких серьезных оснований так думать, но он знал, что обычно рыболовецкие суда не работают вместе так долго. Местное население славилось своими постоянными стычками, и ничто так верно не вызвало бы всеобщую свалку, как дележ добычи.
Капитан не завоевал уважение Бретта. Может быть, из-за того, что в последнюю минуту планы изменились, у министерства иностранных дел не было времени подыскать более компетентного человека — он был просто приятным человеком, рассказывавшим забавные истории, — но Бретт решил, что наймет свой собственный экипаж, на который он сможет положиться, если решит вернуться в Англию по морю. Да, никто не рассчитывал, что он возьмет с собой на борт жену, и данное обстоятельство изменило его требования к экипажу, но, с другой стороны, за последнее время много всего произошло, на что он сам не рассчитывал.
Он даже не помышлял о браке, когда встретил Кейт, но тем не менее с каждым днем ее присутствие становилось все более необходимым для его душевного спокойствия, и Бретт уже не мыслил своей жизни без нее. Поначалу он был до такой степени ошеломлен ее красотой, настолько поглощен неистовой страстью, которую она пробуждала в нем, стоило ему только взглянуть в ее сторону, что ни разу не остановился и не спросил себя, что он делает и зачем. Даже сейчас, спустя несколько недель, которые могли бы сойти за спокойную семейную жизнь, его учащенный пульс по-прежнему норовил отодвинуть все, что непосредственно не касалось настоящего, на второй план.
Оглядываясь на свое прошлое, Бретт никак не мог понять, что такого в изобилии было у Кейт, чего не было у всех остальных женщин. Никогда прежде он не ограничивался так долго одной женщиной, однако, сколько бы времени он ни проводил с Кейт, ему никогда не наскучивало ее общество. Он учил ее, как обращаться с мужским оружием, потому что это забавляло его и потому что это умение всегда пригодится в жизни, а не потому, что им больше нечем было заняться. Он получал удовольствие, упражняясь с ней каждый день, и чувствовал, как его сердце переполняется гордостью, когда она попадала из пистолета в центр мишени, не дрогнув от оглушительного звука выстрела. А если он покатывался со смеху, глядя, как она беспощадно ругает себя, когда ее выстрел не попадал в цель, она никогда не обижалась.
С каждым днем Бретт все больше уважал ее, Кейт демонстрировала силу духа там, где никто от нее этого не ждал. Когда он болел, она со спокойной решимостью и ясной головой взяла бразды правления в свои руки. Она не паниковала, когда была напугана или чего-то не понимала, не уклонялась от неприятной работы и не придумывала оправданий своим неудачам. Когда ей надо было выполнить ту или иную задачу, она старалась овладеть требуемыми знаниями и не забывала ничего из того, чему ее учили.
Несмотря на то что он принял решение взять ее в Африку, не спросив ее мнения и прекрасно зная, что она страдает морской болезнью, она легко приспособилась к жизни на корабле и подстроила свою жизнь под него без единой жалобы. Своим присутствием Кейт никогда не доставляла лишних хлопот, но всегда готова была протянуть руку помощи, когда могла. Она держалась с экипажем чересчур дружелюбно, но никогда не давала повода относиться к ней иначе, как с глубочайшим уважением.
Одного присутствия Бретта было достаточно, чтобы обеспечить ей привилегированное положение. Он был человеком, который внушал другим людям доверие как лидер и вселял веру в то, что он может справиться с любой сложной ситуацией. Но в то же время нетрудно было догадаться, что ему присуща некоторая жестокость. Это невозможно было объяснить или доказать, но стоило только взглянуть в эти угольно-черные, сверкающие гневом глаза и на эти бугристые мышцы, напряженные от еле сдерживаемой ярости, и никто уже не сомневался, что под этой лоснящейся оболочкой скрывается демон.
Однажды капитан с нервной усмешкой заметил:
— Глядя, как вы смотрите на свою жену, можно подумать, что вы убьете всякого, кто посмеет до нее дотронуться.
Любезная улыбка исчезла с лица Бретта, и его плотно сжатые губы говорили о том, что эта мысль ему совсем не понравилась. Его ответом было краткое «да», но капитан почувствовал, что это слово означает смерть любому, кто будет настолько глуп, что посмеет приблизиться к божественно прекрасной жене Уэстбрука, и перевел разговор на более безобидную тему, опасаясь навлечь на себя гнев человека, которому не доверял.
Бретт на цыпочках вошел в каюту, хотя и знал, что Кейт будет ждать его. Комната тонула в полумраке, и свет единственной лампы на столике возле кровати, казалось, струился на Кейт, выхватывая ее лицо из темноты, отчего она походила на ожившее полотно Рембрандта. Бретта неудержимо потянуло к ней, и он в который раз удивился, как кто-то может выглядеть так прелестно. Ему по-прежнему с трудом верилось в то, что она действительно принадлежит ему.
Он опустился на кровать рядом с ней. Ему нравилось смотреть на нее в любое время, но особенно Бретт любил видеть ее такой, как сейчас: лежащей в полумраке, с лицом, обрамленным золотом ниспадающих волос. Бретт протянул руку и ласково провел пальцами по ее щеке, в который раз восхитившись бархатистой нежностью ее кожи. Он заглянул в глубь ее глаз цвета морской волны, которые взирали на него с выражением глубокого удовлетворения, и почувствовал, что все больше и больше подпадает под их чары, что этот омут все сильнее засасывает его и ему вот-вот станет нечем дышать. И вдруг неожиданное открытие вырвало его из водоворота грез, молнией пронзив мозг: он любит эту девушку.
Здесь, свернувшись калачиком в его объятиях, лежало единственное существо, ради которого он дышал на этом свете. Все то, что раньше представлялось Бретту таким важным, не стоило одной ее улыбки.
Кейт тоже смотрела на него так, словно встретила предмет своих мечтаний. Как бы он хотел, чтобы это было именно так. Но как она могла любить его после всего, что произошло между ними? Как могла любая женщина любить мужчину, который сделал столько зла, сколько он сделал Кейт? Бретт почувствовал ноющую боль под ложечкой. В этот миг он бы отдал все, что у него есть, за возможность начать все заново. Он ни разу не попытался быть любезным с Кейт — даже после их свадьбы. Он обращался с ней как деспот с той самой минуты, когда впервые ее увидел. Если она возненавидела его навеки, то ему некого в этом винить, кроме себя.
Звук голоса Кейт проник сквозь баррикаду его неприятных мыслей. Она уже несколько минут пыталась ему что-то сказать, но он не слышал ничего из того, что она говорила, пока слово «любовь» не выпрыгнуло из ее монолога, как черт из табакерки, вспугнув его мрачные мысли.
— Что ты сказала? — внезапно спросил он. — Я не расслышал начало, — признался он.
Кейт тихо рассмеялась.
— Как это похоже на тебя — не обращать ни малейшего внимания на то, что я говорю. Я должна была бы уже к этому привыкнуть, но надеюсь, на этот раз ты захочешь меня выслушать. Я давно собиралась тебе об этом сказать, но мне не хватало духу. Я боялась, даже не знаю точно, чего именно, но полагаю, мне не хотелось открывать свое сердце из опасения, что мне снова будет больно. После жизни с отцом и братом мне было трудно заставить себя довериться мужчине. Я скрывала это от всех и не говорила об этом никому, даже Валентине, пока она сама не догадалась. — Ты боялась меня? — удивленно спросил он. — Почему? — Ты еще спрашиваешь? — невольно изумилась Кейт. — ты был подлым, грубым, жестоким, и я не сомневалась, что буду ненавидеть тебя до последнего вздоха на смертном одре. Неделями я строила планы, намереваясь уехать в Лондон, как только ты поправишься. Я знала, что Мартин навязал меня тебе, и полагала, что ты избавишься от меня, как только представится такая возможность. Но постепенно я осознала, что не столько боюсь тебя, как жизни без тебя. Именно тогда я поняла, что не хочу бежать, что хочу остаться с тобой, но боялась, что ты не захочешь, чтобы я была рядом.
Бретт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Кейт приложила пальцы к его губам.
— Позволь мне закончить. С тех пор как мы сели на этот корабль, ты изменился. Ты стал другим с самого первого дня, когда я проснулась с этим жутким похмельем. Ты заставил меня почувствовать себя нужной, важной, словно я была редкой драгоценностью, и это не имело никакого отношения к моей внешности или к тому, насколько метко я бью по мишеням. Я чувствовала, что тебя интересую я сама, и мне просто хотелось свернуться калачиком у тебя под мышкой и лежать так всегда. И самое главное — я больше тебя не боялась.
Я не знаю, что уготовило нам будущее и есть ли оно у нас, — я очень боюсь, что оно будет не таким, каким хочу я, — но это были самые чудесные дни в моей жизни. Я даже не мечтала о таком счастье.
Бретт крепко прижал Кейт к себе и зарылся лицом в ее волосы. Впервые в жизни ему доставляло удовольствие просто находиться рядом с женщиной, не пожирая ее, как бушующее пламя — сухую древесину. Он попытался заговорить, но слова комком застряли в горле.
— Скоро наша идиллия закончится, — продолжила Кейт. — Капитан сказал, что сегодняшняя ночь будет последней, которую мы проведем на корабле. Как только мы сойдем на берег, на нас обрушится море забот, и мы уже никогда не будем вместе, как сейчас: только ты и я, и никто и ничто извне не встает между нами. Эта ночь может стать последней ночью, которую мы проведем вместе, поэтому я хочу кое-что тебе сказать, нет, я должна кое-что тебе сказать.
Я люблю тебя. Я полюбила тебя, когда ты был очень болен, а может, даже раньше. Не важно, когда это началось, важно, что это произошло. — Он вцепился в нее так сильно, что ей стало больно. — Я не собиралась тебе об этом говорить. Я хотела сохранить это в тайне, а потом исчезнуть, спрятавшись в каком-нибудь маленьком домике от тебя и целого мира, но я должна была тебе об этом сказать. Надеюсь, ты не сердишься. Знаю, я часто довожу тебя до белого каления, но обещаю, что больше никогда не заговорю о своих чувствах. — Кейт взяла его лицо в свои ладошки и заглянула в бездну черных омутов его глаз. — Я люблю тебя всем сердцем, — прошептала она. — И буду любить всю жизнь.
Она легонько поцеловала его в губы с нежностью, которая подействовала на него сильнее, чем неистовость ее страсти.
Бретт нежно уложил Кейт обратно на подушки. Он оперся на локоть и накрыл ее своим телом. Он с любовью посмотрел на нее, а потом очень нежно поцеловал.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он, оторвавшись от ее теплых губ. — Я понял это сегодня вечером, когда увидел, как ты лежишь на подушке с распущенными волосами и твои глаза неотрывно смотрят на меня. Наконец-то я понял, почему так настойчиво старался удержать тебя подле себя с самого первого дня. На самом деле я никогда не хотел тебя отпускать. Даже когда я не мог думать из-за того, что у меня болела голова от бренди, или из-за того, что мои мозги превращались в кашу от тряски в карете, я отвергал всякий план, который подразумевал, что мне придется с тобой расстаться. Эдвард сказал мне, что я влюбился в тебя с первого взгляда. Теперь я начинаю думать, что, возможно, он был прав.
Кейт безуспешно попыталась утереть слезы, струившиеся по щекам.
— Но то, что я чувствовал к тебе тогда, не идет ни в какое сравнение с тем, что я научился чувствовать к тебе с тех пор. Ты так самоотверженно боролась за мою жизнь, отстаивала свою независимость и честь и никогда ни у кого не просила сочувствия. Даже после того, как я навязал тебе этот брак, у тебя хватило мужества смеяться, есть со мной за одним столом, не испытывая ко мне ненависти, и даже целиться из пистолета, не превращая меня в свою мишень. Я чувствовал, что твой гнев тает и испаряется, но я даже предположить не мог, что на смену ему придет любовь. Я даже не знал, что хочу этого, пока не вошел сегодня вечером в эту дверь.
Он торжествующе засмеялся.
— Все мои мысли были заняты тем, как бы покувыркаться в постели и удовлетворить свою похоть. Стоит мне только взглянуть на тебя, и я уже сгораю от желания, впрочем, ты и сама все видишь. Я полагал, что знаю о любви все, но теперь мне кажется, что я только начинаю учиться, что все испытанное мной доселе не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствую к тебе сейчас. — Он вытер слезинки с ее щек. — Я должен поблагодарить тебя за это, но гораздо больше я благодарен тебе за то, что ты есть. Теперь я знаю, что старость, окутанная теплом твоей любви, будет стоить утраченной молодости.
Бретт заключил Кейт в свои объятия, и она исступленно вцепилась в него, не в силах поверить, что он любит ее так же сильно, как и она его. Его губы встретились с ее губами, жадно срывая один сладостный поцелуй за другим, но в то же время ожидая, чтобы она присоединилась к нему, став равноправным участником этого любовного священнодействия. Его губы раскрылись, и его язык коснулся ее языка, ища, пробуя на вкус, исследуя, маня, вожделея. Руки Кейт еще крепче сомкнулись вокруг его шеи, в то время как его губы осыпали поцелуями ее шею и щеки, прошлись, щекоча и дразня, по ее ресницам и завершили свой путь, запечатлев легчайший поцелуй на кончике ее носа. Его пальцы, словно гребень, пробежали по ее шелковистым волосам, отчего ее кожа покрылась мурашками, а тело напряглось в ожидании. Однако губы Бретта по-прежнему порхали возле ее губ, отлучаясь время от времени на пару секунд, чтобы подразнить и помучить ее ухо.
Кейт прильнула к нему всем телом, упиваясь ощущением мощного, разгоряченного тела, желая, чтобы его сила утолила ее страсть. Ее груди были прижаты вплотную к его груди, ее ноги переплетены с его.
Бретт оторвался от нее всего на пару мгновений, которые понадобились им, чтобы выскользнуть из своих одежд, после чего его ненасытные губы снова нашли ее рот, прошлись по изысканно нежной коже шеи и плеча и спустились к запястью. Бережно взяв ее руку в свою, Бретт перецеловал каждый пальчик, перевернул ее и осыпал поцелуями ладонь, после чего проделал то же самое со второй рукой. Затем, приложив ее ладони к мягкой поросли черных волос на своей груди, он наклонил голову и коснулся губами до боли нежной маковки ее груди. Кейт ловила ртом воздух, в то время как его язык, не торопясь, выписывал круги вокруг ее набухшего соска, пока все ее тело не начало извиваться, а другая грудь не взмолилась, чтобы ей тоже уделили внимание. Она выгнулась навстречу ему и обхватила ногами, словно пытаясь вобрать его в себя, но ничто не могло отвлечь его руки от ласк ее груди, а губы — от пылких игр с каждым соском.
Кейт настойчивее задвигалась под ним, но Бретт по-прежнему не обращал внимания на ту часть ее тела, которая мучила Кейт спазмами сильнейшего желания.
Но наконец его руки отыскали место между ее бедрами, причинявшее ей сладостную боль, их близость окрасилась новыми, невероятными оттенками. В ней не было ни спешки, ни настойчивости, ни неистовых порывов. Несмотря на конвульсивные содрогания, которые время от времени сотрясали все ее тело, Бретт по-прежнему держал свою страсть в узде, приглашая Кейт слиться с ним в союзе, который стремится в будущее, а не только к мимолетному наслаждению. Постепенно отчаянная потребность достичь высвобождения покинула Кейт, и она почувствовала, как пружина внутри ее скручивается все плотнее и плотнее, как волны наслаждения поднимают ее все выше и выше, так что стремительное погружение горячего естества Бретта в глубь ее жаркой, влажной плоти стало продолжением нарастающего экстаза.
Он двигался внутри ее осторожно и сдержанно, открывая для нее доселе неведомые грани возбуждения. Вместо того чтобы поглотить ее целиком, яростно требуя удовлетворения, оно, казалось, приглашало все ее существо разделить с ним пик страсти, и сердце Кейт переполнилось таким всеобъемлющим чувством любви, что она испугалась, что сейчас расплачется. Она прильнула к нему, жаждая чувствовать себя единым целым, двигаться как единое целое, быть с ним единым целым в этом совершенном выражении их любви.
На крыльях страсти, в которой, однако, не было неистовства прежних ночей, они плавно достигли бурного завершения. Их тела напряглись, выгнулись и застыли, в то время как последняя волна высвобождения изверглась из самых недр их плоти, но в охватившем их удовлетворении появилась новая грань, некая завершенность, которой прежде в нем не было. Словно до этого они были просто друзьями, партнерами в путешествии по морю удовольствия. Теперь же они по-настоящему соединились, и каждая клеточка их существа ликовала от того, что две половинки только что стали единым целым.
Кейт была внезапно разбужена оглушительным звоном колокола, раздававшимся в бодрящем, прохладном воздухе предрассветного часа. Она устремила на Бретта испуганный взгляд, но прежде чем ее губы успели озвучить вопросы, вертевшиеся у нее в голове, он вскочил с кровати и уставился в иллюминатор, ища причину тревоги. Однако в голубом пространстве моря не было видно ничего, кроме крошечных пенистых волн, которые танцевали вокруг корабля, подбадриваемые последним дуновением ночного бриза. Вдалеке, выступая из-за горизонта, виднелась едва заметная береговая линия, подкрепляя обещание капитана прибыть в Алжир еще до полудня.
— Это общая тревога, — сказал Бретт, отойдя от окна и натягивая на себя одежду без малейшего намека на свою обычную элегантность. — Одно из двух: либо нас атакуют, либо нам грозит какая-то опасность. Сиди в каюте и запри дверь. Что бы ни случилось, не открывай ее никому, кроме меня. Никому, слышишь? Я пришлю Марка, чтобы он побыл с тобой, если смогу, но парень может нам понадобиться. — Он сунул ноги в ботинки, схватил шпагу и большой кинжал, в метании которого упражнялся только накануне. — Я вернусь, как только смогу.
— Нет! — крикнула Кейт. Оцепенение, вызванное потрясением, прошло, и она выпрыгнула из кровати и вцепилась в Бретта. — Не оставляй меня одну.
На мгновение взгляд Бретта потеплел, и он крепко обнял Кейт.
— Не думаю, что нам действительно что-то угрожает, но я должен узнать, что происходит. Я вернусь через пару минут.
Пальцы Кейт разжались, и она полными страха глазами смотрела, как он отстранился от нее и вышел.
Какое-то время она неподвижно стояла, слушая истеричный звон колокола и топот бегущих ног, в то время как экипаж готовился встретиться с неожиданной опасностью. Что это могло быть? «Не может быть, чтобы мы тонули», — подумала она. Неужели французские военные корабли по ошибке приняли их за вражеский корабль? Но она не слышала выстрелов орудий.
Тут Кейт вспомнила о группе маленьких кораблей, и страх ледяной рукой сжал ее сердце. Неужели это действительно были пираты? Неужели этот абсурдный ночной кошмар станет явью? Почему-то она знала, что где-то там за ней идет пиратский корабль. Кейт знала это так же верно, как то, что скорее наложит на себя руки, чем позволит, чтобы ее похитили.
Кейт быстро переоделась в самое уродливое из своих платьев: темно-абрикосового цвета, с глухим воротником, длинными рукавами с рюшами и широкой юбкой, отделанной кружевом. Она спрятала волосы под объемный чепец и сунула ноги в легкие домашние туфельки. Она огляделась, пытаясь решить, что делать дальше, и в этот момент Бретт распахнул дверь.
Сердце Кейт ушло в пятки, когда ее взгляд упал на его лицо. На секунду он застыл в дверях — его лицо было мертвенно-бледным, а глаза округлились от страха, который, она знала, был ему несвойствен. Он, спотыкаясь, ввалился в комнату и крепко сжал Кейт в своих объятиях.
— Сзади на нас надвигается огромный корабль, через полчаса он будет здесь. — Он взял ее лицо в свои ладони, и она увидела, что его глаза были влажными от непролитых слез. — Капитан уверен, что это флагманский корабль разбойника по имени Рейсули — самого опасного пирата в Средиземном море. — Бретт умолк, чтобы откашляться. — Он славится тем, что обычно продает своих пленников на рынках рабов в Дамаске.
Кейт почувствовала, как у нее подгибаются колени.
— Ты имеешь в виду меня? — спросила она, окаменев в ожидании ответа, который он должен был дать. — Меня продадут, как рабыню?
— Ты была бы более ценным трофеем, чем все мы, вместе взятые. — Он взял ее за руки и усадил на кровать. Его голос был ровным, но бледность выдавала его ужас. — Его силы очень велики, и у нас нет ни малейшего шанса отбить атаку. Возможно, он попытается взять нас в плен, не причиняя нам увечий, — за нетронутых рабов дают более высокую цену, — и, быть может, это наш единственный шанс на спасение. Берег уже виден. Если мы найдем способ продлить схватку, то, может, кто-нибудь придет нам на помощь.
— Каковы наши шансы? — спросила Кейт.
— Не очень велики. Если бы я не был уверен в обратном, я бы поклялся, что он преследует нас из-за тебя.
— Но откуда он мог узнать, что я здесь?
— В том-то и дело, что не мог. После Гибралтара мы нигде не останавливались. Я просто не понимаю, почему он так сильно рискует из-за горстки мужчин, которые годятся разве что на пару лет тяжелого труда, — спросил он больше себя самого, чем Кейт. — Я отведу тебя в одну из пустующих кают на палубе. Если они будут обыскивать корабль, то, возможно, не станут слишком тщательно проверять кладовую. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты заперла дверь и не выходила из каюты. Даже ели он захватит нас, ты еще сможешь убежать.
— Я не могу тебя бросить! — крикнула Кейт. — Я не могу позволить, чтобы тебя увезли в какое-то ужасное место и заставили работать до самой смерти.
— Послушай меня! — прорычал Бретт: страх за нее сделал го голос грубым, и он встряхнул ее с внезапной и пугающей яростью, так что она испугалась, что у нее сломается шея. — Вполне возможно, что они согласятся вести переговоры о моем освобождении, но если они хотя бы заподозрят, что у нас на борту женщина, то разберут этот корабль на части доска за доской. Бог мой, Кейт, неужели ты не понимаешь, что с тобой случится, если они тебя найдут? Самое лучшее, что они могут сделать, это продать тебя в рабство или в гарем. В этом случае у тебя будет крохотная возможность найти кого-нибудь, кто будет о тебе заботиться. В противном случае твоя жизнь превратится в сущий ад, который будет продолжаться до тех пор, пока ты не лишишься рассудка или не перережешь себе горло.
Тело Кейт обмякло от страха, ее лицо побелело, а горло словно сжали тисками. Она только и могла, что взирать на Бретта, не веря своим ушам. Вдруг у нее над головой раздался громкий взрыв, так что она завизжала и бросилась на шею Бретту, ожидая, что с минуты на минуту в каюту ворвется толпа дикарей.
— Черт бы подрал этих идиотов! — выругался Бретт. — Неужели они не понимают, что от наших пушек никакого толку? Пойдем отсюда, пока не поздно.
Бретт подтолкнул Кейт к двери, но она внезапно повернула обратно.
— Погоди минутку, — сказала она, подходя к бюро.
— Что ты делаешь? — спросил Бретт. — Нам надо быстрее подниматься на палубу, пока они не подошли слишком близко и не заметили нас.
Кейт выдвинула ящик и вынула свои пистолеты и кинжал.
— После того как я столько времени потратила на тренировки, я не собираюсь оставлять это здесь.
— Не пускай их в ход без крайней необходимости. — У него не хватило духу объяснить ей, почему любое оружие в ее руках будет лишь бесполезной игрушкой. — Как только они узнают, где ты, все наше оружие не сможет их удержать.
Но Кейт крепко сжимала в руках свое оружие, в то время как он торопливо вел ее по коридору навстречу утреннему свету. Солнце только поднималось из-за горизонта, и безоблачное небо сулило еще один прекрасный, ясный день.
— Пригнись, — сказал Бретт, когда они двинулись к правой стороне палубы. — Пока им ничего не видно с этой стороны. Рейсули приближается сзади, и это единственная сторона, которую эти бесполезные пушки не могут защитить. Рейсули — если это действительно он — никогда не полагается на волю случая. Он даже знает, где расположены пушки. — Проходя мимо, Бретт указал на одну из пушек. — Какой-то остолоп установил обе пушки на носу корабля, где палубные каюты загораживают линию прицела в тыл.
Бретт отпер дверь одной из кают и втолкнул Кейт внутрь. Груда чемоданов, корзин и мебели делала комнату похожей на склад.
— Я велел Чарлзу упаковать все твои вещи и написать имя Уиггинса на ярлыках всех чемоданов. Если нам удастся убедить их, что на борту нет женщины, то, быть может, они не станут слишком тщательно обыскивать корабль. Я никак не возьму в толк, почему он атакует корабль из-за пары дюжин мужчин.
На самом деле Бретт не рассчитывал получить от нее ответ. Он просто размышлял вслух, пытаясь объяснением отделаться от отвратительного чувства, которое тяжелым камнем ворочалось у него в животе. Чего бы это им ни стоило, пираты не должны найти Кейт.
Внезапно в каюту ворвался Марк. Его испуганный взгляд бешено заметался по комнате, ища хоть какое-то убежище.
— Я должен поговорить с капитаном, — сказал Кейт Бретт. — Наверное, мы уже скоро войдем в соприкосновение. Помни, ни под каким видом не открывай эту дверь, пока не услышишь мой голос, поняла?
Кейт молча кивнула.
— Марк, — резко обратился он к почти обезумевшему юноше, чтобы привлечь его внимание. — Ты останешься с миссис Уэстбрук. Ты отвечаешь за ее безопасность. Запри за мной дверь и придвинь к ней этот платяной шкаф или любую другую вещь, которую сможешь сдвинуть с места. И, что бы ни случилось, не оставляй ее одну.
Марк кивал в знак согласия после каждого слова Бретта, но его взгляд оставался бессмысленным.
«Надеюсь, он в состоянии думать, — сказал себе Бретт, — но у меня нет времени это выяснять».
Бретт порывисто обнял Кейт, поцеловал и зарылся лицом в ее волосы. Переполнявшие чувства сжали его горло железными тисками, так что он не мог вымолвить ни слова, и они прижались друг к другу, понимая, что, возможно, это последние минуты, проведенные вместе, что любовь, которую они дарят друг другу в эти драгоценные секунды, возможно, будет согревать их сердца всю оставшуюся жизнь, но в то же время не желая расставаться с блаженством, которое только-только начали вкушать.
— Я люблю тебя, — сумела прошептать Кейт. Ее губы были так близко, что почти касались его уха. — Если это плата за последние недели, то я ни о чем не жалею.
Тело Бретта содрогнулось от душераздирающего рыдания, и его руки сомкнулись вокруг нее с такой силой, что Кейт чуть не задохнулась. Внезапно дверь распахнулась, и Бретт исчез.
От потрясения Кейт не могла пошевелиться, но Марк подбежал к двери и запер ее дрожащими пальцами. Он попытался пододвинуть огромный платяной шкаф к двери, но тот не сдвинулся с места. Кейт взяла себя в руки и попыталась ему помочь, но тщетно.
— Должно быть, он привинчен к полу, — разочарованно констатировала она.
Беглый осмотр показал, что вся мебель привинчена к полу, чтобы не скользила по каюте во время шторма.
«Но нас атакуют пираты, а не шторм», — подумала Кейт.
— Ты захватил с собой пистолет? — спросила она Марка, пытаясь слушать голос разума, а не эмоций. Тот покачал головой.
«Он так напуган, что от него нет никакого толку», — подумала она.
— У тебя вообще есть какое-нибудь оружие?
— Кинжал, — вымолвил он сквозь стучащие зубы. — Я плохо владею шпагой, и капитан не позволял никому из нас держать пистолеты. Они нам были не нужны во время переправы через пролив.
Он продолжал смотреть на Кейт круглыми от страха глазами, так что она почувствовала себя виноватой за то, что забрала его со спокойной работы и поставила перед лицом настоящей опасности.
— Поставь этот стул к двери и подсунь его спинку под ручку. Я должна подготовить пистолеты. Если они ворвутся, быстро отойди в сторону. Я буду стрелять в любого, кто войдет в эту дверь. Понял?
Марк кивнул головой, но Кейт сомневалась, что он понял хоть пару слов из ее речи.
Кейт в последний раз проверила пистолеты, после чего, задрав юбку перед зачарованным взором Марка, прикрепила кинжал к бедру, как ее учил Бретт. Она не знала, сможет ли им воспользоваться, но не желала упускать ни единого шанса в борьбе за свою свободу. Наконец Кейт взяла крошечный пистолет, который Бретт держал в ящике своего стола. Тщательно зарядив, она сунула его в лиф платья.
«Если все остальное не поможет, — с тяжелым сердцем подумала Кейт, — у меня останется это».
Она окинула взглядом комнату, проверяя, можно ли еще что-то сделать.
— Ты готов, Марк?
Юноша утвердительно кивнул, но по его взгляду по-прежнему нельзя было узнать, понял ли он хоть что-нибудь.
Кейт старалась не думать о Бретте, не думать о том, что произойдет, если он не будет первым, кто войдет в эту дверь. Она страшно боялась за его жизнь, но она не могла позволить страху взять верх над разумом, иначе она станет такой же беспомощной, как Марк. Она не знала, что сможет сделать, но она должна быть начеку, чтобы воспользоваться любым удобным случаем, пусть даже совсем крошечным. Они должны выйти из этой схватки победителями — ее разум решительно отвергал любой другой исход.
Она взяла в руки пистолеты и повернулась лицом к двери.