Безвинная

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ АЛЕКСИЯ ОТКРЫВАЕТ ДЛЯ СЕБЯ СОУС ПЕСТО И НАХОДИТ ТАИНСТВЕННУЮ БАНКУ

— Может, зайдем на местную стоянку дирижаблей? Месье Труве, кажется, сказал, что отправит туда наш багаж? — Алексия с отвращением разглядывала свое оранжевое платье с рюшами. — Мой гардероб сейчас послужил бы мне большим утешением.

— Не могу не согласиться, — оскорбленные чувства мадам Лефу читались у нее на лице не менее ясно, чем у Алексии: француженке было очевидно неловко в точно таком же платье с оборками, только розовом. — К тому же мне хотелось бы забрать еще кое-что. — Изобретательница многозначительно взглянула на парасоль Алексии. — Так сказать, пополнить необходимые припасы.

— Разумеется.

В приделе храма никого, кроме них, не было, но мадам Лефу сочла нужным изъясняться эвфемизмами, резонно полагая, что их могут подслушивать.

Они вышли через главные ворота на мощеные улицы Флоренции.

Несмотря на преобладание апельсиновых тонов (платье Алексии идеально вписывалось в общую картину), Флоренция действительно оказалась весьма симпатичным городом. В ней было что-то мягкое, сдобное — похожее, по мнению Алексии, на теплую лепешку, щедро намазанную мармеладом и взбитыми сливками. В воздухе и в духе самого города ощущалось что-то удивительно приятное, и в самом деле напоминавшее апельсин — не только цветом, а словно бы даже вкусом. Это навело Алексию на причудливую мысль: бывают ли души у городов? Если бывают, то, пожалуй, Флоренция была наделена ею с избытком. Тут и там попадались и горькие кусочки апельсиновой кожуры: густые клубы табачного дыма, вырывающиеся из дверей кофеен, толпы несчастных, просящих милостыню на ступенях церквей.

Ни кэбов, ни какого-либо другого наемного транспорта нигде не попадалось. Казалось, в этом городе признают лишь один вид передвижения: на собственных ногах. Ходить пешком Алексии было не привыкать. Правда, мышцы всё еще ныли после пережитых в горах приключений, но это ее не останавливало. В конце концов, она ведь проспала целых трое суток! Флут мужественно возглавил их экспедицию. Город он знал подозрительно хорошо и уверенно провел женщин через широкую открытую площадь под названием Пьяцца Санта-Мария-Новелла (по мнению Алексии, это звучало как список имен каких-нибудь благочестивых ученых мужей), потом по Виа дей Фосси (похоже на какое-то захватывающее геологическое открытие), через мост и оттуда на Пьяцца Питти (прямо какое-то блюдо из макарон). Прогулка оказалась долгой, и Алексия не раз порадовалась, что взяла с собой парасоль: Италия словно не подозревала, что на дворе уже ноябрь, и с неиссякаемой жизнерадостностью поливала их сверху потоками солнца.

Оказалось, что за стенами храма итальянцы весьма дружелюбны и экспансивны. Некоторые приветливо махали руками Алексии и ее спутникам. Леди Маккон это несколько раздражало: она ведь даже не знакома с этими людьми, да и не имеет особого желания знакомиться, а они ей машут! Это как-то обескураживало. Кроме того, вскоре стало очевидно, что высокоодаренная гувернантка Алексии многое упустила, когда учила ее итальянскому. Она никогда не упоминала, что итальянцы объясняются главным образом при помощи жестов. Хотя свои чувства местные выражали, на вкус Алексии, слишком громко, смотреть на них было настолько же приятно и забавно, как и слушать.

Как ни отвлекали внимание разные удивительные зрелища вроде мужчин без рубашек, гонявших ногами резиновые мячи по берегу Арно, и этот танцующий язык, леди Маккон все же заметила неладное.

— За нами следят, верно?

Мадам Лефу кивнула.

Алексия остановилась посреди моста и будто невзначай оглянулась через плечо, прикрывшись парасолем.

— Право, если они не хотят, чтобы их заметили, могли бы и не надевать эти нелепые белые ночные рубашки. Подумать только — расхаживать по улицам в таком виде!

— Священные туники благочестия и веры, мадам, — поправил хозяйку Флут.

— Ночные рубашки, — стояла на своем Алексия.

Они двинулись дальше.

— Я насчитала шестерых. А вы? — Алексия говорила тихо, хотя наблюдатели держались пока в отдалении и не могли их услышать.

Мадам Лефу поджала губы:

— Да, что-то в этом роде.

— Полагаю, с этим ничего нельзя поделать.

— Ничего.

Площадка для посадки дирижаблей во Флоренции располагалась прямо в саду Боболи — огромном, роскошном парке с террасами, раскинувшемся во всем своем великолепии позади самого внушительного замка, какой леди Маккон когда-либо доводилось видеть. По правде говоря, Палаццо Питти походил скорее на темницу, пусть и необычайно красивую и гармоничную в архитектурном отношении. Им пришлось обойти громадное здание кругом, чтобы выйти к воротам сада, в который их пропустил таможенный чиновник в форменном мундире.

Сад был довольно красивый и изобиловал пышной растительностью. Площадка для дирижаблей располагалась прямо за дворцом, на той же террасе. В центре ее возвышался какой-то египетский обелиск, служивший для привязки тросов, хотя сейчас ни одного дирижабля на стоянке не было. Камера хранения багажа и зона ожидания располагались в перестроенной древнеримской беседке. Чиновник, ответственный за выдачу багажа, охотно проводил их в камеру хранения, где Алексия нашла свои чемоданы, скромные дорожные сумки мадам Лефу и потрепанный саквояж Флута, любезно присланные месье Труве.

Когда они начали разбирать свои вещи, Алексия заметила краем глаза, как мадам Лефу схватила какую-то маленькую штучку, лежавшую поверх ее шляпной картонки, но что это было, не разглядела. Она хотела спросить, но тут к ней подошел клерк — с просьбой поставить подпись на квитанции.

Она расписалась, клерк взглянул на подпись, прочитал имя и вдруг сделал удивленное лицо:

— Ла дива Таработти?

— Да.

— A-а. Я… — он неопределенно покрутил в воздухе рукой, видимо, тщетно стараясь припомнить английские слова, — иметь одна вещь для вас.

Он поспешно отошел и через минуту, вернувшись, протянул Алексии то, что немало удивило и ее, и ее спутников.

Это оказалось письмо на имя ла дива Алексия Таработти, подписанное круглым, размашистым почерком. И оно пришло не от месье Труве, как мог бы предположить любой здравомыслящий человек. О нет — письмо было от миссис Танстелл!

Алексия удивленно повертела в руке конверт.

— Ну что тут скажешь — видимо, от Айви никуда не скрыться, она везде настигнет!

— Лучше и не думайте об этом, мадам, — с чувством отозвался Флут и торопливо отошел, чтобы нанять повозку.

Клерк любезно протянул Алексии нож для разрезания писем, и она вскрыла письмо.

«Моя милейшая, дражайшая Алексия, — так пышно оно начиналось, не обещая и в дальнейшем ничего более здравого. — Без тебя тут в Лондоне жизнь просто кипит! Просто кипит, я тебе скажу! — послание отличалось характерной для Айви хаотичной пунктуацией и путаницей в словах. — Танстелл, гений и душечка, получил главную роль в зимнем сезоне в опере „Пенни-фартинг“ в Фортвимси-ниа-Хэм! Можешь себе представить? — Алексия всеми силами старалась от этого воздержаться. — Мне неловко в этом признаваться, но из меня выходит в некотором роде недурной коммерсант, или, если перефрезеровать, — Алексия тут же представила себе Айви за фрезерным станком, — настолько хороший, что это угрожает душевному спокойствию моей матери. Передай, пожалуйста, мадам Лефу, что дела в ее шляпном магазине идут превосходно, и я даже произвела там некоторые улучшения».

Алексия поделилась этими сведениями с француженкой, и та сразу побледнела.

— Еще ведь и недели не прошло. Много ли вреда она могла наделать за такое короткое время? — судя по голосу мадам Лефу, она пыталась успокоить сама себя.

Алексия продолжила чтение.

«Я краснею, когда пишу это, но я, сама того не желая, вызвала волну всеобщего помешательства на новом фасоне наушников для полетов на дирижабле. Мне пришла в голову мысль прикрепить к ним с внешней стороны парижские накладные локоны, чтобы юные леди-путешественницы могли щеголять замысловатыми прическами и при этом не мерзнуть. Такие наушники-локоны, как я их называю, хороши еще тем, что принимают на себя большую часть того, что могут сотворить с волосами эфирные потоки. И что я тебе скажу, Алексия, — спрос на них сумасшедший! Только сегодня утром по меньшей мере три модных журнала назвали их последней новинкой среди предметов гардероба, необходимых каждому путешественнику! Прилагаю вырезку, чтобы ты могла убедиться».

Алексия прочла этот отрывок вслух для мадам Лефу, а затем протянула ей вырезку из газеты.

«И еще одна шокирующая новость: отважный капитан Фезерстоунхоф объявил о своей помолвке с мисс Уиббли, хотя та только-только вышла из пансиона благородных девиц! Это событие имело неприятные последствия в виде новых слухов, что он бросил твою младшую сестру ради какой-то институтки, к тому же персоны нон грата, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Вряд ли ты удивишься, если я скажу тебе, что весь Лондон гудит, обсуждая предстоящую свадьбу! От души надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии. Навсегда твоя лучшая подруга Айви».

Алексия с улыбкой сложила листок пополам. Приятно было получить весточку из простой обыденной жизни, где нет ни тамплиеров, крадущихся за тобой по улицам Флоренции, ни погонь вооруженных трутней — словом, никаких более серьезных забот, чем мисс Уиббли, ставшая вдруг «персоной нон грата».

— И что же вы об этом думаете?

Мадам Лефу бросила на Алексию лукавый взгляд:

— Только что из института благородных девиц, говорите?

— Я понимаю, это шокирует. Девицы, только что вышедшие из пансиона, по большей части похожи на суфле: пухлые, чересчур податливые внутри, и, главное, их очень легко испортить.

Мадам Лефу засмеялась:

— Да еще наушники с прикрепленными локонами. Как там говорят у вас в Англии? Ну и ну!

Флут вернулся с пони и рессорной двуколкой для чемоданов.

Алексия улыбнулась, но, хоть ей и не хотелось это признавать, была немного разочарована. Она не могла не заметить, что в письме Айви не было ни единого упоминания ни о лорде Макконе, ни о стае Вулси. Либо подруга предпочла умолчать об этом из осторожности (что было примерно настолько же вероятно, как если бы Флут вдруг пустился плясать ирландскую джигу), либо лондонские оборотни стараются не привлекать к себе внимания света.

— Этак вы можете ненароком сделаться единственной владелицей высокодоходного бизнеса по продаже наушников-локонов.

Мадам Лефу перевернула газетную вырезку и замерла. Лицо у нее вытянулось.

— Что с вами? Женевьева, вам дурно?

Изобретательница без слов протянула вырезку Алексии.

На ней уместилась не вся статья, а лишь ее часть, но и этого было довольно.

«…удивил всех нас, опубликовав в „Морнинг пост“ свои извинения перед женой. Он утверждает, что все предшествующие слухи и обвинения были ложными, притом возникшими по его вине, что ребенок его и что этот ребенок являет собой чудо современной науки. Ходят различные слухи, с какой целью граф сделал это опровержение. Саму леди Маккон никто не видел с тех пор, как…»

Колени Алексии, до сих пор служившие ей довольно надежными опорными конструкциями, вдруг ослабли, и она тяжело осела прямо на каменный пол таможенного склада.

— О-о… — только и выговорила она, потому что ничего другого не приходило на ум, а следом добавила: — Черт возьми.

А потом, к удивлению всех, в том числе и своему, расплакалась. И не как-нибудь там деликатно, аккуратными слезинками, как истинные леди, — нет, она зашлась в неприлично громких рыданиях, словно малое дитя.

Мадам Лефу с Флутом ошеломленно уставились на нее.

Алексия все плакала и плакала. Перестать она не могла, как ни старалась.

Наконец мадам Лефу вышла из оцепенения, склонилась к подруге и заключила ее в объятия — пусть костлявые, но все же успокаивающие.

— Алексия, дорогая моя, что с вами? Ведь это же хорошая новость?

— У-у-ублю-у-удок! — прогудела Алексия.

Мадам Лефу явно растерялась.

Алексии стало ее жаль, — и она предприняла еще одну отчаянную попытку взять себя в руки, чтобы все объяснить.

— Я уже так привыкла на него злиться!

— Так вы плачете, потому что больше не можете злиться на него?

— Нет… Да! — ревела Алексия.

Флут протянул ей большой носовой платок.

— Это слезы облегчения, мадам, — объяснил он француженке.

— А-а, — мадам Лефу ласково, осторожно промокнула кусочком ткани мокрое, все в красных пятнах лицо подруги.

Алексия поняла, что выставляет себя на посмешище, и попыталась встать. Слишком много всего одновременно бурлило в голове, и из глаз все текло и текло. Она глубоко, прерывисто вздохнула и трубно высморкалась в носовой платок камердинера.

Мадам Лефу гладила ее по спине, все еще поглядывая на нее озабоченно, но Флут уже смотрел в другую сторону.

Алексия проследила за его взглядом. Четверо крепких молодых людей деловито шагали через сад прямо на них.

— Это определенно не тамплиеры, — убежденно проговорила мадам Лефу.

— На них нет ночных рубашек, — согласилась Алексия и принюхалась.

— Трутни?

— Трутни, — Алексия затолкала платок в рукав и неуверенно поднялась на ноги.

На этот раз трутни, похоже, твердо намерены были довести дело до конца: у каждого в руке был длинный нож, и шагали они очень решительно.

Алексия услышала отдаленный крик и, кажется, заметила, как мелькают за зелеными зарослями фигуры преследовавших их тамплиеров. Теперь они бежали сюда. Но им было уже никак не успеть.

Алексия сжала в одной руке парасоль, а в другой — нож для писем. Мадам Лефу потянулась к галстуку за своими булавками. Обнаружив, что галстука на ней нет, выругалась и вслепую нашарила на двуколке среди багажа ближайший тяжелый предмет: это оказалась ее так называемая шляпная картонка, а на деле — увесистый ящик с инструментами. Флут расслабил мышцы и встал в ту самую боевую стойку, какую Алексии уже случалось видеть раньше — на крыльце ее замка, когда два оборотня решали в битве спор, в каком месте ставить палатки. С каких это пор Флут дерется как оборотень?

Трутни бросились на них. Парасоль взметнулся вверх для сокрушительного удара, но его отбили ножом. Краем глаза Алексия видела, как мадам Лефу взмахнула шляпной картонкой, и деревянный каркас треснул, расколовшись о череп трутня. Флут сжал кулак, с ловкостью настоящего боксера (не то чтобы Алексия хорошо разбиралась в кулачных боях — благовоспитанной леди интересоваться такими вещами не пристало!), увернулся от взмаха ножа и нанес два быстрых удара противнику в живот.

Стоявшие вокруг в ожидании дирижабля пассажиры ахали в ужасе, но никто не попытался ни помочь, ни помешать ни жертвам, ни нападающим. Итальянцы всегда слыли людьми бурных страстей; может, они решили, что это какая-нибудь любовная ссора — одна из их многочисленных разновидностей. А может, думали, что спор вышел из-за игры в мяч. Алексии смутно припомнилось, как одна пожилая дама жаловалась, что итальянцы слишком азартные поклонники таких игр.

Между тем помощь сейчас была бы вовсе не лишней: Алексия все-таки не обучалась боевым искусствам всерьез, а мадам Лефу если и обучалась, то ей сильно мешало не в меру пышное платье. Не успела Алексия опомниться, как трутни обезоружили ее: парасоль покатился по каменному полу беседки. Изобретательницу сбили с ног. Алексии показалось, что она слышала, как голова падающей француженки стукнулась о борт двуколки. Теперь мадам Лефу если и поднимется, то нескоро. Флут еще держался, но он был уже немолод, во всяком случае, гораздо старше своего противника.

Два трутня крепко схватили Алексию с двух сторон, а третий, решив, что мадам Лефу больше не представляет опасности, взмахнул ножом — с явным намерением перерезать Алексии горло. В этот раз они времени зря не теряли. Они готовы были убить запредельную прямо здесь, среди бела дня, при свидетелях.

Алексия пыталась вырваться, брыкалась и извивалась, как могла, и пособники кровососов никак не могли удержать ее неподвижно, чтобы нож попал в цель. Флут, завидя нависшую над ней опасность, стал драться еще отчаяннее, однако, как ни досадно, смерть казалась неизбежной.

И тут произошло нечто очень странное.

Высокий человек в маске и капюшоне, походивший на какого-то религиозного паломника, вдруг ввязался в бой — и, кажется, на их стороне.

Неожиданный защитник оказался крупным мужчиной (не таким крупным, как Коналл, отметила про себя Алексия, но с ее мужем немногие могли тягаться) и явно неслабым. В одной руке он сжимал длинный меч — британский, военного образца, а еще обладал сокрушительным ударом левой — тоже военного образца и тоже британским, как догадывалась Алексия. И мечом, и кулаком человек в маске явно владел в совершенстве и пользовался вдохновенно.

Видя, что державшие ее трутни отвлеклись, Алексия саданула одному коленом ниже пояса и одновременно яростно рванулась, стараясь вывернуться из рук другого. Тот, которому достался удар коленом, хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони, и Алексия почувствовала сначала вспышку боли, а потом вкус крови.

Человек в маске, увидев это, стремительно взмахнул мечом и полоснул ее обидчика сзади под коленом. Трутень сложился пополам.

Тогда нападавшие сменили тактику: Алексию теперь держал только один, а двое перешли к обороне против неожиданной угрозы. Такой расклад Алексии нравился значительно больше, и она сделала то, что и должна была сделать на ее месте любая порядочная молодая леди: притворилась, будто падает в обморок, и рухнула мертвым грузом на своего противника. Мужчина извернулся, пытаясь удержать ее одной рукой, а другой, очевидно, потянулся за ножом, чтобы перерезать ей горло. Воспользовавшись моментом, Алексия покрепче уперлась обеими ногами и резко, изо всех сил дернулась назад — так, что они с трутнем оба повалились на землю.

Теперь они катались по каменному полу, являя собой довольно непристойное зрелище. Алексии оставалось только поблагодарить мужа за его любовь к постельной гимнастике: благодаря этому у нее все-таки был кое-какой опыт борьбы с мужчиной, притом с мужчиной вдвое крупнее трутня.

И тут наконец подобно рыцарям, какими они и были в древние времена, налетели тамплиеры. «Белые ночные рубашки приходят на помощь!» — мысленно обрадовалась Алексия, вынужденная признать, что, когда тамплиеры вооружены сверкающими обнаженными клинками, их наряды выглядят вовсе не так смешно и глупо. Трутням ничего не оставалось, кроме как вновь спасаться бегством от папского воинства.

Алексия с трудом поднялась на ноги. Ее спаситель в маске, с окровавленным мечом в руке, бежал прочь через площадку для дирижаблей — не следом за трутнями, а в противоположную сторону. Темный плащ взметнулся в воздухе — незнакомец перескочил через ряд кустов, выстриженных фигурками оленей, и исчез за деревьями в глубине парка. Очевидно, предпочитал действовать инкогнито, или не любил тамплиеров, или и то и другое.

Алексия оглянулась на Флута — у того даже ни один волосок не выбился из пробора. Камердинер, в свою очередь, смотрел на нее вопросительно, ожидая подтверждения, что ни она, ни «маленькое неудобство» не пострадали в этой схватке. Алексия наскоро прислушалась к своему внутреннему состоянию и поняла, что они оба голодны, о чем и сообщила Флуту, а затем склонилась над мадам Лефу. Затылок у изобретательницы был весь в крови, но она уже открыла глаза.

— Что случилось?

— Нас спас какой-то джентльмен в маске.

— Будет заливать! — иногда мадам Лефу удивляла изощренностью своего английского лексикона.

Алексия усадила ее.

— Нет, правда. Так и было, — она помогла подруге забраться в двуколку, попутно рассказывая о том, что произошло, а затем они обе стали с любопытством наблюдать, как тамплиеры устраняют следы схватки. Почти как БРП, когда им в очередной раз приходилось разгребать то, что натворила Алексия, — только быстрее и без лишней бумажной суеты. И конечно, тут не было Коналла, который непременно расхаживал бы вокруг, размахивая в досаде своими ручищами и рявкая на нее.

Алексия расплылась в глупой улыбке. Коналл извинился!

Пассажирам дирижабля явно не хотелось иметь дело с тамплиерами, и они были готовы делать всё, что им скажут, лишь бы люди в белом поскорее ушли.

Флут куда-то таинственным образом исчез, затем появился вновь и протянул Алексии бутерброд с чем-то вроде ветчины на чем-то вроде булочки, оказавшийся довольно вкусным. Алексия не имела ни малейшего представления, где бывший дворецкий взял еду, но с него сталось бы добыть ее и прямо во время боя. Сотворив ожидаемое ежедневное чудо, Флут принял свою обычную позу и стал настороженно наблюдать за работой тамплиеров.

— Местные жители боятся их до смерти, верно? — Алексия говорила тихо, хотя была почти уверена, что на них никто не обращает внимания. — И они наверняка достаточно влиятельны, раз все прошло так гладко. Никто не позвал полицию, хотя наша маленькая стычка происходила на публике, при свидетелях.

— Одна страна по воле Божьей, мадам.

— Ясно, — Алексия сморщила нос и стала искать, что бы приложить к затылку мадам Лефу. Не найдя нигде подходящей ткани, она пожала плечами и оторвала оборку от оранжевого платья. Изобретательница приняла ее с благодарностью.

— С ранами на голове лучше переосторожничать. С вами точно все в порядке? — Алексия с беспокойством наблюдала за ней.

— Все хорошо, уверяю вас, я не пострадала. Если не считать моей гордости, конечно. Понимаете ли, я просто споткнулась. Иначе бы ему со мной не справиться. И как только вы, дамы, бегаете в этих длинных юбках целыми днями!

— Обычно нам много бегать не приходится. Так значит, вы одеваетесь по-мужски из простой практичности?

Мадам Лефу приняла такой вид, словно ей хочется глубокомысленно подкрутить свои искусственные усы, хотя сейчас их, конечно, не было.

— Отчасти.

— Вы любите шокировать людей, признайтесь.

Изобретательница искоса взглянула на подругу.

— Будто вы не любите!

— Туше. Хотя у нас с вами разный подход к этому делу.

Тамплиеры, закончив свою работу, торжественно покинули площадку для дирижаблей и скрылись за деревьями сада Боболи. И хотя Алексия стала жертвой нападения, они не сказали ей ни слова и даже не посмотрели в ее сторону. Мало того, к ее возмущению, и простые итальянцы, включая клерка, еще недавно такого приветливого, теперь поглядывали на всю компанию с подозрением и отвращением.

— И тут я персона нон грата, — вздохнула Алексия. — Прекрасная страна, как вы говорите, Флут, но местные жители… Местные жители!

Она уселась в двуколку.

— Совершенно верно, мадам, — с этими словами Флут занял место возницы и, твердо взяв в руки поводья, погнал пони из сада Боболи на городские улицы. Он ехал по ухабистой дороге медленно и осторожно, чтобы не повредить голове мадам Лефу.

По пути бывший дворецкий остановился у маленькой закусочной, где, несмотря на вездесущий мерзкий кофе и избыток табачного дыма, мнение Алексии об итальянцах значительно улучшилось: ей подали такую вкусную еду, какой она еще никогда в жизни не пробовала.

— Эти маленькие кругленькие пудинги с зеленым соусом, — провозгласила она, — достойны именоваться пищей богов. Торжественно заявляю: пусть себе тамплиеры делают что хотят, а я люблю эту страну.

Мадам Лефу взглянула на нее с усмешкой:

— Так легко переметнулись?

— А вы пробовали этот зеленый соус? Как они его назвали? Перст или пест… Настоящий кулинарный шедевр!

— Песто, мадам.

— Да, Флут, именно! Великолепно. Столько чеснока! — словно в подтверждение своих слов, она проглотила еще ложку и лишь потом заговорила снова: — Кажется, чеснок здесь добавляют абсолютно во всё. Просто фантастично.

Флут едва заметно покачал головой:

— Позвольте не согласиться, мадам. В сущности, это всего лишь практичность. У вампиров ведь аллергия на чеснок.

— Неудивительно, что у нас его почти не встретишь.

— Ужасные приступы чихания, мадам. Примерно такие же, как у юной мисс Ивлин от кошек.

— А у оборотней?

— На базилик, мадам.

— Неужели? Как интересно. Они тоже чихают?

— Насколько мне известно, у них начинает свербеть в носу и во рту, мадам.

— Так значит, этот соус песто, который мне так понравился, на самом деле — коварное итальянское оружие против сверхъестественных? — Алексия бросила укоряющий взгляд на мадам Лефу. — А в арсенале моего парасоля почему-то нет песто. Я считаю, мы должны немедленно исправить это упущение.

Мадам Лефу не успела возразить, что леди Маккон едва ли сможет ходить повсюду с зонтиком, распространяющим ароматы чеснока и базилика. Алексию отвлекло появление каких-то оранжевых — разумеется, оранжевых — фруктов, завернутых в гонко нарезанные ломтики свинины — почти как бекон, но не совсем. Она попробовала и пришла в восторг.

— А это, надеюсь, не оружие?

— Нет, если только вы не воспылали вдруг враждой к иудеям, мадам.

Оказалось, что поесть по дороге было хорошей идеей, поскольку по возвращении в храм после продолжительного визита к алхимику, который в Италии торговал заодно и лекарствами и рыболовным снаряжением, для покупки того, что мадам Лефу называла «необходимыми припасами», обед их не ждал. И несмотря на ранний час (еще не было и шести), тамплиеры уже покончили со всеми дневными заботами и теперь стояли в какой-то долгой безмолвной молитве.

Пока мадам Лефу возилась с парасолем, пополняя заряды, а Флут отправился исполнять какие-то таинственные обязанности дворецкого, Алексия устроила налет на библиотеку. Никто ей не препятствовал, и она принялась с интересом изучать различные книги и рукописи. Газетная вырезка, присланная Айви, была у нее с собой, и время от времени она отвлекалась, чтобы перечитать ее еще разок. Печатное признание вины — вот это да! Время от времени леди Маккон ловила себя на том, что начинает напевать вполголоса. «Вот видишь, маленькое неудобство, все не так уж плохо!»

Она так и не нашла сведений, интересовавших ее больше всего: чего-либо, касающегося программы разведения запредельных или использования их тамплиерами в качестве агентов. Однако ей удалось собрать достаточно много любопытных материалов для чтения, чтобы было чем заняться до поздней ночи. В итоге Алексия засиделась гораздо дольше, чем рассчитывала: когда она наконец подняла глаза, относительная тишина, в которой все же можно было уловить звуки молитв и мягких шагов, сменилась абсолютной. Храм стал окутанной беспробудным сном твердыней, в которой уютно только призракам.

Алексия решительно направилась к своей комнате, но вдруг, словно уловив рядом присутствие чего-то необъяснимого, замедлила шаги и свернула в короткий коридор. В нем не оказалось ни крестов, ни каких-то других религиозных изображений, а заканчивался он узкой лестницей — такими обычно пользуется прислуга. Однако вряд ли во вспомогательные помещения мог вести ход со сводчатым потолком; ступени и стены выглядели очень старыми и обильно поросли мхом.

Алексии стало интересно, куда же ведет эта лестница. Следует признать — это было, вероятно, не самое разумное решение в ее жизни. Но часто ли человеку выпадает случай исследовать древний ход в священном итальянском храме?

Ступени оказались очень крутыми и немного сырыми, как всегда бывает у входа в пещеру независимо от климата. Алексия оперлась рукой о мокрую стену, стараясь не думать о том, давно ли ее мыли, и зашагала вниз.

Спуск продолжался целую вечность. А потом отчаянная исследовательница очутилась в очередном безликом коридоре, который, в свою очередь, вел к какой-то стеклянной, что вызывало изумление, двери.

Алексия подошла поближе и заглянула внутрь. Перед ней была тесная комнатушка — самая унылая, какую только можно вообразить: стены и пол из темного известняка, никакой краски, никаких украшений. В центре помещения стоял единственный элемент меблировки — невысокий постамент, увенчанный какой-то банкой.

Дверь была заперта, а Алексия, при всей своей предприимчивости, пока еще не научилась взламывать замки, хотя мысленно добавила это умение в список полезных навыков, которые считала нужным приобрести, наряду с рукопашным боем и рецептом приготовления соуса песто. Если ее жизнь дальше будет идти так, как теперь, — а ныне, после двадцати шести лет безвестного существования, кажется, все вокруг только и думали, как бы ее убить, — придется привыкать не к самым приятным занятиям. Впрочем, приготовление соуса песто, пожалуй, можно счесть замечательным исключением.

Алексия прищурилась, вглядываясь. Дверь состояла из маленьких квадратиков старинного витражного стекла, криво закрепленных в своих оправах. От этого комната за дверью дрожала и извивалась, и самой Алексии тоже приходилось извиваться, чтобы что-то разглядеть. Долго ей никак не удавалось разобрать, что же там, в банке, но наконец она сумела взглянуть на нее под правильным углом, и к горлу разом подкатила тошнота.

В банке лежала отрубленная человеческая рука. Она плавала в какой-то жидкости — вероятно, в формальдегиде.

За спиной у Алексии послышался деликатный кашель — негромкий, рассчитанный на то, чтобы не испугать. И все же от неожиданности она едва не выскочила из своего оранжевого платья с оборками, а потом, переводя дыхание, резко обернулась.

— Флут!

— Добрый вечер, мадам.

— Идите-ка взгляните на это, Флут! Они держат в пустой комнате человеческую руку в банке. Ну не странный ли народ эти итальянцы?

— Да, мадам, — камердинер не двинулся с места, только кивнул, словно нечто подобное хранилось в любом итальянском доме. Алексия подумала — возможно, так оно и есть. Чудовищно, но возможно. — Но вам не кажется, мадам, что давно пора спать? Если кто-то застанет нас в святая святых, ничего хорошего из этого не выйдет.

— А, так вот где мы?

Флут кивнул и любезно протянул Алексии руку, чтобы проводить ее наверх по узкой лестнице. Она последовала разумному совету — судя по всему, здесь все равно не на что было смотреть, кроме отрезанной части человеческого тела.

— Неужели в Италии принято вот так запросто держать в доме банки с человеческими руками?

— У тамплиеров принято, мадам.

— Э-э-э… и зачем же?

— Это мощи, мадам. Если храму будет угрожать серьезная опасность со стороны сверхъестественных, настоятель разобьет сосуд и достанет эти мощи для защиты братства.

Алексия, кажется, начинала понимать. Она слышала о святых мощах, когда интересовалась некоторыми католическими культами.

— Мощи — это часть тела какого-то святого?

— Такие у них, конечно, тоже имеются, но это — антимощи. Оружие. Часть тела запредельного.

Алексия резко захлопнула рот, проглотив новый вопрос. Странно, что она не почувствовала физического отторжения, как от мумии в Шотландии. А потом ей вспомнился детектор демонов — соприкосновения с воздухом, с которым контактировала отрезанная рука, не произошло. Видимо, потому банку и требовалось разбить в случае крайней необходимости.

Дальше, до самых спален, они шли молча. Алексия думала, что может означать эта находка, и ей становилось все тревожнее и тревожнее.

У двери спальни Флут задержал ее.

— Ваш отец, мадам, был кремирован целиком. Я в этом абсолютно уверен.

Алексия молча сглотнула, а затем горячо проговорила:

— Спасибо, Флут.

Он кивнул. Как всегда, с совершенно бесстрастным лицом.