Безвинная

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ПИКНИК С ТАМПЛИЕРАМИ

Перед завтраком Алексия утащила Флута в укромный уголок.

— Мы должны сообщить об этих мощах королеве. Или хотя бы БРП. Не могу поверить, что вы знали и молчали! Хотя вы ведь никогда никому ничего не рассказываете, правда, Флут? Даже мне. Но теперь я знаю, и британское правительство тоже должно знать. Представьте себе, что кто-то вздумает использовать части тела запредельных в качестве оружия. Только подумайте, сколько всего они могут натворить, если научатся их мумифицировать!

— Вы больше не маджах, мадам. Безопасность сверхъестественных империи — не ваша забота.

Алексия пожала плечами:

— Что тут сказать? Это сильнее меня. Я всегда вмешиваюсь не в свои дела.

— Да, мадам. И с большим размахом.

— Ну что ж, мама всегда говорила: каждый должен делать то, что у него лучше всего получается, и чем больше размах, тем лучше. Она-то, конечно, имела в виду свои покупки в магазинах, но я всегда считала, что это единственные разумные слова за всю ее жизнь.

— Мадам?..

— Нам удалось сохранить историю с мумией в секрете даже от мадам Лефу. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что мумии можно применять в качестве оружия. Иначе Египет просто разграбят. Тамплиеры-то вовсю используют части тел запредельных. Если они овладеют искусством мумификации, мне грозит огромная опасность. Сейчас распространение такого оружия ограничивает только естественный процесс разложения и то, что ткани приходится хранить в формальдегиде, — Алексия сморщила нос. — Это вопрос безопасности сверхъестественных. Необходимо любой ценой запретить Италии и другим консервативным странам производить раскопки в Египте. Мы не можем допустить, чтобы они узнали правду о Чуме очеловечивания.

— Я понимаю ваши доводы, мадам.

— Вы должны будете внезапно почувствовать недомогание, из-за которого не сможете отправиться на пикник, куда меня хочет вытащить настоятель. Найдите до захода солнца флорентийский эфирографический передатчик и отправьте сообщение профессору Лайаллу. Он сам разберется, что делать с этими сведениями, — Алексия стала перебирать оборки своего парасоля. Наконец она отыскала нужный потайной карман, вынула оттуда клапан-кристалл и протянула Флуту.

— Но, мадам, вам опасно путешествовать по Италии без меня.

— Вздор. Мадам Лефу оснастила мой парасоль всем необходимым вооружением. Со мной поедут настоятель и целый отряд тамплиеров — они обязаны защищать меня, даже если им отвратительно мое общество. А еще я купила вот это, — Алексия показала зубчик чеснока, висевший у нее на шее на длинной ленточке. — Со мной все будет прекрасно. — Флут, судя по его лицу, по-прежнему испытывал серьезные сомнения в правильности затеи. — Если это поможет развеять ваши опасения, дайте мне пистолет и немного запасных патронов из тех, что вы купили вчера.

Это предложение камердинера, кажется, нисколько не успокоило.

— Мадам, вы не умеете стрелять.

— Да что тут сложного?

После четвертьвекового знакомства с Алексией Флут наверняка понимал, что переспорить ее нечего и надеяться, тем более такому немногословному джентльмену, как он. Вероятно, израсходовав весь запас доводов и слов, с тихим неодобрительным вздохом он согласился отправить эфирограмму и вышел из комнаты, так и не дав Алексии пистолета.

Профессор Лайалл провел последний час перед рассветом, пытаясь уладить последствия внезапного превращения Биффи в оборотня, не забывая о не менее внезапном превращении кормчего в труп. Начал он с поисков ближайшего безопасного укрытия, где никто не подумал бы разыскивать его и его нового подопечного. И поскольку от вокзала Чаринг-Кросс было совсем недалеко до Сохо, профессор направился на север, где располагалась квартирка Танстеллов во всей ее пастельной красе.

Сверхъестественные, а также самые молодые и беспечные смертные (гуляки, повесы, кучера фаэтонов и им подобные) считали вполне допустимым временем для нанесения визитов полночь, но никак не утренние часы. Завалиться в гости на рассвете — грубейшее нарушение всяческих приличий, допустимое, вероятно, разве что в среде каких-нибудь невзыскательных портсмутских рыбаков.

Но Лайалл понимал, что выбора у него нет. В дверь пришлось стучать минут пять, прежде чем заспанная молодая горничная опасливо приоткрыла ее.

— Да?

За спиной девушки, в дальнем конце коридора, Лайалл увидел высунувшуюся из спальни голову — миссис Танстелл в безобразном ночном чепце, больше всего напоминавшем гриб-дождевик с кружевной оторочкой.

— Что случилось? Пожар? Кто-нибудь умер?

Профессор Лайалл, держа на руках волка-Биффи, протиснулся в коридор мимо онемевшей от изумления горничной.

— Можно сказать и так, миссис Танстелл.

— Боже мой, профессор Лайалл! Что это у вас? — голова исчезла. — Танни! Танни! Вставай! Профессор Лайалл принес мертвую собаку! Вставай сейчас же! Танни! — она выскочила в коридор, кутаясь в необъятный ядовито-розовый атласный халат. — Ах ты, бедняжка! Несите его сюда.

— Простите меня за такую бесцеремонность, миссис Танстелл, но ваш дом оказался ближайшим укрытием, — Лайалл уложил подопечного на маленькую лавандовую кушетку и поспешно задернул шторы на окне — как раз в тот момент, когда первые лучи солнца озарили небо. Неподвижное до сих пор тело Биффи напряглось, задрожало и задергалось в конвульсиях.

Окончательно отбросив приличия, профессор Лайалл метнулся к Айви, крепко обхватил ее за талию и потащил к двери.

— Вам, миссис Танстелл, лучше тут не находиться. Не могли бы вы прислать своего мужа, когда он проснется?

Айви несколько раз открыла и закрыла рот, словно обиженный пудель, а затем вихрем вылетела за дверь — исполнять его просьбу. «Вот женщина, — подумал Лайалл, — которую длительное общение с Алексией Таработти все-таки приучило действовать разумно».

— Танни! — прокричала Айви на бегу, а потом гораздо резче: — Ормонд Танстелл, проснись. Проснись!

Профессор Лайалл закрыл дверь и вернулся к своему подопечному. Хотел было сунуть руку в жилетный карман за своим верным носовым платком, но вспомнил, что на нем только пальто, которое он накинул на берегу, — наряд совсем неподходящий для гостей! Морщась от досады на собственную оплошность, бета схватил одну из пастельных декоративных подушечек и сунул ее в пасть новоиспеченному оборотню: тому будет что кусать, а заодно и приглушит его поскуливания. Затем Лайалл наклонился и прижал своим телом к кушетке дрожащее тело Биффи, ласково обнимая его. Отчасти в нем говорил инстинкт беты — потребность защитить нового члена стаи, отчасти простое сочувствие. Первый раз всегда переносится хуже всего — не то чтобы потом становилось легче, но хотя бы привычнее.

Вошел Танстелл.

— Черт побери, профессор, что происходит?

— Боюсь, слишком много всего, чтобы так сразу объяснить. Надеюсь, это подождет пока? У меня на руках новообращенный щенок, и я должен управляться с ним без альфы. У вас в доме найдется сырое мясо?

— Жена заказала стейк, только вчера принесли.

Танстелл вышел, не дожидаясь уговоров.

Лайалл улыбнулся. Рыжеволосый актер с легкостью вошел в прежнюю роль клавигера и готов был без лишних слов делать для оборотней все необходимое.

Шоколадный мех Биффи начал таять и вскоре остался только на макушке. Открылась голая кожа, бледная, как у всех бессмертных. Глаза постепенно теряли желтизну и снова становились голубыми. Сжимая в объятиях корчащееся тело юноши, Лайалл чувствовал и слышал, как ломаются и вновь срастаются кости. Процесс был долгий и мучительный. Пока Биффи хотя бы отчасти овладеет этим искусством, пройдет не один десяток лет. Быстрота и плавность превращения свидетельствовали о возрасте оборотня и его положении в стае.

Лайалл все еще обнимал бывшего трутня, когда Танстелл вернулся с большим сырым бифштексом и стал суетиться, с переменным успехом пытаясь чем-то помочь. Наконец вместо волка у беты в руках оказался просто голый, дрожащий и несчастный Биффи.

— Что? Где?.. — он слабо попытался высвободиться. Нос у него задергался, словно он хотел чихнуть. — Что происходит?

Профессор Лайалл разжал объятия и, присев на корточки возле дивана, пока появившийся с одеялом и с озабоченным выражением лица Танстелл не успел укрыть молодого человека, с удовлетворением отметил, что смертельная рана на его животе зажила без следа — и впрямь со сверхъестественной быстротой.

— Кто вы? — Биффи поднял мутные глаза на ярко-рыжие волосы Танстелла.

— Я Танстелл. Бывший клавигер лорда Маккона. А теперь, собственно, простой актер.

— Он хозяин дома и наш друг. Здесь мы можем пересидеть день в безопасности, — негромко, спокойно проговорил профессор Лайалл, укутывая одеялом все еще дрожащего Биффи.

— А нам это нужно? Я имею в виду безопасность.

— Что вы помните? — Лайалл материнским жестом заправил за ухо парню прядь каштановых волос. После всех трансформаций, несмотря на наготу и щетину, молодой человек по-прежнему выглядел истинным денди. Странное будет явление в суровой, по-солдатски мужественной стае Вулси.

Биффи резко вздрогнул, и глаза у него наполнились страхом.

— Мандат на уничтожение! Я узнал, что… Боже мой, я же должен был доложить! Я пропустил встречу с милордом.

Он рванулся, словно хотел встать.

Лайалл без труда удержал его.

Биффи в отчаянии взглянул ему в лицо.

— Вы не понимаете… он снимется с места, если я не приду. Он знал, что я следил за кормчим. Как они меня поймали? Я такой идиот. Мог бы быть поосторожнее. Словом, он… — Биффи умолк. — Долго я там просидел?

Лайалл вздохнул.

— Он уже снялся.

— О нет! — лицо у Биффи вытянулось. — Столько работы, столько агентов, сорванных со своих мест. Годы уйдут, чтобы снова их внедрить. Он будет мной очень недоволен.

Лайалл продолжил расспросы, отчасти пытаясь отвлечь бывшего трутня:

— Так что же вы помните?

— Помню, как оказался в ловушке под Темзой и думал, что мне никогда оттуда не выбраться, — Биффи провел ладонью по лицу. — И что мне очень не хватало бритвы. Потом помню, как хлынула вода и как я очнулся в темноте от криков и выстрелов. А потом помню, что было очень больно.

— Вы умирали, — Лайалл помолчал, подбирая нужные слова. Вот ведь — прожил на свете не одну сотню лет, а все равно не в состоянии объяснить этому мальчику, почему его пришлось трансформировать против его воли.

— В самом деле? Ну что ж, тогда хорошо, что обошлось. Милорд никогда не простил бы мне, если бы я взял и умер, даже разрешения не спросив, — Биффи вдруг отвлекся и стал жадно втягивать носом воздух. — Пахнет чем-то изумительным.

Профессор Лайалл указал ему на стоящую рядом тарелку с сырым стейком.

Биффи наклонил голову, посмотрел и вновь в замешательстве оглянулся на Лайалла.

— Но он не зажарен. Почему же так вкусно пахнет?

Лайалл откашлялся. Ему, как бете, никогда не приходилось брать на себя подобную задачу. Это обязанности альфы — приучать юных оборотней к новой жизни, наставлять, помогать, воспитывать, быть рядом, быть сильным. Но лорд Маккон сейчас на всех парах мчался к Дувру, и Лайаллу приходилось разгребать эту кучу без него.

— Вы помните мои последние слова? Что вы умирали. Ну, словом… в известном смысле без этого не обошлось.

И Лайалл увидел, как растерянность и замешательство в красивых голубых глазах сменились ужасной догадкой. Это было одно из самых печальных зрелищ, какие ему случалось наблюдать за всю свою долгую жизнь.

Не зная, что еще тут можно сделать, Лайалл протянул Биффи тарелку с сырым стейком.

Молодой денди, не в силах удержаться, вгрызся в мясо зубами и стал глотать — не без изящества, но очень быстро.

Щадя его самолюбие, профессор Лайалл с Танстеллом сделали вид, будто не замечают, что он плачет. Биффи жевал, глотал, снова жевал и всхлипывал, и слезы текли по носу прямо на стейк.

Пикник настоятеля оказался предприятием значительно более тщательно продуманным, чем предполагали Алексия и мадам Лефу. Выехав из города, они довольно долго двигались в сторону Борго-Сан-Лоренцо и наконец оказались на месте археологических раскопок. Пока древний экипаж колесил по холму, подыскивая местечко, где бы остановиться, тамплиер с необычайно гордым видом объявил, что пикник они устроят на месте захоронения этрусков.

Место было красивое, укрытое тенью деревьев каких-то раскидистых средиземноморских пород, отнюдь не пренебрегающих своей обязанностью пышно зеленеть. Пока коляска маневрировала, Алексия привстала, чтобы получше осмотреться.

— Сядьте, Алексия! Еще упадете, и как я потом объясню Флуту, что у вас… — Мадам Лефу вовремя спохватилась и не стала упоминать о положении подруги при настоятеле. Но, понятное дело, тревожилась она прежде всего о безопасности ребенка.

Алексия оставила слова француженки без внимания.

Их окружал ряд гробниц: невысоких, круглых, поросших травой, почти ничем не напоминавших творение человеческих рук и совершенно не похожих ни на что из того, что Алексия когда-нибудь видела и о чем читала в книгах. Никогда еще не бывавшая в более захватывающих исторических местах, чем римская баня, она прямо-таки скакала от радости — насколько способна скакать дама, вновь затянутая в корсет в соответствии с британской высокой модой, к тому же обремененная тяжелым парасолем и будущим ребенком. Но тут коляска подпрыгнула на кочке, и она плюхнулась на сиденье.

Алексия из принципа отказывалась признавать, что ее приподнятое настроение вызвано печатными извинениями Коналла, но сегодня мир ей определенно казался куда более чудесным, чем вчера.

— Вы что-нибудь знаете об этих этрусках? — шепотом спросила она мадам Лефу.

— Только то, что они жили здесь до римлян.

— Но их общество включало в себя сверхъестественных или только дневных людей? — задала Алексия следующий по важности вопрос.

Настоятель услышал ее.

— О, моя бездушная, вы задаете один из самых щекотливых вопросов, касающихся великой загадки этрусков. Наши историки еще не нашли на него ответ. Однако я подумал, что вы, принимая во внимание ваши необычные способности, могли бы… — он многозначительно умолк, словно намеренно недоговаривая.

— О, мой дорогой мистер тамплиер, боюсь, особой пользы от меня ждать не приходится. Я не изучала древний мир и способна достаточно уверенно опознать лишь себе подобных. И… — Алексия, в свою очередь, не договорила: до нее вдруг дошло значение его слов. — Вы полагаете, это могла быть культура запредельных? Как замечательно.

Тамплиер только плечами пожал:

— В прошлом мы видели взлеты и падения многих великих империй. Какими-то из них правили вампиры, какими-то — оборотни.

— А в каких-то преследовали и тех и других, — Алексия имела в виду католическую инквизицию, учреждение по борьбе с ересью, которое, по слухам, тамплиеры всеми силами прославляли и поддерживали.

— Но до сих пор мы еще ни разу не находили свидетельств существования цивилизации, которая включала бы в себя подобных вам.

— При всех сложностях подобного соседства?

Алексия выглядела озадаченной.

— И почему же вы думаете, что этруски могли быть исключением? — поинтересовалась мадам Лефу.

Коляска остановилась, и настоятель вышел. Он не подал Алексии руки, уступив эту сомнительную честь мадам Лефу. Ехавшие верхом тамплиеры спешились в некотором отдалении и замерли, словно в ожидании приказа. Настоятель подал им какой-то знак рукой, они расслабились и встали свободнее. Их молчаливая деловитость, мягко говоря, действовала на нервы.

— Не очень-то они разговорчивы, верно?

Настоятель устремил на Алексию бесстрастный взгляд.

— Что вы предпочитаете, дамы, — осматривать захоронения или вначале поесть?

— Осматривать, — без колебаний заявила Алексия. Ей безумно хотелось поглядеть на странные круглые гробницы изнутри.

Настоятель провел их в сухую, полутемную, потрескавшуюся от времени гробницу. Низкий купол был облицован известняком, вниз, под землю уходила лестница. Ступеньки ее вели в единственную комнату — чуть больше гостиной Алексии в замке Вулси, — искусно вырезанную в известняке. В сущности, это был дом изнутри — с разными укромными уголками, с каменными колоннами и даже потолочными балками, тоже вырезанными из пористого камня. Настоящий дом, только застывший. Алексии он напомнил замысловатые фигурки из застывшего в формочках желе, которыми ее когда-то угощали на модных званых обедах.

Внутри гробницы не было ни мебели, ни каких-либо других предметов, не считая огромного саркофага, установленного в центре. Его украшали две глиняные фигуры в натуральную величину: мужчина, лежащий на боку и опирающийся на локоть, за спиной женщины, изваянной в той же позе. Свободная рука мужчины ласково обнимала ее за плечи.

Скульптура Алексии очень понравилась, да и вообще, несмотря на слова настоятеля, она не испытывала никакого отторжения или иных неприятных ощущений, каких могла бы ожидать вблизи от останков запредельного. Либо их захоронили в другом месте, либо почившие не страдали отсутствием душ, либо их тела окончательно разложились. Тамплиер внимательно, неотрывно наблюдал за ее реакцией. С невозмутимым видом Алексия стала бродить вдоль стен, чувствуя на себе пристальный взгляд мертвых глаз настоятеля, и рассматривать рисунки.

Пахло плесенью — как от старинных книг, только с примесью пыли и холодного камня. Но ничего, что могло бы оттолкнуть Алексию, не обнаруживалось. Более того, в этом древнем строении ей чудилось что-то утешающее, успокаивающее. Она порадовалась: было бы очень неприятно бороться с инстинктивным желанием бежать, если бы здесь обнаружилась мумия запредельного.

— Прошу прощения, мистер тамплиер, но не думаю, что могу быть чем-то полезна. Не понимаю даже, отчего кто-то связывает эту культуру с такими, как я.

Настоятель был заметно разочарован.

Мадам Лефу, которая пристально смотрела на него всё время, пока он наблюдал за ее подругой, резко отвернулась и стала разглядывать саркофаг.

— Что они держали в руках? — спросила она.

Алексия заинтересовалась и подошла поближе. Сначала ее внимание привлекли поразительно красивые миндалевидные глаза статуй и только потом то, о чем говорила изобретательница. Кисть руки, на локоть которой опирался мужчина, была поднята и развернута так, словно он угощал невидимую лошадь такой же морковкой. А между согнутыми большим и указательным пальцами другой руки, той, что обнимала женщину, явно исходно находился какой-то маленький предмет. Женщина тоже, оказывается, не прохлаждалась: она словно наливала что-то в чашу или подносила кому-то бутылку вина.

— Хороший вопрос.

Обе дамы выжидающе смотрели на настоятеля.

— Женщина держала пустую керамическую бутыль — то, что в ней содержалось когда-то, давно высохло и растворилось в эфире. Мужчина протягивал на раскрытой ладони кусок мяса. Археологи нашли захороненный здесь же скелет животного. А вот в другой руке он держал нечто весьма необычное.

— Что же?

Тамплиер пожал плечами, запустил палец под свой высокий воротник и нащупал цепочку, висевшую на шее. Осторожно вытянул ее из-под ночной сорочки, сюртука, жилета и рубашки. Все трое придвинулись ближе к свету, струящемуся от входа. На цепочке висел маленький золотой амулет. Алексия с мадам Лефу наклонились, чтобы рассмотреть получше.

— Анх? — Алексия удивленно заморгала.

— Из Древнего Египта? — мадам Лефу приподняла превосходно очерченную черную бровь.

— Выходит, эти две культуры хронологически пересекались между собой? — Алексия пыталась вспомнить даты египетской экспансии.

— Возможно, между ними и существовали какие-то связи, но более вероятно, что этот предмет попал в руки этрусков в ходе торговли с греками.

Алексия внимательно разглядывала маленький кусочек золота, однако, против своего обыкновения, молча, поджав губы. Ей показалось странным, что в руке этрусской статуи оказался египетский символ вечной жизни, но делиться своими соображениями с тамплиером — а у нее, разумеется, возникла пара-тройка теорий — она не собиралась.

Видя, что обе дамы больше ничего не хотят сказать, настоятель спрятал свой талисман и вновь поднялся по известняковым ступеням на залитый солнцем склон холма. Остальные гробницы выглядели похоже, разве что сохранились похуже.

Последовавший за этим пикник прошел в неловком молчании. Алексия, мадам Лефу и настоятель сидели на квадратном лоскутном пледе, расстеленном на могиле, а другие тамплиеры устроили трапезу неподалеку. Один, как водится, ничего не ел, а лишь заунывно читал Библию. Настоятель, видимо, счел это подходящим предлогом, чтобы не вступать ни в какие разговоры со своими спутницами.

Алексия съела яблоко, два кусочка хрустящего хлеба, смазанных каким-то томатным соусом, и три крутых яйца с той самой зеленой подливкой, которая привела ее в восторг накануне.

Когда с едой было покончено и Библию убрали, все стали готовиться к отъезду. Алексия поняла, что у пикника есть одно преимущество: посуду они не использовали, а значит, и бить ничего не пришлось.

— Не так уж плохо у нас здесь устроена жизнь, правда, моя бездушная? — наконец обратился к ней настоятель.

Отрицать очевидное не имело смысла: и впрямь всё выглядело недурно.

— Италия — прекрасная страна. И вашу кухню и климат тоже не в чем упрекнуть.

— Вас ведь… как бы это вежливо сказать — не очень-то ждут дома, в Англии?

Алексия хотела было возразить и похвастаться публичными извинениями Коналла, но передумала. Вместо этого она ответила:

— Вы очень дипломатично выразились, мистер тамплиер.

Настоятель скривил губы в своей жуткой, лишенной веселья гримасе.

— Тогда, может быть, моя бездушная, вы примете мое предложение и останетесь здесь, с нами? Давно в нашем флорентийском храме не обитали запредельные, не говоря уже о женских особях вашего вида. Мы позаботимся, чтобы вы ни в чем не нуждались, пока будем вас изучать. Предоставим вам собственное жилье — более обособленное, чем сейчас.

Лицо Алексии помрачнело: она вспомнила свою злосчастную встречу с доктором Симонсом и клубом «Гипокрас».

— Однажды мне делали такое предложение.

Тамплиер склонил голову к плечу, неотрывно глядя на нее.

Видя, что настоятель, кажется, вновь в настроении разговаривать, Алексия спросила:

— И вы готовы постоянно терпеть среди вас дьявольское отродье?

— Нам к этому не привыкать. Мы, члены братства, — первое оружие Бога против сверхъестественных. Мы призваны исполнять свой долг, чего бы это нам ни стоило и чем бы ни угрожало. Вы могли бы принести большую пользу нашему делу.

— Боже милостивый, вот уж никогда не думала, что я такой лакомый кусочек, — Алексия многозначительно приподняла брови.

В разговор вмешалась мадам Лефу:

— В таком случае почему вы не принимаете с таким же радушием оборотней и вампиров?

— Потому что они не рождаются демонами. Родиться с вечным грехом — то же, что родиться с грехом первородным. Бездушные страдают, как и все мы, образно говоря, несут свой крест, только без надежды на спасение. А вампиры и оборотни избрали свой путь по доброй воле. Приняли губительное решение. Отвергли спасение, и это тем более непростительно, что первоначально они были наделены избытком души. Они могли бы вознестись на небеса, если бы только устояли перед искушением сатаны. Но они продали большую часть своей души дьяволу и стали чудовищами. Своим существованием они оскорбляют Бога, потому что бессмертие даровано только Ему и ангелам Его.

Тамплиер говорил спокойно, без эмоций, без интонаций и без тени сомнения.

Алексия похолодела.

— И потому вы хотите убить всех сверхъестественных?

— Это наш вечный крестовый поход.

Алексия мысленно произвела кое-какие подсчеты.

— Уже больше четырехсот лет, если не ошибаюсь. Похвальное постоянство.

— Божественное предназначение — преследовать и убивать, — процедила мадам Лефу. Тон у нее был крайне неодобрительный. И неудивительно, принимая во внимание тот выбор, который сделала она сама: стать творцом, механиком и конструктором.

Настоятель перевел взгляд с Алексии на француженку.

— А как вы думаете, госпожа ученая, в чем состоит ее божественное предназначение? Предназначение бездушного существа, наделенного единственной способностью — нейтрализовать проявления сверхъестественного? Вы не думаете, что она послана на эту землю как инструмент? Мы можем дать ей цель, пусть она и всего лишь женщина.

— Погодите-ка!.. — Алексия вспомнила, как однажды, перед свадьбой, жаловалась Коналлу, что ей хочется приносить пользу обществу и государству. Тогда королева Виктория сделала ее маджахом. Теперь эта должность потеряна, но все же убийство вампиров и оборотней по приказу секты религиозных фанатиков — это вовсе не то, о чем она мечтала.

— Вы хоть представляете, какая вы редкость — женская особь вашего вида?

— У меня начинает складываться впечатление, что я еще большая редкость, чем мне казалось до сих пор, — пробормотала Алексия, принявшись озираться со смущенным видом — якобы ее тревожит некая физиологическая потребность. — Скажите, нельзя ли мне отлучиться за какой-нибудь кустик, прежде чем мы двинемся обратно в такой длинный путь?

У тамплиера сделался не менее смущенный вид.

— Если вы настаиваете.

Алексия дернула мадам Лефу за рукав и потащила за гробницу, вниз по склону холма, к маленькой рощице.

— Вот и с Анжеликой то же было, — заметила мадам Лефу, вспомнив свою бывшую возлюбленную. — Когда она была беременна, ей все время хотелось… ну… вы понимаете…

— Да нет, это просто уловка. Я хотела с вами кое о чем поговорить. Этот анх на шее — вы заметили, что он склеен?

Мадам Лефу покачала головой:

— А вы думаете, это имеет какое-то значение?

Алексия никогда не рассказывала мадам Лефу ни о мумии, ни о том, что символизирует разбитый анх — иероглифический знак запредельных.

Поэтому она торопливо пояснила дальше:

— Я думаю, тот мужчина из гробницы был запредельным, женщина — вампиром, а мясо предназначалось для оборотней.

— Культура гармоничного сосуществования? Возможно ли?

— Было бы ужасно самонадеянно с нашей стороны считать Англию первым и единственным прогрессивным обществом.

Алексия испытывала тревогу и даже страх. А что, если тамплиерам известно значение анха? Тогда ее положение гораздо хуже, чем казалось до сих пор. Безумные фанатики найдут способ превратить ее в инструмент, живой или мертвый.

— Очень надеюсь, Флут сумел передать сообщение в БРП.

— Любовную записку для вашего оборотня? — голос у мадам Лефу был задумчиво-печальный. Затем она окинула взглядом пустой холм и вдруг забеспокоилась. — Думаю, моя дорогая Алексия, нам лучше вернуться к коляске.

В самом деле, потихоньку начинали сгущаться сумерки, чего Алексия, наслаждавшаяся живописными видами и интеллектуальными загадками, которыми изобиловали древние строения, даже не заметила.

— Ах да. Пожалуй, вы правы.

Они выехали вскоре, однако глубоко за полночь одолели лишь половину пути до Флоренции. Алексия чувствовала себя ужасно беззащитной в коляске с открытым верхом. Она не выпускала из рук парасоль, терзаясь крайне неприятной догадкой: не была ли вся эта экскурсия задумана тамплиерами только для того, чтобы использовать ее в качестве приманки? В конце концов, они ведь воображают себя великими охотниками на сверхъестественных и вполне могли рискнуть ее жизнью, чтобы заманить в ловушку местных вампиров. А оценить в полной мере реальную опасность этим фанатикам мешала глупая гордость за их мнимое могущество. Луна еще только всходила на небосвод — уже не совсем полная, но довольно яркая. В ее серебристом свете Алексия разглядела в обычно бесстрастных глазах настоятеля проблеск какого-то ожидания. «Ах ты гаденыш! Так это все подстроено!» — хотела крикнуть она, но не успела.

Вампир возник из ниоткуда — с непостижимой быстротой он запрыгнул с проселочной дороги прямо в коляску и сразу, без колебаний, бросился к Алексии — единственной, в ком с первого взгляда опознавалась женщина. Та стремительно перескочила на пустое сиденье напротив, рядом с настоятелем. Вампир свалился туда, где она сидела только что. Мадам Лефу предостерегающе вскрикнула. Алексия крутнула ручку парасоля, и его кончик ощетинился двумя острыми шипами — деревянным и серебряным.

Настоятель с неизвестно откуда взявшимся длинным, грозного вида деревянным ножом в руке издал ликующий клич и сделал выпад. Мадам Лефу на этот раз была в своем верном галстуке и тут же прибегла к его помощи. Алексия размахивала парасолем. Но они все трое были обычными людьми, которым трудно совладать со сверхъестественной силой, и вампир, даже в одиночку, да еще в тесной коляске с открытым верхом, отбивался без особого труда.

Настоятель бросился на врага. Он улыбался — впервые улыбался настоящей улыбкой. Безумной, но искренней.

Алексия крепко схватила парасоль обеими руками и применила хитрость: начала тыкать вампира деревянным шипом во все места, какие высунутся из клубка схватки, если только успевала по ним попасть. С тем же успехом она могла бы пытаться извести на лужайке кротов, колотя их молотком по высунутым из нор головам. Но скоро Алексию даже захватила эта игра.

— Дотроньтесь до него! — крикнул ей настоятель. — Дотроньтесь, чтобы я мог его убить!

Тамплиер оказался отличным бойцом: он раз за разом пытался вонзить свое деревянное оружие в сердце или в какой-нибудь другой жизненно важный орган вампира. Но ему не хватало проворства, и даже помощь мадам Лефу не привела к надлежащему результату.

Изобретательница несколько раз с силой ткнула вампира булавкой для галстука. Царапины на нем заживали почти сразу, но, вероятно, раздражали. И небрежно, будто смахивая надоедливого жука, вампир ударил мадам Лефу по скуле. Бедняжка отлетела к стенке коляски и неуклюже сползла на пол. Глаза у нее закрылись, челюсть отвисла, усы отклеились и упали.

Не успела Алексия опомниться, как вампир схватил тамплиера, поднял и швырнул в возницу — так что оба вылетели из экипажа на проселочную дорогу.

Лошади с паническим ржанием сорвались в бешеный галоп и понесли, грозя вот-вот вырваться из постромок. Алексия старалась удержаться на ногах в раскачивающейся во все стороны коляске. Четыре тамплиера, пытавшиеся догнать их верхом, остались далеко позади, в облаке клубящейся пыли, поднятой яростными копытами.

Вампир снова бросился на Алексию. Та покрепче ухватила парасоль и стиснула зубы. Правду сказать, ей ужасно надоели бесконечные стычки. Можно подумать, она какой-нибудь боксер из Уайте! Вампир прыгнул. Алексия взмахнула парасолем. Но он отбил удар, навалился на нее, схватив за шею. И чихнул.

«Ага! — подумала Алексия. — Чеснок!»

Едва вампир прикоснулся к ней, как его клыки исчезли, и сил осталось не больше, чем у обычного человека. В красивых карих глазах кровососа читалось недоумение. Должно быть, умом он понимал, кто она такая, но ощущения от прикосновения к запредельной явно оказались для него внове. И все же его пальцы неумолимо сдавливали горло Алексии. Даже став смертным, он вполне мог задушить ее, сколько бы она ни брыкалась и ни вырывалась.

«Я еще не готова умирать, — подумала Алексия. — Я ведь даже Коналла отругать не успела». Она вспомнила о ребенке — впервые не как о неудобстве, а именно как о ребенке. «Мы еще не готовы умирать».

Она рванулась, стараясь сбросить вампира с себя.

И тут что-то белое ударило нападавшего по спине — с такой силой, что Алексия услышала хруст костей: в конце концов, вампир стал на какое-то время простым смертным, не имеющим никакой сверхъестественной защиты. Он вскрикнул от неожиданности и боли.

Его хватка на шее Алексии ослабла, и женщина, цепляясь за сиденье, поднялась на ноги, тяжело дыша и не сводя глаз со своего противника.

Что-то белое оказалось огромным свирепым волком. Он с грозным рычанием вцепился в вампира — это был стремительный вихрь зубов, когтей и крови. Два сверхъестественных существа сплелись в клубок; на стороне оборотня была сила, на стороне вампира быстрота. Алексия забилась в угол сиденья вместе с парасолем, прикрывая лежавшую на полу мадам Лефу от случайных ударов и порезов.

Преимущество было за волком. Он напал в самый подходящий момент, когда вампир сделался уязвимым из-за прикосновения к запредельной, и воспользовался слабостью противника: сжал своими мощными челюстями его шею, вонзив зубы прямо в горло. Вампир издал булькающий вопль, и свежий деревенский воздух наполнился вонью гнилой крови.

Волк бросил на Алексию единственный выразительный взгляд — сверкнули ледяные голубые глаза — и, выкатившись из коляски вместе с вампиром, упал на землю с тяжелым глухим стуком. Звуки битвы были слышны еще какое-то время, но скоро их заглушил стук копыт: лошади стремительно неслись вперед.

Алексия догадалась, что бестолковых животных, похоже, с самого начала перепугал запах волка. Следовало придержать их, пока они не вырвались из постромок, не опрокинули коляску и не натворили еще чего-нибудь похуже.

Алексия вскарабкалась на сиденье возницы и увидела, что поводья свесились вниз и опасно мотаются у самых копыт. Она легла животом на сиденье, держась за него одной рукой, а другой потянулась к поводьям, отчаянно стараясь поймать их. Ничего не выходило. Тут ее осенила внезапная мысль, и она снова схватила парасоль. Из него все еще торчали два шипа, и Алексии удалось зацепить ими свисающие поводья и подтянуть к себе. Торжествуя победу, она только теперь вспомнила, что никогда прежде не управляла экипажем, однако решив, что дело это наверняка не самое трудное, осторожно потянула поводья на себя.

Это ровно ничего не изменило. Лошади летели вперед, как бешеные.

Алексия покрепче схватила поводья обеими руками и откинулась назад всем своим весом. Сил у нее было поменьше, чем у среднего джентльмена, но весила она, пожалуй, примерно столько же. Внезапный рывок заставил лошадей замедлить бег: они перешли сначала на галоп, а затем на рысь. Бока животных вздымались и блестели от пота.

Алексия решила, что останавливаться нет смысла, и направила лошадей в город. Лучше было, пожалуй, вернуться в относительно безопасный храм: кто знает, не гонится ли за ней целый вампирский рой.

Двое конных тамплиеров в белых ночных рубашках, красиво развевавшихся по ветру, наконец догнали их. Они заняли позиции по бокам коляски и, словно не замечая Алексии и даже не глядя в ее сторону, принялись конвоировать экипаж.

— Не могли бы мы остановиться на минутку, чтобы осмотреть мадам Лефу? — спросила Алексия, но ответа не дождалась. Один из мужчин, правда, взглянул на нее, но тут же отвернулся и сплюнул, словно в рот ему попала какая-то гадость. Как ни тревожило Алексию состояние подруги, она решила, что главное сейчас — добраться до безопасного места. Она снова взглянула на всадников, едущих с каменными лицами — никакой реакции, — пожала плечами и пустила лошадей резвой рысью. Первоначально верховых тамплиеров было четверо. Вероятно, один вернулся за выкинутым на дорогу настоятелем (и возчиком?), а другой погнался за вампиром и оборотнем.

Занять себя в дороге было нечем, кроме праздных размышлений, и Алексия стала вспоминать, не доводилось ли ей видеть этого белого оборотня раньше, например с орнитоптера — не он ли напал тогда на вампиров на крыше месье Труве? В этих ледяных голубых глазах ей почудилось что-то ужасно знакомое… И тут пришло озарение: оборотень, белый зверь и человек в маске на таможенном посту в саду Боболи — одно и то же лицо, и притом хорошо ей известное. Да, леди Маккон знала его и, надо заметить, не особенно ему благоволила, если не сказать больше. Это был не кто иной, как самонадеянный помощник ее мужа, гамма стаи Вулси, майор Чаннинг Чаннинг из честерфилдских Чаннингов. Видимо, Алексия достаточно долго прожила среди оборотней, раз сумела узнать его в виде дерущегося волка, а в облике импозантного джентльмена в маске — нет.

— Выходит, он следовал за мной и охранял от самого Парижа! — сказала она вслух равнодушным тамплиерам, и ее голос звонко прозвучал в ночи. Те и ухом не повели. — А в ту ночь на Альпийском перевале он, конечно, ничем не мог нам помочь, потому что как раз было полнолуние!

Алексия могла только гадать, почему именно гамма, которого ни она, ни Коналл никогда особенно не жаловали, с риском для жизни примчался в Италию защищать ее. Ни один оборотень, если у него в голове есть хоть немного мозгов, никогда по доброй воле не сунется в этот очаг ненависти к сверхъестественным. Хотя опять же неясно, что там у Чаннинга с мозгами. В сущности, правдоподобное объяснение было всего одно: гамма Вулси стал бы охранять ее только в том случае, если бы ему отдал приказ его альфа.

Конечно, ее муж — бесчувственный болван, который мог бы и сам поехать за ней. И к тому же несносный тип: сделал всё, чтобы избавиться от нее, а теперь вмешивается в ее дела. Но последовательность событий ясно говорила, что Коналл Маккон всё же позаботился отдать приказ, обеспечивающий ее безопасность, еще до того, как опубликовал в газете свои извинения.

Очевидно, он все еще ее любит.

— Может, он и правда хочет, чтобы мы вернулись, — сказала Алексия, обращаясь к «маленькому неудобству» и чувствуя, как от радости кружится голова.