Битая грань

ГЛАВА 11

— Что, кошмарить других легче, чем самой расхлебывать?

Александр с холодной брезгливостью наблюдал за смесью злобы, страха и даже ненависти, похоже, которую очень ярко демонстрировало лицо стоящей перед ним женщины.

Такой коктейль! А ведь видела его впервые в жизни.

Впрочем, у самого Ольшевского эта тетка (а иначе и не сказать, как бы она не пыталась примарафетиться) тоже никаких приятных ассоциаций не вызывала. Но без такой яркой эмоциональной окраски.

Наверное, после вчерашнего рассказа котены о бывшем муже, в Ольшевском вся ярость на одном человеке в мире сосредоточилась. Это даже парни на тренировке утром заметили. Сергей чуть не погнал его из зала для боев, верно оценив, что Санек на взводе и ищет, на ком бы пар спустить. Устроил ему сегодня «кроссфит», пытаясь без обоюдных травм дать выход бушующему внутри Александра гневу…

Но потом сам все же с ним на тренировочный бой и вышел.

— Вижу, что не помогло. Хорошо, давай. Только голову холодной держи, и помни, что злишься ты на кого-то за пределами этого клуба, — напомнил тренер перед тем, как начать спарринг.

И это одергивание сработало. Прав был Сергей: виновник его гнева находился и вовсе в другом городе, но бой все равно помог вернуть хоть какое-то подобие контроля, поставил мозги на место. За все отплатит, без вариантов. Но подойти к этому следовало обдуманно, а не самому срываясь.

Вот и начал с иного, решив рассчитаться сначала с теми, кто ближе.

Вышел через Олега на владельцев компании, где Катюша работала недавно (Горбатенко любопытно было, дал понять о своем интересе, но пока не настаивал, так что Ольшевский отложил разговор с другом, сам сейчас бы не сформулировал всего); донес имеющиеся претензии, оговорив, что будет разбираться. Предложил варианты, четко очертив, что лишь одному человеку в их организации счет выставляет. Предложил компенсировать неудобства и ущерб, если что. И ему пошли навстречу…

Судя по тому, с каким выражением в глазах тетка сейчас на него пялилась, нагнули ее капитально. Только Ольшевскому по фигу. Этой бабе досталось лишь презрение вперемешку все с той же брезгливостью. Но и спускать ничего не планировал.

— Позвонишь сегодня Катерине и вежливо, со всем раскаянием принесешь извинения, — забрав папку с документами Кати, холодно велел Александр, всунув взамен ей в руки бумажку с новым номером котены. — Про телефон и не заикайся. Мне по х**ну, как решишь: спишешь, сама выплатишь или еще что-то придумаешь, твоя проблема. Ее ни этим, ни чем-то другим даже не думай попрекать, иначе обставлю все так, что не только отсюда вылетишь, но и ни на одно нормальное место в этом городе больше не устроишься. Да и не только в этом. Ясно? — глянул исподлобья тяжелым взглядом, явно показывая, что шутки с ней никто шутить не думает.

Нагнет и в землю втопчет за то, что Катерину довела. И в ее же интересах сделать так, как он говорит. Да, унизительно. Зато есть шанс не все потерять, а только гордостью поступиться.

Тетка кивнула, видно понимала все, несмотря на то, что просто физически ощущалось, как ее коробит и корежит от необходимости ему подчиняться. Потянулась к своему телефону.

— Не сейчас… — произнес с паузой, глянул так, чтоб и сомнения не возникло — ее не считает достаточно значимой, чтобы хоть до оскорблений опуститься. Ничто она, пустое место. — Через два часа. Позвонишь раньше и испортишь ей отдых — пеняй на себя, — отвернулся, передал через приоткрытое окно папку с бумагами Кириллу.

Санек сегодня отвез Катю в СПА-центр буквально в приказном порядке. Лично оттарабанил котену, чтоб отговорки не придумывала и не стеснялась, что он на нее время и деньги потратить хочет и готов, что «носится» с ней. Не ждала, как оказалось, такого внимания, даже свою «сделку» предлагая. Девочка его смешная…

Малышке капитально была нужна перезагрузка и он ей это обеспечит. Тут Санек дебатов не позволил.

Вновь напоследок смерил взглядом бабу, пышущую гневом, унижением и страхом. Тетка молчала, несмотря на весь свой гонор, не решаясь и пикнуть против него. Ольшевский умел находить интересные варианты, чтобы получить желаемое, и было очевидно, что начальство прижало эту стерву к ногтю конкретно, не желая идти на конфликт с ним и Горбатенко. Наконец-то. Попробовала того, чем всех подчиненных кошмарила. Санек ее точно не жалел.

— Я рядом буду. И если услышу, что ты ей хоть слово криво скажешь или не тем тоном… — предупреждение повисло в холодном пространстве между ними.

Продолжать нужды не было. Тетка и так судорожно сжалась, одарив его очередным перепуганным и злобным взглядом. Но кивнула, поглубже кутаясь в дорогое пальто.

— Свободна, — брезгливо вздохнул Ольшевский, отвернувшись, будто перед ним никого не было.

Дел еще море, он Катюшу сам забрать домой хотел, а не Кирилла посылать, так что надо бы поднажать, чтобы все успеть. Тратить на это ничтожество драгоценный ресурс более необходимого — расточительство. Лучше малышку свою побалует.

Блин! Реально какое-то намаханное желание все ей компенсировать, что вчера узнал, и о чем Катерина еще и промолчала, наверняка же! И хоть понимал логической частью мозгов, что нереально: следы и память в душе останутся, как тот греба**ый шрам на ее шее, чтобы Санек не делал, а не мог остановиться! Хотелось завалить ее радостью, счастьем… Детское какое-то стремление, полное давно отжитого юношеского максимализма! Но, елки-палки! Вообще бороться не было желания!

Разве котена его не заслужила? Да и он у жизни право кайфовать и баловать ту, что так крепко в нутро засела, точно заработал!

— Поехали, — сев в машину, велел Кириллу. — Еще два часа, и будешь свободен, — порадовал своего помощника нечастым «коротким» рабочим днем даже в воскресенье, по ходу вытянув смартфон.

Пока доедут на место встречи, успеет еще в телефонном режиме пару вопросов уладить, чтобы вечером его не дергал уже никто.

На улице уже похолодало однозначно. Близкая зима чувствовалась в каждом дыхании и порыве ветра, промозглая влажность пробиралась и под пуховик. Да и темнело уже раньше. Катя немного прищурилась, пытаясь сфокусировать зрение, расплывающееся после нескольких часов релакса в умелых руках массажистки. Да уж, кажется, она никогда в жизни так не расслаблялась!

Споткнулась на пороге — лень было выше ногу поднять. Рассмеялась.

— Тшшш, тише, котена, не падаем, — хохотнул и Саша, поддержав ее за плечи рукой. Прижал крепче к своему боку, выводя на улицу. — Тебе тут точно только массаж делали? Или еще и наливали? — подмигнул, но было видно, что доволен ее состоянием и какой-то тотальной расслабленностью. — Я не против, если что, можешь не бояться, — подмигнул ей Ольшевский, теперь не отпуская Катю от себя и на шаг, хотя до машины рукой подать. Вел сам.

Но до того, как она успела бы возмутиться и заверить его, что и грамма алкоголя в рот не брала, начал звонить телефон, ее.

Странно, учитывая, что, кроме матери, она еще никому новый номер не сообщала.

Еще больше удивления вызвало то, что звонили с работы… уже прошлой (Катя синхронизировала свои контакты с Гугл-облаком). Хорошее настроение, да и расслабленность, сдуло, будто этим морозным ветром, пробирающим до костей.

— Да? — тем не менее ответила она на звонок, заметив, что Александр напрягся и внимательно наблюдает за ней. И прислушивается, кажется.

Села в автомобиль, кивком благодаря Сашу, который открыл для нее дверь, но сам не пошел к месту водителя, остался тут, нависая над Катей. Точно слушал.

— Екатерина. Добрый вечер, — начальницу она тем более не ожидала услышать.

Бррр… Даже мерзкая, холодная дрожь отвращения по спине прошла. Противно, ей-богу!

— Добрый, Тамара Алексеевна…

— Думаю, мы закончили на плохой ноте, — голос бывшего руководителя так же не отличался радушием. Зачем позвонила? Непонятно…

Ощущалось, что ей не доставляет удовольствие происходящее. Но Тамара Алексеевна говорила ровно. И это аж удивляло.

— Наверно, — по правде сказать, Катя не жалела о том, как они закончили, вот ни капли. Но не говорить же человеку, что ей понравилось технику крушить назло начальству. Еще расплатиться за это нужно…

— Я приношу свои извинения за все, что наговорила тогда. Я перешла черту, и не имела права на подобные высказывания в ваш адрес, — с каждым словом голос Тамары Алексеевны становился все более вымученным и резким, однако она не переходила черту. — Очевидно, что в вашем срыве есть и моя вина. Мы спишем телефон на случайные производственные потери. И последнюю зарплату вам завтра зачислят на карту. Документы ваши мы передали. Надеюсь, между нами не останется обид и злости. Всего доброго, — под конец, казалось, Тамара Алексеевна говорила уже со скоростью автомата. Но тон выдержала. И тут же отключилась, пока потрясенная Катерина еще соображала, как ей реагировать.

— Ого…

Она по-глупому уставилась на погасший экран смартфона.

— Ты смотри, не совсем потерянный человек, оказывается. Есть искра разума в голове, — хмыкнул Саша, похоже, не пропустивший ни единого слова.

Наконец-то закрыл ее дверь и обошел авто, сев за руль. А у Кати словно в голове что-то щелкнуло.

— Это ты устроил, да? — повернулась к нему, все еще не собрав мысли толком. — Не нужно было, Саша…

— Нужно. Она тебе не одно извинение задолжала за все то время, что ты в этой компании проработала. И уж точно, не ей штрафы тебе назначать, — резковато отрубил Ольшевский, тронув машину с места, таким голосом, что сразу было очевидно: Кате не переубедить его никакими доводами. — Ни одна тва… дура, — исправился он, косо глянув в сторону скривившейся котены, — не имеет права орать на тебя. Тем более что она и мизинца твоего не стоит, малышка, — так твердо, будто пытался закодировать Катерину, вложив данную мысль ей в голову, заявил Саша, вернувшись к наблюдению за дорогой. — И я обещал, слово дал, что никому обижать тебя не позволю, котена, и решу все.

Обещал, она помнила, хоть и не восприняла настолько буквально.

Катя промолчала, вновь не до конца уверенная, что знает, как с ним спорить. Да и о чем? Он ее потряс в очередной раз. Сбил с толку и зародил в душе что-то такое, о чем Катерина даже не думала, примчавшись в галерею пару дней назад. Саша ее околдовывал, заставлял проваливаться в него, как в омут. Затирал в памяти то осознание, что у их отношений есть конечный срок… И это было опасно для самой Кати и ее спокойствия.

Но так непривычно, что за нее заступились. Отвыкла от этого. Пожалуй, и не брал на себя никто эту роль с того момента, как погиб отец, а сам Ольшевский на тот момент окончательно переехал в столицу. Это понимание и новую реальность надо было уложить внутри себя так же, как и полное одиночество ранее.

Оказывается, и к хорошему нужно привыкать, пусть это и легче, чем бороться с жизнью один на один. Или сказывался целый день, проведенный в блаженном отдыхе? И говорить громко не хотелось сейчас. Тем более думать о сложном.

Только вот однажды он уже исчезал. Да и теперь они вроде как о нескольких месяцах договорились. Что она потом делать будет? Как не влюбиться в него? В настолько потрясающего и будоражащего все ее чувства мужчину, если даже дышать рядом с ним ровно не выходит — сердце в галоп пускается…

Отвернулась, пытаясь вспомнить о реальности.

За окнами мелькали огни ночного уже города, хоть было и не так поздно. С неба стало нести мелкой противной моросью, облепляя каплями все окна, а в салоне авто повисла тишина. Не тяжелая. Однако оба словно прислушивались друг к другу. При этом в молчании Саши четко улавливалась категоричность его позиции.

— А документы мои у тебя? — не стала обострять или как-то провоцировать напряженные темы, вновь посмотрев на Сашу.

— Да, дома лежат у нас, я забрал сегодня, — он тоже коротко глянул в ее сторону, но ответил уже мягче и спокойней.

«У нас дома»…

К этому ей тоже еще не удалось привыкнуть. Но Катя только кивнула, вдруг поймав себя на мысли, что не может отвести глаза: любуется тем, как высвечивается мужской профиль этими ночными огнями, как тени внутри салона делают его лицо еще более четким, будто высеченным из некого живого камня. И руки… так уверенно, четко управляющие мощным авто. Широкие плечи, сами движения всего тела: выверенные, отточенные, полностью им контролируемые. Катерину все в Саше как завораживало. И чем дальше, тем больше. Она не могла оторваться от него, буквально.

Вот и сейчас ладони сами к нему тянулись. Коснулась его щеки, погладив, сначала неуверенно, словно еще не усвоив внутри себя, что имеет право. Но Саня тут же довольно улыбнулся и как-то так по-животному, будто огромный пес (или тот самый серый волк, которым ей уже казался!) повернул голову, подставляя и даже требуя, чтобы зарылась пальцами в его волосы, что не удержаться! Подалась вперед, перебирая короткие жесткие пряди. Он чуть извернулся и легко куснул ее за основание ладони! И все это — не отрываясь от дороги!

У Катерины обжигающая дрожь по всему телу, и как-то разом жарко стало. Забыла уже, что расслабилась до предела. Наоборот, моментом взбудоражен каждый нерв! Губы пересохли, а во рту слишком влажно, лизнуть бы его в эти ухмыльнувшиеся губы (четко уловил же все, что с ней творится!), самой за подбородок укусить…

И тут Катерину вдруг накрыло как-то такой дерзостью, бесшабашностью и куражом, как в пятницу, пусть и не доводил никто, да и не пила же. А как микровзрыв вселенной внутри, и все из-за Саши!

Рука вниз скользнула, погладив его шею, плечо. Позволила себе уронить пальцы на его крепкое и мощное бедро, проведя ногтями по брюкам у коленей, дразнилась.

— Ты мне еще кое-что обещал, — тихо напомнила голосом, который даже ей самой показался откровенно чувственным, глубоким, с хрипотцой.

Ух! Катя и не помнила, чтобы раньше умела вот так говорить! А с Сашей оно в ней само все словно вскрывалось!

— Что именно, котена? — кажется, искренне заинтересовался Санек, продолжая то на нее поглядывать, то на дорогу. И в его голосе тоже, будто надтреснутость отдалась эхом.

— А я ведь просила тебя не забыть, С-а-а-ша, — чуть проказливо протянула Катя, по правде, балдея от того, что может быть с ним такой, что в себе нечто новое и глубинное открывает не опасаясь.

И щелкнула замком ремня безопасности, одновременно накрыв ладонью его пах. Сильно сжала через ткань брюк член, тут же толкнувшийся ей в ладонь волной мощной эрекции. Вот моментом!

Господи! Она себя такой соблазнительной ощутила! Искренней и способной на все без стеснения… Он не обидит и не посмеется, тоже слово давал. А Саше она верила больше, чем кому бы то ни было.

— Мля! Малышка! — Александр шумно выдохнул сквозь зубы, со свистом. — Я за рулем. Это, вероятно, не самая здравая идея…

— Вот и держи руль, не отвлекайся, — велела она этим голосом, от которого сама шалела.

И, чувствуя себя немного распущенной и очень дерзкой, расстегнув ширинку брюк Саше, наклонилась, чуть сдвинувшись на сиденье. Не позволила ему помешать ей, даже с трепетом и предвкушением, обхватила губами, влажным языком наливающуюся головку его члена, твердеющую прямо у нее во рту.

Она прикалывается?! Б*я!

«Не отвлекайся»?!

Да у него в глазах потемнело, и в грудь словно вбили раскаленный кол! Как тут за дорогой следить?! Про то, что творилось с его пахом, где одурительно-влажный, горячий рот котены сейчас выделывал нечто невероятное с его членом, и вспоминать нечего! Мошонка поджалась, бедра сами рвались вперед и вверх, руки пекло от желания загрести полной пригоршней ее волосы на затылке, зафиксировать и жадно, бешено трахнуть Катю в этот офигительный рот!

Как тут за дорогой следить, епер**ый балет?! Когда хочется тупо вжаться затылком в подголовник, зажмуриться и кайфовать! Так реально недолго въехать в первый же фонарный столб. Но и остановить ее — никаких сил, да и желания!

— Катя! Твою ж налево, мля! Нельзя же так!

Втянул в себя воздух сквозь зубы, хрипло ругнулся, когда Катя как-то жадно, влажно, с причмокиванием прошлась по его члену губами, чуть ли не насаживаясь горлом по всей длине!

— Говорил, что мне все с тобой можно, — невнятно и дерзко, поддевая его, ввернула малышка, щекоча языком какую-то одурительно-чувствительную точку на его крайней плоти, по ходу. Еще и улыбается при этом — он же чувствует!

— Гов-о-о-о-рил, помню, — застонал, не удержался.

Хотя вообще как-то редко его пронимало настолько. Даже профессионалки скорее расслабляли, а не заводили с пол-оборота до того, что у него все тело взмокало и пульс фигачит под сотню! Толкнулся все же, чуть не до глотки ей достав, так, что Катя аж поперхнулась немного. Жадность какая-то по ней, невыносимая, неутолимая! Ограничители не работают.

Но и она не отстраняется, больше в рот берет!

Да, ясно, чувствовалось, что ни фига Кате не привычно, все как в первый раз, пробует. Помнил, как говорила, что и не делала такого ни разу, а с ним хочет… И от этого Саньку только сильнее в голову бьет. Как прицельный с глушителем бахнул, и мозги в кашу!.. Бесповоротно. А она еще и задыхается, сама вся горит, он ее возбуждение от того, что Катерина делает, словно всеми нервами на коже ощущает! И то, как жадно она дергается, пытаясь глотнуть воздуха, и вновь губами, языком, пальцами на нем! Балдежь!

Едва-едва выцепил где-то силы включить поворотник, увидев какой-то проулок у пятиэтажной хрущевки. Заехал, притормозив у гаражей. Благо, ночь уже! Заглушил авто, чтоб не додумался никто в окна заглядывать, заблокировал двери… И таки зарылся алчными, резкими руками ей в волосы, растрепывая локоны. Дернул на себя, чтобы глубже в ее обалденный рот свой член вогнать. Не хотел боли, старался мягко, понимая, что непривычно… Но она так пылко отзывалась, что никак не удержаться! Всасывала, облизывала, сжимая и дразня его еще и движением пальцев. С неожиданной для Александра смелостью, обхватила его я*ца, стальные от подкатывающей спермы, кажется! И ее хриплые уже не вздохи — стоны возбуждения! Протянул вторую руку, с нажимом пройдясь по шее Катерины, спине, сжал попку.

Черт! Не думал же, в мыслях не было! А Катя его за три минуты обработала так своим желанием, влажными губами, языком, придыханиями, что вот-вот взорвется! Кончит, понимает уже, не удержаться никак. Силы воли нет, слизала эта котена всю выдержку на хр*н!

— Малышка! — попытался хоть немного отстраниться, почему-то волнуясь, чтоб не противно ей, чтоб не в рот только…

Но Катюша, как какой-то греба**ый сверхчувствительный радар, уловила его попытку. Поняла, что Санек у самой грани, подтянула под себя ногу, удобней устраиваясь на сиденье, и изогнула шею под другим углом, вбирая его член в себя глубже. Его рука сама сжалась, насаживая, сжимая волосы. Вторая ладонь скользнула без обдумывания уже по ее ягодицам, выпяченным сейчас из-за позы, забрался пальцами под юбку трикотажного платья, раздраженно дернув колготы. И офигел… Она вся мокрая была. Эта горячая шелковая влага возбуждения Катерины уже насквозь пропитала кружевное белье…

Это добило Санька! То, как ее завело доставлять ему удовольствие!

Горлом захрипел, кончая малышке в рот. Никаких шансов! Бедра сами дернулись снова, чтоб еще полнее, глубже! Пальцы внутри нее, растягивают, толкаются… Блин! Сил нет сейчас, ухватить хоть толику сосредоточенности, чтоб и ее довести до оргазма! А Катя и не пытается отстраниться. Губами сжимает его член, словно все до капли выжать из Санька хочет, с той же страстью и без намека на отвращение, сглатывая сперму, облизывает головку так, будто еще добить его хочет. И бедрами при этом сама на его руку подается…

— Котена… — черт, голос хрипит дико. Реально осип.

Катя подняла голову и посмотрела на него таким одурманенным, натурально пьяным взглядом, возбужденным, соблазнительным, диким! И облизнулась, чуть закусив губу. Не искушая, на чистых инстинктах, он чувствовал и видел! И дрожь, жар ее влагалища все еще своими пальцами ощущал. Как и то, что котена возбуждена до крику, но так и не кончила.

Отозвалось в нем, отбилось в какой-то глубине!

Дернул ее на себя за шею, впился резким, грубым поцелуем в натертые, припухшие губы. Дурел от малышки, сейчас действительно не понимая, как жил годы без этой девчонки в своей жизни?! Как раньше не понял, скольким она может стать для него?! Молодой и дурной был, что ли? Слепой и неопытный? По фигу! Нынче не до философских теорий!

Потому как кончил только, а в паху и яйцах снова звенит от того, что лишь подумает, чего она с ним вытворяла минуту назад! И вновь эрекция, словно у подростка! И ни на секунду не забыл, что сам ее еще не «отблагодарил». Но тут ему точно места не хватит на все, что от Катюши хотел!

Заставил себя оторваться от ее губ, сам быстро пристегнул Катерину опять, с неохотой отклонившись от дрожащего тела. Она же смотрела такими поплывшими глазами, что точно не понимала, где они. И, вдавив педаль в пол, рванул с места.

Как доехали домой, как поднялись к нему на этаж, спроси кто, не вспомнил бы и под пытками! В лифте тупо прижал ее к себе, на последнем издыхании держась, не позволяя ни себе ничего, кроме крепких объятий, ни малышке. Потому что эти х*еновы камеры всюду! Угораздило же его думать о безопасности, когда дом выбирал!

Буквально втолкнул ее в квартиру. Хотя и Катя не буксовала, вот вообще. Наконец-то захлопнул дверь, отрезав их от всего мира! И все! Выдержка, ограничения кончились!

Сорвал с нее пуховик, не сказать иначе, платье с плеч стащил, как-то жадно и давяще пытаясь при этом целовать все сразу: и губы, которые Катя к нему тянула, и тонкие пальцы, и впадинки локтей на сгибах ее рук.

— Саша! — ее всю мелкая дрожь бить начала.

А у него сил на разговоры нет!

Сдернул колготы вместе с бельем (все еще влажным, б*я!), свои брюки туда же куда-то на пол. И рывком закинув ее ногу себе на бедро, вонзился в это обжигающее жаркое лоно. Прелюдий с них достаточно!

Она застонала в голос. Катю затрясло, вцепилась в его плечи, почему-то откинувшись назад. Так, что затылком в стену уперлась. Далеко. Изогнулась дугой. Неудобно обоим, а сил прекратить толчки нет! Хочет ее до дикого зуда в животе, до того, что покусал бы всю! Бедра в бедра с глухими, влажными шлепками впечатывает. Оба взмокли, тела скользкие от испарины, от возбуждения. Жарко!

Катя уже бессвязно стонет, царапая его грудь, словно цепляется пальцами за Сашу. А никак кончить не может, он чувствует. И понимает — сам перевозбужден этой ее выходкой, их всплеском безумной страсти. И она такая же. А ему неудобно ей помочь в таком положении.

Снова в губы впился, на секунду отстранившись, за плечи ухватил, разворачивая.

— Саша! — гневно и с протестом возмутилась малышка, пытаясь рукой его возбужденный член поймать, подрагивающий от того, как Санек хотел эту женщину!

— Сейчас, котена! — с горячим обещанием рыкнул.

Заставил эти руки упереть в стену, прогнул ее бедра и вновь ворвался в обжигающую его влажность. До предела! Так, что больно даже обоим, по ходу. Мошонка о ее тело ударяется с глухим звуком, добавляет кайфа этой жадностью, накалом.

И, что странно, мысли не мелькнуло, как еще пару дней назад. Да, до одури понравилось ее в попку иметь. Но не сейчас! И не было уже тех сомнений — хотел, чтоб она от него забеременела… Черт! Жаждал до умопомрачения. Но не потому, что вдруг понадобилось осеменителем себя почувствовать. Не от того, чтоб доказать кому-то, что мужик, и может, где иные погорели.

Нет. Ни фига.

Ей жаждал уверенность внушить, что нет никого лучше. И она — самая идеальная!

Обхватил ее бедра руками, продолжая толчки; накрыл ладонью набухшие, мокрые складки, прихватив, придавив клитор пальцами. Погладил, чуть отпустив. Снова сжал…

— С-а-а-ша! — в голос уже закричала Катерина, обо всем забыв. Выгнулась под ним.

И он уловил первые судороги удовольствия, проскальзывающие по ее телу…

Как крышу сорвало, честно! С какой-то бешеной силой стал вдалбливаться в женское тело, продолжая ласкать Катю; укусил-таки за шею, сжав зубами кожу на затылке под волосами. И от этого она вся затряслась, всхлипывая, задыхаясь, повисла на нем.

Доводя своей неудержимой реакцией и Санька до нового пика телесного кайфа…