Благородный защитник

Глава 22

— Ах, девочка моя, ну какая же ты у нас красавица! — воскликнула Элис, отступая на шаг, чтобы получше рассмотреть Кирсти.

— Очень красивая ночная рубашка, — заметила Кирсти и, окинув себя взглядом, зарделась.

Гизела с удовлетворением кивнула:

— Отличная вещь. Возбуждает мужчину, позволяя ему увидеть мельком то, что он так желает заполучить.

— Мама. — Кирсти сама удивилась, как быстро привыкла называть так леди Гизелу, которая настаивала именно на такой форме обращения. — Надеюсь, я не ввергну вас в шок, если напомню, что ваш сын уже видел все, и отнюдь не мельком.

— Тем соблазнительнее ты ему покажешься, когда все твои прелести будут скрыты. Поверь мне.

— Это так, — вставила свое слово Элис. — К тому же играть в эти игры надо сейчас, пока не поздно.

— Не поздно? — нахмурилась Кирсти. — Как это понимать? — Она посмотрела на Крошку Элис.

— Ну, вряд ли стоит выставлять свое тело напоказ, когда оно начинает округляться — из-за ребеночка.

— Из-за ребеночка?

— Господи Боже мой! Разве леди Джиллианна не сказала тебе?

— Что именно?

— Что ты понесла, девочка моя. — Элис только головой покачала, увидев изумление на лице Кирсти. — Когда у тебя в последний раз была кровь?

— Как раз перед… — Тут только Кирсти сообразила, сколько времени прошло с тех пор, как она впервые отдалась Пейтону. Она почувствовала слабость в коленках и поспешила сесть на край постели. — По-моему, довольно давно. О Боже мой.

— Пейтон будет в восторге, — промолвила Гизела и потрепала невестку по плечу.

— Ну же, девочка моя, — сказала Элис, — если семьи, что взрастили тебя и твоего мужа, плодовиты, чему тут удивляться?

— В общем-то нечему, — ответила Кирсти. Она пришла в восторг от мысли, что у нее будет ребенок, но боялась, как бы он не оказался еще одной цепью, приковывающей Пейтона к ней. Как бы Пейтон не почувствовал себя связанным по рукам и ногам.

Гизела только покачала головой:

— Глупое дитя. Жалеешь себя, упиваешься этой жалостью? Я понимаю почему, даже сочувствую, но послушай мой совет: выбирайся поскорее из этой трясины. Известно ли тебе, что у Пейтона не было ни одного незаконного ребенка? О его осторожности и самообладании мужчины нашего клана слагают легенды. Совершенно очевидно, что с тобой он не был осторожен, и тебе следовало бы хорошенько призадуматься почему.

— Ну, вообще-то мы довольно, э-э, пылко предавались любовным утехам, — начала Кирсти, краснея.

— Не хотелось бы напоминать тебе о том, что мой сын был неисправимым повесой, но это чистая правда. Пейтон пристрастился к любовным утехам давно и искушен в них сверх меры. Но при этом ни одну женщину не сделал беременной. Только не передавай ему мои слова. Пусть думает; что я пребываю в неведении.

— Со мной Пейтон действительно не был осторожен, на причина мне неизвестна. Попробую разгадать эту загадку. — Кирсти вздохнула. — Все женщины по нему с ума сходят. Я видела некоторых из них, мне с ними не сравниться. Да просто ничего особенного во мне нет.

— У тебя своеобразная красота, дитя мое. Именно это и прельстило Пейтона. И как долго он добивался тебя! В это трудно было поверить. Мы были просто восхищены.

Кирсти покраснела.

— Вам Джиллианна написала об этом?

— Да. Письмо было подробное и длинное. — Гизела ласково обхватила ладонями лицо Кирсти. — Поговори с Пейтоном начистоту. Излей ему душу. И послушай, что он скажет. Уверена, он поймет тебя, и все твои сомнения исчезнут. С этой ночи начинается твоя настоящая жизнь. Откровенный разговор решит все ваши проблемы. И лишь после этого скажи ему о ребенке. Не раньше, иначе будешь думать, что это из-за ребенка он так легко принял брак с тобой.

Кирсти долго раздумывала над советом Гизелы и не заметила, когда та ушла. Девушка вздохнула, потянулась за кружкой меда, которую Элис оставила для нее, и отпила пару глотков. Вспоминая свой разговор с Гизелой, Кирсти подумала, что та права. Нельзя все время себя жалеть. С этим надо покончить. Пусть венчание свершилось не так, как ей хотелось бы, но оно свершилось. И нечего выискивать причины для расстройства. Все не так уж плохо. А если она постарается, будет еще лучше.

Не каждой женщине достается такой муж, как Пейтон.

Его мать посоветовала ей поговорить с ним начистоту. Совет, конечно, хороший. Но хватит ли у нее решимости излить ему душу? Ответит ли он ей тем же? Но будет ли когда-нибудь более подходящий момент для такого разговора? Разве Пейтон не заслужил, чтобы она сказала ему всю правду? Ведь ради нее он рисковал жизнью.

Кирсти уже принялась за второй кубок меда, когда в комнату вошел Пейтон. На нем было длинное свободное одеяние, перехваченное поясом, и роскошные волосы еще не высохли после мытья. Решимость покинула Кирсти. Разве сможет она удержать такого мужчину?

— Как прошла встреча Каллума с дедом? — спросила она, надеясь вернуть себе самообладание.

От Пейтона не ускользнуло, что Кирсти нервничает.

— На удивление хорошо. Сэр Гэвин какое-то время поживет у нас в качестве гостя, но потом, я думаю, Каллум охотно поедет посмотреть свой новый дом.

— Вот как. — Кирсти искренне радовалась за мальчика, но не могла без грусти думать о том, что скоро он уедет от них. — Значит, сэр Гэвин принял Каллума, хотя история мальчика была ему известна?

— Да. Он спросил Каллума, верно ли, что тот негодяй мертв, и мальчик подробно рассказал ему о том, как был убит Родерик. Еще старик спросил, где он похоронен. Каллум и об этом рассказал. Напоследок старик поинтересовался, помочился ли уже мальчик на его могилу.

Кирсти была в шоке, но с трудом сдерживала смех.

— Неужели он и в самом деле так спросил?

— Да, и Каллум в ответ улыбнулся. Объяснил старику, что ходил уже дважды, предварительно выпив изрядное количество воды.

Она в раздумье покачала головой.

— Мужчины — такие странные создания. — Кирсти со вздохом заглянула в кубок, где на донышке осталось совсем чуть-чуть меда. — Извини меня, пожалуйста, за то, что моя семья ввалилась в твой дом и силой потащила тебя к алтарю.

— Любимая, никто не смог бы заставить меня сделать то, чего я сам не хочу. Твоему отцу вздумалось помахать мечом, я не возражал. Только и всего.

— Как может один безоружный человек противостоять девяти вооруженным? — удивилась Кирсти.

Пейтон поставил кубок и ласково обхватил ее лицо ладонями.

— Никто не заставлял меня жениться на тебе, моя девочка.

— Ты никогда не говорил об этом, даже не намекал.

— Юдард давно знал об этом. Я сказал ему об этом в тот день, когда он впервые появился здесь.

— Что ж, это по крайней мере объясняет его снисходительность. — Кирсти снова ощутила прилив храбрости. — Пейтон, я хочу тебе сказать…

Он закрыл ей рот поцелуем.

— Я тоже хотел с тобой поговорить, но сначала давай разденемся.

Кирсти позволила ему раздеть себя.

— А что, в одежде нельзя поговорить?

— Лучше без нее.

Когда Пейтон остался в чем мать родила, Кирсти вздохнула.

— Чувствую, что разговор у нас не получится. — Она коснулась его возбужденной плоти. — При виде такого зрелища у меня обычно путаются мысли. — Сначала Кирсти показалось странным, что он захотел раздеться, прежде чем начать серьезный разговор, но теперь она поняла, что ситуация сулит определенные преимущества. В пылу страсти ей будет легче сказать ему всю правду.

— Так ты уверен, что хотел жениться на мне еще прежде, чем мой отец приставил острие меча к твоей шее? — спросила она, покрывая его поцелуями.

— О да. Говорю же тебе, что я сказал об этом Юдарду после того, как он увидел, что ты делишь со мной ложе.

— Я так хочу тебя, Пейтон. Постоянно. Это какое-то безумие.

— Я тоже всегда тебя хочу.

Их ласки становились все неистовее, все жарче. Наконец оба в один и тот же миг оказались на вершине блаженства.

В наступившей тишине слышно было лишь их учащенное дыхание.

— Ах, девочка моя, это все, что мне нужно от жизни, — первым заговорил Пейтон.

— Правда? А мне нужен ты, Пейтон Мюррей. Чтобы ты всегда был рядом. И утром, когда я просыпаюсь, и вечером, когда я засыпаю. Чтобы я всегда могла рассчитывать на твою помощь, делиться с тобой и радостями, и горестями. Я хочу, чтобы ты был рядом до конца наших дней. Чтобы не нарушал обетов, данных перед алтарем, не изменял, потому что это разобьет мне сердце.

— Я не пожелал ни одной женщины с тех самых пор, как впервые увидел тебя, и никогда не пожелаю.

— И вот еще что, Пейтон Мюррей, — сказала она очень тихо, почти касаясь губами его губ.

— Что, моя темноволосая красавица?

— Я хочу, чтобы ты любил меня так же сильно, как я люблю тебя.

— Повтори последние три слова, — попросил Пейтон.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— О Боже, девочка моя».

Он снова вошел в нее, содрогаясь от желания, и Кирсти стала двигаться с ним в одном ритме, забыв обо всем на свете. Уже в который раз они взлетели на вершину блаженства, а когда спустились с нее, Кирсти подумала, что еще ни одна женщина не видела настоящего Пейтона. Это она, темноволосая девчонка, заставила легендарного сэра Пейтона Мюррея, прославившегося своим самообладанием, своей утонченностью и искушенностью в искусстве любовных игр, так сильно желать ее.

— Скажи еще раз, — прошептал Пейтон ей на ухо, когда они лежали в объятиях друг друга.

— Я люблю тебя.

— Ты моя, — сказал он.

— Ну да. Ведь мы женаты.

— Я имею в виду моя во всех отношениях. И телом, и душой, и по закону.

— Но я была твоей с самого начала, — заметила Кирсти. — Не по закону, конечно, а вообще.

— А я, дурак, не понимал этого. Что нас объединяет страстное взаимное влечение, мне было ясно с самого начала, и я жаждал утолить свою страсть. Твое сопротивление и упорное нежелание нарушить данные обеты и важные для тебя правила внушили мне уважение к тебе, хотя принять их я не мог. Когда ты наконец пришла ко мне, я не понял или не захотел понять, как много значил для тебя этот поступок.

— Не так легко понять то, что от тебя скрывают, о чем не говорят.

— Ты говорила — каждым слоим вздохом, каждым объятием. Но я предпочитал считать это пылкостью твоей натуры. Давным-давно я пришел к выводу, что не способен влюбиться, что вообще не способен любить.

— Ах, Пейтон, нет. Ты способен любить как никто другой. Достаточно Посмотреть на то, как ты держишься в кругу семьи, как внимателен к родственникам. Ведь ты не только спас детей, защитил их, но еще и отнесся к ним с лаской и заботой.

— Возможно, сам я не придавал этому никакого значения. Что же касается женщин, то я был совершенно уверен, что мне просто не суждено влюбиться, и вел себя соответствующим образом.

— Что ты хочешь этим сказать, Пейтон?

— Когда я понял, что из всех пережитых мной амурных приключений наша взаимная страсть — самое лучшее, что может быть в жизни, я решил, что мы идеально подходим друг другу для любовных утех. А потом, когда Родерик похитил тебя и я чуть с ума не сошел от страха, я пришел к выводу, что неравнодушен к тебе. Вот тогда я и решил, что ты будешь моей и, как только станешь свободна, я женюсь на тебе.

— Но мне ты не сказал об этом ни слова.

— Верно, потому что ты все еще была замужней женщиной и постоянно об этом напоминала. Когда Родерик занес над твоей головой меч, я готов был ценой неимоверных страданий вырваться из пут и принять удар на себя.

Кирсти поцеловала шрамы на его руках, чтобы хоть как-то смягчить боль воспоминаний.

— Но ты ничего не мог поделать. Ты был ранен и крепко связан. Мне очень жаль, что ты поранил свои прекрасные руки.

Пейтон взял ее лицо в свой ладони.

— Всякий раз, глядя на эти шрамы, я буду думать о том, как много ты для меня значишь. Ведь я едва не лишился возможности признаться тебе в любви.

Наконец-то он произнес слова, которые она так жаждала услышать. Когда он поцеловал ее, она прижалась к нему, с трудом сдерживая слезы радости.

— Скажи, что ты любишь меня, — прошептала она.

— Я люблю тебя, моя темноволосая красавица, моя душа, моя жена. — Он поцеловал ее в уголок глаза. — Спасибо за то, что не заплакала.

Она засмеялась:

— Ты слишком хорошо знаешь женщин.

— Нет, я знал только шлюх, прелюбодеек и женщин, для которых любовь — игра или же способ удовлетворить собственное тщеславие. Женщины в моей семье — такие, как ты, и я многому научился у них. Но потом забыл все хорошее и попусту терял время среди куртизанок и придворных. В тебе я нашел то, что больше всего ценю в женщинах.

— Не так-то просто будет соответствовать твоему идеалу.

Он засмеялся:

— А ты уже соответствуешь. Я поклялся перед алтарем хранить тебе верность и не нарушу своей клятвы. Ты не поверила, когда я впервые сказал тебе о том, что мне не нужна другая женщина. Умоляю. Поверь сейчас.

— Все мои сомнения развеялись, когда ты дал супружеский обед у алтаря. Я знаю, ты — человек слова. — Теперь Кирсти вспомнила венчание с удовольствием. — А чего ты ждешь от брака, Пейтон?

Пейтон нахмурился.

— В общем-то я не хочу одиночества. Я понимаю, звучит не очень романтично. — Он даже поморщился. — Хочу, чтобы рядом была женщина, которая не покинет меня. С которой не надо притворяться и играть в дурацкие придворные игры, а можно быть самим собой, со всеми своими недостатками. С годами страсть наша поутихнет, мы будем потихоньку стариться, но любовь наша останется прежней.

— Итак, ты не хочешь одиночества.

— Не хочу. И еще я мечтаю о детях. Хорошеньких маленьких девочках, кареглазых и темноволосых.

— Скорее я рожу тебе мальчишек, — заметила Кирсти.

— А может, и девочку, хотя бы одну, если будет на то милость Господня.

— Об этом мы узнаем месяцев через семь или чуть позже.

Кирсти подождала мгновение, дав ему возможность осознать смысл ее слов. Выражение восторга осветило его лицо. Кирсти была счастлива. Пейтон желает ее, и она ему нужна. А потому ребенок, которого она носит под сердцем, бесценный дар.

— Ты уверена?

— Пока не знаю точно. Мне об этом сказала Крошка Элис, совсем недавно, когда помогала мне облачиться в ту рубашку из тонкого льняного полотна. И месячных у меня нет с тех пор, как мы впервые легли в постель. Джиллианна тоже говорит, что я беременна.

Он прижал ее к себе и поцеловал.

— Спасибо тебе, любимая. И смотри у меня! Чтобы все было хорошо!

Кирсти спокойно выслушала этот довольно странный приказ.

— Постараюсь. — Она погладила его по щеке. — Да и что плохого может случиться, когда рядом такой защитник, как ты.

— Ты все еще считаешь меня своим защитником?

— Любимым защитником. И всегда буду считать. До конца жизни.