Благородство ни при чем

Глава 18

– Что написано на этой чертовой бумажке? Эллисон скосила взгляд на листок бумаги в руках Джорджа.

– Это заявление об уходе. – Он держал просьбу Эллисон освободить ее от занимаемой должности не позднее чем через две недели, как только будет найдена подходящая замена.

Всю прошлую ночь она провела в размышлениях о том, что ее ждет, и пришла к выводу – присутствие Джорджа Клайна в ее будущем не предвидится. Она слишком себя уважала, чтобы стать сексуальной игрушкой в руках мужчины, даже такого, как Джордж Клайн, и, следовательно, должна уйти из его жизни.

– Ты не можешь уволиться из-за вчерашней дурацкой ссоры.

– Я не из-за этого ухожу. Он задумался.

– Тогда в чем дело?

– В уважении. В твоем уважении ко мне, которого нет, и в моем чувстве собственного достоинства. Продолжать работать на тебя я не стану.

Он подошел к столу Эллисон и рывком поднял ее со стула. Не грубо, но твердо.

– Я тебя не отпускаю.

Находиться с ним в столь опасной близости было для нее сродни самоубийству, но она подавила эмоции, как это делала всегда в офисе.

– Я понимаю, что поиски и прием на работу нового персонального помощника создадут тебе неудобства, но тут я ничего поделать не могу.

– И я, по-твоему, должен себе подготовить другую любовницу тоже? – язвительно поинтересовался он.

Она поморщилась:

– Да.

Клайн покачал головой:

– Этого не случится. Вы не уйдете от меня, леди. Ты мне принадлежишь, поняла?

– Трудовое соглашение – это не договор о рабстве. Я могу перейти на другую работу, если захочу.

Лицо его сделалось пепельным.

– Речь идет не о твоей работе, дорогая. Речь идет о нас. Он никогда не называл ее «дорогая» в офисе до этого.

Почему, чтобы сделать это, он должен был дождаться сегодняшнего дня? Это могло бы случиться и раньше.

– Работа секретарши – это единственный аспект моей личности, который имеет для тебя значение. Ты вчера это доказал. Яне останусь, и тебе не уговорить меня изменить решение.

– Почему ты не отвечала на мои звонки вчера вечером?

– Я отключила телефон.

– И домофон тоже?

Она покачала головой. Горло сдавил спазм. Она не отвечала вчера на звонки, как сейчас не прореагировала на стук в дверь начальственного кабинета. А ведь Клайн явно ждал посетителя.

– Я обидел тебя вчера.

– Ты полагаешь? – Сарказм не был ее коньком, но иногда без него не обойтись.

– Я не хотел.

– Мне все равно.

Он опустил руки и отошел.

– Я никогда не подозревал тебя в шпионаже.

– Ты не говорил мне об этом.

– Я вел себя как болван.

Джордж признает свои ошибки? Невероятно.

– Это не важно.

Все, что у них было, закончилось.

– Важно, и еще как! Я не позволю тебе уйти из моей жизни. Заставить тебя работать на меня я не могу, но не махну рукой на все, что у нас было, и с этим тебе придется считаться, дорогая.

И затем он поцеловал ее. Прямотам, посреди приемной, где их любой мог увидеть. И это не был мимолетный поцелуй – он был долгим и чувственным.

Когда Клайн отступил, она покачнулась.

Он нежно подхватил ее и усадил на стул.

– Ты принадлежишь мне, и не смей об этом забывать. Он снова ее поцеловал, быстро и крепко, и вернулсяк себе в кабинет.

– Я все еще не могу поверить в это. Ты не сказала мне, что вы с Маркусом – пара. – Сэнди говорила все громче и раздраженнее. Они с Вероникой направлялись в кафетерий.

Вероника не отказалась бы от чашки крепкого кофе. Голова никак не хотела просыпаться. Как могла она работать хотя бы вполсилы, если первой ее мыслью при пробуждении было то, что Маркус ждет от нее ответа? Перспектива стать его женой, рассматриваемая с разных ракурсов, поглотила все ее интеллектуальные ресурсы?

Не мешало бы очнуться. И все же она почти пожалела, что пошла с Сэнди пить кофе. Общаться с Сэнди, когда та не в настроении, – гиблое дело. А Сэнди пребывала в весьма мрачном расположении духа.

– Ты хоть представляешь себе, что я почувствовала, когда он сказал мне, что вы встречаетесь? Как будто я пытаюсь отбить дружка у моей подруги! Мне было так неловко. – Сэнди нисколько не казалась смущенной. Она выглядела взвинченной и злой.

– Тебе нечего стыдиться, – примирительно сказала Вероника, но в голосе ее помимо воли прозвучало раздражение.

Сэнди вовсе не нуждалась в очередной победе. Мужчин у нее было столько, сколько другим и не снилось.

– Ты не знала, что Маркус мной интересуется.

– Ты могла бы сказать мне. Я же спрашивала.

Вероника вспомнила о сообщении, которое в понедельник утром оставила ей Сэнди, и почувствовала себя виноватой.

– Я не стала тебе перезванивать, потому что ты спросила, встречается ли он с кем-нибудь. Обо мне речь не шла.

Не слишком логичное объяснение.

– Ах, оставь, – махнула рукой Сэнди.

Ладно, она могла бы перезвонить Сэнди и сказать, что у них с Маркусом все серьезно. Увы, в тот момент Веронику волновали совсем другие проблемы. Она так запуталась в собственных вопросах и сомнениях, что обсуждать тему Маркуса с кем-либо, особенно с подругой, которая явно испытывала к нему интерес, у нее просто не было сил.

– Послушай, Сэнди, Маркус… Он…

– Что? Ты хочешь сказать, что интерес невзаимен? Если он тебе не нужен… – Сэнди оборвала фразу, но выражение ее лица мгновенно изменилось. Стало умильно-созерцательным.

Вероника во многом не была уверена, но одно знала точно: ей совсем не хотелось, чтобы ее соблазнительная подруга обхаживала мужчину, которого она, Вероника, любила. Настало время быть честной. По крайней мере с Сэнди.

– Он отец Эрона, и я думаю выйти за него замуж.

– Ты серьезно? – Сэнди перешла почти на визг. – Отец Эрона? Почему ты мне сразу не сказала? Теперь мне стало еще хуже.

Сэнди действительно почувствовала себя плохо, но у Вероники и тени сомнений не было, что это вызвано не раскаянием в невольной попытке зацепить чужого парня. Веронике нравилась Сэнди, но она не была слепой и знала, что та не любит, когда ей мешают охотиться за приглянувшимся самцом.

– Я не сказала тебе, поскольку не считала это важным.

– Как ты можешь так говорить? – Теперь Сэнди была искренне озадачена. Злости не было.

– Я не знала, захочет ли он снова быть со мной. Считала, он меня ненавидит.

На самом деле Веронике казалось, что он ее презирает и надежды восстановить их отношения попросту нет. Да и восстанавливать-то было особенно нечего. Так она думала. Но, очевидно, заблуждалась.

Он хотел жениться на ней, и если она поверит, что этот брак обернется благом для нее и Эрона, она, вероятнее всего, ответит согласием.

– На него не похоже. Я помню, как он разговаривал в понедельник за ленчем.

Подруги вошли в кафетерий и сразу направились к бару с закусками и напитками.

– Что он сказал? – не удержавшись, спросила Вероника, взяв пластиковый поднос и поставив его на металлические направляющие.

– Я просто спросила его, не хочет ли он заглянуть ко мне домой на ужин. Он мне отказал. Ты меня знаешь, я так просто не сдаюсь. – Сэнди лукаво улыбнулась. – Итак, я спросила, как насчет другого вечера, и он ответил, что пока он тут работает, будет занят. Тобой.

– Вот как? – У нее развивается паранойя, или все же важен тот факт, что он указал конкретный срок, а именно срок его пребывания в Сиэтле?

– Ты сказала, что, возможно, выйдешь за него замуж, – добавила Сэнди и поставила свой поднос рядом с подносом Вероники.

– Еще не решено. – Вероника положила на поднос салфетку и ложку. Она собиралась взять кофе и булочку.

– Но такая возможность есть? – не унималась Сэнди.

– Почти стопроцентная вероятность, – раздался голос Маркуса у Вероники за спиной, прежде чем она успела ответить.

Она так резко обернулась, что очки сползли на нос. Пришлось их поправить.

– Маркус, что ты тут делаешь? Он что, все слышал?

– Тебя ищу.

– А… – То ли недосып так плохо сказывался на ее умственных способностях, то ли она разговаривать разучилась.

Или один вид шести футов двух дюймов убийственно привлекательной мужской плоти расплавил ее мозг. При одном взгляде на него воспоминания вчерашнего вечера накатили с непреложной ясностью. Она почти ощутила себя распятой на полу, на ковре, среди разбросанной одежды. Ей страшно захотелось сделать скандальную вещь – закинуть ему руки за шею и чмокнуть в губы.

Он, вероятно, и это спланировал. У него просто совести нет.

Маркус нахмурился. Интересно, что сейчас его раздражает?

– Итак, можно вас поздравить или еще нет? – спросила Сэнди, захлопав ресницами. Вероника решила, что флиртует она инстинктивно, не задумываясь о том, что делает.

– Может, Ронни и считает, что праздновать рано, но мы действительно поженимся. – Он улыбнулся, и Веронике показалось, что у нее задергался лицевой нерв.

Какой же он самоуверенный!

Она вытянулась во весь свой рост и сделала каменное лицо.

– Мы еще не решили. Я пока думаю. Помнишь? Вместо ответа он схватил ее поднос и поставил в стопку, а салфетку и ложку смял и бросил в мусор.

И одарил Сэнди победной улыбкой:

– Ты ведь не против, если я утащу Ронни на минутку? Сэнди улыбнулась:

– Конечно, не против, при условии, что мне дается право первой фишки на случай, если Вероника передумает выводить такого классного парня с рынка.

Вероника сжала зубы, с трудом подавив желание сказать Сэнди, что она думает по поводу отличных парней и охотниц за отборными самцами.

Маркус зажег улыбку на тысячу мегаватт.

– Спасибо. Я позабочусь о том, чтобы она тебе позвонила первой. – Он протянул Ронни руку: – Пошли?

Ей хотелось послать его подальше, но она кивнула.

Сплетен будет больше, чем можно себе представить, после того, что она поведала Сэнди по дороге в буфет, не говоря уже о сцене в кафетерии, которую могли наблюдать все присутствующие. Не замечая его руки, она протиснулась мимо него и выскользнула из кафетерия.

Он нагнал ее двумя шагами.

– Ну, что скажешь? Поедем в кофе-хауз, тот, что в центре, возле залива?

Он сделал ей предложение, от которого она не могла отказаться.

Приняв ее молчание за знак согласия, он проводил ее к своей машине. Она позволила ему открыть для нее пассажирскую дверь и ни слова не сказала, когда он галантно помог ей сесть в «ягуар». Когда он наклонился, чтобы пристегнуть ее ремень, она подумала, что он всегда вел себя с ней на удивление галантно. Он заставлял ее испытывать благодарность к нему за заботу. С ним унее рождалось ощущение, словно она на самом деле ему дорога. Опасное заблуждение. Решение надо принимать в здравом уме.

Он не сразу отстранился, после того как пристегнул ее ремень, и его запах окутал ее, и губы его были всего в нескольких дюймах от ее губ.

– Ты такая хорошенькая, детка.

Она не нашла что сказать. Да и было ли это важно? Он избавил ее от необходимости подыскивать слова, закрыв ей рот поцелуем. Его поцелуй был краток, но имел разрушительные последствия.

– У тебя такие сладкие губы. – Он подмигнул ей, обошел машину и сел на водительское место.

Сладкие губы? Хорошенькая? У него есть глаза? Неужели он не видит, что в ней нет ничего особенного? Типичная серая курочка.

Но быстрый взгляд, что он метнул на нее, когда вставлял ключ в замок зажигания, напомнил ей, что он видел ее совсем иначе. Если она правильно поняла этот взгляд и явное напряжение во всем его теле, он находит ее чертовски привлекательной.

Внутри у нее разлилось тепло. Она поймала себя на том, что улыбается.

Он что-то пробормотал себе под нос, потом наклонился и поцеловал ее еще раз, на этот раз крепко, но быстро.

– Спасибо тебе.

За что? За то, что его поцеловала? Что пошла с ним, обойдясь без ссоры?

Он погладил ее по щеке.

– За то, что сказала Сэнди – я отец Эрона.

Вероника вздохнула.

– Я бы раньше ей сказала, но прежде должна была сообщить тебе.

– Могу понять твое чувство неловкости, – сказал он с легкой усмешкой и улыбнулся ей еще раз, прежде чемнажать на газ. – Я вчера позвонил Алексу. Он нас обоих поздравляет.

– С чем? – нахмурившись, спросила она.

– С тем, что у нас сын. Он хочет знать, когда мы поженимся. Я сказал, что как только тебя уговорю.

– Уже хорошо. Ты не стал говорить ему, что мы поженимся, словно меня об этом и спрашивать не надо.

– Ты хочешь, чтобы я извинился?

– Передо мной или перед Сэнди?

– Зачем мне просить прощения у барракуды? Я хочу извиниться перед тобой.

Он считал Сэнди барракудой?

– Почему?

– Потому что тебя явно бесит, когда я кому-то говорю, что мы поженимся.

– Не затрудняй себя извинениями. Ты все равно будешь так поступать и дальше.

Он пожал плечами – очевидно, он с ней согласился – и тяжело вздохнул.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но я утащил тебя из «Клайн технолоджи» не затем, чтобы добиться от тебя решения выйти за меня замуж.

Она поморщилась:

– Нуда. По-твоему, тут и решать нечего. Костяшки пальцев у него побелели – с такой силой Маркус вцепился в руль. Он явно куда больше волнуется по поводу ее реакции на его предложение, чем хочет это показать.

– Давай сейчас об этом не будем. Отлично.

– Как скажешь.

– Так о чем ты хотел поговорить? – спросила Вероника, после того как они минут пять проехали в молчании.

– О расследовании. Я подумал, что раз ты знаешь подозреваемых, то могла бы дать им характеристики.

Она понимала, что, с его точки зрения, это разумно, но говорить о своих коллегах в этом ключе ей совсем не хотелось.

– Так кто же они, твои подозреваемые?

Маркус притормозил перед красным сигналом светофора.

– Твой босс, Джек. Сэнди тоже в списке. Инженер-конструктор по имени Кевин Коллинз и стажер Джерри Парке.

– Сэнди и Джек в списке? – Вероника о таком и подумать не могла.

– Да.

– Но Сэнди – моя подруга.

Глупо. С Маркусом это не пройдет. Он не вычеркнет Сэнди только потому, что Вероника считает ее подругой. Он оставил даже имя Вероники в списке подозреваемых, несмотря на то что их с Маркусом можно считать в определенном смысле весьма близкими друзьями.

– Это не означает, что она не способна приторговывать закрытой информацией. Она вполне подходит по всем статьям на эту роль, и у нее есть доступ к утекающим сведениям.

– Что значит «подходит по всем статьям на эту роль»? – Голос Вероники выдавал напряжение.

Пожалуй, лучше бы они обсуждали тему брака.

– Она водит престижную машину, носит дорогую одежду и имеет контакты с несколькими компаниями-конкурентами. Вполне вероятно, что она по уши в долгах, как и почти все мы, американцы, но с тем же успехом она могла бы регулярно добавлять к своему жалованью инженера отдела маркетинга доход от постороннего приработка, а именно от шпионажа.

Какая фантастическая чушь! Но Вероника понимала, почему в глазах Маркуса Сэнди могла выглядеть подозрительно.

– Но именно Сэнди первой заговорила со мной о том, что у нас в компании, возможно, завелся шпион.

Маркус резко затормозил – на проезжую часть выскочила старушка с большим мешком мусора.

– Возможно, она тебя прощупывала. Хотела посмотреть, оценила ли ты важность для конкурентов той информации о компании, что появилась в прессе.

– Или она ни в чем не виновата.

Маркус терпеливо ждал, пока старушка перейдет улицу, и лишь после этого вновь тронулся с места, не обращая внимания на раздраженные гудки тех, кто ехал следом.

– Возможно, – сказал он без убежденности. – А как насчет Джека?

Вероника не могла представить, чтобы ее начальник занимался продажей закрытой информации.

– Он настоящий командный игрок, Маркус. И он думает о будущем «Клайн технолоджи». Конструктивно думает. Едва ли он станет копать под фирму.

– Его неподдельный интерес к планам расширения «Клайн технолоджи» вполне может именно этим и объясняться. Но возможно и то, что таким образом он создает легальное прикрытие своей заинтересованности в вопросах, напрямую к нему не относящихся.

– Ты циник, – с укором сказала Вероника. Как раз в тот момент, когда Маркус заехал на стоянку перед рынком «Пайк-плейс».

– Клайн отваливает мне большие деньги не за то, чтобы я наивно хлопал глазами.

– Да уж.

Вероника вышла из машины и следом за Маркусом направилась к охраннику стоянки.

Маркус заплатил парню с косичками-дредами и в линялой футболке с изображением танцора, играющего на флейте, за два часа.

Расплатившись, он как бы невзначай взял Веронику за руку, переплетя пальцы, и повел ее к торговому центру. Она хотела было воспротивиться такой вольности, но идти с ним за руку было приятно, к тому же не глупо линастаивать на том, чтобы идти порознь, после того, что она позволила ему делать с собой вчера?

Она не отшатнулась, когда он взял ее за руку. Очень скоро она поймет, что нет смысла противиться и тогда, когда он снова заговорит о браке. Понимает она это или пока нет, но он был ей нужен и будет рядом с ней ради нее и их сына. Он не станет поступать, как его отец, который оставил его мать наедине с нездоровым любопытством соседей, с болью от осознания того, что мужчина, которого любишь, принадлежит другой женщине.

И еще она сказала Сэнди, что он, Маркус, отец Эрона. Ему это понравилось. Она публично заявила об этом и призналась, что рассматривает его предложение руки и сердца всерьез. В целом он узнал немало, бессовестно подслушав женщин.

– Итак, ты считаешь, что Сэнди слишком милая для шпионки, а Джек чересчур увлечен своим делом, – сказал Маркус, возвращаясь к прерванному разговору. Они как раз переходили улицу перед «Пайк-плейс».

Ронни не отвечала довольно долго, и Маркус уже подумал, что она и не собирается этого делать.

– Если рассматривать все под таким углом, то моя позиция адвоката выглядит малоубедительной. Я хочу сказать, что я тоже женщина милая, дорожила своей работой, была верной и «Си-ай-эс» в целом, и Алексу лично, пока это не вошло в противоречие с моей любовью к сестре.

Его покоробило, как она это сказала. Он не хотел от нее самоуничижения. Он резко остановился, повернул ее к себе лицом и нежно погладил под подбородком.

– Послушай, Ронни. Ты сделала это, потому что считала – иного выхода нет. Твоя сестра вновь здорова, и это обстоятельство не стоит сбрасывать со счетов. Больше ты никогда не окажешься в такой ситуации. – Он об этом позаботится.

Теперь она была не одинока. У нее был он. Нужно внушить ей эту мысль.

Ее красивые серые глаза за черной оправой очков удивленно округлились.

– Ты меня простил?

– Тут и прощать нечего. Ты была права, когда сказала, что если бы Алексу удалось осуществить задуманное и он уничтожил бы «Хайпертон», то брак его оказался бы в серьезной опасности. Я не знаю, бросила бы его после этого Изабел или нет. Она женщина добрая. Однако уверен, что обиделась бы она на Алекса всерьез и ему долго пришлось бы искупать вину перед ней.

Ронни приоткрыла нежные губы и вздохнула:

– Ты прав. Трудно простить себя, когда ты обиделтого, кого любишь.

Она его имела в виду? Только позавчера он готов был считать ее признание в любви недействительным. Она буквально убила его тем, что скрывала от него сам факт существования их ребенка. Однако Маркус был скорее человеком рассудочного типа и, проведя бессонную ночь в размышлениях, почти понял ее мотивы.

Все это время она пребывала в страхе. Боялась лишиться сестры, единственной родной души, оставшейся у нее после смерти родителей. Опасалась потерять сына: вдруг его отец из чувства мести лишит ее ребенка? Из-за того, что он, Маркус, так рьяно поддерживал планы своего босса уничтожить человека, который, по мнению Алекса, был виновен в смерти его отца, Ронни вполне могла заключить, что имеет дело с личностью гипертрофированно мстительной и жестокой. Неудивительно, что она не рискнула сообщить Маркусу о своей беременности. Едва ли она ожидала, что эта новость его обрадует.

Маркусу все еще было очень обидно, что она никогда ему не доверяла, но он не допустит, чтобы это чувство встало между ними и помешало наладить хорошие отношения.

Они проходили мимо цветочного киоска. Пожилая китаянка собирала цветы в большие букеты. Такие красивые, просто заглядение. Он остановился и притянул к себе Ронни.

Она прикоснулась к белой лилии в центре одного особенно привлекательного букета.

– Просто чудо, – сказала она улыбающейся цветочнице.

– Всего пятнадцать долларов, мисси. Вам его домой доставят.

Ронни с сожалением отступила. У Маркуса заныло сердце. Сколько раз ей вот так приходилось качать головой, когда она видела что-то красивое, потому что денег хватало лишь на то, чтобы свести концы с концами, купить самое необходимое для Дженни, а потом еще и для Эрона.

Маркус засунул руку в карман и достал двадцатку.

– Я беру его.

Пожилая цветочница понимающе улыбнулась:

– Вы его для мисси берете, верно?

– Да.

– Тебе не надо…

Маркус не дал Ронни договорить:

– Мне не надо, но хочется.

Продавщица обернула стебли мокрой газетой и поверх нее закрепила с помощью упаковочной ленты пластиковый пакет.

– Не обижайте старушку, возьмите цветы, – сказала она Ронни, которая смотрела на все это так, словно не хотела брать подарок.

Ронни взяла букет и обернулась к Маркусу со счастливой улыбкой:

– Спасибо тебе.

– Всегда пожалуйста. – Он произнес эту фразу несколько сдавленным голосом, но что тут удивительного?

Эта улыбка опьянила его. Полувозбужденное состояние, в котором он перманентно пребывал в обществе Ронни, вдруг превратилось в близкое к критическому. Хорошо еще, что рубаха у него болталась почти до колен, скрывая очевидное свидетельство его возбуждения.

Они пошли прочь от прилавков со свежей рыбой, спасаясь от специфического рыбного запаха.

– Смотри, тут кофе продается, – сказала Ронни, указав букетом в сторону маленького ресторанчика на первом этаже.

Он позволил ей затащить его внутрь. Они заказали кофе и булочки и сели за столик с видом на море. Никого, кроме них, в кафе не было. Ронни положила цветы на свободный стул. Принесли кофе. Ронни сделала глоток дымящегося напитка. Глядя, как ее дразнящие губы складываются в подобие поцелуя, прикасаясь к чашке, Маркус едва не заерзал на стуле.

– Ну а как насчет инженера-конструктора? – спросил он, чтобы отвлечься.

– Ты о Кевине Коллинзе? – спросила она, отломив кусочек от теплой булочки.

– Да. За последние пять лет он успел поработать в четырех разных компаниях, производящих электронику.

Ронни положила кусочек булочки в рот и начала задумчиво жевать.

– Я не знаю. Он тихий. У него всегда серьезный вид, и он очень хорошо умеет предсказать, что пойдет не так в проекте. Но я знаю о нем только это и больше ничего.

Маркус кивнул и отхлебнул свой эспрессо. Кофе обжег ему горло.

– Как насчет интерна? Джерри Парке, так, кажется, его зовут.

Ронни улыбнулась:

– Он милый.

– В каком смысле? – Маркус даже приподнялся с места, на миг забыв о расследовании.

Ему пришелся не по нраву мечтательный взгляд, появившийся у Ронни, когда он заговорил о Парксе. Оназаправила прядь за ухо и снова улыбнулась. У Маркуса возникло острое желание заехать этому интерну по физиономии.

– Не знаю. Он очень услужлив и делает мне комплименты. Пытается флиртовать, но так застенчив, что выглядит как ребенок, впервые оседлавший велосипед.

– Ты хочешь сказать, что он неумелый? И снова эта рассеянная улыбка.

– Да, но его стеснительность так мила…

Маркус был готов тут же вызвать интерна на дуэль. Черт возьми, нельзя быть таким собственником. Рановато.

– Я помню себя в колледже. Всем им одно надо, детка. Ее точеные брови взмыли вверх.

– А ты не такой?

– Я хочу от тебя куда большего, чем просто секс. – Он хотел все и сразу. – И этот интерн слишком для тебя молод.

Она рассмеялась:

– Ты ревнуешь.

Он зло на нее уставился, даже не думая отрицать очевидное.

– Если и так, то что?

А она чего ждала? Она только что ему сообщила, что какой-то студент с ней заигрывает. Конечно, Ронни не упадет в объятия первого встречного, но его задело, что еще один самец считает, будто территория свободна для захвата.

– А ты восприняла перспективу нашего тесного с Сэнди общения с абсолютной безмятежностью?

Она нахмурилась при напоминании о проявлении ревности в тот день, когда Сэнди при ней, на ее, Вероникиной, территории, буквально навязалась сопровождать Маркуса на ленч с Джеком.

– Я знаю Сэнди с первого дня моей работы в «Клайн технолоджи». Она очень настойчива в том, что касается противоположного пола.

– Она барракуда. – Сэнди, очевидно, никогда не слышала о типично женских приемах отказов и уверток, заставляющих мужчину серьезно побороться за свою добычу.

– Чтобы знать предмет, его надо изучить, – сказала она и послала ему через стол совсем не свойственный ей откровенный воздушный поцелуй.

Он был готов сгрести ее в охапку и превратить воздушный поцелуй в настоящий.

– Я барракуда раскаявшаяся. Я больше не охочусь за всеми рыбами подряд, я хочу только тебя.

Джордж названивал Эллисон по домофону, не зная, станет ли она отвечать. Несмотря на то что его поцелуй в офисе не остался без ответа, все остальное рабочее время она держалась от него на расстоянии.

Может, он заслужил такое отношение? Он вел себя как надменный сукин сын. Она была права на все сто, когда на него разозлилась.

Его удивляло, что она так долго мирилась с его трусливой позицией. Он боялся слишком сильных чувств, а расплачиваться за это пришлось ей. Она долго мирилась с тем, что в его жизни ей определялось место где-то на голубятне. Конечно, тут ему гордиться нечем. Но позволить ей уйти он просто не мог – слишком уж было больно, – даже если ее уход всего лишь воздал бы ему по заслугам.

– Слушаю. – Это ее голос.

– Открой, дорогая, это я.

– Сегодня я не настроена принимать гостей, мистер Клайн.

Мистер Клайн? Черта с два! Злость и страх образовали взрывоопасную смесь. Внутреннее давление нарастало, он и впрямь был готов взорваться в любую секунду. Но нет, он достаточно пожил на свете, чтобы не идти на поводу у эмоций. Он не станет вести себя как последний идиот и в этот раз. Он ее обидел, ему и исправлять ситуацию.

– Я виноват, Эллисон. Пожалуйста, позволь мне зайти и давай поговорим. – Предстоял трудный разговор. Он не любил извиняться, но придется. Если не хочет ее лишиться.

Ответом ему было молчание.

Он наступил на горло собственной гордости и повторил:

– Пожалуйста.

Он слышал, как она вздохнула.

– Нам вообще-то не о чем говорить.

– Между нами существуют определенные отношения, надо их прояснить.

– Наши отношения, как ты их называешь, себя исчерпали.

– Не согласен.

Молодой человек, на вид довольно нахальный (такой, как в его годы был и сам Джордж), подошел к двери, чтобы позвонить по домофону, и Джордж отступил, пропуская его вперед. Ему не хотелось делиться сокровенным перед незнакомцем. Но он не зашел следом за парнем в подъезд, когда открылась дверь.

Пусть Эллисон сама захочет с ним поговорить, и да поможет ему Бог, если она не пожелает этого.

Он снова набрал код.

– Джордж? Я думала, ты ушел.

– Мне пришлось пропустить кое-кого вперед, и ему открыли.

– И ты не вошел следом за этим кем-то? – спросила она, словно громом пораженная.

– Я уже и так наломал дров. Больше не хочу вести себя как самонадеянный осел. Ты пустишь меня, чтобы поговорить, дорогая?

Она не ответила, и пока дверь не отворилась с характерным гудением, он успел основательно вспотеть. Джордж тут же решительно зашел внутрь. Он взбежал навторой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и мозг его работал так же лихорадочно, как и его ноги, прокручивая все то, что ему предстоит ей сказать.

Она открыла дверь квартиры с первого стука, но он не принял этот жест как сигнал особого желания с ним пообщаться. Достаточно было увидеть ее взгляд. Так встречают налогового инспектора. Глаза ее покраснели, но были сухими. На щеках следов слез тоже не видно.

Но ему она казалась такой хорошенькой, что при одном взгляде на нее у него все внутри заныло от желания.

Она отступила на шаг, давая ему пройти, но он остановился перед ней.

– Ты такая красивая.

– Я ужасно выгляжу. – Она нахмурилась, будто сомневалась, в своем ли он уме.

– Для меня ты всегда изумительная. Каждый раз, когда я на тебя смотрю, возникает ощущение, будто мне дозволено созерцать Мону Лизу без свидетелей.

Она недоверчиво усмехнулась:

– Но только не в офисе. Там ты смотришь на меня как на мебель.

– Если бы я смотрел на тебя по-другому, то не смог бы удержаться и занимался бы с тобой любовью на каждом из предметов интерьера, включая мебель и пол в пределах досягаемости.

– Секс, – безнадежно вздохнув, заключила она и отвернулась.

Он протянул к ней руки, чтобы не дать ей ускользнуть, и покачал головой:

– Никогда это не было просто сексом. Ты неотъемлемая часть моей жизни, Эллисон.

– Я очень работоспособная секретарша, которой довелось быть неплохой компаньонкой и в постели тоже. Но это не делает меня незаменимой, а лишь весьма удобной.

Ему не понравились эти нотки самоуничижения в ее голосе, и эта боль тоже. И в том, и в другом была его вина. Он только не знал, что сказать. Особенно когда она смотрела на него так, словно скорее бы съела таракана, чем позволила ему к ней прикоснуться.

Но в одном он был уверен. Она продолжала хотеть его как женщина. Иначе она не стала бы отвечать на его поцелуй там, в офисе, особенно после того, как подала заявление об уходе. И это давало ему стратегический перевес.

Он готов был воспользоваться любой возможностью, лишь бы удержать ее возле себя. Он мог бы сделать так, чтобы она забеременела. Его конкуренты не дали бы ему прозвище Безжалостный за то, что у него покладистый нрав и он готов отпустить на все четыре стороны того, кого хотел.

Он тесно прижал ее к себе и одарил обжигающим поцелуем, и хотя тело ее оставалось напряженным, она с ним не боролась. Он поцеловал ее со всей страстной настойчивостью, которой владел в совершенстве, и за этим поцелуем стоял весь набор усвоенных им знаний о том, как вызвать у женщины страстный отклик. И это сработало. Она расслабилась наконец, и губы ее стали мягкими и нежными.

– Нам надо поговорить.

Она наклонила голову. Смотреть ему в глаза она не хотела.

– Ладно.

– Брось стыдиться того невероятного, что происходит между нами.

Она покачала головой и повела его в жилую комнату, ту самую, что всегда дарила ему ощущение тепла и уюта.

Она направилась к креслу, но он опередил ее и затащил к себе на колени, не дав ускользнуть. Взял за руку и сжал ее пальцы. Он должен был чем-то занятьруки, не то раздел бы ее прямо сейчас, а потом бросился на нее и стал бы любить так, чтобы она закричала в беспамятстве.

Но к этой тактике прибегать было рано. Вначале надо поговорить.

– Посмотри на меня. Пожалуйста. – За сегодняшний день он произносил это слово чаще, чем за тридцать воскресений.

Она тревожно и с опаской вскинула голову. Он поднял руку и накрыл ладонью ее щеку.

– Ты для меня значишь куда больше, чем просто женское тело или ценный личный помощник.

В ее взгляде мелькнуло мучительное недоверие, и он возненавидел себя за то, что с ней сделал.

– Это так, – настойчиво сказал он. – Ты женщина, заставившая меня поверить, что есть что-то более ценное, чем мой бизнес. То, ради чего стоит жить.

– У тебя есть дети.

– Когда умерла Элли, я дистанцировался от всего на свете, включая детей. Я сказал себе, что они выросли и у них своя жизнь. Никто из них не жил поблизости, и если бы не ты, я окончательно разорвал бы с ними отношения. Ты помогла мне увидеть, что моим детям нелегко, они скорбят о смерти матери и надо им дать понять, как они важны для меня – гораздо больше, чем «Клайн технолоджи». Я люблю их, Эллисон, а ты уберегла меня от того, чтобы я нанес им еще большую травму, чем смерть матери. Ты мне необходима – это абсолютно очевидно.

– Ты меня не любишь.

– Да, я не хотел этого, но я тебя люблю.

Она смотрела на него во все глаза. Почему его признание так удивило ее? После всего, что между ними было, она и сама могла бы догадаться. В этом есть и его вина. Он хорошо потрудился, убеждая себя, а заодно и ее, в том, что их отношения занимают в его жизни довольно скромное место. Но ведь только ради них и стоило жить.

– Что? – растерянно переспросила она.

– Когда Элли умерла, мне было невыносимо больно, – признался он. Джордж Клайн не любил говорить о своих чувствах и мог лишь надеяться, что она не потребует от него исповеди каждую вторую субботу месяца. – Я пообещал себе, что больше не допущу такой муки. А для этого все личное надо искоренить. Единственное, что не потеряло для меня смысла, – это мое дело, моя компания. Я начал отталкивать от себя детей. Но тут появилась ты и стала напоминать мне о важных датах…

– Я хорошая секретарша.

– Ты гораздо больше, чем секретарша. Ты женщина, которая понимает, как важно ощущать себя частью семьи. И я, и мои дети тебе обязаны тем, что мы все еще можем называть себя одной семьей.

– Ты бы и сам к этому пришел.

– Не уверен. Когда что-нибудь засядет у меня в голове, я становлюсь чертовски упрямым.

Эллисон опустила глаза. Она сидела у Джорджа на коленях, хотя даже не собиралась впускать его в свою квартиру, а потому не могла не признать в нем человека настойчивого.

– Про это твое качество я и так уже знаю.

– Тогда ты должна понимать и то, что я тебя не отпущу.

– Ты не можешь меня удержать, если я не захочу.

– Мне остается лишь молиться. Хочется верить, что я не все успел разрушить, что было между нами.

– Между нами – это между кем? Твои дети несколько раз приезжали к тебе, с тех пор как я пришла работать в компанию, и раза три или четыре – уже когда мы стали любовниками, ноты никогда не высказывал желания им меня представить.

– Я был эгоистом. Я хотел, чтобы ты принадлежала только мне. Но я тогда не понимал, как тебя этим обижал…

– Ты хотел держать меня в рамках, – сказала она чуть хрипло, и глаза ее влажно заблестели. – К той, самой главной, части твоей жизни я не имела отношения.

– Черт возьми! Ты и есть часть моей жизни. Ты и дети. Она покачала головой, и слезы потекли из глаз.

– Пожалуйста, не плачь, дорогая.

– Не могу удержаться. Теперь можно говорить что угодно, но прошлого не изменить.

Сейчас делу могла помочь только абсолютная честность.

– Ладно. Ты права. Я действительно пытался удержать тебя в заданных рамках, оставить в неприкосновенности сердце, но у меня ничего не вышло. Я люблю тебя, Эллисон, и если ты меня бросишь, то причинишь мне еще больше страданий, чем смерть Элли.

– Я не верю тебе.

– Я знаю, о чем говорю. Я сделаю все, чтобы тебя удержать. Стоит тебе лишь сказать, чего ты хочешь, и ты это получишь.

– Все, что я от тебя хотела и хочу – это стать частью всей твоей жизни, без купюр. Быть с тобой всегда, а не только в рабочие часы в офисе и в постели украдкой.

– Мне и самому это надо, дорогая. Ты дашь мне еще один шанс? Ты готова познакомиться с моими детьми, разделить со мной мои тайны? Клянусь, я впредь не стану от тебя ничего скрывать – вроде этого расследования. Я никогда тебя не подозревал. И мне очень нужно, чтобы ты мне поверила.

Она кивнула – слезы текли по щекам.

– Позволишь ли ты мне искупить свою вину перед тобой?

И снова она коротко кивнула, всхлипнула и отвернулась.

Ладонь его скользнула по ее ключице и дальше вниз, накрыла грудь.

– Мы больше не будем держаться отчужденно на работе. Я больше так не могу. После того как я понял, что чувствую по отношению к тебе, продолжать вести себя так, словно мы чужие, невозможно.

– Это уже не имеет значения. Я подала заявление об уходе, – пробормотала она, уткнувшись ему в шею.

– Я не хочу, чтобы ты уходила. – При одной мысли о том, что он придет на работу, а там не будет Эллисон, его кинуло в холодный пот. – Но если ты уволишься, что ж, ничего не поделаешь. Только не оставляй меня. Пожалуйста, Эллисон.

– Я не хочу ни уходить от тебя, ни увольняться из «Клайн технолоджи». Но я не вынесу, если ты будешь обращаться со мной как с мебелью или даже как с секретаршей.

– Обещаю, что не буду.

Она подняла голову и с улыбкой посмотрела ему в глаза:

– О, Джордж! Я тоже тебя люблю.

Затем она поцеловала его, и та узда, в которой он держал себя все это время, внезапно лопнула.

Несколько часов спустя он прижимал ее, спящую, к себе и благодарил Бога за то, что наделил эту женщину добротой и способностью прощать.