Благословлённые Тьмой, проклятые Светом (СИ)

Глава четвертая

Толпу, собравшуюся у лазарета, Арха разглядела, стоило ей из дома выйти. Да и сложно было не увидеть такое сборище. Похоже, на вытоптанном пятачке собрались не только все Дубки, но и подтянулось население ещё из трёх — четырёх сел. Конечно, в реальности такого случиться не могло. Никто бы не пропустил сюда чужих. Просто до сегодняшнего дня ведунья не представляла, сколько в деревне живете народу. Обычно-то улицы пустовали. И если лекарка видела местных, то только издалека.

Сейчас же крестьяне стояли плотно и, кажется, чему-то с большим интересом внимали.

— А ты всё ж мне ответь! — услышала голос деревенского старосты. — Может, ты тут и дело глаголешь. Но от как нам быть? Ты, малец, одно толкуешь. А, вишь ты, проповедники-то светлых другое грят. А?

— Так нет тут никаких тайн, уважаемый, — бойко отозвался Данаш — не тот, который с рогами, а рыжий. — Вот ты же сам сказал: про Свет тебе проповедники толкуют. А видели они его? Были с ним или, может, разговаривали? Не-ет. А я тут, перед вами. Если что хотите знать — спрашивайте. Отвечу без утайки.

Пробраться сквозь крестьян делом оказалось непростым. Жители стояли плотно. Но, что странно, оглядываться-то они оглядывались. И даже смотрели недовольно. Но в ответ Арху никто не пихнул, локтем в ребра не дал и не обругал. Поворачивались, теснились, а протиснуться в первые ряды дали.

И делалось это не из какого-то особого пиетета к лекарке, а исключительно по доброте душевной мол: «Раз лезет вперёд, то ей, видать, нужнее!». В столице наглой ведунье давно и ноги отдавили, и подробно рассказали не только об её собственной интимной жизни, но и всех предков по женской линии помянули бы вплоть до седьмого колена. Пожалуй, столичным жителям было чему поучиться у местных.

— А ты сам-то со Тьмой чего? Вась-вась? Да вроде молод ещё, — хохотнула разбитная деваха, которую Арха никогда не видела.

Предположение о странных отношениях Данаша с Тьмой общественность поддержала одобрительным ворчанием и смешками. А девушка, наконец-то, протолкалась в первые ряды зрителей. И едва за голову не схватилась. Кажется, демоны решили, что девиз: «Ни дня без спектакля!» — весьма актуален. И если вчера гастроли давал Шай, то сегодняшней звездой сцены стал рыжий Данаш.

Маленькая пакость не только собрала вокруг себя всю деревню. Демонёнок ещё и на бочку взобрался, встав в картинную позу оратора. И видимо, чтобы внушительнее выглядеть, обмотал вокруг себя зелёную бархатную тряпку. Лекарка заподозрила, что в прошлой жизни эта импровизированная тога — или мантия? — была юбкой одной из леди, живущих при ставке.

— Мне васиться ни с кем не нужно, — Данаш шутки не оценил. Хотя, скорее всего, по молодости лет он её и не понял. — Замыслы свои мне Тьма открывает. Этот дар у меня с рождения.

Для убедительности рыжик постучал себя костяшкой пальца по лбу.

— С чего такая великая честь? — скептически прищурился староста.

— С того, что я сын бога! — гордо заявил паскудник. — И я вам сейчас это докажу! Но потом вы меня слушать станете безоговорочно!

Данаш напыжился, даже, кажется, щеки надул. Мордаха его покраснела, как зрелый помидор. И вроде бы, кудряшки от напряжения приподнялись. А потом демонёнок… пропал. Вместо него на бочке замерцала линза, полная клубящейся, гипнотизирующей тьмы. Она покачивалась на остром конце. Словно раздумывая — упасть ей или постоять ещё. Но смешного в этом зрелище было немного. Пожалуй, это колебание только усиливало завораживающий эффект.

По крайней мере, крестьяне трюк оценили. Надо отдать им должное, визжать и грохаться в обморок никто не стал. Но толпа слаженно ахнула и шатнулась назад. Все, кроме Архи, сложившей руки на груди и глядящей на представление не без скепсиса.

— Что? — послышался недовольный голос из-за мерцающей завесы.

— Ничего. Восхищаюсь божественными умениями, — честно призналась вредная лекарка. — И очень бы мне хотелось узнать, к чему же нас призывает божественный сын. И как мы ему служить должны? Кстати, вы личико-то своё верните, а то мы тут того… ужасаемся.

В воздухе громко хлопнуло, будто гигантские ладони ударили, и даже ветерок поднялся. А «божественное дитя» вернулось на бочку, отправив мерцающую завесу в небытие. Выглядел новоявленный пророк неважно. Данаш вспотел, как будто вокруг деревни раза три обежал. И дышал тяжело. Да и колени у него вроде бы подрагивали. Что и не удивительно. Для прямого оперирования Тьмой силы нужны — энергию она сосёт, как сами арифеды кровь.

— Служить мне уважаемые должны просто! — насупившись и глядя на не ко времени появившуюся ведунью исподлобья, пропыхтел пророк. — Дары дарить и ублажать меня всячески.

— И какие же дары предпочитает уважаемый сын бога? — поспешно перебила его Арха, опасаясь, что кто-нибудь из местных сосредоточит своё внимание на «ублажении».

Быть причастной к посвящению, пусть и теоретическому, мелкого арифеда в некоторые тайны взрослой жизни, Арха не желала категорически. Вряд ли папуля «пророка» такое бы оценил.

— Ну, какие… — рыжий застенчиво шаркнул ножкой и даже глаза отвёл. Не подготовился заранее, бедолага. Но всё-таки выход из положения он быстро нашёл. — Всякие!

Он победно глянул на девушку и, кажется, едва удержался, чтобы язык не показать.

— А какие откровения Тьмы нам поведает сын бога? — прищурилась ведунья.

Зря щурилась. Данаш ухмыльнулся весьма пакостно. Снова принял одухотворённую позу — даже руку вперёд выставил. И, возведя очи к небу, начал вещать.

— Грядёт свет, который пожрёт нивы наши и пашни, укроет непроницаемой пеленой дома и хозяйства. Отравит воду, землю и небо ядом своим. Затуманит разум и каждого свободного превратит в раба! — проповедовал он с воодушевлением, а не тарабанил, как обычно. Даже с драматическим подвыванием. — И прольют тогда слезы и младенцы, и девы, и старики. А мужьям лишь останется защищать с железом в руках дворы. Только поздно будет! Ибо когда Тьма грядёт — ничто не укроет, ни спрячет, и не спасёт!

— Свет, — поправила Арха, когда оратор взял паузу, чтобы дыхание перевести.

— Чего? — не понял пророк, видимо, охваченный вдохновением.

— Я говорю, поздно будет, когда Свет грядёт, а не Тьма. И мне кажется, что «непроницаемая пелена» звучит не очень. Если речь, конечно, о свете идёт. Уж лучше сияющая.

— Много ты понимаешь в пророчествах! — буркнул Данаш и, сопнув носом, утёрся кулаком.

— Да куда мне! — не стала спорить Арха. — Пойдём, лучше у папеньки твоего спросим и про Свет, и про Тьму. И кто кого чем укроет.

Лекарка многозначительно подняла брови, самым подлым образом намекая «пророку», что она его с бочки и за ухо стащить может. Миссия такого подхода к проблеме не оценил и глянул на предательницу враждебно. Но, всё же, слез.

— Эй, девка, погоди, — преградил им дорогу деревенский староста. — Это что ж получается? Раз вот это сын Бога, а ты его к батюшке ведёшь, значит, Бог-то рядом иль как? А, может, ты сама из этих?

Мужик мотнул головой куда-то в сторону. Видимо, показывая, что «эти», по его мнению, в березняке обитают.

— Потрясающая логика! — оценила выводы староста ведунья.

Но пояснять ничего не стала. Способствование зарождению, как, впрочем, и уничтожению новых религий в её компетенцию не входило.

Данаш топал чуть позади Архи, сопя, как рассерженный бычок, но сильно не отставал. Даже иногда шагу прибавлял, придерживая свою мантию, как придворная дама шлейф — перекинув через руку. И не забывал при этом бросать на лекарку обиженные взгляды, которые, видимо, должны были пробудить в ведовской душе совесть.

Совесть спала, и ничто её не тревожило.

— Мы, правда, к уважаемому отцу идём? — как о совсем ничего незначащем, поинтересовался демонёнок.

— Для начала мы зайдём в лазарет. А там ты мне в подробностях и красках распишешь, где всю эту ересь услышал. И кто тебя надоумил проповедовать, — успокоила его девушка. — А, заодно, поведаешь, как это ты, такой талантливый, самостоятельно научился во Тьму ходить, да ещё и жрецов обманывать?

— Каких жрецов?

Вот тут Арха и встала, как вкопанная, медленно-медленно повернувшись к «пророку».

— Только не говори мне, что никакого секрета нет. И ты просто не подумал о том, что все перемещения через Тьму жрецами отслеживаются, — проникновенно попросила ведунья.

Сын бога был ребёнком послушным, поэтому ничего он говорить не стал. Только таращился на девушку преданными белёсыми глазами. Лекарка застонала, хлопнув себя ладонью по лбу. И тут же схватила Данаша, волоча его за собой в каптёрку, к их счастью пусовавшую. Демонёнка она не слишком нежно впихнула внутрь. Захлопнула за своей спиной дверь, да ещё сверху навалилась на неё, подсматривая за тем, что на улице происходило, в щель между досками.

Убрались они вовремя. И минуты не прошло, как к толпе крестьян, расходится, кажется, и не собирающихся, притопали двое жрецов в сопровождении отряда штабной охраны.

— Толку-то бегать? — проворчала ведунья, глядя, как служители тьмы общаются с местными жителями. Надо сказать, что делали они это исключительно надменно. Их постные и в то же время высокомерные рожи даже из бывшего сарая хорошо видно было. — Можно подумать, что тут рыжие дети с белыми глазами толпами ходят.

— Да чего я сделал-то? — обиженно загудел за её спиной «пророк». — Все же так делают, я сколько раз видел!

— Где ты это видел, проклятье рыжее?

Крестьяне от общения со жрецами явно не в восторге пребывали. Судя по хмурым физиономиям, мины служителей не оценили. А некоторые пейзане уже успели и смыться под шумок.

— Как где? Уважаемая совсем того, да? — кажется, маленький наглец даже пальцем у виска покрутил. — У шатров и видел. Когда курьеры отправляются и приходят.

— И тренировался во Тьму ходить ты тоже там?

— Ну да. Я там спрятался, смотрел, как другие делают и повторял.

— Поня-атно… — протянула Арха.

Между прочим, перед девушкой нарисовалась приличная дилемма: сообщать Его Высочеству о такой дырке в охране штаба или не сообщать? То, что жрецы передвижение на территории ставки не отслеживают, не удивляло. Каждого вестового регистрировать — голова закружится. Но лазейкой и злоумышленники могли воспользоваться.

С другой стороны, помнится, ещё Адин говорил, что все эти слежки рассчитаны не на защиту от врагов. Светлые во Тьме не ходят. Скорее уж жрецы пристально наблюдали за принцем, его окружением и генералами. И кому служители доклады строчили, догадаться несложно. А «закладывать» демонёнка ей не хотелось. Всыпят же юному таланту по первое число.

Пока она раздумывала, терпение жрецов, так и не нашедших подход к крестьянам, явно заканчивалось. Один из них — высокий и тощий, похожий на подставку для пугала — властно махнул рукой, подзывая сержанта стражи. Видимо, уговоры готовы были перейти в невербальную стадию.

Мирное население угрозу просекло моментом и тут же пошло на контакт. В воздух взметнулся сразу лес рук, указующих, куда скрылся злоумышленник. Правда, указывали все в разные стороны. Ведунья не сомневалась, что и описание нарушителя будет отличаться разнообразием.

Лекарка отлипла от щели, но, всё же, задвинула щеколду.

— Ну и что с тобой делать? — проникновенно поинтересовалась она у преступника.

— А что со мной делать? — снова засопел демонёнок.

— Казнят ведь тебя теперь!

— Ка-анешно, — усмехнулся рыжий, не испытывая никакого трепета перед наказанием.

С воспитанием подрастающего поколения у Архи наблюдались явные проблемы. Ей определённо не хватало педагогического таланта.

— Ладно, — тему наказания ведунья решила обойти мудрым молчанием, — Ну а где ты этой чуши наслушался и с чего вдруг решил проповедовать начать?

— Ну а что? Они живут хорошо. Все их слушаются. Что не скажут — всё сделают. И едят вкусно. Вот самые лучшие куски — им. Чес-слово, лично видел! Кабатчик сам не съест и лордам не даст, а тем, кто на площади рассказывает про Тьму — даёт. И бесплатно! Нет, пусть уважаемая скажет, разве плохо?

Уважаемая озадаченно потёрла лоб, разглядывая воодушевившегося сына бога.

— Кабатчик? На площади? — тихо-тихо переспросила она, начиная подозревать, что происходит тут что-то очень нехорошее. — Ты где тут умудрился найти площадь, кабатчиков и светлых проповедников?

Рыжий снова насупился, завозил по дощатому полу ногой, старательно косясь в сторону.

— Я вообще много чего вижу, между прочим, — буркнул демонёнок, явно не желая отвечать на заданный вопрос. — Меня-то никто не видит, а мне ещё дома говорили, что я приметливый.

— И что же ты ещё видел?

Честно говоря, девушка уже сомневаться начала, хочет ли она услышать ответ на заданный вопрос.

— Ну вот, например, я видел, как один такой… Из этих самых, из говорящих, денег бесу давал и бутылочку такую, непрозрачную. А бес тот на кухне у принца подвизается. И как бутылочку-то эту он увидал, так вроде и на попятную пошёл. Мол: «Нет, не буду я такое творить!». А тот, который говоритель, ему ещё кошелёк дал — больше прежнего. И бес-то тот…

— Погоди, — остановила поток сознания лекарка, чувствуя, что во рту становится кисло. — Где ты это видел? И откуда знаешь, что бес при кухне служит?

— Я же говорю, что много вижу, а меня никто не видит, — гордо ответил Данаш. — А видел — там.

Демонёнок неопределённо мотнул головой, указывая на только ему ведомые дали. Но, как назло, расспросить всезнающего сына бога ведунье не позволили. Запертая дверь содрогнулась так, словно её тараном высаживали.

— Тётя Арха! — белугой взвыла Ируш. — Открывай, давай! Гони полюбовника в шею и открывай! Тама раненных привезли. Работы непочатый край. Ещё не все того. Окочурились в смысле не все.

Лекарка выругалась сквозь зубы, поспешно отодвигая засов, пока на вопли полоумной девчонки вся деревня не сбежалась. Её шутки мог понять не каждый и обязательно нашлись бы принявшие это за чистую монету. А поскольку большинству находящихся в ставке, кроме как трепать языками, делать нечего, слухи расползутся с безумной скоростью.

И что-то девушке подсказывало, чувство юмора у некоторых отдельно взятых хаш-эдов могло и в отпуск отправиться. По крайней мере, шутки про любовников Дан вряд ли оценит.

Такого количества раненных Архе видеть ещё не доводилось. Собственно, именно с ранениями она тут почти и не сталкивалась. Были обожжённые, встречались поломанные во время неудачного штурма. Но всё больше обычные больные и покалеченные в драках.

Да ещё из всех хирургов в госпиталь смогли прибыть только двое. Старший буркнул что-то про то, что они массово отравились обедом в ставке. Впрочем, такие отравления, называемые в народе «птица перепил», случались регулярно. Особенно когда прибывал новый обоз со свежей партией вин. И то, что вместо пяти положенных санитарок в наличии имелись только две, дела не облегчало. Раненых привезли явно больше, чем им было под силу принять.

— Куда ты волочёшь? Это труп уже! — рявкнул метр Тахеш, раздражённый куда больше обычного.

— Так хрипит же ещё, — промямлил растерянный солдат, пытающийся пристроить носилки на стол.

— Арха! Бегом наружу и без сортировки мне на стол не подавать!

Ведунья кивнула, тяжело сглотнув слюну, вдруг ставшую вязкой. Этого момента она ждала. С ужасом. Знала, что рано или поздно он наступит — и боялась дико. Одно дело не суметь спасти. И совсем другое решать, кому жить, а кому умирать. Это точно не её. Но не Ируш же посылать — у бесы просто знаний не хватит.

Лекарка отёрла мигом взмокшие ладони и скользнула под полог операционной палатки.

Снаружи царил бедлам. Две телеги — обычные, обозные, а не госпитальные фургоны, стояли перед лазаретом. Удерживать нервничающих, испуганных суетой и страшными запахами тяжеловозов солдатам удавалось с трудом. А смрад в воздухе стоял знатный: коктейль из крови, содержимого кишечника и мочевого пузыря — аромат военного госпиталя. Только гнилой вони ещё не имелось.

Раненных на телеги грузили как попало, вповалку. И теперь тем же макаром ёрзающие из бесящихся лошадей подводы разгружали. Те раненные, кто смогли добрести сами, потихоньку подтягивались, устало садясь, а то и падая на нежно зеленеющую травку. Стоны, крики — настоящая Бездна.

Арха снова сглотнула, заметив, как с днища телеги на землю тягуче капает кровь. В ушах у лекарки тонко, по-комариному, звенело.

— Стрисс, скоро ли меня-то посмотрят? — окликнул её бес, сидящий у самого полога.

Солдат поднял руку, демонстрируя кисть, обмотанную насквозь мокрой тряпкой. Чересчур маленькую и слишком плоскую кисть. Кажется, именно это и называлось «поражение ударно-дробящим оружием». Очень «ударно» и сильно «дробящим».

Взгляд лекарки скользнул по лицу беса, машинально отметил бледную кожу, испарину, синюшные губы и «плавающие» зрачки. «Вторичная фаза болевого шока характеризуется учащённым сердцебиением…» — заунывно затянул под черепом голос профессора Кшерра.

Взгляд ведуньи метнулся к телегам, потом снова к солдату с покалеченной рукой, к телегам — к солдату, к телегам — к солдату.

В ушах пищало всё громче.

— Ар, иди туда, — невесть откуда взявшаяся Ю тряхнула девушку за плечи так, что зубы клацнули. — Слышишь? Лекарство я и без тебя дать смогу.

Арха кивнула, впустую шевельнув пересохшими губами. И, подобрав подол, метнулась к подводам. «В столицу, в столицу, в столицу!» — колотилась в виски.

Арха за собой как будто со стороны наблюдала. И удивлялась, как спокойно и практично эта девица взялась за сортировку раненых. Быстрый осмотр и — направо, налево, к грахе, в палатку. Даже суета успокоилась, преобразившись в осознанную деятельность. И раненные перестали надсадно орать, лишь некоторые постанывали тихонечко, будто стесняясь. И лошади спокойно встали, только нервно дёргая шкурами.

Лишь раз она и пришла в себя, когда раненный, которого она велела отнести влево — к умирающим — вдруг схватил её за руку. Он что-то говорил, но лекарка его не слышала. Просто слух отключился. Арха ещё раз глянула на развороченный живот, в котором пропитанные кровью лоскуты и комки ткани перемешались с обрывками кольчуги и чем-то слишком живым. Ласково улыбнулась и расцепила пальцы солдата у себя на запястье. Только тогда и заметив, что раненый шавером был.

Наверное, это недолго продолжалось. Не так много времени и нужно, чтобы рассортировать тридцать — сорок раненных. Телеги отогнали в сторону, а ведунья, развернувшись на пятках, помчалась к операционной палатке. И споткнулась. Взгляд наткнулся на того самого шавера, лежащего в стороне. Он молчал, даже не стонал. Просто смотрел в небо. Лишь потому, что веки его медленно опускались, а потом снова поднимались, и можно понять — он всё ещё жив.

Нет, Архе не стало его жалко — все эмоции вообще куда-то подевались. Просто он ей напомнил кого-то. Не Ирраша — они с раненым походили друг на друга как любые два «кота». Кого-то другого…

«Нет, не помню… — всплыло откуда-то. И её собственный ответ, ехидный и колкий. — Не поверите, я тоже».

Ведунья медленно, с трудом переставляя вдруг ставшие деревянными ноги, подошла к лейтенанту — теперь-то она заметила нашивки. Но даже на колени не встала, смотрела сверху вниз. Шавер с явным трудом сфокусировал на ней взгляд.

— Узнала? — губы у него скривились, наверное, улыбнуться попытался. — Я знал, что так и встретимся. Когда услышал, что тебя сжечь собирались, а потом про отмену приговора, тогда и понял: встретимся. Я подыхать буду, а ты смотреть. Мне ещё твоя бабка высшую справедливость обещала.

Говорил он спокойно и ровно, даже дыхание было чистым, словно это и не у него вместо живота дырка до позвоночника. И это могло означать только одно — дышать ему осталось недолго.

Сказать, что дальше Арха действовала обдуманно — сильно преувеличить. Под черепом только бахнуло один раз: «Еретические высказывания и действия, принесение жертв лже-Богине, ведовство, чаровство…». Но она отмахнулась от гундосящего голоса, как от назойливой мухи. А больше никаких связных мыслей и не было.

Просто ведунья опустилась-таки на землю, доставая из-за пазухи кристалл, которые не разгорелся, а сразу и очень ярко вспыхнул зелёным, превратившись в шар чистого света. Она даже и не молилась, а будто руку протянула в сияние. Мысленно протянула — обе её ладони лежали по бокам от раны. Но пальцы лекарки сжали дружелюбно и ободряюще. А потом осталось только тепло и запах яблок.

Очнулась Арха от того, что кто-то отвесил ей чувствительного пинка. И только пару секунд спустя до неё дошло, что никто её не пинал. Это она сама на задницу села. А земля твёрдая.

Девушка огляделась, соображая, что по-прежнему находится на площадке перед лазаретом. Только тихо вокруг. Все, кто тут был — солдаты, раненые, возчики — молчали и пялились на неё. И старший хирург, стоявший, придерживая рукой полог операционной палатки, тоже молчал.

Но именно он первым голос и подал.

— Насколько вас ещё хватит с этим вашим сиянием? — строго поинтересовался метр Тахеш.

Ведунья неуверенно пожала плечами, не слишком хорошо поняв сути вопроса.

— Значит, будете работать, сколько потребуется, — отрезал медик. — Прошу к столу.

Арха неловко поднялась, сжимая в ладони слегка пульсирующий кристалл, послушно направившись к палатке. И только на пороге догадалась обернуться. Её отец спал — лекарка видела, как спокойно и ровно поднимается его грудь.

Тогда-то до неё и дошло, что она первый раз исцелила! Не помогла, не подпитала Жизнь, не посмотрела, что там внутри творится, а исцелила!

Правда, ведунья не была уверена, что сможет повторить этот трюк.

Впервые за всё время жизни в Дубках, Арха обрадовалась, увидев свой дом тёмным. Раньше неосвещённые окна становились прямым приказом к унынию и началу сожаления о собственной загубленной молодости в духе: «Никто меня не любит, никому я не нужна!». Сегодня же вечером она очень хотела быть никому не нужной. Разговоры на извечные и, несомненно, актуальные темы «Опять?», «Сколько можно?!» и «Ты дура!» в данный момент вполне могли заменить колесование. Или четвертование. В общем, лишними они казались.

Но, уже привычно придерживая калитку, ведунья осознала: не пронесло. Во-первых, Ир на неё так и не прыгнул. А отвлечь щенка от любимой развлекухи способен только ещё более любимый рогатый, видимо, засевший в доме. А, во-вторых, лекарка хаш-эда чувствовала — тут он, рядом совсем. Завис всего в нескольких шагах провалом в Бездну, в сердце которой бушует тёмное пламя.

Арха аккуратно прикрыла за собой калитку и с минуту пыталась справиться с запором. Щеколда всё никак не желала вставать на своё место. В конце концов, поняв, что замок она сейчас выдерет с мясом, девушка тяжко вздохнула и, нога за ногу, поплелась в дом. Никогда раньше она не жалела о том, что не курит. Был бы повод задержаться на крыльце. А за это время демон, может, и делся куда. Например, провалился в эту самую Бездну с пламенем.

Не делся. Сидел, опершись рогатым затылком в бревна стены. Руки, понятное дело, на груди сложил. А глаза в темноте подсвечивались красным. Бесится.

В ногах Его лордства гордым сфинксом замер Ир, демонстративно отвернув от хозяйки морду. И этот предатель.

— Ты ужинал? — обречённо спросила Арха, ни на какой ответ, естественно, не надеясь.

Лекарка его и не получила. Пришлось вздохнуть ещё тяжелее. А что ещё делать, если в качестве воспитательных мер твой любимый мужчина прибегает к методике «Я всё решил — слушать меня и строиться в три шеренги»? Вот сейчас помолчит-помолчит, а потом как выдаст эдакое, отчего только вешаться и останется.

И сил спорить нет никаких. Ведунья себя не то, что усталой — выжатым жмыхом чувствовала. Вот всё масло до капельки из неё выдавили, оставив сухую труху. Арха села на скамью, поставив локти на стол и с силой потерев ладонями лицо. И только тогда поняла, что она из лазарета уплелась, как была — в косынке и фартуке. Между прочим, грязных и заляпанных всяким — разным.

Этот-то факт её и взбесил. Основательно так взбесил, с места в карьер, до стиснутых зубов и багровой пелены перед глазами. Ей бы вымыться, закинуть в пусто сосущий желудок что-нибудь и рухнуть в постель. А не в очередной раз выслушивать объяснения, почему она идиотка.

Лекарка сцепила пальцы в замок — до побелевших костяшек сцепила — и аккуратно, как будто они стеклянными были, положила на стол. И вот когда она себя практически убедила, что воплями с проблемой не справиться, демон решил заговорить. Нашёл, конечно, время!

— Арха, я не знаю, как ещё донести до тебя мысль…

— Дан, скажи мне, пожалуйста. Вот то, что я ведунья, тебе сильно мешает жить? В смысле то, что я лезу, куда меня не просят, помочь всем пытаюсь и конспирацию нарушаю, сильно мешает?

— Сейчас речь не о моём комфорте, а о…

— Нет, речь именно о нем, — Арха уже второй раз перебила демона, чего раньше не случалось. Наверное, поэтому хаш-эд и заткнулся — от неожиданности. — Ответь, пожалуйста, на мой вопрос и без всяких: «Я о тебе забочусь» и «Боюсь тебя потерять». Просто факт. Тебе это сильно мешает?

Естественно, свой ответ Его Лордство предварил паузой. Может, действительно слова обдумывал. А, может, обстановку нагнетал. Честно говоря, ведунье было плевать. У жмыха эмоций не бывает.

— Сильно, — наконец, выдавил из себя Дан.

— Отлично, — тут же откликнулась лекарка. — Осталось выяснить, насколько сильно. Потому что если ты не можешь с этим смириться, то нам остаётся только помахать друг другу ручкой и пожелать счастья в дальнейшей жизни.

— Не понял… — тяжело ответил демон.

— А я сейчас объясню, — кивнула Арха. — Даже спорить не буду, бросаться на помощь кому ни попадя, при этом кристаллом размахивая — это идиотизм. Я даже не буду говорить, что в большей или меньшей степени мы все тут… Первой попавшейся юбку задирать даже имени не спросив, тоже не слишком умно. Или, например, громогласно заявлять, что вам с императрицей не по пути, — Дан дёрнулся было, возразить, вероятно, хотел. Но лекарка упрямо мотнула головой, — Нет, ты выслушай, пожалуйста. Итак, это глупость чистой воды. Только вот это я — такая, какая есть. Когда-то я тебе уже говорила: к святым себя не отношу. Например, я в курсе, что сейчас в Горколе не сахар. И больных хватает. Вполне возможно, что и дети там с голоду умирают. Но я их не вижу. Поэтому мне всё равно. Подкоп рыть не полезу и хлеб через стены кидать не стану. Честно говоря, их страдания мне спать не мешают. Потому что, ещё раз: я их не вижу.

Дан, как его и просили, застыл неподвижной, а, главное, молчаливой статуей в своём углу — даже тень рогов на стене не шевелилась. Только два уголька в провалах глазниц медленно пульсировали. Честно говоря, выглядело это жутковато. Бледное лицо белело во мраке, как череп. И две огненные, живущие точки.

— Но есть те кто… Как вы их называете? — Арха досадливо прищёлкнула пальцами, пытаясь подобрать слова, — В зоне вашей ответственности? Я не совсем демон, но, всё-таки, наполовину шаверка. Видимо, у меня эта «зона ответственности» тоже есть. Раньше в неё попадали те, кому я просто могла помочь. Вот тут и сейчас. Могу помочь, значит, должна, — лекарка для убедительности постучала костяшкой пальца по столу. — Вы мне много и долго рассказывали, какая я «умная», что ломанулась ту девчонку в госпитале спасать. Попробуй сейчас понять: не думала я тогда ни об инквизиции, ни о студентах. Да я даже не думала о том, что к Богине взываю. Просто был тот, кого я могла спасти. И были методы, которыми я могла спасти. Всё, ничего больше! Вы называете это идиотизмом. В принципе, я с вами согласна. Но знаешь, что мне сегодня старший хирург сказал?

Дан послушно помотал головой.

— Он сказал: «Вы очень профессионально работаете». Не «применяете незаконные методы», не «занимаетесь ересью», а «профессионально работаете». Ему плевать, как и почему раненые в живых остаются. Кстати, больным на это тоже наплевать. Для них религия — это: «Да помогите мне кто-нибудь!».

— Это демагогия, — глухо подал голос Дан.

— Хорошо, — легко согласилась Арха, — Только ни когда я Адаша лечила, ни когда я Адина оперировала, ни когда я тебя самого из Тьмы вытаскивала, ты это демагогией не считал. И не надо зубами скрипеть. Оттого, что мы это не вспоминаем, истина не перестаёт быть истиной, как говаривает принц. Вот такая я. У меня тоже есть своя зона ответственности. Наверное, сейчас она стала поуже. Не знаю, честно говоря. Не узнай отца, стала бы помогать? Не знаю… Но я лечила, лечу и лечить буду. Всеми доступными мне методами.

— Ты не понимаешь! Речь о твоей жизни идёт и…

— Прекрасно понимаю, — снова перебила его ведунья. — Речь действительно идёт о моей жизни. Дан, у тебя был шикарный шанс воспитать из меня комнатную болонку. Ты им не воспользовался. А теперь уже я не хочу становиться просто «любовницей лорда Харрата». И, раз уж пошёл такой разговор, попробуй оценить всё с моей точки зрения. Я никогда тебя ни о чём не просила. Один раз поклялась не идти вразрез с твоими желаниями — и не шла.

— Кроме как сегодня.

— Да, кроме как сегодня. Но! Ты сказал: «Ничего не жди!» — я не ждала. Ты сказал: «Будешь со мной!» — я была. Ты чётко дал понять, что есть наша жизнь, а есть твоя жизнь. Я жила в том кругу, который ты для меня очертил, и за его пределы не лезла. Я хотела быть с тобой, и была — на твоих условиях. Но теперь, если ты хочешь быть со мной, то примешь меня такой, какая я есть.

— Ты сама понимаешь, о чем говоришь? Из-за твоей прихоти размахивать стекляшкой и посылать лучи добра, я тебя вообще потерять могу! — пророкотал демон.

— Неужели? — ведунья выпрямилась и усмехнулась. — А сколько у меня шансов потерять тебя, пока ты в войнушку играешь? Или мне напомнить, что лорду Харрату место не в патрулях, разведках и вылазках, а в штабном шатре? Я тебе по этому поводу хоть слово сказала?

— Не сравнивай! Это не одно и то же! — Кажется, демон начал всерьёз заводиться. — Я мужчина!

— Тьма, разве я это отрицаю? Ты мужчина — я женщина. Ты принимаешь решения — я им следую. Ты защитник — я у тебя подмышкой. Ты воин, поэтому я доспехи на себя не цепляю и воевать не лезу. Но я женщина, лекарь и ведунья!

— Вот именно, — зарычал Дан так, что Ир даже к полу припал. — А в этом мире для ведуний нет места!

— Так если ты мужчина и так дорожишь мной, создай мир, где мне есть место! — заорала в ответ Арха, вскакивая, упираясь обоими кулаками в стол. — Ты же всесильный! Ты же всегда добиваешься того, чего хочешь! Или, может, ты не меня хочешь, а постельную грелку, куклу послушную? Так поищи, при чем тут я?!

Хаш-эд тоже вскочил, буравя лекарку разгорающимися алым глазами. Постоял молча и широкими шагами вышел за порог. Едва не снеся по пути дверь.

«Если не хочешь мужчину унизить — не бей его ниже пояса, — глубокомысленно протянул здравый смысл. — А если хочешь, тем более не бей. Не оценит!».

Ведунья тяжело опустилась обратно на скамейку. Ир подполз, тихо поскуливая, положил на колени тяжёлую башку.

Даже плакать, почему-то не хотелось.

Демон и сам не знал, где находился — в бреду, реальности или насланных галлюцинациях. Кажется, вырубился он всего на мгновение. А потом опять услышал звуки уже затихающего, но боя. Случайный лязг оружия, судорожные всхрипы дорезаемых раненных, гортанные приказы арелима. Или всё же это была женщина? Кажется, когда её крылья загородили от него неба, Ирраш заметил выпуклости грудей под неизменным жилетом…

А потом он почувствовал, как его тащат. Тянут за шиворот, волочат по земле. И мелкие веточки вместе с прошлогодней травой и мокрыми склизкими, словно компресс, листьями забиваются под задравшуюся на спине куртку. На лицо ему капало горячим, пахнущим медью. И от вони звериной пасти горло перехватывало. И ещё привычно, почти уютно навевало мокрой кошачьей шерстью.

Может быть, это и был тот Предок, который встречал всех шаверов на пороге Тьмы? Только вот почему он волочил Ирраша, вместо того, чтобы позволить встать на ноги? Мало чести въехать в вечность, собирая задницей лестной мусор.

Но подняться он так и не сумел. Наоборот, снова начал тонуть в чернилах, пока они не накрыли с головой, заглушив все звуки.

Тьма никуда не делась и потом. Демону показалось, будто он очнулся. По крайней мере, такую боль в груди придумать сложно. Да и лицо горело, словно его мордой в костёр сунули, а вытащить забыли. И тело своё, избитое и покорёженное, Ирраш воспринимал вполне реально. Не видел только ничего.

Шавер попытался сесть, поднял руку. Кажется, на глаза какой-то шутник намотал толстую тряпку. Но определиться ему не дали. Запястья перехватили и пихнули в плечо, заставляя улечься обратно. Не сказать, что доброхот был силен. Это демон ощущал себя слабым, словно котёнок.

— Ложитесь, вам нельзя вставать, — раздался во Тьме голос.

Который Ирраша, мягко говоря, озадачил. Предполагалось, что в Бездне обитают ушедшие демоны и их предтечи — ребята малоприятные. А голосок ну никак не мог принадлежать когтисто-зубастому существу, если шавер вообще что-то понимал. Скорее он напоминал… да Тьма знает, что он там напоминал! И Арху, когда она над пациентами ворковала. И няньку из прочно забытого детства.

Но приятный голос, ничего не скажешь. Молодой, но не слишком высокий, на ухо он ложился приятно, с лаской.

— Я где? — хотел спросить демон.

Но толкового у него ничего не вышло. Так, хрип невнятный. И вдобавок ко всему заболело ещё и горло. Но, всё же, что-то понятное он выдать сумел.

— Вы в поместье лорда Хэрд ашэр Наош арш Карсаш. А я его дочь, мистрис Ллил аруш Наош.

Мозги хоть и нехотя, с ленцой, но переварили любезно предоставленную информацию. Карсаш — маленький и ничего не значащий надел на самой границе Зеленодола и долины Кенгарш. Почти территория Света. К слову сказать, находился этот земельный клин почти в двух сутках конного пути от того места, где на отряд Ирраша напали. Хорошо это или плохо, шавер оценить оказался не в состоянии. Привычная сетка ценностей работать отказывалась.

Ну а девица, судя по фамилии, незаконнорождённая, но признанная дочка какого-то провинциального мельхома. Только имя странное. Ллил? Непонятно. Да и Тьма с ней.

— Как я тут очутился?

Ну, в смысле этот вопрос для шавера сейчас казался наиболее актуальным. Правда, озвучить ему удалось едва ли половину фразы. Да ещё и рот ему заткнули. В горло полилась тягучая, тошнотворная, пахнущая мёдом жидкость. Ирраш хотел её немедленно выплюнуть, но кисель смягчил горло, словно волной прошёлся. Пришлось глотать.

— Добрые крестьяне нашли вас рядом с дорогой, — как будто мысли его прочитав, закурлыкала девица, — сначала, конечно, они испугались. Не стоит их винить за это. Шаверы в наших местах гости нечастые. Но потом они вернулись и привезли вас сюда. Вы трое суток были без сознания. Но сегодня с утра жал прошёл и вот вы пришли в себя. Теперь, надеюсь, быстро пойдёте на поправку.

— С глазами… что? — выдавил-таки Ирраш почти связно.

Видимо, зелье действительно оказалось целебным.

Девица замялась. Демон ничего не услышал и, понятно, не увидел. Даже не учуял — нос забивала вонь трав и снадобий. Он почувствовал неуверенность этой… Ллил.

Шавер не без труда нашарил на постели её руку, сжал так, что сиделка испуганно пискнула.

— Говори! — приказал.

И вот это вышло как надо — чётко и властно.

— Я не могу вам сказать ничего определённого, добрый господин, — промямлила она. — У вас сильно обожжено лицо и веки. Кожа уже подживает, но…

— Та-ак, — Ирраш глубоко втянул воздух и длинно выдохнул через нос, заталкивая разбухающую панику подальше, — ладно. Посмотрим.

— Если Тьма будет к нам добра…

— Ты не слишком на доброте зациклилась? — усмехнулся шавер. Всё же возможности свои он переоценил. Голос звучал как у охрипшей вороны. — И крестьяне-то у тебя добрые, и я. Даже Тьма на доброту способна.

— Так ведь злых существ и не бывает, — ответила блаженная и даже, кажется, плечами пожала.

— Угу. А отделали меня так то же, несомненно, добрые светлые. По доброте душевной.

По правде говоря, Иррашу было плевать и на её бред, и на всю доброту на свете. Не вскочить бы, да не начать крушить, что под руку попадётся. Или биться башкой о стену. Или выть. Или выкинуть что-нибудь ещё столь же осмысленное и полезное.

— Злых существ нет. Но любой способен на злой поступок. Только сейчас, я думаю, вам стоит поспать и ни о чём не думать. Всё равно изменить то, что уже случилось, мы не в состоянии. Нужно подождать несколько дней. И только потом думать, как поступить дальше. Может, я могу кому-то сообщить, что с вами стряслось, и где вы находитесь?

— Нет! — ответил Ирраш слишком поспешно и снова сжал руку девчонки.

Ещё не хватало, чтобы его в таком состоянии кто-нибудь видел! Тогда Дан, естественно, исходя из добрых побуждений, его точно отправит гусей пасти. А, может, крестиком вышивать. Шавер ему и так в последнее время не слишком нужен…

Нет уж, лучше сдохнуть.

— Нет, — повторил демон уже спокойнее, — не надо никому сообщать. Пока не станет понятно, что там с глазами.

— Как скажете, — покорно согласилась сиделка. — А теперь попробуйте поспать.

Предложение выглядело совсем неплохо. Если бы его ещё можно было в жизнь воплотить. Лучше бы он вообще в себя не приходил.