Блитвуд

Я мельком взглянула на худенькую блондинку в синем и получила ещё одну кроткую улыбку.

— Тем не менее, права голоса она не имеет, — добавила миссис ван Хассель, свирепо посмотрев на мисс Шарп. — Вместе, втроём, мы решим, подходишь ли ты для Блитвуда. Школа ведёт самый строгий отбор. Лишь одно семейное наследие не даст вам признания, как и уважение к вашей недавней тяжелой утрате, хотя лично я хотела бы отметить, что Совет выражает вам соболезнования.

Три женщины лаконично склонили головы, тем самым заставив меня посмотреть на искусственные глаза-бусинки трёх ворон на вершине их шляп, которые не выказывали никакого сочувствия к тому, что у меня умерла мама.

— Итак, — произнесла миссис ван Хассель, — перейдём к экзаменовке. В Блитвуде мы придерживаемся строгих правил классики и атлетики. Вы, кажется, физически подходите…

— Она немного худощава, — сказала миссис Джонс с голодным взглядом в глазах, который предполагал, что она, возможно, захочет чуть-чуть откормить меня, прежде чем заколоть меня на ужин.

— И бледна, — добавила миссис Фиск, наклоняя голову в мою сторону подобно тому, как дрозд старается расслышать червей в земле.

— Уверена, тон её лица улучшится при систематическом распорядке в стрельбе из лука и колокольном звоне, — заявила миссис ван Хассель. Несомненно, она была здесь главной. Возможно, она даже самолично будет решать, отправлюсь ли я в Блитвуд: — Не хотели бы вы задать первый вопрос, Лукреция?

Мисс Фиск прочистила горло и задала мне провести сопряжение глагола incipio на всех временах, наклонениях и залогах. Я сделала глубокий вдох и с жаром принялась спрягать глагол, испытав благодарность маме за то, что она каждый день за чаем проводила проверку моих знаний латинского языка. Когда я закончила, миссис ван Хассель проинформировала меня, что я исковеркала превосходное сослагательное наклонение, и дала указание мисс Шарп присудить мне семь баллов из десяти. Затем она попросила меня изложить сказание о Ниобе, выраженное у Овидия. И экзамен продолжался в таком духе, включая в себя большое количество латыни, греческого языка, мифологии, английской поэзии и этимологии, вместе с целым разделом коллективных существительных.

— Ликование жаворонков. Стая сов. Скопление бобров, — ответила я, радуясь и удивляясь, что странная концентрация внимания моей мамы на «языке охотников», как она называла такие термины, наконец, пригодилась.

Когда я успешно ответила на каждый вопрос, до меня дошло, что всё моё свободное время она проводила, подготавливая меня к этому экзамену. Не означало ли это, что она хотела, чтобы меня приняли в Блитвуд?

После того, как я ответила на последний вопрос, миссис ван Хассель попросила мисс Шарп передать ей посмотреть записную книгу. Она стала тревожно перелистывать страницы, мисс Фиск и мисс Джонс всматривались поверх её плеч, их головы раскачивались так, что мне снова стало казаться, будто три вороны отбирали мои ответы, как зёрна в траве.

— Не так уж и плохо, — сделала вывод мисс ван Хассель, передав записную книгу обратно мисс Шарп, — но чтобы стать Блитвудской девушкой требуется большее, нежели интеллект и образование. Должен быть характер. Мисс Шарп, не могли бы вы выйти на минутку?

Мисс Шарп оторвала взгляд от записной книги, на её лице было написано удивление, которое мгновенно погасло от того, что она увидела в выражении лица миссис ван Хассель. Она мельком взглянула на меня и затем быстро развернулась и преклонила колени, чтобы собрать какие-то книги, что лежали рядом с её креслом на полу. Моё внимание привлёк звук, раздавшийся за моей спиной. Как только я стала поворачиваться, я осознала, что звук происходил внутри моей головы. Это был низкий звон, извещавший об опасности. Неужели три женщины были в опасности? Но повернувшись, я обнаружила, что женщинами они больше не были.

Три огромных пернатых создания взгромоздилось на длинный чёрный с позолотой стол. Пока я наблюдала за ними, одно из них раскинуло крылья и бросилось к хрупкой белой шее мисс Шарп. Не зная, что собираюсь делать, я вскочила на ноги и встала между птицей и мисс Шарп. Я услышала звук гулко бившихся крыльев, почувствовала прикосновение перьев к своей щеке и царапанье когтей на своём запястье… и затем я уже ничего не чувствовала кроме воздуха. Я споткнулась об мисс Шарп, которая удивившись, подняла голову и придала мне устойчивости рукой. Я резко развернулась и встала лицом к созданию, но вновь обнаружила лишь трёх женщин, степенно сидевших за столом, их глаза невозмутимо за мной наблюдали.

— Превосходно, мисс Холл. Мы считаем, что вы прекрасно подойдёте Блитвуду. Послезавтра ровно в полдень мы ожидаем вас на кампусе.

ГЛАВА 6

Я вышла вместе с мисс Шарп, спокойная манера держаться которой подсказала мне, что ничего такого необычного она не пережила в библиотеке. Её откровенное жизнерадостное одобрение опровергало какие-либо подозрения на уловки. Неужели мне почудилось, что огромная ворона нападала на неё? Были ли у меня галлюцинации, как и в «Бельвью»? От этой мысли меня стало тошнить. Я надеялась, что эти видения были результатом шока от пожара, от удара головой при падении или наркотиков, которыми накачивал меня Доктор Причард. Но если я всё ещё страдала галлюцинациями…

— Мои поздравления, мисс Холл, — произнесла мисс Шарп, как только мы спустились по лестнице. — Уверена, вы отлично справитесь в Блитвуде. Вы превосходно владеете классикой и мифологией. Ваша мать хорошо вас обучила. Она была бы вами очень горда.

— Похоже, всё это время она готовила меня к этому экзамену.

— Возможно.

Мисс Шарм задержалась на нижней ступеньке и повернулась ко мне, её мягкие элегантные черты лица были подёрнуты обеспокоенным взглядом. Так всё-таки она видела нападение вороны? Мне хотелось узнать это.

— Или, может быть, она просто делилась с вами тем, что любила. В лучшем случае, Блитвуд вселяет любовь к обучению в своих девушек, и желание делиться этими знаниями с другими.

— Вы посещали Блитвуд?

Она улыбнулась. «Печальная улыбка», — подумала я.

— Большая часть преподавательского состава — выпускницы. Я получила свою степень бакалавра в Барнард-колледже и преподавала в школе Спенс для девочек, но ужасно тосковала по Блитвуду. Не могу описать тебе как была рада, когда получила эту должность. Боюсь, в Блитвуде есть один недостаток, — она прикоснулась к моей руке и серьёзно посмотрела на меня. Мне стало интересно, собиралась ли она рассказать мне, что школа увязла в старых обычаях, но вместо этого, она склонилась ближе ко мне и прошептала: — Он настолько прекрасен, что нет ни единого места, которое когда-либо сможет сравниться с ним. Вы всегда будете страстно желать туда вернуться.

* * *

Агнес ожидала меня на улице. И когда она увидела мисс Шарп, её лицо засияло.

— Ви, — воскликнула она.

— Агги!

Обе женщины бросились в объятия друг друга и закружились на тротуаре, едва не столкнувшись с тучным бизнесменом в шляпе-котелке, чем вызвали неодобрительные взгляды от группы дам, выходивших из ателье. Тем не менее, они не обращали внимания ни на кого, кроме друг друга — даже на меня — когда начали обмениваться подробностями их личных жизней, начав с момента выпуска. Как только Агнес узнала, что Вионетта Шарп будет преподавать в Блитвуде, она повернулась ко мне.

— Теперь у меня нет вообще никаких сомнений насчёт твоего отъезда, поскольку Ви за тобой там присмотрит. То есть если…

— Она принята, — объявила мисс Шарп. — Она с блеском прошла экзамен.

— Я знала, что она справится, — сказала Агнес, вытянув один из своих слишком больших носовых платков из сумочки и слегка промокнув глаза. — Эвангелина хорошо её обучила.

Обе женщины пришли в чувства от упоминания моей матери.

— Было очень прискорбно услышать о Вашей матери, — угрюмо сказала мисс Шарп. — Она была на несколько лет обучения старше меня в школе, и я весьма восхищалась ею, — я заметила, как на её лицо легла тень, и задалась вопросом, не размышляла ли она об обстоятельствах изгнания мамы, но вместо этого она произнесла: — То, что я сказала ранее о том, что Блитвуд настолько прекрасен, что ни одно место не сравнится с ним — я не подразумевала, что мы должны просто принять то как испокон веков там ведутся дела. Есть те из нас, кто считает, что должны быть перемены — особенно после того последнего происшествия.

Агнес издала сдавленный звук и резко одёрнула мисс Шарп. Они склонили друг к другу головы и зашептались, в то время как я стояла в нескольких футах от них, глупо себя чувствуя. Спустя несколько минут они вернулись ко мне.

— Прости, Ава, — сказала Агнес, на фоне веснушек её лицо казалось бледным. — Нам с Вионеттой надо было… хм… обсудить несколько деталей о том, что тебе потребуется в школе.

— Да, — согласилась мисс Шарп с понятливой, но нервной улыбкой. — Место так сильно изменилось с того времени, как мы учились там… всё ещё меняется… Но простите мне мою болтовню, тогда как вы, должно быть, изнурены после экзамена. Ещё раз примите мои поздравления. С предвкушением буду ожидать вас на своих уроках литературы. А ты… — она повернулась к Агнес, — приезжай навестить. Ты всегда можешь остановиться в городе в доме моих тётушек.

Затем она оставила нас одних и поспешила в сторону центрального вокзала, между тем как мы с Агнес зашагали к Пятой Авеню и свернули на север.

— Я так довольна, что Вионетта Шарп будет твоим учителем. Она была лучшей в нашем классе, но никогда нисколечко не воображала на этот счёт.

Агнес продолжала весело и счастливо болтать, пока мы возвращались в дом бабушки, открыв свой громадный зонтик, когда начался дождь. Она была настолько рада, что я не смогла рассказать ей о том, что видела в конце моего интервью. «Должно быть мне причудилось», — решила я, и если я воображала такие вещи, как много пройдёт времени, прежде чем у меня начнётся некого рода бредовое состояние, в каком я пребывала в «Бельвью»? Что если Доктор Причард был прав и моё место, в самом деле, в психиатрической клинике? В конце концов, у моей матери были галлюцинации, и она убила себя, систематически попивая настойку опия. Что если в семье были случаи душевных заболеваний и это были первые признаки? «Нет, — решила я, когда мы вошли в декорированное мрамором фойе, и Агнес побежала сообщить бабушке, которая вернулась из своей поездки в северную часть штата, хорошие новости, — я не буду портить торжество и лишать себя любой возможности поехать в Блитвуд, рассказав кому-либо о том, что увидела».

* * *

Новость о том, что мне необходимо явиться в Блитвуд на следующий день, погрузила дом бабушки в полнейший переполох. Слуги были отосланы на Дамскую милю, чтобы забрать заказанные нами предметы. С чердака был вытащен большой чемодан и поставлен в моей комнате. Платья и юбки, которые доставили от мисс Джейнвэй, были осторожно завёрнуты в слои тонкой бумаги и сложены в чемодан. Поскольку времени посылать блузки назад мисс Джейнвэй, чтобы нанести эмблему Блитвуда, уже не было, Агнес добровольно вызвалась сесть вместе со мной и научить меня как самой их нашить.

Я была рада быть чем-то занятой. С тех пор как мы вернулись с моего собеседования в Совете, на улице шёл очень сильный дождь, и мы не могли выйти на нашу обычно принятую прогулку в парк. Дождь наполнил бабушкин роскошный особняк тенями и сделал его похожим на мавзолей. Даже светлая, жёлтая с белым спальня моей матери казалась мрачной.

Когда я склонилась над шитьём, мне представилось, что я заметила какие-то движения в углах — сгустки теней, похожих на дым, которые я видела в больнице — но всякий раз, когда я поднимала голову, там не было ничего, кроме теней от штор, двигавшихся от лёгкого ветерка. Агнес выглядела такой же нервозной, как и я себя чувствовала, вздрагивая каждый раз, когда ливень внезапно ударял в окно.

— Что-то не так, Агнес? — в итоге, поинтересовалась я. — Это имеет какое-то отношение к тому, о чём говорила мисс Шарп? О «последнем происшествии»?

У Агнес соскользнула игла, и она уколола палец. Капля крови упала на кружевную отделку блузки, на которой она вышивала.

— Ви не должна была ничего говорить, — произнесла она, вскочив на ноги и погрузив блузку в умывальную раковину. — Тебе не нужно беспокоиться по этому поводу. У тебя будет всё хорошо в Блитвуде, — добавила она, неистово очищая пятно крови, как будто его удаление сможет изгнать какие-либо дурные мысли, над которыми она размышляла; что, как я предполагала, было связано с тем, о чём они шептались с мисс Шарп.

Агнес одарила меня улыбкой, которая была наигранно весёлой, как шёлковые цветы, которые женщины носили на своих шляпках в этом сезоне, когда она повесила влажную блузку на карниз, чтобы просушить. Затем она взяла английскую блузку с длинным рукавом, на которой я только что завершила вышивку.

— Ты блестяще усвоила стежок пера! — сказала она, безусловно решив сменить тему разговора. — Нет ничего, о чём стоит беспокоиться!

* * *

Спать я легла рано, но хорошего ночного сна у меня не вышло. У меня были видения, в которых я бежала сквозь тёмный ночной лес, преследуемая сама не знаю чем. Охотничьи собаки лаяли, в рог трубили, пока я пробиралась через густые колючие заросли, которые царапали мои голые ноги и руки. Я могла слышать, как приближались собаки, их завывания стали более дикими, когда они учуяли меня.

Стрела со свистом пролетела мимо меня, её острый край рассёк мою щёку, конец стрелы с глухим стуком вонзился в ствол дерева, чуть выше меня. Воздух неожиданно наполнился стрелами, летевшими вслед за мной, подобно стае птиц, вспорхнувшей из поросли. «Молодняк дикой утки, — я поймала себя на невнятном бормотании: — град стрел, стая сорок». Я выкрикивала термины, как будто они могли спасти меня от приближавшихся собак (собаки-ищейки… нет, вой собак), словно они были волшебными чарами, но они мало помогали. Я могла почувствовать тепло собачьего дыхания на своих пятках и скрежет их клыков… а затем, прямо сквозь кусты густой ежевики появилась тянущаяся ко мне рука, чтобы вытащить меня в безопасное место.

Я подняла взгляд и увидела лицо, освещённое лунным светом — лицо темноглазого молодого парня, который спас меня от пожара, завитки его чёрных волос необузданным ореолом окаймляли лицо — ореолом, который, казалось, сливался с короной чёрных крыльев, силуэтом вырисовывавшихся в лунном свете.

Я почувствовала ту же искру, как и в тот день, когда впервые его увидела, только теперь она вспыхнула пламенем, как только он взял мою руку и вытащил меня из ежевики, собаки пытались укусить меня за ноги, когда мы порхнули в воздух. Он крепко прижал меня к груди, и мы полетели высоко над лесом. Я посмотрела вниз и увидела под нами разлившуюся серебром реку, укутанную длинными нитями тумана, а рядом с рекой из серебристой мглы возвышалась каменная башня. Моё сердце заколотилось сильнее от созерцания долгого падения, но затем я услышала биение крыльев, биение его сердца и ощутила успокоение от его медленного надёжного ритма и силы его рук.

«Я не позволю тебе упасть», — я услышала слова в своей голове, но понимала, что они исходили от него, точно так же, как я знала, что он подразумевал то, что говорил.

Но затем что-то пролетело мимо его лица, и я услышала кошмарный звук железа, поражающего плоть, и его вопль… и затем мы стали падать. Серебристая мгла поднялась, чтобы встретить нас, колокол на башне благовестил наш похоронный звон. Я потянулась к нему, но осталась лишь с пригоршней перьев.

Я резко проснулась, размахивая руками, чтобы предотвратить своё падение, и обнаружила себя в кровати в доме бабушки. Я со всей силы зажимала черное перо — которое взяла с собой и положила под подушку — в потных руках. Дождь прекратился, и лунный свет лился сквозь открытое окно, холодный ветер шелестел кружевными занавесками, создавая звук, сродни крыльям. Колокола в близстоящей церкви отзвонили полночь. Я встала, чтобы закрыть окно. Когда я пересекла комнату, то заметила странный узор на стенах и полу — узор чёрных крыльев, расходящихся в лунном свете.

Чёрные крылья на фоне лунного света, лицо темноглазого молодого парня, который превратился в крылатое создание…

Я подняла руки и увидела отпечатки крыльев на своей белой коже и, опустив взгляд вниз, я обнаружила точно такой же узор на своей белой ночной сорочке и голых ногах. Я была покрыта крыльями, была созданием, как молодой парень из моего сна.

Что-то налетело на оконное стекло. Я подбежала к окну и посмотрела вниз. Внизу, во внутреннем дворе я увидела фигуру, стоявшую под деревом и смотревшую на меня. «Парень с крыльями!» — подумала я. От мысли, что он вернулся за мной, я осознала, как сильно по нему тосковала, как сильно хотела верить, что он был настоящим. То, что он спас меня — и что у него были веские причины оставить меня на тротуаре и позволить им забрать меня в «Бельвью». Потому как я не хотела верить, что он передал меня в руки Доктора Причарда и что был заодно с мужчиной в накидке.

Начал звонить колокол. Но не отзвонил ли полночь колокол только что? Я вновь посмотрела вниз, и у меня спёрло дыхание, когда фигура сняла шляпу и поклонилась мне. Стоящим под окном и наблюдающим за мной был вовсе не парень с крыльями; это был мужчина в накидке. Низкий звон исступленно зазвонил во мне тотчас, как он выпрямился и улыбнулся мне, извергнув струйки дыма изо рта.

Что-то легонько коснулось моей руки, и я подпрыгнула. Я вновь посмотрела на улицу и увидела, что мужчина исчез. А он вообще там был? Я поняла, что лишь моя кружевная блузка касалась моей руки, та влажная блузка, которую Агнес повесила на карниз. Выходит именно она отбрасывала тени сумрачных перьев по комнате. Так что и производимый ею шум, шелестевший как перья, отразился в моём сне. Но что если видение мужчины в накидке тоже было сотворённым? Мог ли мой сон о парне с крыльями вызвать его? Были ли они каким-то образом связаны?

Сию минуту звон в моей голове стих. Я закрыла окно, повесила блузку в шкаф, положила перо в чемодан, и снова легла в кровать. Однако мне потребовалось много времени, прежде чем я смогла закрыть глаза и не испытать ощущения, что я падаю.

ГЛАВА 7

Ночью начался дождь, и он провожал меня вплоть до северной части штата, до самого Райнбека.

— Сядь с левой стороны поезда, — сказала мне Агнес на платформе центрального вокзала, — так ты сможешь увидеть реку.

Но река была скрыта туманом, белым просвечивающимся слоем, который опутывал пейзаж подобно погребальному савану. Я и себя ощущала укутанной и оцепенелой, чтобы испытывать какое-либо радостное возбуждение от начала обучения в Блитвуде. Оно было подавлено, как только Агнес сообщила мне, что не сможет сопровождать меня в поездке.

— Миссис Холл сейчас нуждается в моей помощи по организации посещения встречи Совета в клубе «Колокол и Перо». Но не волнуйся, Жилли подберёт тебя. Ты поладишь с Жилли.

Я не хотела «ладить» с Жилли. Я хотела уцепиться за единственный клочок близкого знакомства, которое теперь должна была оставить, и это была Агнес. Я даже испытала сожаление от прощания со своей бабушкой. Когда я поблагодарила её за свою новую одежду и за то, что она посылает меня в Блитвуд, у неё на глазах появились слезы. Она стала чересчур взволнованно искать носовой платок, так что я передала ей один из своих новых платков, с вышивкой моих инициалов и эмблемы «Колокола и Пера». Она раздражительно отмахнулась от него и пожаловалась на давнейшую летнюю аллергию, затем сжала мою руку и посоветовала мне «защитить имя семьи в Блитвуде».

— Помни всегда, ты Холл. Женщины рода Холл всегда учились в Блитвуде.

«Но не всегда заканчивали», — теперь мрачно размышляла я, всматриваясь в окутанную туманом реку. Что если в Блитвуде только это и видели — незаконнорожденная дочь девушки, которая забеременела в выпускном классе и сбежала, прожив в бедности и умерев от передозировки настойки опия? Дочь сумасшедшей; девушка, которая работала на фабрике и провела пять месяцев в «Бельвью»? Несмотря на то, что Агнес пообещала мне, что никто не узнает, где и как я провела лето, я всё же опасалась, что за мной будут наблюдать, выискивая признаки безумия.

Ко мне не придётся присматриваться слишком долго. Та галлюцинация на моём интервью в Совете, в которой женщины обратились в вороньё; сон о том, что я была вознесена ввысь юношей с крыльями; появление мужчины в накидке под моим окном — всё это могли быть признаки безумия. Бредовые мании у мамы начались, когда на мой день рождения она увидела мужчину в накидке, и она была убеждена, что её преследуют. А потом я увидела ту же самую личность на фабрике «Трайангл Вейст» и в больнице «Бельвью». Доктор Причард сказал мне, что я вообразила этого мужчину на фабрике в день пожара. Вне всякого сомнения, исходивший из его рта дым мне привиделся. Я надеялась, что наваждения были вызваны наркотиками, которые мне давали в больнице, но опять же, почему я снова увидела его прошлой ночью?

Я настолько увязла в этих мрачных мыслях, что не услышала, как проводник сообщил о прибытии на мою станцию. Только когда из тумана высветился знак станции, я пробудилась, вскочила на ноги и с трудом стащила свой саквояж с верхней багажной полки. «Надо ли мне сдавать чемодан в автоматическую камеру хранения? Почему я не уточнила об этом у Агнес? Ох, и почему Агнес не со мной?»

Когда поезд замедлил ход, выходившие на этой станции пассажиры стали проталкиваться мимо меня по проходу. Я попыталась протиснуться мимо пышнотелой женщины в пурпурном бомбазине, чья широкополая шляпа заполнила весь проход.

— Извините, — сказала я, когда та свирепо выглянула на меня из-под украшенной бисером вуали, — я просто хотела убедиться, что носильщик знает, что надо взять мой чемодан.

— Если вы размещали должное предписание при посадке, проблем не будет, — громким звонким тоном заявила женщина в бомбазине, не сдвинувшись ни на дюйм. — Ежели нет, нам всем остальным не подобает сносить отсутствие вашей подготовленности. Вам не иначе как придётся подождать.

— Но мой чемодан…

— У нас у всех чемоданы, юная леди, но, судя по всему, не все из нас наделены манерами.

Подавленная её диктаторским тоном и неспособностью переместиться мимо её широкого турнюра (кто ещё носит турнюры? — я раздражительно задалась вопросом. — Они же вышли из моды ещё в девяностых!), я подождала, пока матрона в бомбазине сойдёт с поезда. Мы были последними, кто спустился на перрон. Я успокоилась, заметив свой чемодан на платформе, но в меньшей степени была рада увидеть, что моя попутчица реквизировала последнего носильщика, и тот понёс её чемодан наверх по длинному лестничному пролету. Платформа находилась внизу крутого утёса, рядом с рекой, но сама станция, видимо, расположилась на вершине утёса. Не представляя никакого способа отнести свой чемодан наверх по ступенькам самостоятельно, и не желая оставлять его, я села на него и обратила свой пристальный взор на реку — или точнее на туман. Единственными признаками реки были плеск воды и низкие стоны туманных горнов.

«Кем бы эта Жилли не была, она запросто сможет меня здесь найти, или я сяду на следующий поезд, идущий назад в город. Я поеду сразу же к мисс Джейнвэй и буду умолять её взять меня в подмастерье. Для этого мне Блитвуд не нужен. Мне вообще Блитвуд не нужен».

— Холл! Холл!

Громкий раскатистый голос, который я сначала приняла за исходивший от реки туманный горн, пронзил мой приступ самобичевания.

— Холл! Холл!

Я подняла взгляд и увидела небольшую смуглую и очень промокшую фигуру, выступавшую из тумана. Моим первым ошарашенным восприятием было, что это один из келпи из рассказов моей мамы восстал из Гудзона, вознамерившись утащить меня в воду и утопить.

— Холл? — прогремел он, вышагивая ко мне со звенящим звуком, как будто за ним волочились якоря затонувших кораблей. — Мисс Авалайн Холл?

Когда фигура приблизилась, я увидела, что это был опрятный коренастый мужчина в длинном чёрном вощёном дождевике и в широкополой шляпе из такого же водонепроницаемого материала, которая затеняла его лицо. Вода стекала с его шляпы и плечиков дождевика. Бряканье исходило от огромного кольца с ключами, прицепленного к его ремню. Я была более чем уверена, что келпи ключей не носили.

— Вы мисс Авалайн Холл? — поинтересовался он хриплым шотландским акцентом.

Я призналась, что это была я.

— Жилли, — сказал он, потянувшись к моему чемодану.

«Он считал, что Жилли сидит в моём чемодане?»

— Жилли Даффи, то есть, — добавил он, когда я не сдвинулась со своего чемодана. — Но все девушки зовут меня Жилли.

Он отвёл назад шляпу, открыв сильно изборождённое морщинами лицо и глаза такие тёмные как горные озера. Несмотря на потрёпанный вид его лица, его волосы были чёрными как смоль, без намёка на седину — казалось, что они имеют чуть ли не тёмно-зелёный отблеск, словно в своём влажном штате он порос лишайником. Его высказывание о девчачьем имени вызвало у меня смех — имя, которое, как мне теперь казалось, странно подходило созданию, выглядевшему так, будто у него могли быть жабры.

— Если пожелаете, я могу понести вас вместе с чемоданом, но, возможно, вы посчитаете такую поездку немного ухабистой.

— Ох! — вскрикнула я, вскочив на ноги от мысли о вхождении в свою новую школу перекинутой как мешок с картофелем через плечо сурового Жилли — картина эта выглядела ещё большее нелепой из-за его небольшого роста. Он с трудом походил на довольно сильного человека, чтобы нести мой чемодан: — Прошу меня простить. Должна ли я позвать носильщика, чтобы его занесли наверх?

Но Жилли, невзирая на его тщедушный рост, уже закинул чемодан на своё плечо, словно это была коробка с пуховыми подушками. Он развернулся и начал взбираться по лестнице.

— Мисс Мурхен сказала мне, что встречать меня будет Жилли, но я посчитала, что это девушка, — сказала я, заспешив вслед за ним и едва поспевая за его шагом, невзирая на то, что он нёс мой тяжелый чемодан.

Жилли фыркнул.

— Если я знаю Агнес Мурхен — а я полагаю, что знаю — она разыграла вас. Девушки считают, что называть меня Жилли забавно, но меня это не задевает. Там, откуда я родом, Гилли — это мужчина, который охраняет землю и заведует охотой. И это именно то, чем я занимаюсь в Блитвуде. Я забочусь об охотничьих соколах и присматриваю за существами реки и леса. Это благородная работа.

Мы взошли на верхние ступеньки, где нас ожидал чёрный блестящий экипаж, украшенный гербом «Колокола и Пера». Жилли забросил мой чемодан на его крышу, точно шляпу на вешалку.

— Мама говорила, что любая работа почётная, если ты выполняешь её с честью, — сказала я, вспомнив, как она сказала мне это, когда я пожаловалась на мозоли на кончиках пальцев от шитья или на то, что мы должны доставлять наши шляпы к служебному входу.

— Твоя мама была доброй души человеком. Возможно чересчур доброй для её же блага, — угрюмо произнёс Жилли, натянув шляпу на глаза так, что я не смогла рассмотреть выражение его лица.

До того как я смогла поинтересоваться как хорошо он знал мою маму и что он подразумевал под тем, что она была чересчур доброй, отчетливое постукивание изнутри экипажа прервало нас.

— Оскорбительно, — заявил заливной голос, — вести личную беседу, когда третий участник вашей делегации, ожидает вас.

Рот Жилли подёрнуло насмешливой кривоватой улыбкой.

— Прошу прощения. Мисс Авалайн, позвольте мне вам представить мисс Эуфорбию Фрост, Госпожа Этикета.

В окне экипажа показалось лицо, скрытое вуалью. Я тут же узнала женщину в бомбазине из поезда.

— А вы, разумеется, нет! Общепринятыми нормами, когда вы представляете людей, первым упоминается имя самого важного человека.

Жилли выглядел так, словно мог иметь иное мнение на то, кто здесь был самым важным человеком, но он любезно ещё раз всех представил, закончив упоминанием, что я буду делить экипаж с ней.

— Это совершенно неприемлемо. Полагаю, этот транспорт был послан исключительно в мой адрес. Как я должна соблюдать надлежащую дистанцию, столь необходимую в отношениях между учителем и учеником, если я вынуждена буду тесниться в экипаже с этой довольно промокшей личностью?

Я, на самом деле, с каждой минутой промокала всё больше и больше. Бросив взгляд украдкой внутрь экипажа, я обнаружила, что просторные юбки мисс Фрост заняли половину салона; а её шляпа и саквояж — вторую половину.

— Я не оставлю её здесь, — проворчал Жилли. — Не с тем, что происходит. И она не может ехать снаружи на месте кучера со мной. Дождь льёт как из ведра.

Мисс Фрост фыркнула.

— Тем более нужно поторопиться. Этот отвратительный речной климат возмущает меня.

Под полями шляпы лицо Жилли помрачнело. Его глаза, которые мгновение назад были чёрными, вспыхнули зелёным цветом — цветом неба перед грозой. «Цветом неба над нашими головами в этот миг», — отметила я; от звука ветра я подняла взор наверх. Деревья рядом со станцией согнулись от внезапного порыва ветра, дождь зашипел как разгневанный кот, воздух запах опалёнными проводами. У меня возникло ощущение, что если мы задержимся тут ещё на несколько минут, то всех нас сдует в реку. Я протянула руку и коснулась обтянутой в перчатку руки Жилли. Он сильно удивился моему прикосновению, и я испугалась, что нарушила какое-то негласное правило Блитвуда. Мисс Фрост в экипаже засопела.

— Я не возражаю от поездки снаружи, — сказала я. — На мне плащ и так у меня будет лучший обзор школы.

— Совершенно верно, — сказала мисс Фрост. — Слишком многословно. Проще будет «я рада услужить вам, мисс Фрост».

— Я рада услужить вам, мисс Фрост, — как попугай повторила я за ней, мой взгляд всё ещё был прикован к Жилли.

«Я его оскорбила?» Может быть, он и служащий в Блитвуде, но я была всего лишь бывшей фабричной девушкой и давным-давно обрезчицей шляп. У меня было больше общего с Жилли Даффи, нежели с девушками, с которыми я вот-вот встречусь. Каким-то образом я понимала, что если займу неправильную позицию в отношении Жилли, ничего хорошего в Блитвуде не будет.

Жилли прищурил глаза, посмотрев на меня, зелёный цвет померк до чёрного, и он проворчал:

— Я не возражаю разделить место кучера с вами, если вы не против. И если пообещаете не пугать лошадей.

Я не могла представить, что должна сделать такого, чтобы напугать огромных рабочих лошадей, запряжённых в экипаж, но я нетерпеливо кивнула.

— Я буду вести себя очень смирно и тихо, — пообещала я.

Жилли снова пробурчал:

— Этого вполне хватит, — сказал он, предложив мне руку, чтобы помочь мне забраться на место кучера.

Хоть он и не улыбался, он стиснул мою руку, пока помогал мне подняться — вероятно, лишь для того, чтобы уберечь меня от падения, но от этого пожатия мне стало лучше на душе. Заняв место на твёрдой жёсткой «коробке» (а по сути, была просто деревянная доска), я заметила, что дождь с ветром прекратился. «И это, — решила я, — как минимум, было хорошим предзнаменованием».

ГЛАВА 8

Дождь хоть и прекратился, туман не исчез. Переместившись с реки, он окутал дорогу — Ривер-Роуд, о названии которой меня уведомил неясно вырисовывавшийся из тумана знак. Казалось, что дорога и впрямь превратилась в реку — густой створоженный мрак, из которого случайно выскакивали одинокие объекты, подобно сплавному пиломатериалу, плывущему в потоке: вялые наивные коровы, разрушенные каменные стены, шишковатые ветви, и один раз, сильно напугавшая меня ворона, которая каркнула, когда ненадолго села на плечо Жилли и затем улетела, не заполучив никакой реакции от мужчины.

Мы молча ехали, и единственными звуками были удары лошадиных копыт и капание воды с неразличимых деревьев по обе стороны дороги и с края шляпы Жилли. Он сгорбился над вожжами, его лицо было невозмутимым, неподвижным как камень.

«Может быть, ему было запрещено общаться с учениками, — подумала я, — или может быть ему не нравится разговаривать с ними». Но затем я вспомнила то успокаивающее пожатие и его отказ позволить мне остаться на станции, и однажды как-то высказанные мне слова Тилли. «Иногда люди настолько скромны, что они огораживают себя стеной молчания. Доброе слово может дать брешь в этих стенах». Я не знала, желал ли Жилли Даффи, чтобы его стены оставались неизменными, но понимала, что мне этого хотелось. Я приближалась к неизвестному мне месту, которое будет моим домом в течение следующих трех лет. Я чувствовала себя замерзшей, одинокой и напуганной. Если я не поговорю с кем-нибудь, холод поселится в моей душе и останется там навечно.

— Спасибо вам, что не оставили меня на станции, — сказала я, нарушив молчание, которое ощущалось как лёд.

— Ааагхх, — он издал искажённый звук, словно прочищал горло, и сплюнул на дорогу. — Было бы неправильно, оставить девушку одну в таком тумане. Эта моя работа — следить, чтобы вы, девушки, были в безопасности.

— Ох, получается, вы не только за животными присматриваете, так?

— Я присматриваю за Блитвудом, домом, и лесом, и всем, что в нём живет, — ответил он с решительным кивком и цокнул языком лошадям, которые приподняли уши и пошли более энергично от звука голоса их хозяина.

— Должно быть это большая ответственность, — сказала я.

— Да, — пробурчал он.

— А… как долго вы служите в Блитвуде в таком случае?

— С момента как её перевезли сюда.

— Кого перевезли? — спросила я, сбитая с толку.

Взгляд его зелёно-черных глаз осмотрительно скользнул в мою сторону.

— Значит, ты не знаешь историю этого места? Твоя мать тебе никогда не рассказывала? — прозвучал он чуть ли не сердито.

— Нет, — призналась я. — Мама рассказывала о Блитвуде, но эти рассказы часто ввергали её в печаль, и она внезапно прекращала рассказ. А иногда, если я начинала интересоваться… — я призадумалась, вспомнив погружения мамы в молчание и меланхолию. Я всегда полагала, что она начинала грустить из-за разговоров о Блитвуде, потому что скучала по нему, но, может быть, она думала о нечто плохом, что здесь произошло: — Ну, вы же знаете, как бывает, — проворчала я. — Иногда крайне сложно говорить о месте — или о человеке — что ты потерял.

Он повернулся и посмотрел на меня, его глаза находились на одном уровне с моими глазами, так что я смогла впервые по-настоящему их рассмотреть. Они были зелёного цвета — глубокого болотного оттенка, цвета ночного леса. «Так вот откуда он происходит, — подумала я, смотря в глаза Жилли Даффи. — Его душа поросла лесом».

— Да, — сказал он, — я очень хорошо знаю каково это. Я знаю о многих вещах — и так уж случается, что я достаточно хорошо умею их находить. Не хочешь, чтобы я рассказал тебе историю том, как Блитвуд обрёл себя здесь, на берегах Гудзона, и легенду о семи колоколах?

— О семи колоколах? — настороженно спросила я, почувствовав как озноб начал передвигаться вверх по моему позвоночнику, когда я подумала о звоне, который слышу в своей голове.

Но сейчас я не слышала звона и, казалось, что «легенда о семи колоколах» была подобно одной из прочитанных мной историй в книгах миссис Мур: отчасти выдумка, которую мои новые соученицы, возможно, рассказывают сидя ночью у камина с какао и пирожными. Возможно немного жуткая, но, по существу, безобидная.

— Я с удовольствием послушаю историю, — наконец ответила я. — Это одна из тайн Блитвуда? Агнес говорила мне, что Блитвуд хранит множество тайн.

— Да, это самая первая мистерия Блитвуда. Одна из прародителей всех остальных тайн и самая древняя из них.

— Всё началось ещё в старые времена, в деревне в Бордерс, иными словами на земле близ границы между Англией и Шотландией — на краю темного леса. В деревне жил творец колоколов, который был известен по всему миру благодаря изготовленным им колоколам. Все самые грандиозные кафедральные соборы желали, чтобы он изготовил колокола для их колоколен, потому как утверждали, что его колокола обладали самым чистым звоном. Некоторые говорили, что он добавлял кровь соколов, чтобы звук звона разносился везде и повсюду. Другие же шептались, что он использовал кровь падших ангелов. Но, конечно же, слухи были преувеличены, потому как… — Жилли фыркнул. — Все знают, что ангелы — будь-то падшие или нет — крови не имеют.

Я задрожала, вспомнив свой сон о парне с крыльями, который выглядел — меня только что осенило — как падший ангел. Быть может, моя мама всё-таки рассказывала мне эту историю.

— Но я думаю, — продолжил Жилли, воодушевившись историей, его застенчивость угасла, — что слухи об ангельской крови возникли позже из-за того, что случилось с семью дочерьми творца колоколов.

Жилли выбрал этот момент, чтобы наклониться и распутать узел на вожжах, и я нетерпеливо взмолилась.

— Что случилось с дочерьми мастера колокольных дел?

Он выпрямился и поправил свою шляпу, прежде чем продолжил, как будто бы обращался к более огромной аудитории, нежели к одной промокшей школьнице и крупам двух лошадей. Он смотрел прямо вперёд, пока рассказывал историю, его глаза были прикованы к дороге, словно он наблюдал за чем-то, что могло внезапно явиться из тумана.

— Жена творца колоколов увидела во сне, что у неё будет семь дочерей, и каждая будет настолько красива, как звезда, и поэтому когда девочки появлялись на свет, она дала им имена в честь семи сестёр, которые стали звездами.

— Созвездие Плеяд? — уточнила я.

— Да, странный выбор, если спросите меня, но никто никогда не спрашивает старика Жилли. Когда родилась самая младшая девочка, мать назвала её Меропой, и затем умерла. Все девушки выросли красивыми, как и их тёзки, но к тому же и трудолюбивыми. Они помогали своему отцу в сборе древесины в лесу для литейного огня, и когда они стали достаточно взрослыми, они подсобляли ему разливать расплавленную бронзу по формам для колоколов. Все они могли воспроизводить перезвон колоколов и говорили, что их голоса были благозвучными и чистыми, как у колоколов их отца.

Успокоенная качением кареты, я расслабилась в ритме истории — «сказки», подумала я — и задалась вопросом, какая судьба была уготовлена дочерям колокольных дел мастера. Были ли там принцы, воюющие за их сердца, или волшебные клубки в подводных царствах, или, может быть, все они превратились в лебедей?

— Однажды осенью состоятельный принц…

«Ах, — подумала я, — значит, принц всё же был!»

— … заказал колокольному мастеру выковать семь колоколов для звонницы его замка, который стоял по ту сторону леса. Колокола должны были быть готовы к Хогманай — так они называли канун Нового Года в старом крае. На это едва ли оставалось время, но оплата была настолько большой, что творец колоколов смог бы дать каждой своей дочери щедрое приданое. Все дочери были счастливы от такого вида на будущее, за исключением самой младшей дочери, Меропы, которая переживала, что отец слишком много работает.

«Конечно же, это была самая младшая дочь, — размышляла я. — Так всегда бывает. Она будет той самой, кто в итоге, выйдет замуж за принца».

— Когда она не смогла убедить отца отказаться от поручения, то стала работать вдвойне усердней, чтобы помочь ему, научившись ковать и лить формы. Отец позволил ей самостоятельно улучшить форму для последнего и самого маленького колокола, дискантного колокола, и назвал колокол в её честь — и затем, чтобы его дочери не стали завидовать, он дал имена всем колоколам в честь его дочерей, и вот именно так колокола оказались названы в честь звезд. Каждый колокол заклеймён его именем, клеймо можно увидеть на колоколах по сей день. Майя, Электа, Тайгета, Алкиона, Келено, Стеропа и Меропа. Только вот колокола Меропы больше на башни нет, но я вернусь к этому со временем.

— Невзирая на всю помощь девочек, творец колоколов работал столь упорно, что когда колокола были закончены, его скосила болезнь — он был слишком болен, чтобы самому отвезти колокола в замок принца. Тем не менее, девушки не хотели рисковать и лишиться своего приданного, поэтому они согласились лично отвезти колокола. Меропа умоляла их остаться дома и ухаживать за отцом, но старшая сестра Майя, посчитала, что появление семи сестёр, доставивших семь колоколов, произведёт прекрасное впечатление, и такой демонстрацией она надеялась заработать восхищение принца. Она даже написала перезвон из семи частей для своих сестёр, чтобы сыграть его на колоколах, когда они будут установлены на звоннице.

— Когда колокола были уложены в солому и загружены на телегу, сестры облачились в свои самые лучшие платья и накидки, и выдвинулись в сторону замка принца. Меропа уговаривала сестёр пойти длинным маршрутом, обогнув лес, потому как лес был полон не только волками и дикими кабанами, но ходили слухи, что в лесу также жили фейри, и что многие путешественники пропадали без вести в тумане и их больше никогда не видели.

Жилли повернулся ко мне и посмотрел мне прямо в глаза.

— Лишь глупая девушка пойдет бродить по лесу в одиночку.

— Но старшая сестра настаивала, чтобы они пошли через лес, — произнесла я, поскольку была уверена, что уже видела развитие сюжета в этой истории, но также и для того, чтобы отвлечь себя от мыслей о тех созданиях, что появлялись из тумана… которые, возможно, даже теперь скрывались в окружавшем нас тумане.

— Да, — согласился Жилли. — Потому что она хотела оказаться там к наступлению ночи, когда принц будет присутствовать на мессе. И они бы успели, если бы не попали в полосу тумана, который устремился вниз с гор и поглотил весь лес целиком. Девушки не могли видеть куда они направляются… — Жилли снова повернулся ко мне, чёрно-зелёные глаза сверкали, как искры в кузнечном горне. — Не больше, чем мы можем видеть сейчас, мисс. Кто может сказать наверняка, что мы всё ещё на Ривер-Роуд и направляемся в сторону школы Блитвуд, или что мы не сбились с нашего пути и заблудились. Есть люди, кто верит, что подобные этому туманы насылаются фейри, чтобы хитростью завлечь неосмотрительную путешественницу в Волшебную страну, где она может блуждать сотни лет, так и не найдя выхода оттуда. Есть места, в которых девушка может странствовать, где даже старый Жилли не способен будет её найти.

Я понимала, что Жилли исключительно предостерегал меня, чтобы я держалась подальше от леса, но всё же я беспокойно огляделась по сторонам в поисках каких-либо признаков, что мы до сих пор были на Ривер-Роуд. Но туман был настолько густым, что я не смогла даже разглядеть каменную стену, которая граничила с дорогой. Возможно, мы уже странствовали по Волшебной стране — по месту, о котором я знала из историй моей мамы. Я запустила руку в карман и для успокоения погладила чёрное перо. Казалось, будто оно обернулось вокруг моей руки, как ищущий теплоты кот.

— Так вот что произошло с дочерями колокольных дел мастера? — спросила я. — Они заблудились в Волшебной стране?

— Нет, — ответил он. — Было бы гораздо лучше для них, если бы так произошло. Вместо этого, они услышали шелест из лесного массива по обе стороны от них. Сначала они попытались убедить себя, что это были всего лишь олени или лисы, но существа, издававшие эти звуки, были большими, и вскоре они услышали скуление и вой волков, призывавших друг друга. Они были окружены стаей волков. И не просто какими-то волками — сумрачными волками, — Жилли послал мне взгляд, от которого кровь застыла в жилах.

— Что это за волки? — спросила я, во рту у меня пересохло.

— Это не обычные волки из крови и шерсти. Дикие животные могут быть опасны, мисс, но в них нет зла. Сумрачные существа состоят из чистого зла. Лошади поняли кем были эти волки. Они понеслись вперёд и вожжи выскочили из рук старшей сестры, и лошади вышли из-под контроля — бросившись прямо в ров. Телега опрокинулась на бок и сбросила сестёр и все семь колоколов в снег. Когда колокола вырвались из своих соломенных упаковок, они издали колоссальный и жуткий шум. Когда тот затих, лес вокруг них погрузился в тишину.

— «Колокола спугнули волков», — прошептала Меропа. Они могли расслышать вой волков на расстоянии. Затем они услышали, что вой стал приближаться.

— «Но ненадолго», — произнесла другая сестра.

— «Нам надо бежать», — предложила ещё одна сестра.

— «Куда? — спросила иная сестра. — Мы лишь потеряемся в лесу, и волки поймают нас одну за другой».

— Они могли слышать, как волки приближались… и затем они услышали ужасающий крик, который, как они уже поняли, исходил от одной из лошадей, которая вырвалась из их упряжи и была убита волками. Некоторые из сестёр начали плакать. Меропа посмотрела на своих сестёр и на семь колоколов, разбросанных по снегу. Она подбежала к одному из колоколов, который лежал на боку — это казался дискантовый колокол, тот самый, что был назван в её честь — и протянула руку внутрь, чтобы схватить язык. Затем, собрав все силы, она ударила языком по внутреннему ободу колокола. Чистый перезвон полился по лесу, настолько чистый, что он заглушил волков… как минимум, на мгновение.

— «Найдите колокола, — выкрикнула Меропа своим сестрам. — Мы будем звонить, чтобы удержать волков на расстоянии, пока принц не услышит и не пошлет нам помощь».

— «Как он узнает, что это мы? — спросила старшая сестра. — Если бы я услышала колокольный звон, лившийся из леса, я бы подумала, что это дело рук фейри и убежала бы как можно дальше».

— «Мы будем звонить трезвон, в котором мы упражнялись, чтобы сыграть его для принца. Кто ещё, кроме дочерей творца колоколов знает, как это делать? Они поймут, что это мы и придут».

— До того как старшая сестра смогла возразить, Меропа начала раздавать наставления для начала трезвона, — Жилли переместил свой вес на «коробке» и взглянул на меня. — Ты когда-нибудь исполняла трезвон, девочка? — я покачала головой. — Да, по праву, руки твои сейчас тощие как у клеща, чтобы бить в колокола, но несколько месяцев хорошей тренировки и ты будешь способна это сделать. Прекрасно осознавать, что являешься частью этого. Музыка колоколов берёт над тобой контроль и кровь напевает в унисон с вибрацией и кажется, что ты являешься частью звука. Ты чувствуешь пустоту, равно как и наполненность. Ощущаешь в себе часть чего-то большего. По правде говоря, не знаю, считала ли Меропа, что колокола удержат волков и придёт ли за ними принц, но она понимала, что если сестры будут исполнять перезвон, они больше не будут испытывать страха. Всё так и случилось. Они били в колокола всю ночь, Меропа призывала играть трезвон.

— В замке принц услышал колокольный звон. Сначала он посчитал, что это фейри опять сыграли злую шутку, но принц прислушался и насчитал бой семи колоколов, и сказал своим рыцарям: «Это дочери колокольных дел мастера звонят в мои колокола. Тот, кто пойдёт со мной, чтобы вызволить их, получит одну из этих смелых девушек в невесты».

— И вот принц и шесть его рыцарей поскакали в лес, ведомые звуком колоколов через густой туман. И всё же приблизившись, они заметили, что один колокол выпал из трезвона. Одна из сестёр, должно быть, чересчур устала бить в колокол. Принц пришпорил лошадь и принудил своих товарищей скакать быстрее. Пока они скакали, ещё один колокол выпал, а затем и ещё один и ещё один, пока не остался звонить лишь один колокол — дискантовый колокол. Звон был чистым и уверенным. Принц дал торжественное обещание своим рыцарям, что независимо от того, какая бы сестра ни звонила в этот колокол, она будет его невестой.

— Они добрались до сестёр как раз на рассвете. Как только они вышли на поляну, их лошади рассеяли окружение волков, а вместе с ними и туман. Сёстры лежали поверх каждого колокола, их руки были слишком изнурены, чтобы продолжать звонить, но они до сих пор были живы. Седьмой колокол, дискантовый, что лежал дальше всех от перевёрнутой телеги и был скрыт последними клочками тумана, всё ещё звонил. Но когда принц спешился и направился в ту сторону, колокол благовестил свой последний бой. Воздух всё ещё резонировал звуком, когда принц добрался до того места, но там никого не было. Он осмотрел близстоящий лесной массив, который теперь был полон солнечного света, но никаких признаков самой младшей сестры там не было. Ни единого следа, кроме одиночного чёрного пера, лежавшего на земле, на месте где она преклоняла колени рядом с колоколом.

— Что с ней случилось? — воскликнула я, рукой стиснув перо в своём кармане — одинокое чёрное перо, которое лежало рядом с телом моей мамы.

Именно поэтому моя мама хранила чёрное перо? Из-за истории? Жилли вскинул вверх руку и остановил лошадей.

— Прислушайся, — сказал он.

Сначала я слышала лишь шум падавших капель с деревьев по обе стороны от дороги, но затем я уловила звук: это были колокола. Первый и затем второй… и затем их хоровой ансамбль.

— Они взывают нас домой, мисс. Указывают нам путь сквозь туман. Видите, лошади знают.

И на самом деле лошади подергивали своими ушами в сторону звука. Жилли щелкнул поводьями, и мы повернули налево, с дороги, в направление к звуку колоколов.

Тёмно-серая чугунная арка неясно вырисовывалась из тумана. Проезжая врата, я смогла разобрать лишь слова: «Школа Блитвуд» и под ними «Tintinna Vere, Specta Alte». Дорога пошла круто вверх, туман посветлел, и когда мы поднялись выше и звук колоколов стал громче. Даже с такого расстояния я смогла прочувствовать, что подразумевал Жилли. Складывалось впечатление, что колокольный звон заставил мою кровь гудеть. Казалось, что колокола были внутри меня, также как и низкий звон, звонивший внутри меня, но эти звоны не заставляли меня бояться. Они давали мне такое же ощущение, как и тогда, когда я замедлила звон внутри меня, желая успокоить Этту. Безопасность.

Достигнув вершины холма, мы увидели, что под нами туман всё ещё льнул к земле, но квадратная башня, высеченная из камня медового цвета, возвышалась ввысь из белой мглы, как будто всплывала в воздухе. Едва колокола прекратили звонить, изморось рассеялась, первым явив контур замка, напоминавший по форме башню — точно такого же замка, как на одной из гравюр, которую моя мама держала у кровати. Он походил на замок из сказочной страны, и я задалась вопросом: а не перенесла ли меня рассказанная Жилли история каким-то образом в сказочную страну. Но затем, прислушавшись к колоколам, пока они один за другим смолкали, я кое-что подметила.

— Их только шесть, — сказала я Жилли.

— Да. Сотни лет семь колоколов звонили на звоннице замка принца. Рыцари и шесть дочерей творца колоколов установили семь колоколов на башню и превратили замок принца в аббатство с мужским монастырем для рыцарей и женской обителью для сестёр, которые сообща учредили Орден Колоколов. Молодые люди и дамы со всего мира, привлеченные боем колоколов, собрались в аббатстве. Они верили, что благовест удерживает диких существ и фейри в лесах на расстоянии и что до тех пор, пока на башне бьют семь колоколов, демоны будут оставаться на своей собственной земле. Орден Колоколов разросся до великого аббатства, известного за ученость его сестёр и монахов. Некоторые мужчины и женщины, которые получили там образование, выбирали монашескую жизнь, а другие — выходили в мир и становились великими лидерами. Орден раскинулся по всей Европе, учреждая школы повсюду, где присутствовало зло, с которым надо было бороться.

— Но, в конечном счете, Орден настолько хорошо справлялся со своей задачей, что люди больше не видели в нём надобности. Власть Ордена угасла, а аббатства пришли в упадок или были разрушены в войнах. Даже исконное аббатство в Шотландии, Аббатство Готорн, было разграблено во времена Реформации. Последние последователи Ордена по всей Европе собрались вместе и решили перенести истинную звонницу и обитель сюда и основать Блитвуд.

— Потребовалось три баржи, чтобы перевезти её сюда, вверх по реке. Последняя баржа несла в себе звонницу и колокола, сложенные внутри неё, в силу того, что легенда гласила, что колокола должны всегда оставаться в этой звоннице. Но когда баржа огибала вон ту излучину, — Жилли указал на реку, где высокий крутой обрыв выступал на западном берегу, — поднялся шторм. Говорят, что звон колоколов был слышен сквозь шум шторма, даже, несмотря на то, что они были упакованы в солому, и что их было слышно вплоть до Олбани. Судно сильно накренилось, чтобы пришвартоваться и башня начала соскальзывать в воду, но в последнюю минуту баржа выпрямилась, и был утерян лишь один колокол из башни.

— Самый маленький колокол? — спросила я — Дискантовый?

— Да, тот, что носил имя Меропы. Он упал на дно реки, где и остаётся по сей день. Но некоторые говорят, что когда сестры начинают звонить, до сих пор можно её услышать. Прислушайся.

К этому моменту последний колокол закончил свой бой. Наступила тишина и потом послышался слабый, но чистый звон другого колокола. Казалось, что он исходил из реки. «Возможно, это было просто эхо, — сказала я самой себе, — но могло ли эхо пронзить мою душу, как сделал этот звон?» Я смогла ощутить вибрацию в своей крови и в самой сути моей души. Я уже слышала этот звон раньше. Это был троекратный звон, который я услышала, когда темноглазый парень прикоснулся к моей руке.

ГЛАВА 9

Мы поднялись на холм и въехали на круговую подъездную дорожку, заполненную транспортными средствами, чемоданами, визжащими девушками и бормочущими извозчиками. Я сразу же отметила, что большинство девушек прибыло в Блитвуд на личных каретах, позолоченных со старыми фамильными гербами, либо на длинных автомобилях, нос которых украшали серебряные фигурки, подобно топу мачты на морских судах. Один такой левиафан пронёсся мимо нас, рыча как морское чудовище, и он едва чуть не столкнул нас на газон. Жилли тихо выругался на шотландском и слегка нахмурился.

— Монморанси по-прежнему ведут себя так, словно владеют этим местом, хотя здание было построено на заказ много лет назад.

Длинный чёрный автомобиль рассекал толпу подобно «Лузитании», заходившей в порт. Когда он подъехал к входной двери, появилась фигура — девушка — закутанная в бархатный плащ, как в кокон, увенчанный волосами цвета розового золота, которые ловили солнечный свет, будто солнце специально вышло, чтобы осветить их. Две другие девушки, стоящие в дверном проёме, бросили свои сумки в объятья слуг и закричали визгливыми голосами:

— Джордж!

Джордж?

Небольшая группа девушек быстро окружила Джордж, словно мотыльки слетелись на свет, и заблокировали проход. Слуги стояли загруженные чемоданами, пока те перекликивались.

— Фред!

— Уолли!

Имена (у всех девушек здесь мужские имена?) порхали по воздуху подобно маленьким птичкам. Конечно же, как я поняла, все они друг друга знают. Даже новенькие девушки, должно быть, росли вместе и ходили на танцы и чай. Я с болью вспомнила рыжеволосую голову Тилли, мчавшуюся через парк и кричавшую моё имя, или как мы переглядывались через ряды швейных машин, и я ловила ее улыбку. Я прекрасно помнила, каково это иметь подругу. Обрету ли я её когда-нибудь здесь, среди всех этих ярких и беззаботных девушек?

— Ох, можно подумать они год не видели друг друга, а не всего лишь лето, — пробормотал Жилли, пока помогал мне спуститься с «коробки». А затем, понизив голос, добавил: — Не беспокойтесь, мисс, они только звучат как гончие ада. Многие из них неплохи… хотя некоторые… — он прервался и шагнул к группе девушек, столпившихся у входа, и растолкал их как гусей.

Они даже звучали как гуси — которые, если задуматься, тоже звучали как гончие ада. Я приготовилась броситься в заварушку, когда из повозки раздался стук и остановил меня.

— Было бы вежливо помочь старшему спуститься с транспортного средства, — растягивая слова, высказалась мисс Фрост.

— Ой… сейчас.

Я открыла дверь и подала руку мисс Фрост. Она стиснула мою руку подобно захвату пинцета. Её юбки шуршали, пока она спускалась вниз. Я хотела убрать руку, но она сжала её ещё сильнее и притянула меня ближе к себе, настолько близко, что я смогла почувствовать запах духов с ароматом чайной розой, а за ним и горьковатый душок, который почему-то показался мне знакомым.

— Поздравляю, вы смогли разговорить мистера Даффи, — прошипела она сквозь пожелтевшие зубы. — Я не слышала, чтобы он говорил так много за все двадцать лет, что тут преподаю. Но он кое-что упустил.

Мысль о том, что мисс Фрост, притаившись, словно чёрный паук, слушала наш разговор, обескуражила меня.

— Когда рыцари нашли седьмой колокол, — продолжила она, — на снегу был отпечаток женского тела. И он был полон крови. Но никаких признаков того, что тело утащили, не было.

Покачав головой как приготовившаяся к атаке змея, она приложила свой лорнет к моему лбу.

— Как ты думаешь, что бы это означало?

— Что утащили её не волки? — я представила окровавленное тело девушки на снегу, и мне стало несколько дурно.

— Точно! — мисс Фрост наградила меня ещё одним касанием лорнета. Затем она наклонилась вперед, снова напустив на меня горьковато-сладкий душок, и прошептала: — Её унесли. Никогда не забывай «Tintinna vere», но в особенности… — она тут же приложила лорнет к моей щеке и столь резко подняла мою голову, что я услышала, как щёлкнули мои зубы. — «Specta alte»! Девушки, которые не возводят взор свой от земли, имеют привычку исчезать, — прошипела она.

Вслед за этим она развернулась и пронеслась мимо слуг с чемоданами и группы хихикавших девчонок, которых появление мисс Фрост заставило умолкнуть.

Мой собственный чемодан лежал на нижней ступеньке. Рядом с ним стояла худая девушка в чёрной юбке, белой блузке и с клетчатой повязкой, прижимая тетрадь к груди. Её каштановые волосы были разделены ровным пробором и собраны в тугой пучок. Она напомнила оду из социалистических подруг Тилли.

— Не переживай из-за мисс Фрост, — сказала она, направившись ко мне. Пока она шла, я услышала исходивший от неё тихий монотонный звук, будто она урчала как кошка: — Наша теория заключается в том, что она стала экспериментом натуралистов, в котором всё пошло совершенно не так — некая попытка сохранить представителя вида Старушки приблизительно 1893 года. Отсюда и запах.

— Она действительно пахнет так, как если бы ее… замариновали.

Девушка улыбнулась, явив ямочку на левой щеке и поубавив хмурости на своём лице.

— Это особенность её вида. И как же мне повезло, её ассистентом в этом году буду я. Вероятнее всего я закончу тем, что буду пахнуть как она, — она скорчила рожицу и затем, увидев моё замешательство, сказала, — извини, у тебя голова, наверное, идёт кругом, а мне положено быть твоим путеводителем. Все немного в суматохе с прошлой недели потому что… ну, неважно. Я Сара Леман, — она протянула голую руку. И я сняла перчатку, чтобы её пожать: — Но все зовут меня…

— Лимон!

Крик исходил от девушки с волосами цвета розового золота и со странным именем Джордж. По команде Жилли она сместилась немного в сторону от проёма, но по-прежнему занимала большую часть пространства на лестнице, в окружении кожаных чемоданов, полдюжины бледно-голубых шляпных коробок и своей свиты. Судя по расширившимся ноздрям и напряжению в плечах, я могла сказать, что Сара услышала ее, но она продолжила стоять ко мне лицом.

— Кислый Лимон! — громче выкрикнула Джордж. — Я с тобой разговариваю.

— Как я уже говорила, — сказала Сара мне, проигнорировав девушку по имени Джордж, — все зовут меня Лимон. И только одна девушка довольно грубо называет меня «кислым лимоном».

Сара развернулась на каблучках и посмотрела на Джордж, которая одновременно ступила вперёд и была вынуждена теперь шагнуть назад, отступив к чемоданам и попутно опрокинув несколько шляпных коробок.

Две девушки, поприветствовавшие её первыми — Фред и Уолли — побежали за шляпами, которые вывалились из коробок шквалом перьев. Выглядели они так, словно преследовали стаю диких индеек, и это зрелище было настолько комично, что я расхохоталась.

— Думаешь это смешно? — набросилась на меня Джордж, её фиолетовые глаза засверкали, а волосы цвета розового золота тлели, словно только что зажженный фитиль.

Взгляд этих фиолетовых глаз пробежался по моей мокрой от дождя шляпе, влажному плащу, промокшему подолу платья и грязным ботинкам, которые кричали о том, что приехала я сюда на поезде, а не на личном автомобиле. Но именно моя голая рука попала под её прицел; я только недавно сняла перчатку, чтобы пожать руку Саре.

— Ох, — сказала она. — А ты случайно дверью не ошиблась? Уверена, дверь для прислуги с другой стороны здания.

Кровь прилила к моим щекам, и я услышала громкий звон колокола в своей голове. «Нелепо, — отругала я себя, — эта глупая девушка неопасна! Тилли быстро сбила бы с неё спесь».

Неожиданно Джордж согнулась и прижала руки к ушам, словно испытывала боль. Увидев, как она съёжилась, мой гнев поутих, как и колокол в голове. Она подняла вверх полные неверия фиолетовые глаза. Её подруги запорхали вокруг неё, но она не отводила от меня взгляд.

Я улыбнулась.

— Нет, это моя дверь, но… — я бросила взгляд на истоптанные головные уборы. — Я так понимаю, шляпы уже не спасти.

Но прежде чем она смогла ответить, Сара протолкнула меня мимо неё и завела внутрь через входную дверь.

— Боже мой! — воскликнула Сара. — Джорджиана до вечера будет в шоке. У Альфреды и Уоллис будет много работы.

— Почему они все используют мужские имена? — спросила я, пока Сара протискивала меня через другую группу воссоединившихся лучших подружек, толпившихся в холле.

— Им дали имена в честь своих отцов: Джордж Монморанси, Альфред Дрисколл и Уолленс Резерфорд, три самых богатых мужчины Америки и благодетели Блитвуда…

Она была прервана туманом перьев, промчавшимся по воздуху и сопровождавшимся пронзительным криком. Я нырнула под летящую ракету, которая чуть было не сбила мою шляпу. Запыхавшаяся девушка, приподняв юбку, преследовала её. На её руку была натянута кожаная перчатка со свисающими с неё ремнями.

— Вы не видели сапсана⁴? — вскрикнула она.

— Он полетел в холл, Шарлотта. Ты же знаешь, что должна держать его на привязи.

— Конечно, знаю, но он высвободился из своих пут, проклятое существо! Свифт оторвёт мне голову, — девушка развернулась и побежала в холл в погоне за соколом.

— Это Шарлотта Фалконрат. Колокола знают, она была избрана Дианой, только ввиду того, что Фалконраты — древний род. Даже их фамилия означает «хранитель сокола»! Дианы должны тренировать своих соколов перед школой и вначале бодрствовать с ними три дня и три ночи. К настоящему моменту сокол и девушка должны быть уже связаны узами, но не похоже, что птица Шарлотты хочет сблизиться. Не могу винить её в этом.

— Так только Дианы могут иметь соколов? — спросила я, почувствовав внезапный укол желания.

Хоть я лишь мельком разглядела сапсана, у меня появилось странное чувство восторга, когда я увидела, как он пронёсся надо мной.

— Да, — сказала она с задумчивым вздохом, — и почему-то Дианы всегда девушки из старейших и богатейших семей… Ох, но для тебя проблемой это не станет, не так ли?

Я посмотрела на неё в ещё большем замешательстве, чем когда-либо, пока не поняла, что она относит меня к числу привилегированных. В тот же миг я заметила явные следы штопки вокруг манжета рубашки Сары Леман и изношенную часть пояса, что говорило о том, что ей пришлось затянуть его на одно деление туже. В своей новой одежде, я видимо, представлялась ей богатой девушкой.

— Ой, я не богата! — ляпнула я. — Я работала на фабрике!

Я не стала добавлять, что последние пять месяцев провела в «Бельвью» в отделении для душевнобольных.

— Правда? — Сара сощурила глаза, посмотрев в свою тетрадь. — Но ты не числишься стипендианткой.

— Моя бабушка отправила меня в Блитвуд. А тут есть стипендии?

Почему моя мама никогда об этом не говорила?

— По одной на каждый класс «для девушек, которые показывают исключительный талант, несмотря на их печальные обстоятельства». Под печальными обстоятельствами понимают рождение в бедной семье. В моем случае, в семье бедных польских эмигрантов… но ты не обязана слушать мою грустную историю. Нас призывают не зацикливаться на семейных обстоятельствах, как только мы были вырваны из них и стали девушками Блитвуда, даже если при этом мы обязаны выполнять с дюжину заданий в дополнение к стипендии. Мы должны быть все едины в нашей великой миссии здесь в Блитвуде, но ты познакомишься с девушками, такими как Джорджиана Монморанси, которые достаточно беспощадны, когда дело доходит до социального статуса. Предлагаю о фабрике тебе здесь помалкивать.

— Думаю, что секрет раскрыт, — сказала я, подняв свою ладонь.

Сара взяла мою натруженную руку в свою.

— Тогда мы будем держаться вместе, — сказалась она, сжав её. — Приятно знать, что в этом месте есть ещё одна такая же девушка, как и я.

Я с благодарностью кивнула. Я так переживала, что не впишусь к беззаботным девушкам в белых платьях, которых видела на фотографиях у мамы, что мне и в голову не приходило, что я смогу встретить тут кого-то похожего. Было огромным облегчением узнать, что, по крайней мере, с одной девушкой в Блитвуде, я смогу быть самой собой, даже если она подтвердила мои подозрения и мне придётся скрывать это от других одноклассниц.

— Пойдём, — сказала Сара, ведя меня через узкий коридор в огромный сводчатый зал.

Я запрокинула голову так сильно, что моя шляпа ещё раз чуть не упала. Единственным местом, где я видела подобное великолепие, был Собор Святого Патрика на Пятой Авеню в Нью-Йорке, в котором мама оставляла меня дожидаться её, пока она разносила шляпы по домам к северу от собора.

Но это была не церковь. Длинная комната заканчивалась не алтарём, а возвышенным подиумом, где стоял длинный стол, на котором расположились семь колокольчиков. Не было никаких религиозных витражных окон вдоль стены. Зато были изящные женские фигуры, вооруженные луком и стрелами и державшие колокольчик.

— Главный Зал, — сказала Сара позади меня. — Не волнуйся, ты его ещё увидишь. Сегодня вечером здесь будет ужин.

Теперь я заметила, что стайка девушек в чёрных юбках и белых накрахмаленных передниках накрывали длинные столы белыми скатертями.

— Пойдём, нам нужно преодолеть четыре пролёта. Птенцы — первокурсники, как и ты — размещаются в комнатах на четвёртом этаже в западном крыле. Второкурсники или неоперившиеся юнцы живут на третьем этаже; третьекурсники или соколы на втором этаже. Другими словами, — добавила Сара, когда мы достигли первого пролета, и она сделала остановку, чтобы я отдышалась, — ты должна заслужить комнату ближе к столовой и классам. То бишь, кроме Диан, комнаты которых находятся в Северной башне. К тому моменту, когда ты доучишься до третьего курса как я, ты уже привыкнешь подниматься по лестнице. Честно говоря, я скучаю по видам с верхних этажей. Думаю, они должны полностью отменить порядок этажей, только я предполагаю, что они боятся…

Сара была прервана звуком мужского смеха на лестнице.

— Этого не может быть, — пробормотала она себе под нос, заторопившись на следующий лестничный пролёт.

Она оказалась права насчёт привыкания к лестнице. Хотя я уже давно привыкла подниматься наверх в жилых зданиях, где я жила с мамой, время пребывания в «Бельвью» ослабило ноги, и Сара легко меня обогнала. Когда я достигла третьего этажа, Сара выражала протест высокой светловолосой красотке в вычурном синем платье и в кокетливо наклонённой большой шляпе с перьями.

— Ты должна быть в своей комнате и распаковывать вещи, Хелен, — сказала она блондинке. — Я исполняю обязанности заведующей этим этажом и могу назначить тебе штрафные баллы за нарушение правил. Ты даже не переоделась!

Я заметила, что хотя Сара и уступала другим девушкам по социальному статусу, у неё не было никаких проблем в общении с ними. Она мне напомнила Тилли своей прямолинейностью, только вот у Тилли никогда не было шанса пойти в закрытую школу.

— Не будь занудой, Леман, — сказала девушка, подбрасывая свои чудесные локоны. — Моя кузина Софрония рассказала мне, что работа смотрителя это просто подачка, чтобы добавить немного грошей к стипендии. Кроме того, Натан говорит, что синий подчёркивает мои глаза.

Обе девушки развернулись в сторону окна. Я проследила за их взглядами к молодому человеку, который развалился на подоконнике: руки в карманах полосатых брюк, ноги скрещены. Солнце освещало его волосы и превращало их в серебро, но падавшие на него тени не позволяли прочитать выражение его лица. Его поза выражала скуку, и он весьма томно растягивал слова, когда обратился к девушкам.

— Я так и сказал. Не хотел бы я провести девять месяцев среди девушек, похожих на монахинь, — он пренебрежительным взглядом окинул юбку и блузку Сары. — Ты не можешь упрекнуть меня в желании насладиться цветом, прежде чем завеса опустится на всех нас.

— Что ты подразумеваешь под девятью месяцами? — спросила Сара ледяным голосом, и я ощутила этот холод, даже находясь в трёх шагах от неё. — Хочешь сказать, что тебя выгнали из очередной школы? Я думала, тебя отправили в Готорн.

— Пожалуйста, никогда не упоминай при мне это ужасное место, — сказал он, изобразив дрожь. — Ты знаешь, что они будят на рассвете, чтобы бегать с голым торсом по болотам?

Он вздрогнул и снова скрестил ноги, сдвинувшись при этом чуть вперёд, достаточно, чтобы я смогла увидеть черты греческой статуи, его кожа была бледна как мрамор, а глаза, словно серый потертый гранит. И сердце его как камень, судя по его манере поведения. Но потом эти глаза посмотрели из-под бахромы серебристых ресниц, и в них вспыхнула искра жизни. Это как спички для растопки. То, что казалось холодным, теперь было тёплым или может быть грела мысль, что глаза зажглись при виде меня.

— Это новая девушка, о которой ты мне рассказывала, Хелен? Та, чья мама…

Хелен ударила носом ботинка по голени парня. Вот почему он смотрел на меня с таким интересом. Я была чем-то вроде позора.

— Не удивительно, что тебя выгнали из Готорна, Натан Бекуит, — сказала Сара. — В тебе смысла не больше, чем в поганке. Иди, создавай проблемы в другом месте. Даже если твоя мама начальница, не думаю, что она дала тебе полную свободу действий в спальнях для девушек.

Ах, это объясняет его присутствие здесь, Натан спустился с подоконника, поднял воображаемую шляпу для Сары и Хелен, а затем низко мне поклонился. Он чувствовал себя исключительным. Он вёл себя скорее как лорд манер, чем их нарушитель. Когда он проходил мимо меня на лестнице, я услышала, как он достаточно тихо сказал, чтобы услышала только я:

— Ты должна чаще краснеть — тебе это идёт.

Покраснев ещё больше, я поспешила вверх по лестнице к Саре и Хелен, которые были слишком заняты друг другом, чтобы заметить мой конфуз.

— Серьёзно, Хелен, ты решила отыскать единственного во всей округе мужчину и сразу же броситься на него? Ты такая же, как и твоя кузина Софрония.

— Я ни на кого не бросаюсь, Леман. Это не моя вина, что мужчины находят меня привлекательной. Просто потому, что ты закончишь как старая дева…

— Лучше я останусь старой девой, чем выйду замуж за такого подлеца как Натан Бекуит…

— Жилли мужчина, — вставила я. Обе девушки посмотрели на меня так, словно заговорила мебель: — Ты сказала, что мистер Бекуит единственный мужчина в округе, — я добавила, — но ещё есть Жилли Даффи.

Хелен наклонила голову, обнажив окружённую жемчужным колье шею, и рассмеялась.

— Я даже не уверена, что Жилли человек, но замечание принято. Ты должно быть Авалайн. Мы будем жить в одной комнате, — она протянула изящную руку в перчатке.

Я колебалась. Я могла проигнорировать то, что сказал Натан Бекуит, но тогда я всегда буду задаваться вопросом. Я уже победила Джорджиану Монморанси. И если эта девушка будет моей соседкой по комнате, я не могу притворяться, что ничего не слышала.

— Авалайн Холл, — сказала я, пожав ей руку. — Похоже, вы уже слышали о моей матери.

Сара сдавленно вздохнула, а Хелен покраснела. Её голубые глаза распахнулись, и она прикусила губу. Я перепугалась, что нажила себе ещё одного врага, но затем она покачала головой, её белокурые локоны задрожали, и она взяла мою руку в ладони.

— Я должна извиниться, мисс Холл. Натан услышал эту историю от своей матери. Я должна была сказать ему, что не интересуюсь сплетнями, но, по крайней мере, я могу сказать, что ваша мать однажды исчезла, когда была здесь.

— Исчезла? — повторила я, мой голос эхом разнёсся по лестничной площадке.

Сара приложила палец к губам и с тревогой огляделась по сторонам, проверяя, не подслушивает ли нас кто-то. Затем она подошла ближе и приглушённым голосом сказала:

— На протяжении многих лет в Блитвуде было несколько исчезновений, девушки которые ушли… исчезли. Сейчас истории снова возродились после недавнего происшествия.

— Какого недавнего происшествия? — спросила я, вспомнив, как мисс Шарп высказала Агнес похожую фразу после моего интервью. — Хочешь сказать, что пропала девушка?

— Да, — начала Сара, но Хелен её прервала.

— Уверена, она просто сбежала. Кто может винить её за бегство из этого места? — она покачала головой, от чего перья на её шляпе задрожали как взволнованные птицы. — Лучше исчезнуть, чем быть в ловушке в этом монастыре. И вы не можете винить бедных заключённых здесь за то, что они придумывают истории, дабы развеять скуку. Держу пари, большинство пропавших девушек дома, наслаждаются сезоном или путешествуют.

— В любом случае, я повторяю то, что сказал Натан. Я ответила ему совершенно искренне, что ничего не знаю об исчезновении твоей матери. И вот это вся история, — она распрямила плечи, словно услышала команду на расстрел. — Ты найдёшь у меня много, — она метнула косой взгляд на Сару Леман, — много недостатков, но лесть не один из них.

Сара издала сдавленный звук, словно сдерживала смех. Хелен всё ещё смотрела на меня, ожидая моей реакции на признание.

— Спасибо, что рассказала мне о том, что он тебе поведал, — ответила я. — У моей мамы были трудные обстоятельства… — я поймала беспокойный взгляд Сары и вспомнила, что она советовала мне никому не рассказывать о своей жизни. Я вполне могла представить, что Хелен ван Бек могла сказать, если бы я призналась, что провела свою юность, обрезая шляпы, подобно той, что была на Натане или что я могла сшить себе блузку как у Сары: — Но она никогда не говорила мне о своём исчезновении из Блитвуда.

Конечно, мама многого не рассказывала о своей жизни в Блитвуде, но я ободряюще улыбнулась Хелен, желая показать, что простила её за сплетни. Её плечи мгновенно расслабились, а на лице появились ямочки.

— Значит, ты простила меня! — воскликнула она. — Спасибо Колоколам! Я бы не хотела начинать год со злой соседкой. Пойдём, там ещё кое-кто ожидает нас.

Хелен собрала пышные юбки и направилась вверх по лестнице, оставив меня с Сарой позади. Мы постарались держаться достаточно далеко от неё, чтобы не наступить на её юбку, и чтобы она не услышала комментарий Сары.

— Хорошо, что ты указала Хелен на её сплетни. Ты не должна позволять ей вести себя неправильно. Я знала её кузину Софронию, когда та училась здесь. Все ван Беки импульсивны, тщеславны, упрямы и ленивы и все они говорят, что отец избаловал Хелен. Это окажется чудом, если она в свой первый год не попадёт сама в беду или не вовлечет в это друзей. Особенно при общении с Натаном Бекуитом.

— Мистер Бекуит и впрямь оказывает такое плохое влияние? — спросила я.

— Неисправимое! — ответила Сара. — Он был исключен из полдюжины закрытых школ по всему северо-востоку, прежде чем его отправили в Готорн. Это побратим нашей школы в Шотландии. Я слышала, что там несколько строгая система, но если ты спросишь меня, то это просто необходимо для Натана Бекуита, который рос без отца в окружении женщин.

Я хотела спросить, что случилось с отцом Натана, но Сара положила ладонь на мою руку и наклонилась ближе, чтобы прошептать мне на ухо. Я подумала, что она хочет рассказать мне о детстве Натана Бекуита, но вместо этого она сказала:

— Если тебе нужно будет поговорить, не бойся обращаться ко мне. Мне кажется, Хелен не станет самой отзывчивой соседкой и Блитвуд может быть… подавляющим. Есть и другие способы исчезнуть здесь, не пропадая в лесу.

Хотя её слова несли в себе добрый смысл, я представила себе кровавый след на снегу, и это пробрало меня до глубины души. Но это, разумеется, вовсе не то исчезновение, которое имела в виду Сара.

— Спасибо, — сказала я, хотя зубы стучали. — Я так и сделаю.

Сара улыбнулась, а затем развернулась и быстрым шагом пошла по коридору.

— По крайней мере, у тебя одна из лучших комнат, — заявила она, входя в большую продуваемую насквозь комнату неправильной формы. — Это была моя комната, когда я была на первом курсе.

Находясь под карнизом крыши, комната состояла из острых углов и укромных уголков и большого камина. Вдоль стен стояли две узкие железные кровати.

Всё ещё дрожа от воображаемой картины с окровавленным снегом, я двинулась к солнечному участку в конце комнаты, где стояла третья кровать. Из окна над кроватью открывался вид на реку, и это напомнило мне вид из квартиры, которую мы снимали с мамой на Западной Четырнадцатой улице. Я стояла и вдыхала тёплый воздух, пытаясь вернуть самообладание. «Блитвуд может быть… подавляющим», — ведь так сказала Сара. Неожиданно даже идея делить комнату с двумя незнакомками, заставила меня почувствовать себя на грани.

— Ох, ты хочешь эту кровать? — тихий гнусавый голос прервал мои мысли.

Вздрогнув, я обернулась и увидела невысокую девушку с каштановыми волосами, обрамлявшими её бледное овальное лицо; стоя в тени, она скрестила руки на груди. Она была одета в выцветшее ситцевое платье, которое практически сливалось с обоями, возможно именно поэтому я её не заметила.

— Ох, нет, — сказала я быстро. — Ты была здесь первой, у тебя право первого выбора.

— Технически, — перебила Хелен, подойдя сзади, — первой здесь была я. И вышла я только потому, что здесь никого не было, и я почувствовала себя одиноко. Это лучшая кровать. Личное пространство, вид на реку и да, посмотрите, какие здесь прелестные встроенные ящики!

Хелен провела руками по ящикам в такой манере, словно они уже ей принадлежали. Я подозревала, что она привыкла получать всё, что ей захочется.

— Вы должны вращать это, — предложила Сара. — Это самый честный способ. Вот, — она засунула руку в волосы и достала длинный стреловидный штырь. — Вы садитесь в круг и вращаете стрелу. Никогда не знаешь, кому достанется кровать. То есть если вы согласны, мисс… — добавила она, поглядев на нашу третью соседку.

— Моффат, — ответила девушка. — Мисс Дейзи Моффат из Канзас-Сити в Канзасе.

Хелен фыркнула и Сара её легонько ударила.

— Ну, что же, мисс Дейзи Моффат из Канзас-Сити в Канзасе, вы согласны вращать стрелу за кровать? Решать на самом деле вам, так как вы были здесь до того, как мы приехали.

— Ох! — пропищала Дейзи, подняв руки. — Мне вообще-то не принципиально, где спать. У меня семь сестёр дома и я спала в шкафу. Это для других леди.

Сара вскинула бровь, взглянув на Хелен.

— Ладно, — сказала Хелен, — но я не понимаю к чему всё это. Это просто кровать, ради колокола, а не люкс в отеле «Плаза».

— Итак, Хелен в деле, — Сара повернулась ко мне. — Что насчёт тебя, Ава?

— Это кажется справедливым, — ответила я.

Я могла бы притвориться безразличной как Хелен или смириться как Дейзи, но по правде говоря, я очень хотела занять кровать в нише у окна. Всего пять минут с двумя новыми соседками уже полностью вымотали меня. Если у меня не будет немного личного пространства, не уверена, что выживу в Блитвуде. Есть и другие способы исчезнуть здесь. Я уже могла ощутить, как исчезаю в тени.

Сара отпихнула в сторону чемоданы Хелен — их было четыре и все с отметками из европейских городов — и поручила нам сесть в форме треугольника, на равном расстоянии друг от друга. Хелен сначала настояла на том, чтобы протереть пол своим платком, а потом начала жаловаться, что раздавит свою юбку.

— Вот именно поэтому, ты уже должна была переодеться в школьную одежду, — пожурила её Сара.

Когда мы все сели, Сара положила стрелу на пол между нами.

— Когда мы делаем это в Блитвуде, мы произносим небольшой стишок:

Стрела летит за кругом круг,

Где цель — никто не скажет.

Укажет нам, кто верх берёт,

Иль поразит, кто согрешает.

— Фу, — высказалась Хелен. — Что за убогая рифма. Давайте покончим с этим. Я должна крутить?

Не дожидаясь ответа, Хелен полезла в середину круга и схватила стрелу длинными элегантными пальцами. «Какие красивые руки у Хелен», — подумала я с мучительной ревностью, когда стрелка закрутилась в золотом тумане, и все мы проговорили маленький, но странный стишок. Эти руки никогда не шили шляпы поздней ночью и не работали на фабрике. Даже крепко сложенные вместе руки Дейзи не создавали впечатления, что она работала. Смогу ли я на деле найти общий язык с этими девушками или с любыми другими девушками Блитвуда? Джорджиане Монморанси понадобилось не больше трёх минут, чтобы понять, что я не принадлежу этому месту. Сколько времени потребуется другим?

Стрела замедлилась и остановилась. Я видела, как она двинулась в сторону Хелен. «Конечно, — подумала я, — она из того типа девушек: красивых и богатых, которых всегда будут замечать парни вроде Натана Бекуита; которые всегда получают всё самое лучшее; и которые никогда не исчезают». Гнев, который вызвала Джорджиана вернулся, а с ним и звон колокола. Я мысленно заставила её замедлиться и когда я это сделала, стрела дернулась и остановилась, указав на меня. Три пары глаз тоже были направлены на меня.

— Это было странно, — заметила Хелен. — Казалось, что она должна была двинуться дальше.

— Мы могли бы повторить, — предложила я.

— Нет, — сказала Сара, забрав стрелу и поднявшись на ноги. — Кровать принадлежит Аве, честно и справедливо. Теперь вам лучше поторопиться, распаковать вещи и переодеться к ужину. Опоздавшие на ужин не допускаются. Вы услышите колокола.

Она наклонила голову, посмотрев на меня.

— В Блитвуде есть лишь один звук и вам придётся привыкнуть к колоколам. Иногда они могут свести с ума. Говорят, несколько лет назад, девушка упала с колокольни, в попытке заглушить звон.

Затем она улыбнулась и поспешно ушла, оставив меня с мыслью, что колокола в моей голове уже свели меня с ума.

ГЛАВА 10

— Да, не слушайте, вы, этот кислый Лимон, — высказалась Хелен после того, как Сара ушла, и мы принялись распаковывать чемоданы. — Моя кузина Софрония говорит, что стипендиантки берутся за эту работу, только чтобы нами помыкать.

— Думаю, они берутся за работу из-за денег, — сказала я, всё ещё дрожа от раздумий о девушке, которая погибла в попытке заглушить звон колоколов. — И не думаю, что она такая уж и кислая. Она мне даже очень понравилась.

— Как вы думаете, эта история правдива? — спросила Дейзи, широко распахнув глаза.

— Натан говорит, что в Блитвуде таких историй много — девушки сходят с ума, девушки пропадают или просто внезапно… — Хелен покраснела, несомненно, вспомнив о том, что Натан говорил об исчезновении моей матери.

— Откуда ты так хорошо знаешь Натана Бекуита, если ты только что приехала? — сорвалось у меня.

— Ох, — Хелен оторвалась от складывания в стопу чистых белых блузок. — Бекуиты и ван Беки знают друг друга уже несколько поколений. Наш городской особняк расположен на углу прямо с их домом на Вашингтон-Сквер, а наш летний коттедж находится как раз к югу отсюда, в Гайд-парке. До того, как умер мистер Бекуит, наши отцы дружили. И, конечно, все женщины из семьи ван Бек всегда обучаются в Блитвуде. Папочка говорит, что мы так много отдаём школе, что она вскоре разорит нас, — рассмеялась она, словно возможность разорения ван Беков была полным абсурдом.

— Как бы то ни было, Натан и его мама приезжали к нам на чай, начиная с самого моего детства. Нас посылали на улицу, пока наши мамы предавались воспоминаниям о школьных годах. Натан всегда хотел изучить лес или берег реки. Однажды он уговорил меня поиграть в пиратов на отцовской лодке, и мы перевернулись в центре реки! Я не умела плавать, поэтому Нату пришлось спасать меня.

Изящными руками Хелен лениво погладила свои изысканные хлопковые блузки, и пока она говорила, взгляд её голубых глаз был обращен в сторону реки. Глядя на свежие белые блузки, я подумала о девушках, которые шили их всего за несколько долларов в неделю. А потом я вспомнила девушек, которые горели в пожаре… и увидела дым, вздымавшийся из стопки блузок. Я быстро отвела взгляд в сторону реки, но прекрасный вид теперь был смазан дымом. Дым поднимался от реки и вился по её берегам, крадясь через лужайку и направляясь к замку.

— Ох, чёрт, этот адский туман! — я обернулась и позади себя обнаружила Хелен. Она смотрела поверх моего плеча на реку, и выглядела совершенно безразличной к приближавшемуся дыму: — На этом изгибе реки всегда так происходит, как-то это связанно с холодными горными водами и тёплой водой залива. Натан объяснял это. Независимо от причины, туман делает траву совершенно мокрой и тем самым ставит крест на все возможные прогулки после ужина… на который мы опоздаем, если не поторопимся. Почти шесть часов

Я обернулась и снова посмотрела на реку. Конечно же, это был не дым, как мне показалось. А просто туман. Я развернулась и присоединилась к Хелен и Дейзи, но краем глаза заметила, как туман оформился в фигуру. На мгновение мне показалось, что это был мужчина в накидке, но потом зазвонили колокола, разогнав и туман и иллюзию.

***

Спустившись на первый этаж, мы обнаружили, что Главный Зал был уже полон. Шум возбужденных голосов сотни девушек возносился до стропил, подобно огромной стаи жаворонков. Это напомнило мне шумиху во время окончания смены на фабрике «Трайангл», но обрывки разговоров, которые я уловила, пока мы проходили между столами, разительно отличались.

— Яхта графа была просто божественна.

— Мама говорит, что наш новый коттедж в Ньюпорт будет грандиознее, чем у Вандербилтов.

— Я просто объяснила Папа, что он не может ожидать, что я поймаю муж, имея такое скудное пособие на платья. Представьте себе…

Девушка — Альфреда Дрисколл, я узнала её, когда мы подошли ближе — назвала цифру, которая была больше чем зарплаты всех вместе взятых девушек на фабрике «Трайангл» за целый год.

Джорджиана отмахнулась тонкой рукой, словно отгоняла моль, жёлтые бриллианты на её пальцах уловили свет от стоявших на столе высоких канделябров.

— Ты правильно сделала, заняв твёрдую позицию, Фредди. Мужчины! Что они знают о платьях?

Все второкурсницы за столом Джорджианы захихикали, словно та сказала нечто очень остроумное.

— Эта девушка всерьёз тратит такие деньги на платья? — прошептала Дейзи мне на ухо. — Это даже больше, чем мы потратили на кормление наших ломовых лошадей в прошлом году!

Хелен фыркнула.

— Эта трата денег гораздо лучше, чем у Альфреды Дрисколл на одежду и аксессуары от французских портных, — сделала она колкое замечание, когда мы сели за стол, по соседству со столом, за которым Джорджиана Монморанси собирала всех своих поклонниц. — Никакое количество кружев от Пау де Шин и Шантильи не сделает это лицо менее похожим на лошадиное.

— Ох! — Дейзи вскрикнула, оглянувшись, чтобы посмотреть, не услышала ли Альфреда замечание. — Я не это имела в виду… почему… я не сравнивала…

— Не переживай, — протянула Хелен, развернув толстую белую льняную салфетку. — Фредди любит лошадей. И с её приданым и родословной она может выйти замуж за кого ей только вздумается. Я так полагаю, что она положила глаз на брата Джорджианы.

— Тут все так богаты? — спросила Дейзи, уставившись на посуду с золотой каёмкой и загадочный строй из наполированного серебряного сервиза.

Хелен моргнула, удивившись прямизне вопроса, а потом рассмеялась.

— Ну, да, за исключением стипендианток, полагаю. Большинство девушек происходят из первой сотни.

— В смысле, первые четыре сотни, — сказала я, вспомнив, что моя мама рассказывала о Нью-Йоркской аристократии.

— Ох, Блитвудская сотня куда намного эксклюзивней этого! Мы происходим из семей основателей. Правда, сейчас в школу стали брать девушек из любых семей…

— Да, как бродячих кошек, — сказала Сара Леман, присаживаясь во главе стола.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Хелен.

— Я ваша наставница. К каждому столу с птенцами прикреплена наставница, которая покажет, как всё нужно делать, — она сладко улыбнулась. — И убедится, что вы не выйдете за рамки. Ох, смотрите, суп из жерухи. Мой любимый!

Девушка, одетая в бледно-серое одеяние, принесла супницу и накрытую корзинку, из которой вкусно пахло свежеиспечённым хлебом, но поскольку никто за другими столами не прикоснулся к еде, мы тоже не стали. Напротив нас сели ещё три девушки.

— Привет! — девушка с короткими тёмными волосами и густой чёлкой подняла руку. — Я Кам, сокращённо от Камиллы, Беннет, а это мои соседки Долорес и Беатрис Йегер. Они близняшки, если вы вдруг не заметили.

Такое было невозможно не заметить. Девушки были идентичны не только во внешности: длинные бледные лица, орлиные носы, глубоко посаженные карие глаза, но у них также были густые каштановые волосы, высоко заплетённые на голове, и у обоих на длинных носах красовались очки в роговой оправе.

— Йегер? — поинтересовалась Хелен. — Что это за имя такое?

Девушки обменялись осторожными взглядами. Девушка слева — Беатрис, как я подумала — ответила за двоих.

— Мы австралийки по папиной линии. Наша мама была англичанкой. Наш отец только что получил назначение на преподавание естественных наук.

— Ох, новый профессор наук, — Хелен наклонилась через стол и мы все подались к ней, чтобы расслышать её шепот. — Я слышала, что старая профессорша просто взяла и исчезла. Ходят слухи, что она сбежала с бродячим продавцом Библии. Представляете!

Сестры опять посмотрели друг на друга, и вновь за обеих ответила Беатрис:

— Учёные точно также могут пасть жертвой нежных чувств, как и все остальные. Наш отец влюбился в нашу маму, когда был её преподавателем. Они сбежались вместе и жили в коттедже, пока она не умерла при родах. Мы с моей сестрой… — она окинула Долорес недовольным взглядом, — пришли к выводу, что следует вообще избегать романтических чувств.

— Ох! — сказала Хелен, её голубые глаза распахнулись от услышанной истории. — Как необычно! Я никогда не встречала…

Нам не довелось услышать, каких же людей Хелен ван Бек никогда не встречала (я предположила, что список этот был весьма обширен), потому как в этот момент раздался колокольный звон — ясный благозвучный перезвон, прервавший какофонию сотни девчачьих голосов. Он доносился из задней части зала, где фигура в мантии с капюшоном стояла на помосте, подняв вверх в руке сверкающий золотой колокольчик. От резкого движения запястьем снова раздался звон, и этот звук поглотил все до последнего остатки разговоров и шарканья ног, словно этот звон был бездонным колодцем, поглощавшим звук и превращавшим его в звенящую тишину. Затем эхом прозвенел первый колокол от одного из столов, затем от другого и следующего, пока зал не наполнился звоном колоколов.

— Одна из вас должна позвонить в наш колокол, — сказала Сара, указывая на золотой колокол в центре нашего стола.

Я посмотрела на Хелен, ожидая, что она воспользуется данной честью, но прежде чем она смогла дотянуться до колокола, Дейзи схватилась за него. Она подняла его вверх и ударила по нему, когда очередь дошла до нашего стола.

— Браво! — сказала Кам, потянувшись через стол и похлопав Дейзи по плечу. — Молодец!

— Да, — признала Хелен. — Молодец, Дейзи, — но затем она тихо добавила себе поднос: — За тихонями нужен глаз да глаз.

Пока за каждым столом звонили в колокола, процессия взошла на помост. Я узнала Вионетту Шарп, её светлые волосы и лилового цвета глаза оттеняли фиолетовый наряд. Сопровождал её высокий и неуклюжий мужчина, мантия которого хлопала по твидовым брюкам. Поднявшись на возвышение помоста, он склонил голову, словно стеснялся быть в центре внимания, но когда одна из студенток закричала: «Беллоуз!», он поднял взгляд, откинул назад волосы и по-мальчишески улыбнулся.

— Это Руперт Беллоуз, — прошептала Сара. — Наш учитель истории. Все девушки без ума от него. Довольно забавно, как они им восторгаются.

Несмотря на её явное равнодушие к учителю истории, взгляд Сары был обращён к нему, как и у всех девушек в зале. Даже температура в зале, казалось, повысилась, когда он улыбнулся, но эта теплота исчезла, когда появился следующий учитель. Эуфорбия Фрост взошла на помост, подобно большому судну, заходящему в порт, её масса под многослойной одеждой словно впитывала весь свет в комнате, чуть ли не проглатывала идущего за ней по пятам скромного нервозного мужчину.

— Мартин Пил, — прошептала Сара. — Мастер колоколов.

— Пил⁵? — захихикала Кам. — Как думаете, он выбрал эту профессию из-за фамилии?

— Возможно, — серьёзно ответила Сара. — Члены семьи Пил были колокольными мастерами с самого основания Блитвуда. Также как и Матильда Свифт, она третья Свифт, преподающая стрельбу из лука, — Сара дернула подбородком в сторону следующей преподавательницы, поднимавшейся на помост: высокая стройная брюнетка с угловатым лицом, волосы убраны назад, а её тёмные проницательные глаза смотрели в самые дальние углы, словно искали добычу.

— Сколько лет Блитвуду? — спросила я, пока невысокая пожилая дама, которую кто-то определил как мисс Календ, учительницу латыни, поднималась на помост.

— Замок был построен здесь в семнадцатом веке семьями основателями, — ответила Сара. — Школа открылась в тысяча восемьсот шестьдесят первом году, поэтому мы празднуем золотой юбилей этой весной.

— Но это невозможно, — сказала я. — Жилли Даффи сказал мне, что работает тут с самого основания замка.

— Я удивлена, что ты услышала больше чем два слова от Жилли, — сказала Сара. — Должно быть, ты неправильно его поняла. Что он…

Её прервал крик Беатрис.

— Это папа! Разве он не выглядит достойно в этой одежде?

«Мистер Йегер выглядел скорее мрачно, чем достойно», — подумала я. Он был крупным мужчиной с роскошными седыми волосами, непослушными бровями и пережившим горе лицом. Его глаза из-под тяжёлого капюшона смотрели на новых учеников с выражением непроизносимой печали, как будто он видел полную скорби церковь, вместо девушек в первый день учебы.

— Бедный папа, — сказала Беатрис. — Он думает о маме. Она была ученицей Блитвуда. Боюсь, что нахождение здесь вернуло болезненные воспоминания об их первой встрече.

Мистер Йегер окинул комнату взглядом, несомненно, ища стол, за которым сидели его дочери. Он грустно улыбнулся, заметив их, но когда он увидел меня, то удивился. Возможно, он обнаружил моё сходство с мамой. Я склонилась, чтобы спросить Беатрис и Долорес, когда их папа преподавал в Блитвуде, но была прервана вздохом Дейзи.

— Почему эта женщина в вуали?

Подняв глаза, я увидела учительницу, поднявшуюся на помост последней — это была стройная женщина в колоколообразной шляпе с сетчатой вуалью.

— Это Лиллиан Кори, — прошептала Сара. — Она библиотекарь. Никто не знает, почему она носит вуаль.

— Серьёзно? — спросила Дейзи. — Ты думаешь…

Сара заставила Дейзи замолчать.

— Никто не говорит об этом. Теперь тихо, Дейм Бекуит готова обратиться к нам.

Женщина, которая первой появилась на помосте, теперь стояла перед учителями. Она подняла в руке золотой колокольчик, но ей не нужно было звонить, чтобы создать тишину. Другой рукой она откинула назад капюшон, обнажив серебряные волосы аккуратно сложенные над белым лбом и серые глаза, такого же цвета, как и у её сына. Ей достаточно было только взглянуть на шепчущую девушку, чтобы та замолчала. Казалось, её взгляд скользнул по каждому из нас и когда он достиг меня, было ощущение, что она смотрела в самую душу. Я выпрямилась, расправила плечи и подняла подбородок, будто её взгляд привел меня в вертикальное положение. Я ощутила магнитное напряжение в своей душе и испытала желание стать лучше.

Когда её взгляд оторвался от меня, я посмотрела по сторонам, и поняла, что она оказала такой же эффект на всех девушек, за исключением одного единственного парня в этом помещении. Натан Бекуит стоял в задней части большого зала, прислонившись к гобелену со сценой охоты. Он смотрел на маму таким же взглядом, каким охотник на гобелене смотрел на оленя, собираясь пронзить его копьем. Словно он, наконец, поймал свою добычу.

— Девушки Блитвуда, — начала Дейм Бекуит, — новенькие и старшие, добро пожаловать. Моё сердце радуется, когда я смотрю и вижу, что вы вернулись в целости и сохранности.

Кто-то издал звук похожий на смех. Я повернулась и увидела, что Натан Бекуит покидает зал. Дейм Бекуит продолжила свою речь с ноткой грусти в голосе:

— Я вспоминаю тех, кто не вернулся к нам и тех, кто потерялся в темноте.

Моё горло сжалось, когда я подумала о Тилли Куперманн и всех тех девушках, что погибли в пожаре. Но она не могла подразумевать их. Она говорила о девушке из Блитвуда, что недавно пропала? Девушка действительно просто сбежала, как думает Хелен, или же с ней случилось что-то ужасное?

Но потом взгляд Дейм Бекуит остановился на мне, и я подумала, что она говорит о моей матери, которая, если Натан был прав, исчезла из Блитвуда, но вернулась. Где она пропадала и как долго? И почему Дейм Бекуит рассказала Натану об этом? Может быть, мама так и не смогла полностью вернуться оттуда, где побывала. Она всегда казалась потерянной, но я думала, что просто такова её природа. Теперь я задавалась вопросом, увидела ли она что-то, что её изменило.

Я вскинула подбородок, намереваясь с пренебрежением встретить взгляд Дейм Бекуит, но выражение жалости в её глазах растопило моё пылкое желание добиться успеха в Блитвуде и устранить, очевидно, очернённую память о матери.

— Здесь в Блитвуде мы начинаем каждый год с посвящения себя свету, — продолжила она. — Мы обещаем колоколам, — она держала золотой колокольчик настолько сильно, что тот не издавал ни звука. — Наши предки знали, что сила колокола в том, чтобы предупредить о приближении зла и уничтожить его. Неважно, какие разногласия у нас могут быть, — её взгляд упал на покрытое вуалью лицо библиотекаря, Лиллиан Кори, — мы должны помнить, что наша миссия нас объединяет. Давайте теперь произнесем нашу клятву Блитвуду, положив одну руку на сердце, а другую — на колокол.

Я читала о школьных клятвах в школах для девушек в книгах миссис Мур. Но было странной практикой обещать колоколам. Или может это казалось странным только мне, потому что я слышала колокола в голове. Хотела ли я заверять клятву этим? Правда, звук предупреждал меня об опасности, но он также заставлял меня опасаться за свой рассудок. Все девушки в комнате разместили правую руку на сердце, а левую на колоколе, стоявшем на столе. Хелен, желая показать, что она знает, что делает, первой положила руку на колокол, затем за ней последовали Кам, Беатрис, Долорес и Дейзи. Только Сара и я не прикоснулись к нему. Мы с Сарой встретились взглядами, она будто бы поняла мои колебания. Она подарила мне ободряющую улыбку и подняла руку. Мы в один и тот же миг коснулись колокола. Мне показалось, что я почувствовала слабую вибрацию.

— Новые девушки просто повторяйте за мной, — сказала Дейм Бекуит громким и звонким голосом. — Я торжественно клянусь защищать честь, традиции, правила и тайны Блитвуда.

Когда я повторила эти слова, вибрация под моей ладонью усилилась. Дрожала ли это моя рука или может рука одной из девушек? Но руки всех девушек были неподвижны.

— Стоять за моих сестёр в опасностях и невзгодах, провести жизнь так, чтобы она стала ярким примером для всех.

Я смотрела на колокол, желая прекратить вибрацию. На металлической поверхности были нанесены гравюры, которые растянулись по всей поверхности колокола: «Майя, Электа, Тайгета, Алкиона, Келено, Стеропа и Меропа» — имена семи сестёр, сделавших настоящие колокола. Я сосредоточилась на именах, чтобы удержать руку от дрожи.

— И я клянусь, что враги моих сестёр — это мои враги, — закончила Дейм Бекуит. — Аминь.

Это были последние слова. Я быстро повторила их, радуясь, что это конец, но когда я договорила слова, колокол под моими пальцами начал звонить. Остальные девушки были так поражены, что оторвали руки от колокола. Я подняла взгляд и увидела, что Дейзи смотрит на меня. Я быстро одёрнула руку.

— Чей колокол прозвонил? — потребовала ответа Дейм Бекуит.

Я сразу же поняла, что прозвонить в колокол сейчас означает совершить нечто плохое. Это также означает, что моя первая догадка была верна — я не принадлежу Блитвуду с этими красивыми и образованными девушками. Пятно в моей родословной и клеймо безумия преследуют меня. Почему-то колокол знал, что я не принадлежу этому месту, и он прозвонил, чтобы разоблачить меня, подобно волшебной арфе в сказке «Джек и Бобовый стебель». За следующим столом Джорджиана Монморанси наклонилась, чтобы что-то прошептать на ухо Альфреде Дрисколл. Это нельзя было скрыть. Мне придётся признать, что это я прозвонила в колокол.

Я открыла рот, но Хелен заговорила первой.

— Это был наш колокол, Дейм Бекуит. Я случайно толкнула его.

Глаза Дейзи распахнулись ото лжи.

— Это не правда, — начала она. Хелен посмотрела на неё, но Дейзи твёрдо стояло на своём: — Мы все толкнули его.

Дейм Бекуит вздохнула.

— В следующий раз будьте осторожнее. Колокола должны звонить только в правильное время. Но поскольку это ваш первый день, — она улыбнулась, — мы не будем больше говорить об этом.

ГЛАВА 11

После ужина — вкусных блюд из жареной птицы и несладких пирогов, печёных яблок и пудинга — нас отпустили в комнаты; на лестнице я отвела Хелен в сторону.

— Почему ты сказала, что толкнула колокол? — спросила я. — Ты же знаешь, что ты не делала этого.

Многие из старших девушек бросились в общую комнату для игры в карты, которую они называли «флеш и трофеи», но Сара тонко намекнула, что птенцы в первую ночь традиционно отправляются в свои комнаты на какао-вечеринку. Она послала Дейзи на кухню за припасами, а нам с Хелен велела пойти наверх и разжечь огонь в камине.

Хелен пожала плечами.

— Моя кузина рассказала мне о девушке, которую выгнали из Блитвуда в первый же день за то, что она позвонила в колокол. Я не хотела, чтобы тебя выгнали. Кто знает, кто стала бы моей соседкой?

Я моргнула, удивившись высокой оценке Хелен, что я была предпочтительнее, чем кто-то ей неизвестный.

— Но почему ты думаешь, что он зазвонил из-за меня?

Хелен наклонилась ближе, хотя рядом никого не было, и прошептала:

— Говорят, что колокола, даже самые маленькие, чувствуют посторонних. Лично я считаю, это полной чушью. Как металлический колокол может почувствовать что-то? Я узнала обо всех суевериях Блитвуда, когда ещё была совсем ребёнком. Полагаю, всё это, включая рассказы о пропавших девушках, полная чушь, придуманная для того чтобы создать ореол таинственности, лишь бы мы не умерли тут от скуки, как монахини, изучая латынь и колокольные звоны, в то время как другие девушки танцуют на балах и ищут мужей.

Её белокурые локоны затрепетали от неподдельного гнева. Блитвуд был прекрасен — прекраснее любого места, в котором я побывала до того, как попала в дом бабушки — мне даже и в голову не приходило, что другие девушки хотели бы оказаться в ином месте.

— Поэтому, если ты спросишь меня, почему прозвонил колокол, то лишь потому, что кто-то толкнул стол. Держу пари, что это сделала ужасно суетливая Камилла.

— Ну, в любом случае, спасибо, что взяла вину на себя, — сказала я, пока мы поднимались на наш этаж. — Я бы не хотела быть отчисленной в свою первую ночь.

— Отчислена в первую ночь? Это было бы достижением даже для меня.

Бесплотный голос ещё больше напугал меня, тем более что был он мужским и доносился из открытого окна.

— Нат! — закричала Хелен, бросившись к окну. — Хочешь свернуть себе шею?

Я последовала за Хелен к окну и, встав рядом с ней, выглянула и увидела Натана Бекуита. Он сидел, скрестив ноги, на узком чугунном козырьке, который тянулся по западной стороне замка. Его светлые волосы и бледная кожа казались румяными в лучах заходившего солнца, которое лишь начало прятаться за горы на другой стороне реки.

— Не совсем, — ответил Натан. — Хоть я и тронут твоей заботой о моей шее. О, привет, — сказал он, заметив меня. — Ты девушка, которая издала звон, не так ли? Я глубоко поражён.

— Это то, что люди говорят? — спросила я.

— Не знаю насчёт людей, — недовольно ответил Натан, словно всё человечество было ниже его. — Я был на кухне, выпрашивал остатки у повара, когда услышал, что мама сказала старому Пилу присматривать за тобой, когда ты будешь работать с колоколами. Было смело с твоей стороны заступиться и взять вину на себя, Хелен.

Хелен рядом со мной покраснела и изо всех пыталась сдержать улыбку.

— Ведь, не могла же я позволить, чтобы её отчислили, не так ли? Хотя нас отчислят обеих, если увидят, что мы разговариваем с парнем в общежитии, — Хелен нервно оглянулась.

Лестничная площадка позади нас всё ещё была пуста, но мы могли услышать голоса поднимающихся девушек.

— Тогда идите сюда, — предложил Натан. — Никто вас не увидит, и вы сможете понаблюдать со мной за закатом. Разве вы не хотите подышать свежим воздухом, прежде чем на всю ночь застрянете с хихикающими девушками, пьющими какао?

Ещё минуту назад я с нетерпением ждала какао-вечеринки. Это была одна из примечательных особенностей обучения, о которых я читала в книгах мисс Мур — ночной праздник, где девушки сидят в своих ночных рубашках, заплетают друг другу косы и рассказывают страшные истории, но теперь я засомневалась, а вдруг слухи о том, что я позвонила в колокол, разнеслись по всей школе. Как я налажу отношения с другими девушками, если они будут считать меня незваным гостем? Внезапно я почувствовала, что задыхаюсь.

— Звучит прекрасно, — сказала я, протиснувшись мимо поражённой Хелен и подобрав юбки, собравшись пролезть через окно.

Серые глаза Натана Бекуита распахнулись от удивления. Видимо, он не считал нас достаточно смелыми, чтобы присоединиться к нему.

— Давай, двигайся, — сказала я, — если не хочешь, чтобы мы оба закончили жизнь, разбившись, как яйца об каменные плиты.

Позади меня Хелен взвизгнула и воскликнула:

— Ну, полагаю, одна из нас должна разжечь огонь для какао.

Когда я обернулась, она ушла.

— Это весело, — сказала я, устраиваясь на козырьке. — Почему она ушла?

— Боязнь высоты, — пояснил Натан, ухмыльнувшись.

— Серьёзно? Не думала, что Хелен ван Бек чего-то боится.

— Ей нравится, когда люди так считают, но когда нам было по десять лет, я уговорил её подняться на крышу дома, там она и застыла на месте. Мне пришлось нести её вниз.

— Ты уверен, что это не потому, что она хотела, чтобы ты отнёс её вниз? — спросила я, вспомнив, что почувствовала, когда тёмноглазый парень поймал меня в воздухе и обнял меня за талию. Но, возможно, мне лишь привиделось это.

— Я так было и подумал… но потом её стошнило на мою футболку? А ты, похоже, высоты не боишься. Выглядишь также спокойно, как орленок в орлином гнезде на утёсе.

Я улыбнулась, представив это. Возможно, это не самое лестное сравнение, которое может сделать парень (не должны ли парни сравнивать нашу кожу с молоком, а щеки с розами?), но что я вообще знаю о парнях? Мама всегда запрещала мне общаться с ними. И всё же я была здесь, сидела рядом с одним из них, а вокруг ни души. Я улыбнулась, подумав, что мама не одобрила бы это, но Тилли бы мной гордилась.

И я почти не испытывала неловкости. На самом деле я чувствовала себя комфортно в гнезде из железа с видом на долину реки, простиравшейся перед нами. Солнце уже опустилось за горы, перекрасив их тёмные холмистые склоны в фиолетовый и синий цвета. Облака за горами всё ещё оставались сиреневыми, бледно-синими и серебристыми. Гудзон мерцал таинственным свечением, как будто содержал тайны, которые стремительно нёс к океану. Странно было думать, что это та самая река, которую я видела из окон городских квартир, в которых прожила всю свою жизнь. Теперь я понимала, почему мама всегда находила нам жилье с видом на Гудзон: река была нитью, которая соединяла её с Блитвудом. Теперь это была нить, которая связывала меня с моей старой жизнью.

Я ответила Натану:

— Думаю, что я привыкла к высоте. Я забиралась по пожарной лестнице на крышу, когда мне нужен был глоток воздуха. В городе это единственное место, где можно побыть одной и подумать.

— Да, к тому же пожарные лестницы бывают полезны, когда нужно сбежать от полиции или ревнивого мужа.

Я взглянула на него. Он сворачивал сигарету, не поднимая взора. Теперь, когда солнце село, его лицо вновь побледнело, и я заметила синяки у него под глазами.

— В каких таких местах вам приходилось убегать от полиции, мистер Бекуит?

— Ну, мисс Холл, это не для женских ушей, но есть определённые заведения, которые-то и являются источником особых эликсиров.

— Ты имеешь в виду притоны для курильщиков опиума.

Он был так поражён, что выронил бумагу, из которой скручивал сигарету. Она проскользнула между ячейками металлической решётки, была поймана ветром и унесена в сторону реки, где появлялись первые вечерние краски.

— Что ты знаешь об этих местах? — спросил он.

— Мы с мамой прожили год в Чайнатауне, и такое заведение было в нашем доме. Модные экипажи и такси привозили ночью мужчин и женщин, которые прикрывая лицо, проникали внутрь здания. Позже, уходя, они не трудились скрывать свои лица. Они всегда выглядели так, словно ходили как во сне. Я наблюдала как одни и те же люди приходят и уходят в течение месяца до тех пор, пока их лица не изменялись до неузнаваемости и они не начинали выглядеть так, словно находились в ночном кошмаре… тогда-то они и переставали приходить. Иногда приезжала скорая…

— Стоп! — вскрикнул Натан, вскинув руки. — Я никогда не пойду туда снова. Ты хуже, чем исправительный дом.

— Я не пытаюсь исправить вас, мистер Бекуит, — сказала я, постаравшись не улыбаться, когда взглянула на его покрасневшее лицо. — То, что ты делаешь — это твоё личное дело. Уверена, что если ты принимал опиум, то у тебя на это была причина. Моя мама всегда говорила, что мы должны пожалеть бедные души, которые пришли туда, поскольку что-то причинило им страшную боль и они пришли, чтобы её забыть… — мой голос затих, когда я подумала о матери, пившей опиум в последние месяцы её жизни.