Бог злости

Глава 4

Глиндон

Остров Брайтон — это большой участок земли, окруженный лесами и морем, на котором расположены печально известные замки времен Средневековья.

Однако почти половина земли уже много веков используется в качестве образовательного центра. Другая половина заполнена местными жителями и множеством пабов, магазинов и развлекательных салонов для студентов.

Два больших, царственных университета занимают северную часть Брайтона. Один из них американский, а другой, где учусь я, — британский. Поступить в Королевский элитный университет — известный как КЭУ — так же сложно, как добиться аудиенции у королевы. Не только из-за платы за обучение, которую могут позволить себе только богатые и их дедушки, но и из-за жесткой системы образования.

Кампус разделен на различные университеты со всеми важными специальностями, такими как искусство, бизнес, медицина, право и гуманитарные науки. Обучение проходит от бакалавра до доктора философии.

Некоторые студенты проводят всю свою молодость между стенами, похожими на замок, и учатся до тех пор, пока не рухнут. Но они все равно делают это.

Почему?

Потому что выпускники получают диплом, который сразу же примет любой человек в мире. Основатели Королевского Элитного Университета подобрали лучших профессоров, лучших советников.

Все лучшее.

За исключением, может быть, места.

Потому что есть одна маленькая деталь, о которой я упоминала ранее. Мы делим север острова Брайтон с печально известным университетом.

Королевским университетом.

Они основаны неизвестными деньгами, пришедшими с другой стороны пруда. Большинство студентов там — американцы, и они высокомерны. Что забавно, потому что они называют нас снобами, шикарными богатыми детьми.

А они? Они — опасные дети.

Те, кто ходит так, будто они лучше всех, и с обещанием убийства на лице.

В их университете есть только три основных специальности. Бизнес, право и медицина. Вот и все. Кажется, раньше у них были гуманитарные науки, но их закрыли.

Сесилия говорит, что это потому, что в их телах нет человеческих костей.

В то время как КЭУ — шикарный, изысканный и пахнет старыми аристократическими деньгами, Королевский университет — это новые деньги, пристальные взгляды и угрожающие ауры.

Нам специально сказали держаться от них подальше.

Как можно дальше.

И мы так и делаем. Но это почти всегда происходит на спортивных мероприятиях.

Но в целом, между нашими двумя кампусами существует невидимая граница. Между нашими шикарными английскими манерами и их американскими.

Так было много лет. Задолго до того, как появились мои друзья и я. На самом деле, есть высокая стена, которая отделяет их кампус и общежитие от нашего.

Через нее нельзя перелезть или перепрыгнуть.

Стена, которая представляет собой глубокую пропасть между нами двумя. Если у нас с ними нет соревнований, мы не заходим в воды друг друга.

Вот почему я дергаю Сесили за руку и быстро останавливаю ее, чтобы она не ворвалась в их кампус.

Мы едва успели приехать и сейчас находимся возле металлических ворот. Наверху стоит золотой лев, держащий ключ, под которым искусно написано название «Королевский элитный университет».

Даже Ава, которая обычно обнимает свою виолончель, бросила ее и держится за другую руку Сесилии.

— Будь благоразумной, Сес. Если ты не смогла найти свои записи, это не значит, что их взял кто-то из студентов Королевского университета. У них нет доступа в наш кампус, помнишь?

Серебристые волосы Сесили падают в беспорядке, когда она пытается освободиться от нашей хватки. Ее черная футболка с надписью How About No как бы передает все ее настроение.

— Их дурацкий логотип футбольной команды был на моем шкафчике. Это они. И я собираюсь довести дело до конца.

— И пропасть без вести? — Я вздыхаю, чувствуя, как напряжение нарастает.

— Невелика цена для того, чтобы поймать этих уродов.

—Ты не будешь так говорить, когда они запрут тебя в своем подвале или еще где-нибудь. — Ава вздрогнула, а затем шепотом спросила: — Знаешь, ходят слухи о том, что их финансирует мафия? Я полностью верю в это. И я точно не позволю, чтобы тебя разрубили на куски в стиле мафиозных фильмов девяностых.

— Мы в стране закона, — говорит Сесили с чистой решимостью, и, похоже, она даже верит в это.

— Для некоторых людей закон — это дерьмо, — говорю я, чувствуя, как ужас двухдневной давности подкатывает к горлу.

— То, что она сказала. — Ава качает головой вверх-вниз, затем откидывает назад свой светлый хвост. — Теперь мы можем вернуться в общежитие, не беспокоясь о том, что завтра в море будет плавать труп Сес?

Я могу сказать, что Сесили хочет продолжить свой первоначальный план, несмотря на наши предупреждения. Обычно она спокойна, но не тогда, когда трогают ее вещи, и, честно говоря, я думаю, что ей наплевать на репутацию студентов Королевского университета.

Она может даже стать свидетелем того, как они совершают ужасные поступки, и предпочтет подвергнуть их психоанализу, вместо того чтобы убежать.

Как и ее волосы, для меня она серебристая, не совсем белая, и может быть замазана черным.

Ава, без сомнения, розовая, как ее платье, аура и характер.

— Простите?

Мягкий голос прерывает наши с Авой попытки затащить Сесили обратно с нами в общежитие.

Мы живем в одной небольшой квартире на самом верху, которая стоит целое состояние, но, по крайней мере, дает нам возможность оставаться вместе.

Я оглядываюсь назад и вижу невысокую девушку, примерно моего роста, но гораздо стройнее и с легким телом, стоящую возле ворот КЭУ. Ее каштановые волосы спадают на шею, а голубые глаза большие и захватывающие на фоне ее мелких черт. Держа нежно-розовый рюкзак с пушистым котенком-брелком на одном плече, она ставит свой чемоданчик на асфальт и смотрит на нас.

На ней фиолетовое платье с кружевным подолом с элегантностью, которая соперничает с гардеробом принцессы Авы.

Мои подруги, как и я, пристально изучают ее. Это Ава спрашивает:

— Тебе что-то нужно?

— Да, не могли бы вы сказать мне, где находится школа искусств?

Американка.

Новая девушка, которая, должно быть, только что окончила школу, определенно американка — если судить по акценту. И хотя у нас есть несколько американских студентов в КЭУ, их очень мало. Они всегда стараются попасть в Королевский университет первыми. Именно поэтому почти все британские студенты даже не пытаются поступать в другой университет.

— Возможно, ты заблудилась? — говорю я теплым тоном, а затем указываю ей за спину. — Королевский университет находится в той стороне

— О, я знаю. У них там нет балетной школы, поэтому я подала заявление сюда и, к счастью, была принята между семестрами. Я собираюсь попробовать поступить в колледж помимо балета, но посмотрим, что из этого выйдет. — Она ярко улыбается. — Кстати, я Анника Волкова. Вы можете называть меня Ани или Анна. Только не Ника.

— Я Ава Нэш. Виолончелистка. Я изучаю классическую музыку в Школе искусств и музыки.

— Сесилия Найт. Специалист по психологии.

Новенькая, Анника, ожидающе смотрит на меня, и я понимаю, что она ждет, когда я тоже представлюсь.

В последнее время я настолько не в себе, что это немного смущает. Может, мне стоит запереться в своей комнате на ближайшую неделю?

— Глиндон Кинг. Я студентка художественной студии в той же школе, что и Ава.

— Приятно со всеми познакомиться. Уверена, мы поладим.

— Судя по твоему чувству стиля, я уверена, что мы поладим. — Ава приклеилась к Аннике. — Давай мы сначала покажем тебе твою новую школу.

Сесили сдвигает очки в черной оправе на нос и качает головой в жесте «ну вот, опять». Ава всегда была самой общительной из нас, и она, вероятно, встретила свою пару в лице Анники, поскольку они с удовольствием болтают о моде и последних тенденциях.

Мы позволяем Аве вести Аннику через огромные залы, а мы с Сесили отстаем на шаг.

Я чувствую вспышку движения в периферийном зрении и замираю. Медленно обернувшись, я обнаруживаю, что вокруг гудят студенты.

Но волосы на моей шее встают дыбом, а пот струйками стекает по спине.

Сесили подталкивает меня.

— Хочешь поспорить, сколько времени пройдет, прежде чем она назовет новенькую своей подружкой?

Я вздрагиваю и сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть.

— Что? А... Ава? Да, наверное, скоро.

Сесили останавливается на месте, пристально глядя на меня.

— Что случилось, Глин? Ты выглядишь так, будто увидела призрака.

— Ничего... Я просто отключилась.

Она касается моей руки, и я понимаю, что не стоит принимать это как должное. Сесили из тех, кто хранит свои эмоции в сейфе, поэтому тот факт, что она предлагает мне хоть какое-то утешение, само по себе имеет большое значение.

— Я знаю, что боль еще не утихла, но со временем все пройдет, Глин. Я обещаю.

Я ошарашено смотрю на нее, а потом понимаю, что она говорит о Деве. Это тоже должно было быть моей первой мыслью, но прямо сейчас? Когда я почувствовала тень, преследующую меня?

Это определенно не было у меня на уме.

— Спасибо, Сес. — Я погладила ее по руке, благодарная за то, что она у меня есть.

Она на год старше нас с Авой и самая серьезная из всех нас, но в ней есть чувство материнства. Наверное, именно поэтому она решила изучать психологию.

Если я расскажу ей о той ночи, она выслушает и не осудит меня.

Но это значит, что мне придется рассказать ей, почему я вообще там оказалась, а этого просто не произойдет.

Не в этой жизни.

Маленькая улыбка приподнимает ее губы.

— Пойдем, спасем бедную душу от Авы.

— Как насчет того, чтобы вместо этого ты спасла меня от моих страданий? — Прохладный тон застает нас врасплох, и вскоре обладатель этого голоса врывается в пространство между мной и Сесили и обхватывает нас за плечи.

Ремингтон Астор, или просто Реми, который старше меня примерно на три года, улыбается нам со своим всеобъемлющим обаянием. Его карие глаза искрятся озорством и чистой бедой. Он строен, как греческий бог, и имеет аристократический нос, который, как он любит напоминать нам, соответствует статусу «его светлости». Маленькая присказка о Реми: он всегда говорит о себе в третьем лице и говорит такие вещи, как «моя светлость сделал это» и «моя светлость сделал то».

Кто-то еще следует за ним. Мой кузен, Крейтон. Ну, технически, Крей — мой троюродный брат, поскольку мой отец и его отец — двоюродные братья. Однако мы с братьями всегда называли его отца дядей Эйденом.

Он на год старше меня и настолько тихий, что его голос едва слышен, но это не следует принимать за застенчивость. Этому маленькому засранцу просто наплевать на всех.

И вообще на все.

Его молчание — всего лишь проявление его скуки. И каким-то образом это привлекает к нему все внимание в кампусе, а он даже не пытается. Так было с тех пор, как мы учились в средней школе.

Это, а также тот факт, что он много дерется.

И хотя его резкие черты лица и пронзительные голубые глаза имеют отношение к его популярности, именно его позиция «мне плевать» заставляет девушек таять от него быстрее, чем сыр на пицце.

Чем больше он их игнорирует, тем более популярным он становится. Реми это не нравится, так как Крей отнимает у него статус «золотого мальчика».

Они оба специализируются на бизнесе — Крей на втором курсе, а Реми на четвертом. Нет нужды говорить, что девушки в бизнес-школе падают на колени, чтобы получить хоть каплю их внимания.

Я росла с этими парнями всю свою жизнь. Наши родители дружили с тех пор, как они учились в школе, и мы продолжаем это наследие.

Когда вы являетесь детьми родителей, обладающих статусом богов, вы учитесь держаться вместе. Чтобы как-то противостоять давлению таких родителей.

Это одна из причин, почему мы близки по природе. В каком-то смысле, Реми и Крей ничем не отличаются от Лэна и Брэна.

Ладно, может быть, только Брэна. Лэн находится в своей собственной лиге.

Сесили закатывает глаза на драматический тон Реми.

— И что это может быть за несчастье?

— То, что никто из вас, девочки, не попросил меня подвезти до кампуса. Я даже припас все ваши любимые песни для поездки.

— Это потому, что мы прекрасно умеем водить машину, — говорит Сесили. —Кроме того, ты оставил без ответа сообщение, которое я тебе отправила.

— Moi? – мне? — Он отпускает меня, берет свой телефон и останавливается на месте. — Ни за что на свете... Крей, маленький засранец. Что ты сейчас сделал? Ты взломал мой телефон?

Мой кузен, который стоит по другую сторону от меня, пожимает плечами, но ничего не говорит.

Я поворачиваю голову и вижу телефон Реми, заполненный порнографическими картинками.

— Свинья, — говорю я себе под нос.

Сесили краснеет, и если бы здесь была Ава, она бы назвала ее ханжой, потому что в каком-то смысле так оно и есть. Сесили просто не очень хорошо относится к любым разговорам сексуального характера.

— Ты отвратителен, — говорит она Реми.

— Нет, это Крей. — Реми хватает моего кузена за воротник его рубашки-поло. — Это он взломал мой телефон и записал все это.

Выражение лица Крея остается невозмутимым.

— Доказательства?

— Я выбью всю дурь из твоей задницы, наглый ублюдок.

— Можешь попробовать.

— Я не могу в это поверить! — ворчит Реми. — Я усыновляю чудака под зонтиком моей светлости, а он пытается саботировать не только мой статус популярности, но и мое благородное имя. Я отрекусь от тебя, отпрыск! Не прибегай ко мне с поджатым хвостом, когда не сможешь самостоятельно выскользнуть из толпы.

— Я выживу.

Методичный, несколько безэмоциональный ответ Крея только еще больше разозлил Реми.

— Не пиши моей светлости, когда тебе скучно.

— Это ты так делаешь

Реми сужает глаза, затем ухмыляется.

— Я не буду прикрывать тебя, когда позвонят твои родители. Попробуй побороть это, отпрыск.

Сесили переплетает свою руку с рукой Крея.

— Не обращай на него внимания. У тебя есть мы.

— Эй!! Не кради моего приемного сына. — Реми отталкивает ее и осматривает Крея. — Самка пумы что-нибудь сделала с тобой, отпрыск? Скажи моей светлости, и я позабочусь о ней.

Мой кузен поднимает бровь.

— Я думал, ты отрекаешься от меня?

— Глупости. Если я отрекусь от тебя, как ты выживешь?

— Ты уверена, что не наоборот? — Сесили скрестила руки. — Твое внимание к Крейту — это метод, который ты используешь, чтобы чувствовать, что делаешь добро, так что это самообслуживание.

— Звонили из полиции ботаников и сказали, что ты слишком ботаник, чтобы кому-то понравиться.

— Уверен, что это не полиция мужских шлюх, которая сказала, что у тебя повышенный риск венерических заболеваний?

— Это говорит ханжа.

— Если ты думаешь, что это оскорбление, попробуй еще раз. По крайней мере, я не подвергаюсь риску заражения венерическими заболеваниями.

—Есть такая штука, называется презерватив. Слышал о таком? О, прости, забыл, что ты ханжа.

— Однажды он забыл воспользоваться презервативом, — говорит Крейтон, и мы все поворачиваемся к нему.

Реми закрыл его головой.

— Не выбалтывай секреты моей светлости, наглый ублюдок.

Сесили, как собака, нашедшая кость, бросается на Реми со злобностью воина.

Я смеюсь, или, точнее, выдавливаю смех, притворяясь, что счастлива больше, чем есть на самом деле. Притворяюсь, что эта сцена может помочь уменьшить хаос, бурлящий внутри меня.

В периферийном зрении мелькает черная точка, и я кручусь так быстро, что удивляюсь, как не споткнулась.

Это снова было там.

Я уверена, что кто-то смотрел на меня из тени, следя за каждым моим движением.

Тепло моего тела поднимается, и я потираю ладонью бок своих шорт. Один раз.

Дважды.

Мой телефон горит в кармане, и я не могу перестать думать о сообщении, полученном два дня назад.

Я отказалась думать о нем в тот момент, задвинула его на задний план и притворилась, что оно принадлежит к остальному багажу, который разрушает мою жизнь. Но я больше не думаю, что могу так поступать.

Дело уже не в Деве?

Или все намного хуже?

Разговоры в группе, в которой я нахожусь, начинают растворяться, превращаясь в белый шум. Мое зрение становится размытым.

Все расплывается.

Я даже не вижу своих пальцев.

Моя правая нога делает шаг назад, затем другая. Я отступаю, но не знаю, куда.

Или как.

Я уверен только в том, что мне нужно убираться отсюда.

Сейчас.

Я напишу ребятам позже и скажу, что почувствовала себя неважно. Хотя, возможно, мне нужно сменить эту отговорку, учитывая, что в последнее время я использовала ее довольно часто...

Сильная рука прижимается к моему рту, и я вскрикиваю, когда меня отбрасывает назад.

Единственный звук, который вырывается из меня, — это жуткий, приглушенный шум, переполненный отчаянием за жизнь.

Жестокая рука обхватывает мой рот, когда я ударяюсь спиной о стену. Мои глаза расширяются, когда встречаются с глазами психопата.

Они тусклые, безжизненные — совсем как две ночи назад.

Он говорит, его голос — мрачный шепот.

— Тебя трудно застать в одиночестве, Глиндон.