Богатые наследуют. Книга 2

ГЛАВА 52

1925, Франция

В день восемнадцатилетия Халима Ле-Фану его отец обещал ему, что его сын запомнит этот день на всю жизнь.

– Позови дюжину своих приятелей на уикэнд, Халим, – сказал он великодушно. – Мы поселим их в «Ритце»; они будут обедать у «Максима», а потом вы можете посетить любой ночной клуб, какой вам только заблагорассудится. Я хочу, чтобы ты славно провел время, сын, – сказал он, понимающе подмигнув. – Ах да, и не забудь пригласить этого милого юношу, о котором ты мне рассказывал, – Рогана.

Рогану было семнадцать лет, и он был сильным, крепко сложенным юношей. Он был шести с лишним футов роста, широкоплечий, с мускулистым телом атлета и глубоким выразительным голосом мужчины. Он был удивлен, но и польщен, когда его пригласили в компанию Халима; Халим был привлекательным и популярным в школе юношей. Он учился в классе на год старше, и Роган с нетерпением ждал этой поездки, потому что Поппи не разрешала ему слишком часто бывать в Париже.

Господин Ле-Фану снял полэтажа в отеле «Ритц» для друзей своего сына. Он забил его шампанским и едой, а снаружи на улице стоял подарок Халиму ко дню рождения – красный спортивный автомобиль. По этому же случаю всем его друзьям были подарены бриллиантовые запонки. В десять часов вечера они отправились к «Максиму» в вечерних костюмах и приподнятом настроении.

Они весь вечер пили шампанское и были слегка навеселе, когда прибыли туда. Когда официанты принесли им внушительную горку икры и серебряные блюда, на которых лежали устрицы и прочие дары моря, Халим предупредил их, чтобы они не слишком налегали на вино.

– Потерпите немного, – сказал он, усмехаясь. – Нам потребуется вся наша сила – для девочек.

«Девочки» были их основной темой разговора – после новой машины Халима, конечно, и Роган почувствовал нетерпеливую дрожь в теле, когда представил себе, что могло их ждать. Некоторые парни говорили, что у них уже были девушки и раньше, но он не был уверен, что это правда. И все они нервничали.

– Это легко, – говорил им Халим Ле-Фану. – А девушки в Numéro Seize сделают для вас это еще легче. Мой отец говорил, что они самые хорошенькие на свете.

Роган стал раздумывать над тем, как он будет держать в объятиях самую хорошенькую девушку на свете, и испугался, что может оказаться не на высоте.

– Мой отец рассказывает, что все они такие опытные, – продолжал Халим. – Они по-настоящему знают, как сделать так, чтобы мужчина хорошо провел время. Мы могли бы хорошо пообедать и здесь – это один из лучших ресторанов Парижа, но он боится, что это испортит нам сюрприз. Он сказал, что в «Максим» надо идти в день своего восемнадцатилетия.

– Он был прав, – согласились они с жаром. – Здесь потрясающе, Халим.

– Но сначала, – сказал он, продолжая волнующую пытку, – мы поедем в ночной клуб на Монмартр, где полюбуемся на шоу и потанцуем.

Было опять много шампанского в этом клубе – хотя и не такого хорошего, как в отеле «Ритц» и «Максиме»; но все же они изрядно выпили и воспряли духом, наблюдая девушек в откровенных туалетах, на высоких каблуках, высоко вскидывавших ножки.

В половине третьего они наконец двинулись в Numéro Seize, высыпав из экипажей напротив элегантного особняка.

– Не рассчитывайте увидеть бордель, – сказал им Халим восхищенно. – Мой отец сказал, что это самый дорогой клуб в Европе. Если вы еще не потеряли невинность, то это подходящее место, чтобы с ней расстаться.

Они уставились на дом в нерешительности.

– А ты уверен, что мы попали, куда нужно? – шутил Роган. – Он больше похож на дом, где могла бы жить твоя семья.

Они опять засмеялись, когда Халим закатил глаза и усмехнулся.

– Только представь себе, что ты здесь живешь! – сказал он. – Ты будешь выжат, как лимон.

– Я Халим Ле-Фану, – сказал он важно седоволосому дворецкому, открывшему дверь. – Мой отец сказал вам, что мы придем?

– Конечно, сэр, – ответил Уоткинс. – Пожалуйста, заходите.

Они толпой зашли в холл, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами, ожидая увидеть обнаженных девушек на бархатных диванах, но заметили только ярко-зеленого попугая на жердочке. Но на какой жердочке! Они восторженно столпились вокруг него.

– Это золото, – промолвил пораженный Роган.

– Не может быть, что эти камни настоящие, – восхищенно восклицали другие. – Только посмотрите на эти изумруды и бриллианты на его лапках.

Роган взглянул на них, озадаченный. Он думал, что только у Лючи были драгоценности на ножках, но быстро решил, что это, наверное, последняя мода так украшать своих любимцев. Халим протянул птице палец.

– Ну-ка, давай, говори! – потребовал он.

Но попугай вытянул шею и больно укусил его. Халим с воплем отскочил назад, и Роган удивленно сказал:

– Они обычно не злые! Наш попугай точь-в-точь как этот, но он нежный, как ягненок.

– Это все из-за Халима, – засмеялись остальные. – Птичка его невзлюбила!

Тихий гул разговора доносился из освещенной свечами столовой справа от них, и был виден огонь, горевший в камине, – в обшитой дубовыми панелями библиотеке, дверь в которую была открыта в дальнем углу холла.

– Мой отец говорил, что огонь горит в камине в Numéro Seize и зимой, и летом, – объяснял им Халим, когда дворецкий брал их черные пальто и белые шелковые шарфы. – А еще он говорил, что мы увидим коктейль-бар и ночной клуб.

– Если вы пойдете за мной, господа, я покажу вам, куда нужно идти, – сказал Уоткинс.

Они поспешили за ним, подталкивая друг друга в бок и глазея по сторонам.

– Ты уверен, что мы попали туда? – шептали они Халиму. – Пока мы не видели ни одной девушки.

Они восторженно ахнули при виде зеркального коктейль-бара и просто чуть не задохнулись от восхищения, когда прошли в серебристо-голубой ночной клуб.

Это вам не на Монмартре! – сказал довольный Халим.

– Ты только посмотри па девушек! – прошептал Роган.

Казалось, что их здесь дюжины – высокие и маленького роста, стройные и полненькие; блондинки, брюнетки и рыжие; и все они были соблазнительны, как шоколадки, и пугающи, как пришельцы с Марса.

Хорошенькая блондинка в красном шифоновом платье подошла к ним.

– Меня зовут Ольга, – сказала она с заметным русским акцентом. – Пойдемте выпьем шампанского и посмотрим на девочек из кабаре. Сегодня у нас новая звезда – Габи Делорж. Она исполняет фривольные песенки, – добавила она, подмигнув. – Но, конечно, вы, ребятки, их не поймете, а?

Она рассмеялась на их протесты и повела их по темно-голубом ковру. Скоро рядом с каждым сидела хорошенькая девушка, и шампанское опять лилось рекой.

– Вам понравится Габи, – прошептала Ольга на ухо Рогану. – Она лучшая танцовщица в Париже. И очень красива.

– Но не красивее вас, – ответил он, очарованный ее золотисто-смуглой кожей и короткими, шелковистыми белокурыми волосами.

Она мило улыбнулась.

– А вы знаете путь к сердцу девушки, Роган, – проговорила она.

Габи Делорж была восхитительной, ее тело волнующе извивалось, когда она пела свою песенку чуть хрипловатым голосом.

– Еще шампанского, Роган? – услышал он голос Ольги. А потом они танцевали, и он прижимал ее к себе теснее… Он обежал глазами освещенную мягким светом свечей комнату и заметил, что многие его друзья уже исчезли.

– Это волшебное место, – сказала ему Ольга, ее голос словно искрился весельем от выпитого шампанского.

– Это место, где мы превращаем мечты в реальность, – шептала она, кладя голову ему на грудь. – Я обещаю, сегодня сбудутся желания твоего сердца, Роган.

Свежий, чистый аромат ее волос щекотал ему ноздри, и внезапно он порывисто наклонился и поцеловал ее.

– Мне тоже хочется поцеловать тебя, Роган, – прошептала она, когда он гладил ее по щеке. – Но здесь это не разрешается. Пойдем в мою комнату.

С легким скрипом лифт остановился, и двери распахнулись. Внутри обитой янтарного цвета бархатом кабины была красивая рыжеволосая женщина. Она смотрела поверх большого кожаного гроссбуха, который держала в руках, и улыбалась. Внезапно ее улыбка увяла, и лицо побледнело так, что, казалось, даже в губах не осталось ни кровинки.

– Добрый вечер, мадам Поппи, – пробормотала Ольга, пожимая руку Рогана, но он словно окаменел.

– Оставь нас, Ольга, – потребовала Поппи, ее голос был резким, как взмах хлыста, и Ольга исчезла, словно ее никогда и не было.

– Роган, я тебе сейчас все объясню, – начала Поппи.

– Объяснишь? – закричал он, внезапно заплакав. – Объяснишь что, мама? Что ты – мадам знаменитого Numéro Seize? Господи, да я должен был догадаться, когда увидел в холле попугая, но я наивно подумал, что сейчас просто такая мода, что все попугаи в богатых домах носят кольца с драгоценностями! Но это только попугаи в борделях, так, мама, так?

– Роган, – молила она. – Я умоляю тебя, выслушай меня, позволь рассказать тебе всю правду…

– Все, что ты мне когда-либо покупала, – продолжал, ужасаясь тому, что он понял, – все, что у нас есть – ферма, драгоценности Лючи, мое образование, за все заплачено деньгами, добытыми здесь. Отцы моих друзей ходят сюда – они знают о тебе… Халим Ле-Фану…

– Ле-Фану? – закричала она. – Он привел тебя сюда? Голубые глаза Рогана расширились от ужаса, когда он взглянул на нее.

– Теперь я понимаю, – кричал он словно в агонии, – все знают о тебе. О моей матери! Все эти рассказы о моем умершем отце – Господи, да у меня его никогда не было! Да я уверен, что ты даже сама не знаешь, кто он! Все эти годы я жил во лжи!

Его молодое красивое лицо исказилось от боли, Поппи бросилась к нему и положила свою руку на его руку, пытаясь успокоить.

Роган отскочил от нее, словно обжегся.

– Не прикасайся ко мне, мама! – сказал он, его голос прозвучал неожиданно холодно и угрожающе. – Даже близко не подходи ко мне! Никогда! Я больше не хочу тебя видеть! Никогда! Никогда!

– Роган, подожди! – кричала она, когда он быстро шел по холлу. – Роган, ради Бога, подожди, пожалуйста…

Но он даже не обернулся, когда резко распахивал дверь и выбегал на улицу.

– Роган, вернись, – отчаянно кричала Поппи, сбегая вниз по ступенькам следом за ним. Она хваталась за перила, чтобы не упасть, выкрикивая его имя, когда, бессильная, остановилась, видела, как он добежал до угла и исчез.

Теперь она поняла, как Франко мог убивать людей, потому что в этот момент она ненавидела Якоба Ле-Фану так сильно, что хотела убить его. Ей хотелось видеть, как его жизнь будет медленно сочиться из него так же, как сейчас уходила ее жизнь, она хотела видеть, как он кричит в агонии так же, как кричала она. Якоб Ле-Фану ждал шесть долгих лет. Но он довел до конца свою месть.