Марийка
– Офигеть, как круто сделано!
Он ползает на коленях, заглядывая в зеркало под разными углами, а я сижу в углу коридорчика и трясусь…
Андрей уже трижды предлагал мне уйти в машину, на кухню, подержать меня за ручку…
Но я боюсь от него уходить. И заглядывать в зеркало тоже боюсь. Так что сижу тихо у обувной полки…
– Не, ты посмотри, какая грамотная проекция!
В его голосе слышно неподдельное восхищение.
– Пошли, посмотрим, где источник… – он поднимается. – Есть дома чистый лист бумаги?
– Лист? – ничего не понимая, уточняю я. – Ты что-то рисовать собрался?
– Почти! – заглядывает мне в глаза. – Да не трясись ты! Это проектор! Но не прямой! Скорее всего, кто-то рассчитал несколько отражений… По принципу перископа, – он активно вертит в воздухе ладонями. – Поэтому оно такое еле видное… Действительно призрачное… И искривленное, – он смотрит в зеркало, почесывая подбородок. – Лист нужен! – заканчивает бодро.
Я шмыгаю носом…
Это ж надо через коридор опять пройти…
– Ну зажмурься, блин! – протягивает мне руку Андрюшка. – Давай!
Хватаю его за ладонь, не жмурюсь, но в зеркало старательно не смотрю…
– Ой, – пищу. – В спальне у меня бумага и ручки… Тетради только. Пойдет?
– Пойдет, – кивает он. – Мне просто угол поймать. Откуда луч идет…
.
Никитич
Красота!
Вы ж подумайте, какой гений!
Кручусь с чистым листом бумаги туда-сюда.
Через дверь. Точно, через дверь!
Коридорная дверь с гладким стеклом. Отражение на зеркало идет через нее.
То есть проектор направлен…
Блин, это ж надо знать, что эту дверь никогда не трогают! Может, только когда полы моет, Марийка ее закроет, да потом снова откроет.
Это кто ж такой знаток?
Стискиваю зубы, прикусываю себе язык.
Девочке моей я этого говорить не буду. Не стоит ее пугать еще больше. Давай-ка лучше за пучком проектора пройдем…
Угу… Сюда, через кухню! Вашу ж мать! И снова здорово! Здесь тоже направлено не напрямую, а через створку буфета.
Хорошо. Очень хорошо знали Марийкин дом.
Тот кто это делал, не то что бывал тут. А скорее всего, даже жил!
У меня внутри ворочается что-то неприятное, совершенно неперевариваемое. Я на эмоциях, запрещаю себе об этом думать, но тут же осекаюсь.
Черт.
Надо!
Проверить надо!
И мысленно делаю себе зарубку уточнить, а что сейчас вообще делает Митька. С тех пор, как они бабку похоронили, обстановка в доме не изменилась. Марийка разве что обои в спальне переклеила, да в ванной сантехнику освежила. А так… Брат ее знал. Совершенно точно знал, какая тут мебель и как стоит.
Еще сильнее сжимаю челюсти, вздыхаю. Ладно. Тот пресловутый Колька тоже знал! И то, что он якобы уехал из деревни, еще ничего не доказывает. Эту штуку можно поставить на таймер, запустить с пульта, да мало ли…
Надо ее найти…
Накидываю куртку, выхожу на улицу.
– Я с тобой! – кричит позади Марийка.
– Иди со мной, – приобнимаю ее легонько.
Мешается, конечно, но мне на руку, что она так сильно испугалась. Хоть самовольничать перестанет.
Минут через сорок скрупулезных поисков я нахожу игрушку!
Черт!
Еще и замаскирована с умом!
Вещь-то, не сказать, что мелкая, но…
На заборе… Не Марийкином, а на том, что вдоль поля к реке спускается, висит калоша, а внутри проектор. Маленький.
Да никто ж калошу не тронет. И никто не подумает.
Да елки!
Нет, тот, кто это делал, очень хорошо тут все знал.
И мне от этой мысли тошно. Потому что свой. Однозначно, свой.
– Пошли, – аккуратно снимаю.
Прямо в калоше.
Мало ли, может, тут можно еще найти отпечатки. Или серийный номер засветился где… Ну а вдруг?
– Так, – обращаюсь к ней, снова поднимаясь на крыльцо ее дома. – Давай ты теперь сама спокойно соберись. А то я твои кружевные трусы в своем комоде, конечно, оценил, – ерничаю, исключительно с целью ее отвлечь, – но в городе проведем дней несколько. Надо с этой красотой разобраться, – приподнимаю свою находку, – выяснить, куда Колька уехал, да и вообще…
Сам думаю, что с этого и начну… Сейчас достану записи с камер и посмотрю, куда и когда уезжал этот наш тиран недоделанный. Да и… Вдруг еще что интересное увижу.
Самая большая ошибка всех сыщиков – зацикливаться на одной версии. Сам не замечаешь, как начинаешь факты под нее подгонять.
Марийка кривится, но добросовестно собирает небольшую дорожную сумку. Переодевается в плотное шерстяное платье с брошью на воротнике, накидывает пальто.
Ух ты! А она у меня такая элегантная дама, оказывается.
– Что? – спрашивает с вызовом, заметив мой взгляд.
– Хороша! – отвечаю совершенно с искренним восхищением.
А она почему-то краснеет! Не, ей что, никто не говорил, что она великолепна? Ну, шикарная же! Красотка, каких мало!
Подхожу поближе, прижимаю ее к своим бедрам:
– Машка, – шепчу, – я буду самым ненасытным мужем!
– Да с такой ненасытностью мы до ЗАГСа дойдем ли? – возмущается она. – Так в постели и застрянем навечно!
– М-м, – веду носом по ее шее. – А хорошая идея!
– Андрей! – всплескивает руками, а я исхитряюсь и ловлю ее губы.
Ишь, возмущается мне тут! Дай поцелую! Козочка моя брыкучая…
– Андрей, – шепчет уже совсем другим тоном.
– М, – не хочу отрываться, – поехали в город… Сегодня не будешь пытаться сбежать?
.
Марийка
– Тебе чего приготовить на завтра?
Совершенно не знаю, куда себя деть.
Андрюшка на работу уже не поехал – слишком поздно мы в город вернулись, но сидит в ноуте, какие-то записи с камер отсматривает. Ему его сотрудники подборочку сделали. Время записывает, номера машин…
– Себя! – произносит он, не отрываясь от монитора, и тянется к моей попе.
– Я у тебя на ужин буду! – отвечаю в его же тоне. – А на завтрак что? И на обед…
– Снова себя! – хохочет, затягивает к себе на колени.
– А если серьезно? – почти готова возмутиться.
Тут-то пугающих меня зеркал нет.
– А если серьезно, – он трется щекой о мое плечо, всматриваясь в какой-то кадр, – то я не привык, чтобы мне что-то готовили, Марий… Приготовишь что-то – будет здорово, не приготовишь – то ж сойдет…
Надуваю губки, ерзаю у него на коленях, устраиваясь.
Не то чтобы я безумно рвалась к плите.
Просто чувствую себя тут такой ненужной, неуместной…
Смотрю вместе с ним в монитор, думая о том, чтобы поделать, как вдруг.
– О! – я же знаю эту машину. – Интересно, а он в деревню зачем приезжал?