Мейсон бесшумно положил дневник Крис на тумбочку и выбрался из постели. Он поправил одеяло, осторожно подоткнул его со всех сторон, чтобы Крис не замерзла. Она утверждала, что ей не хочется спать, а нужно только на пару минут закрыть глаза перед тем, как одеться и отправиться в больницу, но с того времени прошел уже час.
Прислушиваясь к ее тихому дыханию, Мейсон читал дневник и начинал понимать, каким был для Крис первый год жизни Кевина. Он погрузился в мир, где Крис и Кевин изо дня в день то одерживали победы, то терпели поражения.
Более полугода Крис билась за то, чтобы малыш хотя бы понемногу набирал вес; какие-нибудь десять граммов, жалкая треть унции, уже вселяли в нее надежду. Но после второй операции, когда Кевину исполнилось четыре месяца, он начал ежедневно худеть, хотя и так весил всего лишь пять фунтов. Отчаяние Крис выплескивалось в эти дни на каждую страницу.
Мейсон почувствовал, что ее страдания ложатся на его душу непереносимым грузом, и стал перелистывать страницы, подсознательно желая добраться до того места, где можно будет порадоваться улучшению состояния Кевина. Но когда Мейсон поймал себя на таком желании, он поспешно вернулся и продолжил чтение, не пропуская ни единого слова. Если она все это пережила, то как он смеет жалеть себя и выбирать только приятные моменты?
Крис была на вершине блаженства в те поворотные в судьбе Кевина дни, когда его впалые щечки стали едва заметно полнеть, когда он впервые улыбнулся или начал довольно агукать.
Описывался в дневнике и День Благодарения. В честь праздника Крис прикрепила скотчем к кювезе Кевина картинки с изображением пилигримов и пухлой индейки. Затем пришло Рождество, и она поставила на кардиомонитор миниатюрную елочку с маленькими лампочками, подключенными к батарейке от карманного фонарика. Одна из сестер повесила под елочкой носок с именем Кевина, и, по мере того как менялись сестринские смены, носок от подарков становился все пухлее. В канун Нового года врачи и медсестры из бригады интенсивной терапии, улучив минутку, открыли бутылку пенистого сидра, подняли в честь праздника бумажные стаканчики и вернулись к своим обязанностям. Крис провела последний день старого года и первый день нового одинаково — сидела в кресле-качалке с Кевином на руках.
Читая дневник, Мейсон ни разу не встретил прямого упоминания о том, как мучительно Крис боялась потерять малыша. Она явно не упоминала о нем из суеверия — чтобы не накликать беду, — но этот страх явственно читался между строк.
Переживания Крис очень перекликались с тем, что довелось испытать Мейсону, когда заболела Сюзанна. Он хорошо знал, что значит жить, когда отчаяние и надежда становятся звеньями одной цепи.
Внезапно ему пришла в голову ужасная мысль, и у него по спине побежали мурашки. Что было бы, если бы письмо Дианы пришло к нему вовремя? Если бы у кроватки Кевина пришлось сидеть ему? Смог бы он все это выдержать с терпением и достоинством, как выдержала Крис?
Слава Богу, ему никогда не придется отвечать на этот вопрос.
Как же далек от реальности он был, когда подумал, что Крис украла его счастье наблюдать, как растет счастливый младенец Кевин!
Мейсону нестерпимо захотелось увидеть сына. Он оделся и написал Кристине записку, в которой говорил, что, не желая тревожить ее, он решил вернуться в больницу и заменить Мэри. В конце он приписал «я люблю тебя».
Кладя записку на подушку, Мейсон залюбовался женой. У него было ощущение, что последние шесть лет он провел стоя у железной решетки и, вцепившись в прутья, разглядывал находящихся за оградой людей. Ему безумно хотелось войти к ним, но он не мог решиться открыть дверь и стать частью их мира, ибо, наблюдая за чужим счастьем, чувствовал, что эта жизнь может принести и немало печали.
А затем в его жизнь вошла Крис. Не обращая внимания на его протесты, она распахнула дверь и втащила Мейсона внутрь. И лишь оказавшись в другом мире, он понял, что смотрел не внутрь ограды, а наружу, поскольку находился в собственноручно построенной тюрьме.
Теперь он был свободен. ***
Мейсон приоткрыл дверь палаты Кевина и, ожидая увидеть Мэри, заглянул вовнутрь. К его удивлению, у кровати мальчика сидела незнакомая женщина с пышными темными волосами и приятным лицом. Они оживленно о чем-то разговаривали.
— Папа пришел! — крикнул Кевин, заметив застывшего в дверях Мейсона.
— Уже поздно, сынок, пора спать, — вполголоса заметил отец.
Женщина встала и протянула ему руку:
— Здравствуйте, я Хитер Ландри. А вы, должно быть…
— Мейсон Уинтер.
— Мой папа, — с гордостью пояснил Кевин.
Хитер улыбнулась и погладила мальчика по голове:
— Я догадалась.
— А где Мэри? — поинтересовался Мэйсон.
— Она пошла в буфет выпить чашечку кофе и должна скоро вернуться.
— Хитер Ландри… — негромко повторил Мейсон, пытаясь вспомнить, почему ему знакомо это имя.
— Я была одной из сестер, которые ухаживали за Кевином с самого начала, — объяснила Хитер. — Я как раз закончила смену, когда узнала, что мальчик в нашей клинике. Ну и, конечно, я не могла не заглянуть к нему. Мне так хотелось его увидеть!
— Да-да, конечно, — пробормотал Мэйсон.
Всего лишь час назад он прочитал имя этой женщины в дневнике Крис. Она писала, что именно Хитер помогла Кевину выздороветь.
Обращаясь к ней, она писала:
«Я понимаю, что моя благодарность запоздала, но только теперь я стала понимать, чем я обязана Хитер и другим сестрам, заботившимся о Кевине. Только благодаря им он смог пройти через все страдания».
Видя его замешательство, Хитер улыбнулась.
— Для нас главнее всего было увидеть этого замечательного малыша здоровым. Мы, как и все люди, мистер Уинтер, любим истории с хорошим концом. Только это и поддерживает нас в нашей работе. — Она перевела взгляд на Кевина, и ее голос заметно смягчился. — Но все наши усилия ничто по сравнению с тем, что для Кевина сделала Крис. Она неотрывно была рядом с ним и рассказывала, какие замечательные вещи ждут его дома: разноцветные бабочки, яркая радуга, всякие вкусности и многое, многое другое. Я думаю, она спасла малыша, вселив в него надежду, желание жить.
Крис действительно писала в дневнике, что она обещала показать Кевину и снег, и облака — все, чего он не мог увидеть из своей кроватки.
— Пожалуйста, называйте меня по имени, — попросил Мейсон.
— Посмотри, что мне принесла Хитер, — воскликнул Кевин, потрясая кипой детских книжек.
В ответ на благодарный взгляд Мейсона Хитер небрежно пожала плечами:
— За последние три года я ни разу не видела Кевина без книжки в руках, поэтому, прежде чем идти к нему, заглянула в книжный киоск, благо он работает круглосуточно.
Она взяла свою сумку и пробормотала:
— Я, пожалуй, пойду. Если мой муж проснется раньше, чем я вернусь, он будет волноваться. Не хочу доставлять ему беспокойство.
— Ты завтра придешь? — спросил Кевин.
— Можешь не сомневаться, — ответила Хитер и поцеловала его в макушку.
Мейсона растрогало, что его почти случайное появление позволило ему познакомиться с Хитер и узнать живые подробности о младенческих годах Кевина.
— Я очень вам благодарен за все, что вы сделали для Кевина, — прочувствованно произнес он.
— Всегда готова помочь. — Хитер помахала Кевину на прощание и покинула палату.
Минут через пять после ее ухода появилась Мэри с большим пластиковым стаканом кофе в руках. Увидев Мейсона, она окинула комнату удивленным взглядом:
— А где Крис?
— Дома. Спит.
— Кофе хотите?
— Спасибо, нет.
— Хитер уже ушла? — явно намереваясь вступить в беседу, осведомилась Мэри.
Оценив ситуацию, Мейсон улыбнулся. Они с Мэри недостаточно знали друг друга, чтобы она могла напрямую спросить, что произошло между ним и Крис, но она, несомненно, хотела бы это знать.
— Хитер торопилась домой. Сказала, муж будет беспокоиться, — сообщил он.
Мэри отпила кофе и, поморщившись, вылила остаток в раковину. Ополоснув стакан, она подошла к кроватке Кевина. Несколько секунд Мэри нервно потирала руки, не решаясь задать тревоживший ее вопрос.
Мейсон молчал, а Кевин занялся новыми книжками.
Наконец Мэри решилась:
— Скажите, Мейсон, вы с Крис сумели понять друг друга, или для этого кто-то должен запереть вас и Крис в какой-нибудь комнате и не выпускать, пока вы не объяснитесь?
Мейсон растерялся, не ожидая от Мэри такой прямоты.
Мэри неожиданно рассмеялась.
— Впрочем, можете не отвечать. Вижу, что вы в этом уже не нуждаетесь. Или я ошибаюсь?
— Нет, вы не ошиблись.
— Вы не обиделись на меня, Мейсон?
Мейсон на мгновение задумался.
— Я понял, что вы с Джоном для Крис и Кевина как родные. Мне кажется, им понравится, если вы и ко мне будете относиться по-дружески.
Кевин, который, казалось, был поглощен своими книгами, поднял голову и сказал:
— Папа, тетя Мэри любит тебя. И дядя Джон тоже. Трейси мне так сказала.
Мэри улыбнулась:
— Вот вам и ответ. — Она склонилась к Кевину и поцеловала его. — Мне пора идти, привет, дорогой. Ждем тебя дома.
Она уже подходила к двери, когда Мейсон окликнул ее:
— Мэри!
— Да?
— Спасибо тебе. Может, мне следовало сказать тебе это гораздо раньше, но как бы там ни было, я хочу поблагодарить тебя за все.
Она улыбнулась:
— Для этого и существует семья, не так ли?
Мейсон проводил ее взглядом и присел на краешек кровати Кевина.
— Время уже позднее. Тебе не пора спать, малыш?
— Я спал, но сестра разбудила меня, чтобы дать таблетку.
— Как ты себя чувствуешь?
Прежде чем ответить, Кевин отложил книгу и серьезно посмотрел на отца:
— Нормально.
— Тебя не тошнит?
— Немного, но это от лекарств.
Несколько секунд прошли в тишине.
— Кевин, я хочу тебе кое-что сказать… Собственно говоря, мне надо было сообщить это тебе еще несколько месяцев назад. — Мейсон замолчал и прокашлялся.
Он не понимал, почему ему так трудно произнести эти простые слова. Причина, видимо, крылась в его отношениях с собственным отцом. Тогда тем более он должен преодолеть все барьеры и сказать Кевину о своих чувствах!
— Кевин… Я люблю тебя.
— Я знаю, — без тени удивления кивнул Кевин. — Я тоже тебя люблю.
Мейсон улыбнулся и помотал головой. Его привела в восхищение легкость, с которой Кевин принимал и дарил любовь.
— Откуда ты знаешь?
Кевин удивленно посмотрел на него:
— А разве отцы не для этого существуют?
Мейсон погладил сына по плечу:
— Ты абсолютно прав. А знаешь, еще для чего они существуют?
— Для чего?
— Они помогают своим мальчикам побыстрее уснуть, чтобы те скорее выздоровели.
— Ну, папочка…
— Ладно, — с готовностью согласился Мейсон. — Еще один рассказ, и выключаем свет.
Он снял пиджак и повесил его на спинку стула.
— А Мэри обещала прочитать два рассказа.
Мэйсон сел поближе к сыну и подумал, что два рассказа — это совсем немного, он готов луну для Кевина с неба достать, лишь бы у малыша было хорошее настроение.
Безуспешно пытаясь напустить на себя строгий вид, Мейсон согласился:
— Хорошо, пусть будет два рассказа, но только ни страничкой больше.
Кевин прижался к отцу, и Мейсон вспомнил, как всего час назад к нему прижималась Крис. Он представил себе, как в одно прекрасное утро они будут сидеть втроем и, прижавшись друг к другу, смотреть какой-нибудь журнал.
И его охватил блаженный покой! За последние шесть лет Мейсон редко позволял себе мечтать о семейном счастье. И, пожалуй, никогда в жизни не был настолько близок к осуществлению своих мечтаний.