Братья Лэнгстром. Падение Эрин

Глава 18

В субботу утром я еду в Денвер, чтобы позавтракать с родителями. За эту неделю от отца было еще два звонка, а значит, ему становится хуже. Мне хорошо знакома эта закономерность: он будет медленно скатываться по наклонной до тех пор, пока не произойдет что-нибудь серьезное – например, вождение в нетрезвом виде, драка в баре или увольнение, – после чего он ненадолго возьмет себя в руки. Подобные события служат для него своеобразным отрезвляющим душем, хотя мы, конечно, так не говорим. В нашей семье это принято называть очередным несчастьем, свалившимся на его голову. Я не уверена, что мой визит ему чем-то поможет, но должна хотя бы попытаться.

Эти поездки я всегда совершаю без Роба из-за страха, что правда о нашей семье выплывет наружу. Отвращение, которое появляется на его лице всякий раз, когда у моего брата случаются рецидивы, уже неоднократно демонстрировало, что Роб попросту не способен понять, как можно любить человека, невзирая на его недостатки.

Отец с похмелья, но ради меня держится бодро, пусть и не без помощи отвратительного растворимого кофе, которому он отдает предпочтение, а также «Кровавой Мэри». Судя по ее бледно-оранжевому оттенку, едва ли в ней правильное соотношение томатного сока и водки.

Папа спрашивает, как у меня дела, и я отвечаю, что все замечательно. Я всегда рассказываю отцу лишь отполированную версию своей жизни, сглаживая все острые углы, поскольку не могу предугадать, какая из моих жизненных перипетий потребует дополнительной порции текилы.

– Так когда же вы назначите дату свадьбы? – интересуется он.

– Скоро, – мой обычный ответ. – Когда Роб вернется из Европы.

– Здесь по соседству есть милая католическая церковь, – предлагает мать.

Я мысленно вздыхаю. Ни Роб, ни я не религиозны, и он ни за что не согласится на часовую свадебную мессу в церкви моих родителей.

– Я еще не уверена, планируем ли мы венчаться.

– Но если вы не обвенчаетесь, то вы не будете женаты в глазах Бога! – возмущается отец. – Нужно венчаться, иначе это не считается.

Будь на его месте кто угодно другой, я бы закатила глаза. Но в этом доме я никогда не раскачиваю лодку.

– Роб не католик, – напоминаю я и, увидев шок на лицах родителей, осознаю, что они слышат об этом впервые.

– Что ж, чтобы венчаться, вы оба должны быть католиками… – мамин голос становится высоким и тонким, как бывает, когда она волнуется. – Но мы поговорим с отцом Дунканом. Он обязательно сделает для вас исключение и, возможно, даже позволит провести церемонию в приходском зале.

Я подавляю стон… Боже, как бы я хотела, чтобы эта тема вообще никогда не поднималась. Жаль, что я не солгала им с самого начала. Или, может быть, проблема как раз в моей лжи? Как так получилось, что за четыре года я ни разу не упомянула, что Роб не религиозен? Почему они думают, будто мы проведем нашу свадьбу в Денвере?.. Как бы мне ни хотелось замять этот вопрос, его нужно прояснить прямо сейчас, пока все не запуталось еще сильнее.

– Мам, мы живем в Колорадо-Спрингс, и там же живут наши друзья. Скорее всего, мы устроим все это где-нибудь в Бродмуре.

– В Бродмуре? Это обойдется в целое состояние! – восклицает мама.

– Мы с Робом все оплатим, – заверяю я. – У него на работе дела идут отлично. Вам с папой не нужно ни о чем беспокоиться.

По лицу отца, а затем и матери пробегает тень. Ну что я за дура… Папа вот вот потеряет работу, поэтому для него успех Роба словно упрек в его собственной неспособности обеспечивать семью. Я перевожу взгляд на него, потом на маму и чувствую себя потерянной… Меня охватывает то же чувство, которое всегда было у меня в детстве: будто мы на тонущем корабле посреди бескрайнего моря, и, что бы я ни делала, мы все равно будем обречены. Наш крах – всего лишь вопрос времени.

Как и следовало ожидать, в третьем часу ночи звонит телефон. Только звонок не от отца, а от мамы, поэтому настало время принять решение… Брендан просил звонить ему в таких случаях. Или правильнее будет сказать – шантажировал меня тем, что обо всем расскажет Робу. Но я не хочу снова втягивать его. Не потому что я не оценила его помощь, вовсе нет, в тот раз он был просто даром с небес. И все же это проблема нашей семьи, наш семейный секрет, и меня возмущает то, что он заставляет меня им делиться.

Я выглядываю из окна, чтобы убедиться, что его машина отсутствует. После недолгого внутреннего спора я наскоро одеваюсь и посылаю короткое сообщение:

«Еду в Денвер. Я справлюсь, помощь

не требуется, но спасибо».

Прежде чем я успеваю спуститься на первый этаж, от Брендана приходит ответ, что он уже едет. А всего через пять минут он уже поджидает меня у дома в своем джипе.

Я настолько переполнена обидой и чувством стыда, что мне на ум не приходит ни одной темы для разговора. Как общаться с человеком, который проявляет к вам доброту и в то же время всерьез огорчает?

– В этом правда не было никакой нужды. Я уже давно справляюсь сама.

Брендан с несчастным видом вздыхает. Его незаправленная рубашка наводит меня на мысль, что мое сообщение прервало его свидание, так что я понимаю его досаду, однако это не я тут шантажирую людей!

– Послушай, мне и так не по душе, что ты обо всем узнал. Ни к чему еще демонстрировать свое раздражение из-за необходимости меня сопровождать!

– Я раздражен не из-за этого. У многих в семье кто-нибудь пьет, отец или мать. Мне самому это знакомо… Но это просто дикость, что твоя мама просит ехать в Денвер тебя, тогда как она там живет.

Возможно. Однако так обстоят дела уже очень давно, даже в старших классах я одна отвечала за своего папу.

– Но мама не заставляет меня этого делать. Просто, когда что-то идет не так, она сразу расклеивается и становится совершенно беспомощной.

Руки Брендана сжимаются на руле:

– Значит, у тебя беспомощная мать, отец-алкоголик и брат-наркоман, и в случае неприятностей все они обращаются к тебе.

Да, а я – обманщица, которая скрывает все это от его лучшего друга…

– Это никак не отразится на Робе, если в этом причина твоего беспокойства. Я ни в коем случае не жду, что он будет с этим разбираться или тянуть на себе их проблемы.

– Конечно не ждешь! – восклицает Брендан. – Он ведь даже не догадывается, что эти проблемы существуют.

Я прислоняюсь головой к окну, мечтая оказаться где угодно, только не в этой машине. Мне не нужно, чтобы вдобавок ко всему он еще усиливал мое чувство вины.

– Но если ты согласен, что это никак не отразится на Робе, тогда почему тебя это волнует?

На его челюсти вздрагивает мускул.

– Я знаю тебя шесть лет, Эрин. Мне позволено беспокоиться и о тебе.

У меня в груди снова появляется какое-то щемящее чувство. Брендан всегда беспокоился обо мне. Он думает, я не знаю, что в то лето, когда мы работали вместе, он всегда следил за тем, чтобы я благополучно добралась до своей машины. Или что на каждую сказанную им гадость приходился какой-нибудь милый поступок – например, он пожаловался на помощника менеджера, потому что тот ко мне приставал, а еще включал мою любимую радиостанцию, когда я приходила на работу. Однажды он даже помыл мою машину, хотя, когда я попыталась поблагодарить его за это, он заявил, что она намокла «случайно», пока он мыл каяки. Все эти мелочи заставляли меня цепляться за надежду, даже если мне хотелось, чтобы это прекратилось. И я ловлю себя на желании делать это снова… Вот только это опасная перспектива, учитывая, что я помолвлена с другим.

Мы приезжаем в Денвер, где повторяется наше прошлое приключение: отец снова обнаруживается в третьем по счету баре, а мама опять в ярости из-за того, что я выставляю наше грязное белье напоказ. На этот раз она решает вовсе не разговаривать со мной и не произносит ни единого слова за весь мой визит. Перед моим уходом папа хватает меня за руку и бормочет невнятные извинения и обещания исправиться.

Он столько раз мне это обещал… Я знаю, что он будет стараться, но также понимаю, что не стоит надеяться, будто его решимости хватит надолго.

Из квартиры родителей я выхожу измученная, с чувством безнадежности. Бывают такие моменты, вот как сейчас, когда я просто хочу, чтобы все закончилось. Не только пьянство отца или проблемы Шона, а вообще все. Я не могу их бросить, но порой мне хочется, чтобы я закрыла глаза – и мы вчетвером перестали существовать.

Я чувствую, что скоро расплачусь, хочу я того или нет, поэтому отворачиваюсь к окну в попытке скрыть свои слезы от Брендана. Тем не менее мне это не удается.

– Это из-за твоего отца или из-за чегото еще? – тихо спрашивает он. Я вытираю глаза краем футболки и откашливаюсь.

– У меня такое чувство, что вся моя жизнь рушится, с тех пор как уехал Роб, – поясняю я хриплым голосом. – Я имею в виду не только дела моих родных, но и себя. Я даже не могу понять, чем хотела бы заняться в свободное время! Похоже, никакие занятия больше не вызывают у меня интерес, и это самая удручающая мысль из всех.

– У тебя-то? У тебя куча интересов: ты любишь печь и кататься на велосипеде, а еще путешествовать на машине. Помнишь, как ты поехала в Портленд на концерт какой-то группы просто потому, что тебе понравилась одна из их песен?

Я удивлена, что он вообще что-то помнит обо мне, а тем более столь длинный список моих увлечений. Даже Роб с трудом бы его составил.

– После университета наша жизнь меняется, – негромко отвечаю я. – Печь мне больше не для кого, да и все остальное уже не актуально. Посуди сам, с кем мне сплавляться по реке или кататься на велосипеде? Кто сейчас согласится поехать в Портленд? Теперь у всех есть работа.

– Я всего лишь хочу сказать, что раньше у тебя была масса увлечений, – говорит он, нахмурившись. – Точно не знаю, почему ты перестала всем этим заниматься, но причина вовсе не в том, что тебе это стало неинтересно.

Наверное, он прав. Моя жизнь действительно изменилась после выпуска, спектр моих увлечений стал гораздо уже, но это произошло не потому, что у меня закончились интересы. Просто для них не осталось места… От чего еще я тогда отказалась? И получится ли вернуть хоть что-то из того, что я любила?

Дорога до дома занимает меньше времени, чем я ожидала. Брендан выключает двигатель, но никто из нас не выходит.

– Так мы теперь друзья или вроде того? – уточняю я. Если у нас лишь временное перемирие, я бы хотела знать об этом заранее.

Брендан отвечает не сразу. Он бросает взгляд на меня, а затем вновь отводит его. Тем временем лунный свет вычерчивает резкий силуэт его челюсти.

– Мы можем попробовать.

Я вздыхаю:

– Я же не просила тебя взбираться на Эверест! А всего лишь хотела узнать, будем ли мы друзьями.

– Да, я понял. Я тебя понял.

У меня такое чувство, что он бы предпочел Эверест.