Броманс. Тайный клуб романтиков

– Вот они.

Тея показала на автомобиль Гевина, свернувший на стоянку. Они с Авой ждали их на скамейке возле ресторанчика уже минут пять. Наверное, после спектакля у школы образовалась пробка. И очень кстати, потому что Тее нужна была пара-тройка минут, чтобы прийти в себя. И не потому, что Гевин попросил ее успокоиться. Где это видано, чтобы женщина успокаивалась по просьбе мужчины? Ей просто нужно было прийти в себя от всех его новых штучек.

Пока не кончится этот вечер, о покое можно забыть. Тея готова была убить Гевина за предложение поужинать в ресторане. Знал ведь, что девочки начнут канючить, а она не сможет им отказать.

Тея поднялась, заметив на парковке Гевина и Амелию. На улыбку мужа она не ответила, но он, казалось, ничуть не смутился, и каким-то образом его рука оказалась на ее пояснице. Правда, почувствовав, как Тея напряглась, Гевин опустил руку.

– О, какие у нас гости! – воскликнула, увидев их, Эшли, официантка, которая работала у Стеллы с давних времен и знала девочек совсем крошками. – Ребята, не видела вас с лета! – При виде девочек она театрально ахнула. – Ох, черт возьми, а вот оленей-то мы не обслуживаем.

– Мы оленята, – радостно поправила Амелия. – У нас сегодня был школьный мюзикл!

– Школьный мюзикл? Да ну, какая школа! Ни за что не поверю! Вы же еще маленькие. – Эшли подмигнула Тее и показала жестом, чтобы они шли за ней. – Ваша любимая кабинка свободна.

Именно из-за этого Тея и любила жизнь в маленьком городке. Здесь, в ресторанчике, они были завсегдатаями с собственной кабинкой. Что может быть уютнее местечка, где все знают вас по именам, а меню не меняется годами? Милые традиционные семейные посиделки, которых никогда не было у Теи с Лив в детстве. Вот только не утратят ли ужины в кафе часть своей прелести, когда их семья превратится из квартета в трио?

Девочки следовали за Эшли через лабиринт столов, украшенных скатертями в красную клетку и вазами со свежими цветами, которые меняли каждое утро. Между белыми, как в фермерских домах, ставнями Стелла протянула шпагат и повесила на него фотографии постоянных клиентов с семьями. Было там и их фото. Через несколько месяцев хозяйке, наверное, придется снять его…

Девочки шмыгнули в кабинку и уселись друг напротив друга. Тея с облегчением вздохнула. Ей не хотелось сидеть рядом с Гевином. Ребячество, конечно, и все же…

– Вам как обычно? – спросила Эшли, когда все устроились. – Воды и шоколадного молока?

– Прекрасно, – ответил Гевин. – Спасибо.

– Я хочу жареный сыр, – сказала Амелия, вскочив на колени и опершись локтями о стол. – С яблочным соусом.

– А что хочешь ты, малыш? – спросила Тея Аву. – Тоже жареный сыр?

Ава пожала плечами. Тея вздохнула. С Авой нужно что-то делать, она все время угрюма, ведет себя дерзко и вызывающе. Но Тея не собиралась ей сейчас все выговаривать. Сегодня волнений и так было предостаточно. Да и могла ли она ругать дочку лишь за то, что та еще слишком мала и выражает свои чувства как может. Не стоит требовать от маленьких детей слишком многого.

Ей вспомнилось, как отец подал на развод. Тогда мать Теи несколько дней не выходила из своей комнаты. В конце концов Тея постучала и пожаловалась, что голодна, а мать крикнула ей, чтобы она вырастала поскорее и перестала быть такой эгоисткой. Тее было всего десять. После этого они с Лив научились готовить себе еду сами.

После развода Тея собиралась отправить девочек на консультации к детскому психологу. Кто знает, может, в свое время им с Лив таким образом удалось бы избавиться от душевных ран. Дай бог, это поможет и Аве привыкнуть к новой ситуации.

Официантка принесла им напитки, приняла заказ и снова ушла, оставив их в напряженном молчании.

– Маргаритки, – вдруг сказал Гевин, глядя на вазочку в центре стола. Он улыбнулся Амелии. – Когда я впервые увидел маму, у нее в волосах была маргаритка.

Амелия хихикнула.

– У мамы? Маргаритка?

– У меня? Маргаритка?

Гевин посмотрел на Тею.

– Она была вплетена в косичку.

– Мамочка, почему у тебя в косе была маргаритка? – спросила Амелия.

– Не знаю. Я такого не помню.

– Жаль, – тихо сказал Гевин. – А вот я никогда этого не забывал.

– Мама любит одуванчики, – проворчала Ава.

Тея растерянно поморгала и оторвала взгляд от Гевина. Он не сводил с нее глаз, как и во время спектакля. И в субботу смотрел на нее так же пристально. Будто видит ее впервые. А может, так и было. Годами ей казалось, что он ее вообще не замечает.

Тея ласково погладила Аву по голове.

– А больше всего – одуванчики от тебя.

Неловкость повисла в воздухе, как густой тяжелый туман. Тея вытащила цветные карандаши и книжки-раскраски, которые всегда носила в сумочке, чтобы девочки были чем-то заняты, оказавшись вне дома. Однако на этот раз Тея использовала их, чтобы занять себя. В течение нескольких минут она помогала Аве раскрашивать картинку, а Гевин только нервно покашливал.

– Ну, – начал Гевин, поглаживая стакан с водой. – К-когда начинаешь учиться?

Тея не сводила глаз с книжки-раскраски.

– Если меня примут, занятия начнутся этим летом.

– Так это всего на один семестр?

Она фыркнула.

– Ну, это если учиться очно. Но я же не могу, у меня девочки, поэтому все растянется на восемнадцать месяцев.

– Восемнадцать месяцев, – повторил он. – Не так уж и долго.

– Рада, что ты одобряешь.

– И что дальше? Когда получишь диплом?

– Буду художником. Как я всегда мечтала.

Он долго молчал, прежде чем ответить.

– Это, ну, здорово. Рад, что ты в-возвращаешься к искусству.

– Я тоже.

Принесли еду, и теперь, когда нужно было помогать девочкам и одновременно есть самим, к облегчению Теи, им было не до разговоров. Когда они ждали десерт – они всегда заказывали целую сковородку брауни на всю семью, – в зале появилась сама Стелла и подошла к их столику поболтать.

– Я только что вас вспоминала, – сказала она. – Давненько вы у нас не бывали.

– Некогда, все дела, дела, – автоматически ответила Тея, солгав настолько естественно, что сама почти поверила. – Девочки ходят в детсад, да еще на уроки танцев, так что нам трудно выбраться.

– Где проведете праздники?

– Пока не знаем, – произнесла Тея.

Амелия с шоколадными усами под носом подняла глаза на хозяйку.

– На День благодарения мы собираемся в Огайо, к бабуске и дедуске.

Вот досада! Тея пока не сказала девочкам, что поездку к родителям Гевина придется отменить. Она надеялась, что дети забыли, ведь они с Гевином говорили об этом больше двух месяцев назад. Но малышки редко забывали о поездках к бабушке и дедушке, которые обожали их до безумия и ужасно баловали.

– Что ж, был такой план, но… – Тея попыталась выкрутиться, но ничего не вышло. Ее способность лгать с ходу иссякла. – Но придется провести праздники здесь.

– Я хочу к бабуске! – заныла Амелия.

– Я тоже, – вторила ей Ава голосом на октаву выше.

Тея погладила Аву по ноге.

– Малыш, поговорим об этом позже.

– Но почему, почему мы не можем поехать? – ныла Амелия.

– Амелия, – тихо, но твердо сказал Гевин. – Мама сказала, мы поговорим об этом дома позже.

– Но ты больше не бываешь дома!

Последовала прямо-таки театральная пауза. Не хватало только скрипа заезженной пластинки или верещания сверчков, как делают режиссеры, чтобы усилить эффект тишины.

– Что ж, – произнесла Стелла. Ее щеки порозовели, она не успела сделать вид, будто не поняла, что Амелия сейчас объявила на весь ресторан о расставании Теи и Гевина. – Приятно было повидаться. Пойду за десертом.

Она ушла, тут-то и начался настоящий ад.

– Мы поедем к бабуске? Ну пожалуйста, – заныла Амелия.

– Не в этом году, лапуль, – ответил Гевин.

– Но почему?

– Солнышко, я слишком занят, у меня игры.

Ава плюхнулась на сиденье, недовольно надув губы.

– Папа почитает нам сегодня? – спросила Амелия.

Тея впилась пальцами в висок.

– Милая, сегодня вечером папа не сможет.

– Почему? – жалобно спросила Амелия, и ее губы задрожали.

– Эй, – бодро сказал Гевин, прижимая Амелию к себе. – Я на днях зайду и почитаю вам, девчонки, хорошо?

– А я хочу сегодня!

Плотина прорвалась. По лицу Амелии побежали крупные слезы. Тут же, как и положено близнецам, ударилась в плач и Ава. А когда Ава плакала, она делала это очень громко. Вдруг она выкрикнула:

– Не хочу, чтобы папа играл в бейсбол!

В зале снова повисла напряженная тишина, и Ава зарыдала еще громче. А затем Амелия крикнула:

– И я не хочу, чтобы папа играл в бейсбол!

Теперь в их сторону смотрел весь ресторан. Гевин тихонько пробормотал «вот черт!» и провел руками по лицу.

Дрожа всем телом, Тея обняла Аву за плечи.

– Дорогая, почему ты не хочешь, чтобы папа играл в бейсбол?

Ава вытерла лицо ладонью. Белые точки от оленьего макияжа размазались по щеке длинными полосками.

– Потому что из-за него он все время уходит, и вы с ним говорите друг другу страшные слова.

Тея подняла глаза и встретилась взглядом с Гевином. В его глазах она прочитала собственные мысли.

– Когда это мы говорили друг другу страшные слова? – спросил Гевин.

– Когда папа сделал большой хоум-ран. – Ава икнула. – Сначала вы издавали звуки борьбы, а потом стали говорить страшные слова.

Жар залил шею и лицо, Тея сразу все поняла. Очевидно, той ночью Ава проснулась и услышала, как они занимаются сексом, – это единственное, что могло означать «звуки борьбы», а потом и их ссору.

Лицо Теи дрожало, как желе в форме, она снова подняла взгляд на Гевина. Они встретились глазами – его болезненными, ее мутными. Девочки плакали. Посетители ресторана глазели на них. По коже Теи пробежал холодок. И неожиданно для себя она выпалила:

– Знаете, что я придумала? Пусть папа придет домой и почитает вам сегодня вечером. Как вам такая идея?

Пока Гевин оплачивал счет, Тея отвела девочек к своей машине. Он ехал за ними домой в темноте, сжимая руль, внутри у него все кипело. В голове не переставали крутиться слова Авы. «Потому что из-за него он все время уходит, и вы с ним говорите друг другу страшные слова». Что, черт возьми, он сделал со своими детьми? Со своей семьей?

Он свернул на подъездную дорожку вслед за машиной Теи. Пока он помогал девочкам отстегнуть ремни на заднем сиденье, встретиться с женой взглядом ему так и не удалось.

У двери их встретил Баттер.

– Сначала в ванну, а потом папа вам почитает, – сказала Тея, убирая пальто девочек.

Голос у нее был хриплый. Тея была на грани: еще одно слово – и она снова начнет крушить стену.

– Выведу Баттера, – предложил Гевин.

Тея ответила холодным «спасибо», и он впервые почувствовал себя гостем в собственном доме. Поднимаясь с девочками наверх, Тея подвела Баттера к задней двери.

Запах пыли и гипсокартона смешивался со знакомыми ароматами дома – лосьон Теи, лавандовые свечи, которые она любила, маркеры и краски от детских поделок. И еще чуть-чуть пахло собакой.

Войдя в дом после того, как Баттер обошел двор в поисках идеального места, Гевин услышал, как в ванной наверху набирается вода. Он взбежал по лестнице и постучал в закрытую дверь.

– Тебе помочь? – спросил он.

Тея ответила «нет».

Стоя у закрытой двери, он снова почувствовал себя гостем. Он посмотрел направо, в сторону главной спальни.Их спальни. Гевин подошел и остановился в дверном проеме. Этим утром Тея не застелила постель. От вида смятых простыней его пронзило чувство сожаления, а в животе заныло, будто он получил удар ниже пояса. Последний раз он спал в их постели той ночью. Самой удивительной в его жизни, за которой почти сразу настали тяжелые времена.

– Что ты здесь делаешь? – раздался позади голос Теи.

Гевин обернулся. Он не слышал, как открылась дверь ванной, его дочери стояли в коридоре, закутанные в одинаковые полотенца.

– Ничего, – сказал он. – Просто… помогу им надеть пижамы.

В полном молчании они с Теей вытирали девочек и одевали в одинаковые пижамы с единорогом. Потом Тея встала, собрала мокрые полотенца и велела найти книгу, пока она переоденется.

Девочки выбрали рассказ о еноте, который пошел к бабушке на Рождество и по дороге заблудился. Гевин с дочками устроились на кровати Амелии, и тут вошла Тея. Она переоделась в спортивные штаны и его старую толстовку с эмблемой команды младшей лигиHuntsville Rockets. Она забрала себе джемпер вскоре после того, как они начали встречаться. Увидев ее в этой одежде, Гевин потерял всякую способность соображать. Какое-то первобытное собственническое чувство овладело им, заявило о правах на Тею. Официальных. На всю нее, вместе с толстовкой.

В его миниатюрной жене, утопающей в массивной одежде, и по сей день было что-то, что заводило его. Сегодня вечером она наверняка выбрала толстовку без всякой задней мысли, просто потому, что та была легкой, чистой и уютной. Но для него она имела особый смысл, будила воспоминания. Именно эта толстовка была на ней в тот день, когда Тея сказала ему, что беременна. Три дня он не мог поговорить ней. Она не отвечала на звонки и сообщения, а в кафе сказали, что она заболела. Когда он наконец пришел к ней и упросил хотя бы открыть дверь, то был готов ко всему. По крайней мере, он так думал.

–Что ты здесь делаешь? – спросила она, обнимая себя за плечи, спрятав руки внутрь рукавов его толстовки.

Гевин уперся руками в дверной косяк. Как только он увидел ее лицо, вся продуманная заранее речь вылетела из головы, и он смог только невнятно промямлить:

–П-поговори со мной. Просто п-поговори. Ладно? Ч-ч-что бы там ни было, просто расскажи.

Мгновение она смотрела пустыми глазами, а затем, не произнеся ни слова, отвернулась. Стоя в дверном проеме, он смотрел, как она скрылась в ванной. Спустя несколько мгновений она вернулась с белой полоской в руках.

Гевина будто пронзила молния.

–Ч-что это?

Она остановилась посреди небольшой гостиной. Гевин вошел, закрыл дверь и подошел к Тее. Она протянула полоску. Он взглянул и увидел единственный синий знак «плюс».

– Ты беременна? – выдохнул он, и перед его глазами заплясали огненные точки.

Она выхватила полоску и снова скрестила руки.

– Я беременна, – сказала она твердо, вызывающе и решительно.

Тея еще не успела договорить, как он ее поцеловал…

– Ну что, будем читать? – спросила Тея, прерывая воспоминания.

– Дай-ка и мамочке сесть, – сказал Гевин.

Амелия придвинулась ближе к нему, и Тея втиснулась в крохотное пространство между дочками и стеной. С его стороны места было предостаточно, но даже заикаться об этом не стоит.

Гевин читал, девочки прижимались к нему, а он через каждые несколько строк поглядывал на Тею. Она упорно старалась не встречаться с ним взглядом.

Когда через несколько минут рассказ закончился, Тея вскочила так быстро, что кровать задрожала. Она попросила девочек поцеловать ее и сказала, что их уложит папа.

Ава засыпала труднее. Она требовала Тею и не успокоилась, пока Гевин не уложил рядом с ней несколько мягких игрушек. С Амелией было легче. Он уложил ее, пообещал, что все будет хорошо, и она поверила. Посмотрела на него доверчивыми, полными надежды глазами, втиснула свою крошечную ручку в его, прошептала: «Я люблю тебя, папочка», и заснула. Уходить от дочурок совсем не хотелось.

Закрыв дверь с тихим щелчком, он глубоко вдохнул и спустился вниз. Тея на кухне что-то писала на массивной доске.

Она вся напряглась, когда он подошел к ней сзади.

– Заснули?

Он ответил хриплым от волнения голосом:

– Да. Они устали.

– Я тоже.

Гевин смотрел, как она надевает колпачок на маркер и убирает его в ящик. Его взгляд упал на пробковую доску, к которой кнопкой было приколото тисненое приглашение. Он даже зажмурился, не веря своим глазам.

– Ваш отец снова женится?!

Она проскользнула мимо него и подошла к раковине.

– Тебя это удивляет?

– А куда делась Кристи?

– Кристел. Он изменил ей с очередной любовью всей своей жизни.

Тея налила воды и запила лекарство от головной боли, которое принимала всякий раз, почувствовав приближение мигрени.

– Когда же это произошло?

Тея пожала плечами и обернулась.

– Вроде бы прошлой зимой. Не помню.

– Почему ты мне не сказала?

– Не знаю. – Она вздохнула. – Не такая уж важная новость.

– Как это восприняла твоя мама?

Тея прижала пальцы к виску.

– Сейчас у меня нет ни малейшего желания говорить о своих родителях.

– Извини. Конечно. Ты… – Он указал на ее лоб. – Сильно болит?

– Терпимо. – Она сглотнула и посмотрела в пол. – Гевин, нам нужно что-то решать.

Ее слова снова перенесли его в прошлое. Сознательно или нет, но сейчас она сказала то же самое, что и в тот день, когда сообщила ему о беременности.

Тея позволила ему поцеловать себя, но быстро отстранилась. Уперлась руками в его грудь и оттолкнула его.

–Ты что? – Гевин прижал руку к ее животу, где под его пальцами уже жил его ребенок – их ребенок. – Я счастлив, Тея.

– Очень рада за тебя. – Ее ответ прозвучал неожиданно злобно. – Но нам нужно что-то решать, Гевин.

–Что тут решать? – Его правая рука все еще была прижата к ее животу, а левой он взял ее за подбородок. – Выходи за меня.

Внезапно в голову пришла одна мысль. Если эти слова сработали когда-то, может, они сработают и сейчас. Во всяком случае, есть надежда, что поможет лорд Как-Его-Там.

Гевин подошел совсем близко. Тея оторвала взгляд от пола, когда он провел левой рукой по ее щеке.

– Что тут решать? – сказал он. – Выходи за меня.

От его прикосновения она откинула голову назад и скорчила недоуменную гримасу.

– Что-что?!

Его сердце нервно забилось.

– П-помнишь… я сказал тогда…

– Помню, Гевин. – Она обняла себя за плечи. В этой позе она выглядела одновременно и жесткой, и уязвимой. – Только не стоит повторять это сейчас, когда ты разрушил все.

– Разрушил все? – Его сердце гулко забилось. – Я вовсе не готов расстаться.

– Слишком поздно.

– Еще не поздно, – сказал он, следуя примеру лорда Всегда-Говорящего-Правильные-Вещи. – Если любишь, никогда не поздно.

Тея фыркнула.

– Ты шутишь?

Наверное, и в самом деле перебор.Премного благодарен вам, лорд Мудила.

Тем не менее сейчас или никогда. А если не сработает, он убьет Мака и Дэла и бросит лорда Трепло в камин.

– Почему… Почему бы нам не начать все сначала?

Тея протестующе подняла руки.

– Гевин, прекрати!

– Позволь мне вернуться домой…

– Нет. – Тея обошла его и была уже в центре гостиной, когда он догнал ее.

– Позволь мне жить дома, – твердил он. – И если я не смогу вернуть тебя, я сделаю… Отпущу тебя. Соглашусь на развод.

Тея обернулась и поглядела на него, сощурив глаза.

– На дворе двадцать первый век. Я могу получить развод и без твоего согласия.

Ну разумеется! Этого и следовало ожидать! И тут облом!

– Знаю. Я х-хотел сказать, я сделаю все, что ты хочешь. Заплачу за дом твою долю и девочек, дам вам любые алименты. Все, что угодно. Без всяких юристов.

Она насмешливо приподняла бровь.

– Да твой агент убьет тебя, если разведешься без адвоката.

– Почему? Разве ты задумала обчистить меня до нитки?

Шутка явно не имела успеха, потому что губы Теи сжались.

– Нет, но что, если тебя продадут и тебе придется переехать? Сразу возникнут проблемы. Ты будешь видеть девочек совсем редко.

От этих слов ему стало совсем тошно.

– П-пожалуйста, Тея. Дай мне шанс.

– Шанс на что? – выпалила она, раздраженно разводя руками.

– Шанс доказать, как сильно я тебя люблю.

Ее губы снова приоткрылись. Она смотрела на него мгновение, но оно длилось бесконечно долго.

– Пожалуйста, перестань так говорить, – прошептала она наконец с болью в голосе.

– Говорить что? Что я тебя люблю?

Ее безмолвный кивок поразил его, как ошибочная подача. Он отступил на шаг.

– Но почему?

– Я не верю этим словам. Больше не верю.

Гевин задыхался. В его жизни были тяжелые потери. Которые меняли судьбу коренным образом. И унижения, боль от которых не прошла по сей день. Однако сейчас… он был близок к полному краху, ближе, чем когда-либо. Ему, как никогда, требовался совет опытного лорда Бенедикта, который уж точно знал, что сказать в такой ситуации. Но единственный голос, который звучал в его голове, был женский.

Одной любви недостаточно.

Когда Гевин прочитал эти слова Ирены, он недовольно проворчал себе под нос и уже было закрыл книгу. Что это за любовный роман, в котором любовь считается бессмысленной? Разве весь смысл любовных романов не в том, что любовь побеждает все? Он-то думал, что вот-вот узнает, так ли это в реальной жизни. Гевин очень надеялся на помощь лорда Покинутого, который в отличие от него самого наверняка сумеет доказать жене, что любит ее.

– Поздно уже, – тихо сказала Тея, будто спокойный голос мог смягчить удар. – Тебе пора домой.

– Я дома. Ты и девочки – мой дом.

Тея глубоко вздохнула. Едва заметно, совсем чуть-чуть, давая понять, что его слова – его жалкие признания – оставили след в ее душе. Самое время качнуть маятник в другую сторону.

– Знаешь, а я от тебя такого не ожидал. Потому что ты прежняя с радостью приняла бы такое безумное предложение.

Он затаил дыхание, а она смотрела ему в глаза. Приоткрыла рот, сдвинула брови. Не в гневе. Нет, она обдумывала что-то. Он видел это по азартному блеску в ее глазах. Именно этот блеск и придал ему смелости.

– Соглашайся, Тея, – бросил он вызов. – Ну что ты теряешь?

В ответ Тея отвернулась и медленно подошла к стеклянным дверям, ведущим в сад. Она молча смотрела в темноту снаружи, ее руки снова стиснули плечи. Он отдал бы все, чтобы заглянуть в ее мысли, услышать, какой спор она вела сама с собой. В коридоре у лестницы старинные часы отсчитывали секунды мучительно медленно.

Наконец он не выдержал.

– Тея…

Она обернулась и сказала холодно:

– У меня есть условия.

Ее слова повисли в воздухе на долгое, ошеломляюще бесконечное мгновение, прежде чем отпечатались в мозгу Гевина. Она имела в виду… Она согласна…

Он говорил медленно, боясь, что, если ответит слишком резко, она скажет: «Все, разговор окончен».

– К-какие условия?

– Это, – она взмахнула рукой в поисках нужного слова, – «испытание» не может длиться вечно. Нужно определить крайний срок.

– Весенние сборы, – тут же сказал он.

Это было бы идеально. Если ничего не выйдет, ему, по крайней мере, будет чем отвлечься после ухода. Однако он вовсе не собирался проигрывать. До весенних сборов почти три месяца. Времени более чем достаточно.

Однако Тея думала по-другому. Она покачала головой.

– Рождество.

– Это всего лишь месяц!

– Девочкам будет тяжело, если тянуть дольше.

С этим доводом он не мог поспорить.

– Хорошо, – согласился он.

– И ты будешь спать в комнате для гостей.

Что ж, это удар ниже пояса.

– И как же работать над проблемами, если мы не спим в одной комнате?

– Когда-то тебя это не беспокоило.

Любой его ответ прозвучал бы или корыстно, или плаксиво.

– Что еще?

– Лив остается.

Этого еще не хватало!

– И надолго?

– Пока будет мне нужна.

Он неохотно кивнул. Разве у него был выбор?

– Отлично. Что-нибудь еще?

– Пока все.

– Пока?

Услышав резкость в его голосе, она твердо сказала:

– Это мои условия, Гевин. Принимай их или уходи.

И он принял. Он примет все, что сможет. Во рту внезапно пересохло.

– Когда ты хочешь… когда я могу вернуться домой?

– В среду вечером.

Вечер перед Днем благодарения. Через два дня.

– Ладно.

– Можешь приехать и ждать, когда мы с девочками вернемся из школы.

– Хорошо. Да. Я… я приеду.

– На ужин закажем пиццу.

Пицца. Конечно. Что за хрень? Самый нелепый, не ко времени затеянный разговор в его жизни, и тем не менее его неестественная нормальность оказала странное успокаивающее действие на желудок. Невзирая на все это безумие и всплеск эмоций, организм требовал ужин.

– Так что увидимся в среду, – сказала она, давая понять, что разговор окончен.

Его глаза блуждали по ее лицу, на душе было пусто. Тея стояла, вытянувшись в струнку, но казалась маленькой. Глядя на ее неподвижные напряженные плечи, Гевин понял, что она чувствует себя побежденной. А он совсем не хотел, чтобы она считала, будто только что проиграла ему самый важный бой в своей жизни.

– Тея, ты и п-правда согласна попробовать?

– А ты хочешь переехать домой или нет? – рявкнула она, глядя куда-то через его плечо.

– Хочу. Я просто…

– Что просто? Решай, Гевин.

Он тяжело вздохнул.

– Отлично. Буду здесь в среду.

Он подумал, не обнять ли ее перед тем, как уйти, просто так, для собственного успокоения, но вся ее поза, весь ее вид кричали: «ТОЛЬКО ТРОНЬ МЕНЯ, И ПОЛУЧИШЬ ПО ЯЙЦАМ!» Ну и ладно. Ему и так удалось многого добиться.

Гевин лишь слегка кивнул, прежде чем направиться к машине. Он запустил двигатель, но долго стоял на подъездной дорожке, наблюдая, как одно за другим гаснут окна. В этом доме было все, что он любил больше всего на свете, и уехать сегодня вечером будет труднее, чем когда-либо. В следующий раз, когда он вернется, у него будет всего месяц, чтобы заслужить право остаться. Хотя ее условия и затрудняли задачу, отбивающий не выбирает передачу. Все, что он мог сделать, – изучить поле и составить план игры.

Один месяц…

Когда-то им хватило месяца, чтобы влюбиться. Хватит и на этот раз.

– А ну, лорд Узкие Штаны, – пробормотал Гевин, выезжая с подъездной дорожки. – Скажи-ка, что мне делать дальше.

Завоевание графини

Бенедикту потребовалось две недели, три дня и шестнадцать часов, чтобы осознать роковую ошибку в своем первоначальном плане.

Его жена не собиралась в нем участвовать. Не мог же он ухаживать за той, которая не принимала его ухаживания.

После их первой брачной ночи Ирена не оставалась наедине с ним больше чем на несколько минут, хотя ей хватало ума не показывать, что она действует намеренно. Каждый раз, когда он пытался завести разговор, у нее внезапно возникало неотложное дело: обсудить с поваром меню или что-то другое с кем-то еще. Как только он заканчивал дела, она внезапно с головой уходила в собственные. И хотя дверь, разделявшая их спальни, оставалась незапертой каждую ночь, он не мог войти в ее покои и утолить свое жгучее желание, воспользовавшись правом мужа. Пока она считает, что пустить его к себе в постель – всего лишь ее долг, об этом не может быть и речи. Пусть ее страсть станет такой же сильной, как его.

Сдаваться Бенедикт был не намерен. Он готов и всегда будет готов идти на риск – в этом они с Иреной так похожи. В конце концов, именно поэтому они и познакомились. Когда лошадь безвестного захудалого барона победила на скачках одного из его породистых скакунов, граф был несказанно потрясен, узнав, что лошадь была объезжена не кем иным, как дочерью барона.

Вдруг обнаружилось, что оба они мятежные натуры и идеально подходят друг другу, Бенедикт и не подозревал, что такое возможно.

Ну а теперь пришло время выйти на новый уровень.

Бенедикт налил на два пальца бренди и стал ждать ее у камина в своем кабинете. Когда в тяжелую деревянную дверь постучали, он выпил янтарную жидкость, чтобы успокоить нервы, и приказал ей войти.

На ней было дневное платье голубого цвета. От его взгляда не укрылась печать раздражения у нее на лице, крепко стиснутые руки она держала перед собой.

– Вы звали меня, милорд?

Бенедикт будто бы не заметил прозвучавшего сарказма. Он указал на диван у окна.

– Присядьте, графиня.

Она растерялась, вероятно, не ожидая такого официального тона, однако подчинилась, приняв позу светской дамы: спина прямая, руки сложены на коленях, ноги скрещены в щиколотках и элегантно задрапированы платьем.

– У меня есть для вас еще один подарок, – сказал он.

Ее тяжелый вздох мог привести в действие паровой двигатель:

– Милорд…

– Бенедикт.

– …прекратите это.

– Вам не нравятся мои прежние подарки?

Их было уже семь. Серьги, ожерелья и браслеты из драгоценных камней самых разных оттенков.

– Они мне не нужны.

– Вы единственная женщина из всех, что я знаю, которой не нужны серьги и кольца.

– Должно быть, вы знали не так уж много женщин.

– Туше.

Бенедикт направился от камина к столу. Достал из ящика футляр. До дивана было всего несколько шагов, но под ее угрюмым взглядом и угрозой поражения путь показался куда длиннее.

– Возможно, этот подарок вы найдете более полезным для себя.

Она взяла коробку и молча открыла крышку. Ее брови сдвинулись, когда она вытащила тонкий серебряный предмет.

– Это, – сказал Бенедикт, садясь рядом с ней, – авторучка.

– Вижу.

– Вы окунаете эту часть, – сказал он, указывая на острый наконечник на конце, – в чернильницу, и она втягивает чернила в тонкий капилляр, в котором они удерживаются и через него же наносятся на бумагу, когда вы пишете. И можете писать очень долго, не набирая чернил.

Он наблюдал, как она боролась между упрямством и изумлением.

Победило упрямство. Она положила ручку в коробку.

– К чему мне такая несерьезная вещица?

– Вы пишете младшей сестре каждый день, Ирена. Я думал, вам так будет легче.

Маска безразличия, застывшая на ее лице, будто сползла и обнажила печальный лик одиночества, от которого графу стало не по себе.

– Мне жаль, что вы так скучаете по ней, – произнес он.

– Я переживаю за нее, – решительно поправила она. – Скандал, связанный с нашим браком, запятнал и ее. Мои родители одержимы мыслью найти ей респектабельного жениха как можно скорее, не считаясь с ее желаниями. А я не могу ее защитить.

Он задохнулся от осознания своей вины – не только за то, что он сделал, но и за то, что чуть было не сделал. Он накрыл ее руки своей ладонью.

– Ирена, я принял решение.

Ее глаза метнулись к нему:

– Какое решение?

– Наследника не будет.

В ее глазах вспыхнул испуг, зрачки расширились, а изумрудные радужки потемнели.

–Что?! – выдохнула она, покачнувшись.

– Вы отвергли все мои попытки доказать, что я люблю вас.

Она вскочила на ноги, ручка с грохотом упала на пол.

– Так вот как вы доказываете свою любовь?! Отказывая мне в ребенке?

– Я не откажу вам ни в чем. – Он встал и схватил ее за руки. – Если я не смогу вновь завоевать вашу любовь, я обеспечу вас ребенком любым самым холодным и бесстрастным образом, который вы только выберете. Затем куплю вам поместье с большой конюшней. Там вы и ребенок сможете уединиться со своими любимыми лошадьми, и я больше никогда не побеспокою вас. Но это случится не раньше, чем вы дадите мне шанс убедить вас, что между нами возможно гораздо большее.

Ее голова затряслась от возмущения.

– И вы считаете меня способной пойти на столь низкую сделку?!

– Не забывайте, что вы получите все, если выиграете. Я же, напротив, все потеряю.

На ее лице проступила гримаса отвращения, и она отдернула руки.

– Так может говорить лишь тот, кто слишком долго смотрел на мир через замутненные линзы мужского взгляда. Что бы ни произошло между нами, вы сохраняете статус, титул, деньги, остаетесь хозяином жизни. Вы по-прежнему будете желанным гостем в каждом клубе, на каждом балу. Вас будут считать жертвой порочной интриганки, а я навсегда останусь в глазах света Далилой, отрезавшей вам волосы.Ничего вы не потеряете.

Бенедикт схватил ее за плечи.

– Но ведь я потеряю вас! – воскликнул он.

Тихий вздох сорвался с ее губ. Бенедикт взял ее за подбородок.

– Если вы думаете, что меня волнует вся эта мишура – деньги, титул, – вы ошибаетесь. Все теряет смысл, если я потеряю вас.

Она хотела ему верить. Он читал это по ее глазам. И все же она освободилась от его объятий, отвернулась и подошла к ряду графинов на стойке у противоположной стены. Он с изумлением, в котором смешались горечь и радость, наблюдал, как она налила порцию крепкого бренди и выпила залпом, будто это было для нее привычным делом. Его любимая, как всегда, преподносит сюрпризы.

– Не понимаю, что вы хотите от меня, милорд.

– Позвольте мне завоевать вас. Разрешите водить вас в театры, на балы. Беседуйте со мной за ужином. Танцуйте со мной. Катайтесь со мной в парке. Давайте делать все, что мы делали раньше…

Он оборвал себя. Она закончила язвительным тоном:

– …пока вы не обвинили меня в предательстве и отказались выслушать меня.

– Да, – спокойно ответил он.

– А если я откажусь выполнять ваши приказания?

Он глубоко вздохнул и сыграл свою последнюю карту:

– Тогда судьба вашей сестры будет разрушена.

Она вопросительно посмотрела на него.

– При чем здесь моя сестра?

– Вы сами сказали, что наш скандал поставил под угрозу ее репутацию. Если мы сможем убедить всех, что наш брак был – и есть! – браком по любви, что слухи о вас лишь клевета, тогда перспективы вашей сестры уже не будут столь плачевными. Но если мы останемся бездетными, если слухи о нас не прекратятся, ей придется выйти замуж за первого жениха, которого подберут для нее ваши родители. Вы же знаете, что так и будет.

Тянулись долгие минуты молчания, каждая из которых была тягостнее, чем предыдущая, пока наконец она не заговорила:

– Бенедикт, я не понимаю еще кое-что.

Она назвала его по имени, и он воспрянул духом.

– Что же?

– Что получаете вы, если выиграете?

Бенедикт взял ее руку и прижал к своему сердцу.

– Самую дорогую награду. Вашу любовь.