Давид
– Я постараюсь вернуться побыстрее, тёть Нин, – продолжает Ада, не глядя на меня. – Вы, главное, сразу звоните, если что! А то знаю я… – слегка усмехается.
А я пытаюсь вспомнить, что она говорила мне насчёт детей.
Она серьёзно пошла делать искусственное оплодотворение?!
После выкидыша?
Или… выкидыша на самом деле не было?
Но она на той встрече с директором компании говорила, что детям… чёрт, какой у них возраст? Ада говорила, год, кажется…
Если ровно год, то… они никак, совершенно никак не могут быть моими детьми. Кидаю взгляд на девушку, которая, закончив разговор, продолжает завтрак – а точнее, больше гоняет еду по тарелке.
– Ада? – спрашиваю тихо. – Ада, твои дети… ты говорила про донора?
– Донора? – она растерянно хмурится. – Какого ещё доно… Ах, донора!
Опускает вилку с ножом в тарелку и смотрит на меня так, что хочется галстук поправить.
– Ты сейчас серьёзно? – закатывает глаза и встаёт.
– Ада, я максимально серьёзен! – встаю следом, тянусь к ней.
Она так резко шарахается вбок, что я на мгновение чувствую себя каким-то маньяком.
– У тебя тогда… два года назад… У тебя тогда был выкидыш? – смотрю на девушку, пытаясь угадать ответ в её глазах.
Пауза, которая между нами повисает, кажется мне самой долгой в моей жизни.
– Нет, Давид, – произносит наконец Ада со вздохом. – У меня не было выкидыша.
К чёрту галстук…
Я рву его с шеи, дёргаю воротник рубашки, отрывая пуговицу, дышать получается с трудом…
– То есть… эти дети…
– Да, это твои дети, – она спокойно кивает и, развернувшись ко мне спиной, идёт в сторону выхода.
– Ада, стой! – выдавливаю, задыхаясь, широкими шагами иду за ней, догоняю…
– Давид, притормози, – Аделина останавливается в коридоре, выйдя из зала для завтраков, смотрит на меня устало. – Сейчас не время для разговора. Мне нужно в больницу. Да и тебе наверняка тоже. Предстоят разборки со страховой, с партнёрами. Там эти несчастные парни, пострадавшие. Мы должны сделать свою работу. Разговора у нас не получится. И… я скажу тебе честно.
Делает глубокий вдох, смотрит мне прямо в глаза.
– Я дико зла на тебя, Давид, – цедит сквозь зубы. – Ты чуть не разрушил мою жизнь тогда. Да какое «чуть»?! Я, чёрт тебя подери, имя сменила, лишь бы ты меня не нашёл! Спряталась в глуши! Рожала, кормила, выживала… – она запинается, качает головой, а меня затапливает ледяным ужасом.
– Ты… как ты себя чувствуешь? – заставляю себя задать этот вопрос.
Я не могу спросить напрямую. Не могу. Язык не поворачивается. Она же захочет узнать, почему я спрашиваю…
– В каком смысле? – Ада растерянно смотрит на меня. – Ужасно я себя чувствую! Ты явился и одним движением пальца рушишь всё, что я успела выстроить за это время! У меня была налаженная жизнь… которая из-за тебя снова летит ко всем чертям!
Она снова останавливается, пытаясь взять себя в руки.
– В общем, так. Нам надо поговорить. И мы поговорим. Позже. Будет просто прекрасно, если ты ответишь правду на мои вопросы, – зло усмехается. – Например, почему твой отец настаивал на аборте, когда узнал о моей беременности?
У меня немеет лицо, и Ада, явно обратив внимание на мою реакцию, удовлетворённо кивает.
– О, да! Я, как видишь, в курсе! И что за нужда была в частной клинике сразу после этого разговора, не хочешь поведать? А ещё меня интересует, почему ты был так доволен, когда я сказала тебе о выкидыше?
– Ада… – я с трудом узнаю свой собственный голос.
Я не смогу ответить.
Мне придётся всё рассказать. Я не могу…
Она в жизни не останется со мной, если узнает всё до конца.
Если узнает, какой ублюдок стал отцом её детей…
– Молчишь? – Аделина кивает. – У тебя есть время подумать. Мы закончим работу здесь. И я поеду домой.
– Я… смогу увидеть детей? – спрашиваю, вообще-то не слишком надеясь на положительный ответ.
Но она, помедлив, кивает.
– Да, сможешь, – слегка пожимает плечами.
– Как их зовут?
– Юра и Егор, – отвечает Ада нехотя.
– Они… как-то отличаются друг от друга? – задаю, судя по фырканью девушки, какой-то глупый вопрос.
– Егор старше на пятнадцать минут, – она вздыхает. – И они абсолютно разные… Хотя для тебя будут на одно лицо. И, кстати, не рассчитывай на тёплый приём. Я живу с родственницей… которая о тебе не лучшего мнения.
– Я это переживу, – хмыкаю, пытаясь сообразить, как можно будет умилостивить престарелую тётушку. – В таком случае, я могу отвезти тебя домой сам? Сразу, как только мы закончим работу здесь?