Мира
С лица Османова мгновенно стекают все краски. Глаза расширяются…от ужаса, лицо вытягивается. Как он тяжело сглатывает, слышно, кажется, даже на первом этаже.
- Не нужно никакого укола, - чуть вскинув подбородок, и потуже затягивая узел, заявляет этот гордый татарин. Теперь он двумя руками удерживает полотенце, как будто я на самое святое посягаю. - Почти ничего не болит. Посплю, и все пройдет.
Едва сдерживая смех, разглядываю этого здорового мужчину, с головы до ног. Он пытается сохранить остатки достоинства, но я-то уже знаю его слабое место! Неужели он, сорокалетний мужик, успешный бизнесмен, который наводит порядки в коллективе одним взглядом из-под насупленных бровей, боится уколов?!
Да ладно?!
- Ты эти сказки будешь Бусинке рассказывать. А сейчас спиной ко мне, - коротко командую, вскрывая упаковку со шприцом и набирая обезбол. Проверяю, чтобы не остались пузырьки воздуха и жду, когда пошатывающийся Даян наконец развернется.
Он приподнимает край полотенца, и я зависаю на виде крепкой подтянутой мужской ягодицы. Щеки начинают гореть, хоть яичницу на них жарь!
- Долго мне ждать?! - ворчливый голос бывшего мужа приводит в чувство.
Крепко зажмуриваюсь, а, когда распахиваю глаза, смотрю исключительно в ту точку, куда нужно воткнуть шприц.
- Ты хоть уколы-то делать умеешь? - запоздало интересуется Османов. - Когда - нибудь делала?
- Ага. Соседке Анне Геннадьевне антибиотик колола.
- И как она сейчас?
- Померла в прошлом году.
- Мира!
Османов резко поворачивает голову как раз в тот момент, когда я засаживаю игру. Жмурится, стискивает зубы и шипит все время, пока я ввожу лекарство. Растираю место укола спиртовой салфеткой и опускаю край полотенца.
- Готово, больной. Между прочим, к сведению, Дарише столько прививок сделали, и после года она уже не плачет при виде иголки.
- У тебя рука тяжелая.
Ахаю от возмущения и уже в голове готовлю акт возмездия, чтобы Османов точно узнал, насколько тяжелой может быть моя рука.
Но Даян вероломно пользуется моим замешательством.
Одним рывком притягивает к себе и накрывает мои губы своими.
Нежность и романтика сегодня точно отсутствуют в меню Османова. Он без всяких колебаний подчиняет меня себе, сплетая наши языки и вырывая из меня тихий стон. На миг растягивает губы в самодовольной улыбке и углубляет поцелуй, одной рукой с силой прижимая меня к своему торсу. Показывая, что даже в такой ситуации, чуть потрепанный, он главный в нашей паре.
Стоп. В какой ещё паре?! Нет никаких «нас»!
В голове уже зреет бунт, бывший муж чувствует это и нехотя отрывается от меня.
Я часто дышу, голова кружится, низ живота горит и разрывает от желания.
- Никогда больше так не делай! Ты сейчас соберешься и домой поедешь, понял?! Через весь город, и плевать….
- Спасибо, - сипло бормочет Даян, перебивая. Ломает мое сопротивление и притягивает меня к себе. Крепко обнимает и соединяет наши лбы. - Не прогоняй. Я же говорю - красивая, когда злишься.
Я как-то резко сдуваюсь. Сил бороться с этим невероятно упрямым и самовольным мужчиной попросту нет. Закусываю губу, коротко киваю и выскальзываю от него.
- Пойду постелю тебе.
Я быстро готовлю «королевское ложе» Османову, переодеваюсь в пижаму. Поправляю одеяло у Бусинки и ныряю под свое, как в дверях появляется Даян.
Он тяжело вздыхает, кряхтит и поудобнее устраивается на импровизированной постели: двух тоненьких одеялах и свернутом пледе, призванным изображать подушку.
От усталости и пережитых эмоций я проваливаюсь в сон. А, когда просыпаюсь в ночи, меня накрывает дежавю: я лежу распластанной звездой на Даяне, в кольце его сильных рук, а в низ живота упирается «бита».
- Какого черта?! - сдавленно возмущаюсь, стараясь не разбудить Бусинку. - Иди к себе!
- Я замерз.
- Под тобой два одеяла! Хоть замотайся, как шаурма!
- Тогда так жестко.
- Спать на жестком полезно! Профилактика ревматизма! - продолжаю возмущенно шипеть, пытаясь выбраться из кокона. Но ладонь Османова властно прижимает мою голову к здоровому плечу.
- Спи, Мира, - бормочет, так и не открывая глаз. - Нам же обоим удобно. Тепло, хорошо, комфортно. Я уже начинаю привыкать, что моим девочкам на мне спать нравится больше, чем на матрасе. И я пока не в том состоянии, чтобы посягать на святое.
Эти слова почему-то успокаивают, и я снова проваливаюсь в сон.
А когда просыпаюсь утром…
Крепко зажмуриваюсь и вновь распахиваю глаза, но видение никуда не исчезает! Потому что это, черт возьми, моя реальность!