Царство искушения

Глава двенадцатая

Алекс с трудом поднимался по лестнице в свою квартиру, чувствуя себя как никогда уставшим. Похоже, у него ничего не получилось с Мерроу. Он явно перестарался. Слишком надавил. А с ней так вести себя нельзя. Свободолюбивая и гордая, она всегда очень болезненно относится к любым попыткам хоть в чем-то ее ограничить.

Поднимаясь по последним ступеням, он поднял перед собой пластиковый пакет.

— Не знаю, что я с тобой сделаю.

Вставляя ключ в дверь, он старался не раскачивать пакет. Первое, что бросилось ему в глаза, когда он заглянул на кухню, — это аквариум на стойке бара.

Алекс недоуменно нахмурился, сделал несколько шагов вперед и обвел взглядом пустую комнату. Потом наклонился и посмотрел через стекло. Сердце его учащенно забилось.

— Я так понимаю, ты — Фред? Я не знал, что у тебя есть ключ от моей квартиры. Тебе не было трудно вставлять ключ в замок плавниками? Ну ты даешь, дружище Фредди... Вот так фокус...

— Ты дал ключ мне, чтобы я смогла приходить во время обеденного перерыва.

Алекс выпрямился и посмотрел на Мерроу, застенчиво улыбающуюся и идущую к нему по прихожей. Она была чертовски очаровательна, потому что раньше он никогда не видел ее такой смущенной.

— Привет! — Это было единственное, что ему удалось сказать.

— Вы подружились с Фредом?

Она продолжала медленно идти к нему. Ее голос был тихим, и было заметно, что она нервничает. Как, впрочем, и он, разрываясь между желанием заключить ее в объятия и снова попытаться объясниться с нею. Но ведь в любом случае ему потом придется долго страдать от унижения, разве не так?

Неожиданно Алекс заметил в ее руках сложенный свитер. Она пришла забрать оставшиеся вещи? Если так, зачем она взяла с собой Фреда?

— Так ты выгуливала Фреда и зашла за вещами?

Он поставил пакет на стойке рядом с аквариумом Фреда и наблюдал, как она изучающее рассматривает его.

— А что там внутри?

Алекс сложил руки на груди.

— Я первый спросил.

Мерроу удивленно вскинула брови, отставила в сторону одну ногу и показала ему высоченный каблук.

— Ты думаешь, я пошла бы выгуливать рыбку на таких каблуках?

Алекс ощутил зарождающуюся в груди надежду.

— Пожалуйста, успокой меня и скажи, что обычно ты не выгуливаешь свою рыбку.

Она широко улыбнулась.

— Что в пакете?

Хорошо. В конце концов, это была прекрасная идея, хотя он, конечно, и рискует вызвать у Мерроу взрыв непредсказуемых эмоций.

Алекс поднял пакет одной рукой, залез в него другой и вынул из него пакет поменьше.

— Это Вильма-два.

— Алекс... — Мерроу подошла к нему, наклонила голову набок и улыбнулась своей озорной и загадочной улыбкой, которую он так любил. — Нельзя называть рыбку, как лодку.

— Насколько я понимаю, кто покупает рыбку, тот и дает ей название.

Она остановилась в нескольких шагах от него.

— А Вильма...

— Вильма-два, — уточнил он,

— Хорошо. Вильма-два здесь для того, чтобы составить компанию Фреду?

Ну, Алекс, это твой шанс! — сказал он себе.

— Ее жизнь могла бы прекрасно протекать в этой маленькой баночке, но это не то. Даже независимая, свободолюбивая золотая рыбка должна понимать, что ей не всегда нужно быть одной, чтобы оставаться независимой и свободолюбивой.

Зеленые глаза Мерроу просияли, и она легонько прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Но когда его гостья повернулась, чтобы положить свитер на стойку напротив него, Алекс заметил, что у нее сильно дрожат руки, и сердце подпрыгнуло у него в груди. Неужели он снова перестарался? Мерроу повернулась, посмотрела на него и, тяжело сглотнув и глубоко вздохнув, заговорила:

— Хорошо. Позволь мне начать первой этот разговор. Только обещай мне, что не скажешь и не сделаешь ничего, чтобы прервать меня, хорошо? По дороге сюда я репетировала свой монолог, и если сразу все не выложу, то непременно собьюсь.

Комочек зародившейся надежды улетучился из его груди, как воздух, выпущенный из шара. Наверняка она собирается сказать ему, что они должны навсегда расстаться. Но он заставил себя сдержать чувства и прислонился к соседней стойке, поглубже засунув руки в карманы.

— Хорошо.

Мерроу, наблюдающая за ним, улыбнулась. Она теперь знала, что означает, когда он засовывает руки в карманы.

— Посмотри на меня, Алекс, — произнесла она.

Он послушно поднял на нее глаза. Она неуверенно улыбнулась и долго смотрела на него, прежде чем произнесла тихим голосом:

— Алекс, я люблю тебя невероятной, всепоглощающей любовью, до глубины души. И это смертельно пугает меня.

Ему еще никогда так сильно не хотелось обнять ее. Он едва сдерживался, чтобы не заговорить. Особенно когда ее нижняя губа задрожала и каждое слово подчеркивалось выразительным вскидыванием бровей или взмахом длинных ресниц.

Мерроу любит его?

Она улыбнулась, увидев выражение восторга на его лице.

— Дай мне все высказать до конца.

Алекс тяжело сглотнул и кивнул. Если в ее речи появится какое-нибудь «но», она просто может сразу забыть об этом. Никаких «но»! Теперь она была его, и пусть спорит, кричит и доказывает ему все что угодно! Она — его! Навсегда!

— Я всю жизнь была независимой. И мне нравится моя жизнь, Алекс. У меня есть замечательные друзья, поддержка семьи, работа, которая мне нравится. Я трачу деньги, как хочу — люблю делать покупки, на выходные могу сорваться и поехать в какое-нибудь интересное место, например в Галвей. — Она сделала глубокий вдох, отвела взгляд и потом снова посмотрела на Алекса. — Я никогда не думала, что мне нужно что-то еще, пока не встретила тебя.

— Я не хочу отбирать у тебя ничего из того, что ты только что перечислила. Мне хочется надеяться, ты это понимаешь.

Она нахмурилась и вздохнула:

— Понимаю, Алекс. Однако моя любовь к тебе настолько сильная и всепоглощающая, что она сбила меня с толку. Я понятия не имела, что любовь бывает такой. Когда ты пристально смотришь мне в глаза, я теряюсь и забываю обо всем на свете. Когда ты занимаешься со мной любовью, я полностью растворяюсь в тебе.

Алекс молча нежно улыбнулся ей.

И она нежно улыбнулась ему в ответ.

— Это настолько прекрасное и потрясающее чувство, что оно смертельно меня пугает, когда я начинаю думать, что могу все это потерять. Наверное, я просто была не готова к тому, что все так быстро произойдет. И, испугавшись, стала инстинктивно защищаться, попыталась убежать от незнакомых мне чувств, придумывая всевозможные правила и рамки поведения, которые якобы нельзя нарушать, чтобы не навредить себе. Но я не хочу убегать. Я просто не хочу думать о том, что могу потерять мою любовь.

Ну, теперь она все откровенно высказала...

Она не думала, что ей будет так трудно это сделать, но все же она справилась. Ей просто следовало подтолкнуть себя в нужном направлении... И подарок, который он сделал ее матери, несомненно, сыграл свою роль...

— Теперь ты закончила?

— Почти. — Она облизнула губы и попыталась собраться с мыслями, потому что сейчас она никак не могла упустить представившийся ей реальный шанс добиться счастья. И если она ошибается, то лучше ей найти самое высокое в городе здание и спрыгнуть с него. — Теперь перейдем к тебе.

Алекс подозрительно посмотрел на нее.

— А что ты хочешь сказать насчет меня?

— Я всегда догадывалась, что должна первой произнести решающие слова. Потому что, если бы ты их мне сказал, я бы чувствовала себя загнанной в угол, возможно, стала бы спорить с тобой и убежала бы. — Алекс нахмурился, и Мерроу улыбнулась, давая ему понять, что все в порядке и беспокоиться не следует. — Я бы обязательно вернулась, не пойми меня неправильно. Но если бы ты сказал это до того, как я разобралась в своих чувствах, я бы почувствовала... не знаю...

Когда она замолчала, подбирая слова, он сказал вместо нее:

— Обязанной?

Она улыбнулась.

— Это чудесное слово. Да, думаю, ты угадал. Хотя не совсем. Я бы сделала все, чтобы запретить себе влюбиться в тебя.

— И отсюда все эти глупые правила.

— Да, но тогда ты бы просто продолжал их нарушать... поэтому все это твоя вина. — А почему ты считаешь, что я бы вел себя именно так?

Он по-прежнему опирался на стойку бара, засунув руки в карманы, но одного взгляда было достаточно, чтобы заметить напряжение в его взгляде и даже в нескольких шагах от него она видела золотистые искорки в глазах. И она почувствовала, как между ними опять происходит нечто странное, как и в тот день, когда они присутствовали на дурацком занятии ее матери. Ведь более глубокая духовная связь ведет к более глубокой сексуальной связи, разве не так? Или что-то в этом роде. Мерроу просто не была готова к таким чувствам, вот и все.

Но, возможно, еще в самый первый раз, когда она занималась с ним любовью, у нее возникло это удивительное ощущение. Эти чувства были столь ошеломляюще глубокими и сильными, что она испугалась. И сбежала. В буквальном смысле слова.

Может быть, если бы она знала, что он чувствует то же самое...

Ах, да, у нее ведь есть доказательство его любви к ней! К Мерроу тотчас вернулась уверенность в своем будущем.

— Прости. Я была слепой идиоткой. Но когда я увидела вот это, то будто прозрела.

Она кивнула головой вправо и проследила за его взглядом.

— Ты украла подарок у своей матери?

— Одолжила на время. Ты знаешь, что в колледже я слушала курс искусствоведения. Нас учили оценивать композицию картин, колорит и все прочее. И именно эта фотография стала для меня доказательством твоих чувств ко мне.

Он сжал губы и кивнул, потом повернул голову и снова посмотрел ей прямо в глаза.

— Так, значит, мне вновь разрешается тебя обнимать и целовать?

— Честно говоря, я удивляюсь, почему ты до сих пор так скромно стоишь в сторонке. Наверное, я уже не так хороша, как раньше.

Мерроу хотелось рассказать ему, какая безграничная радость охватывает ее каждый раз, когда он оказывается рядом с ней, и что только тогда ее жизнь наполняется смыслом, и что ей трудно представить теперь, как она вообще может существовать без него. Но промолчала.

Она сама себе враг! Ну и пусть, разве можно рассказать о своей любви?

Алекс улыбнулся, вынул руки из карманов, и сделал шаг вперед.

— Глупенькая! Разумеется, ты не стала менее привлекательной. Ты прекрасна, ты удивительна, О'Коннелл. И мне потребовалось огромное самообладание, чтобы остаться на месте.

— Я помню, как ты терял самообладание в моем присутствии...

Он скользнул руками по ее груди и с нежностью произнес:

— Как ни с одной другой женщиной.

Она потянулась к фотографии, которую он подарил ее матери.

— Расскажи мне об этой фотографии. У тебя тоже был курс искусствоведения?

Алекс кивнул, скользя пальцами по ее коже.

— Да. Но я надеюсь, ты теперь не замучаешь меня этой фотографией? Не станешь всякий раз, когда мы будем навещать твоих родителей, долго смотреть на нее и самодовольно улыбаться?

Она усмехнулась.

— Обязательно буду. Она мне слишком дорога.

Алекс с любопытством взглянул на Мерроу.

— Так о чем же говорит нам эта фотография?

— Хорошо, я скажу. — Она усмехнулась и заговорила, будто выступала перед студентами:

— В центре композиции этой фотографии мы видим девушку в зеленом платье... — Она перешла на обычный тон: — Именно то самое, что надето на мне сейчас. Не знаю, заметил ли ты это?

— Конечно, О'Коннелл, я всегда вижу только тебя. И смотрю во все глаза.

— Только если на мне короткая юбка.

— Разумеется, короткая юбка лучше, чем длинная. Но еще лучше — вовсе без юбки.

— Помолчи немного. — Мерроу сделала вид, что рассердилась. — Я еще не закончила анализировать фотографию.

— Я само внимание. С интересом жду дальнейшего хода твоей искусствоведческой мысли.

Мерроу рассмеялась и продолжила:

— Девушка в зеленом платье находится в фокусе, в то время как задний план серый, расплывчатый, вне фокуса. — Она вскинула голову и, поморгав длинными ресницами и приподняв вопросительно бровь, поинтересовалась: — Так о чем же это нам говорит?

Алекс покачал головой.

— Видимо, о том, что я — никудышный фотограф и не умею работать с фокусом. И где у других нормальный фон, у меня лишь серое мутное пятно.

— Нет. Снимок говорит о том, что фотограф не видит ничего вокруг, кроме девушки. И что именно она является центром мира фотографа. Иначе говоря...

Алекс выхватил у нее из рук фотографию и положил ее на стойку.

— Все, достаточно. Теперь моя очередь говорить.

Он взял в ладони ее лицо и, наклонившись к ней поближе, хрипло произнес:

— Да, я влюбился в тебя в тот день, когда увидел тебя на мосту. И я действительно никого и ничего не видел, кроме тебя. Думаю, что именно так все и произошло, Я влюбился в тебя с первого взгляда. Но тогда я себе в этом не признался.

Мерроу протянула руки, обняла его за талию и притянула к себе.

— Продолжай! Мне очень нравится твой рассказ.

— Ты хочешь услышать все сразу?

— Да.

Он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Ладно. Я пытался выразить свои чувства, когда занимался с тобой любовью, но ты не понимала, почему я «уговаривал» тебя остаться на ночь. А мне казалось, если ты останешься со мной, то сразу поймешь, как нам хорошо друг с другом. Что нам хорошо не только во время секса. Я даже скажу иначе: нам так нравится заниматься сексом именно потому, что мы с тобой идеальная пара, и я люблю тебя, а ты — меня.

— Ты прав.

— И я тогда специально уехал на выходные, чтобы ты соскучилась по мне. Что бы ты ни говорила, моя жизнь без тебя немыслима.

Она радостно улыбнулась.

— Я тоже очень люблю тебя. Но мне было страшно, что ты быстро разочаруешься во мне. И поэтому я начала сопротивляться.

— Теперь я многое понимаю. Но я же не допустил этого, так? Теперь перехожу к той части своего рассказа, в которой попытаюсь доказать тебе, что наши семьи вовсе не являются помехой нашим чувствам. Пока мы сильны, О'Коннелл, и пока мы любим друг друга, что бы они ни сделали, это никоим образом не отразится на наших отношениях.

— Я понимаю. Ты совершенно прав. — Мерроу наклонилась в ожидании еще одного поцелуя. — Но как только они встретятся между собой, приготовься к тому, что неизбежно возникнут какие-нибудь неприятные моменты. Уж слишком они разные. И по жизненному опыту, и по характеру...

— Не обращай внимания на всякие мелочи. — Еще один поцелуй. Нет, пора уже переходить к более страстным поцелуям и ласкам. — Мы так давно не занимались с тобой любовью. Итак, на чем мы с тобой остановились? Ах, да, родители... Во-первых, они не будут так уж часто встречаться. А во-вторых, давай мы их запрем в комнате, и пусть выяснят отношения. Впрочем, лично я очень доволен вечеринкой у моих родителей. Ты прекрасно вписалась в мир Фицджеральдов.

Мерроу убрала его руки со своей талии и принялась расстегивать его рубашку.

— Мне понравилось в мире Фицджеральдов. Особенно Эш. Я даже по ней скучаю. Я уверена, что и мои подруги ее полюбят.

— Я очень рад. Из тебя получится удивительная Фицджеральд.

— Это предложение, Алекс?

— Ну наконец-то ты это поняла. Я уже так долго подвожу тебя к этой мысли. Помнишь, я говорил про вывеску. Ты обязательно должна мне родить сына. Ну, конечно, одним ребенком мы не ограничимся. Мы с тобой оба обожаем заниматься любовью. А если еще получимся у твоей мамы тантрическому сексу... И никаких предохранительных средств, договорились?

Мерроу вскинула голову, продолжая расстегивать пуговицы, и по-детски улыбнулась ему.

— А помнишь мой домик в лесу?

— И твои слезы? Мне бы, честно говоря, хотелось об этом забыть. Я никогда больше не допущу, чтобы ты плакала из-за меня.

Она перестала расстегивать рубашку, поднесла руки к его лицу и, глядя в его прекрасные глаза, твердым голосом сказала:

— Как ты думаешь, почему я плакала? Я была поражена силой собственных чувств к тебе. Никогда в жизни мне не приходилось испытывать ни такой любви, ни такой страсти. Мне требовалось время, чтобы все это переварить. Мне нужна была свобода, но это моя постоянная потребность. Когда что-то влияет на меня эмоционально, я убегаю и сама разбираюсь, прежде чем прийти и поговорить с кем-нибудь об этом. Это один из моих недостатков. Я понимаю это, но просто не привыкла выставлять свои чувства на публику, понимаешь? Но ты стал настаивать. А это был совсем не тот момент, когда стоило меня подталкивать, вот и все... А потом ты бросил меня...

— Неправда, О'Коннелл, я никогда тебя не бросал. Я могу ругаться с тобой, но я никогда тебя не бросал и не брошу. Если бы ты не пришла сейчас ко мне, я бы через некоторое время обязательно тебя нашел и начал бы все сначала.

Лицо Мерроу просияло, она снова поцеловала его долгим, глубоким поцелуем и потом лишь сказала:

— Да, я это знаю.

— Я люблю тебя, О'Коннелл. И буду любить до самой смерти. Ну а теперь, когда мы, кажется, с тобой все обсудили, я готов принять вознаграждение от тебя.

— Нет, погоди! — Она поднесла палец к его губам, потом наклонилась так, чтобы он не видел ее глаз. — Еще один секрет...

Он вопросительно поднял брови. Мерроу покраснела и посмотрела на него.

— И это самый секретный из всех секретов. Я никому его не рассказывала, даже своим «мушкетершам».

Алекс удивленно широко раскрыл глаза. Было видно, что он совершенно не догадывается, что же именно собирается рассказать ему Мерроу, и даже не на шутку забеспокоился.

Подождав немного, он обнял ее и попросил:

— Давай рассказывай, у меня не хватает терпения. И потом у нас с тобой сегодня слишком много дел. И силы нам пригодятся. Ну, выкладывай свой секрет.

Мерроу посмотрела ему в глаза и улыбнулась:

— Когда я ушла от тебя в Галвее, я плакала и не могла уснуть целую неделю. Я никому об этом не говорила, потому что мои подруги обязательно захотели бы узнать причину. А в то время я и сама не могла понять, почему это со мной происходит...

Алекс, сразу успокоившись, погладил Мерроу по спине, чтобы убедить, что он с ней, что он никуда не уйдет, а значит, ей можно ни о чем не беспокоиться. Его голос был полон нежности.

— А теперь знаешь?

— Да, теперь знаю. — Она торжествующе улыбнулась. — Ее глаза заблестели, когда она посмотрела на него. — Кажется, я уже с первого дня нашей встречи поняла, что влюбилась в тебя. Не знаю, почему, но это было именно так. Я посмотрела тебе в глаза и подумала, что знакома с тобой давным-давно. А наш секс не был похож на случайный. Это был первый шаг к чем-то очень большому, важному и красивому.

Она увидела, как заблестели его глаза, и тихо рассмеялась.

— Я понимаю. Очень глупо. Но я чувствовала, что ушла от чего-то значительного и никогда больше такого у меня не будет. Мне было очень плохо, и я плакала, плакала до изнеможения, а потом лишь к утру засыпала. Клянусь, я чувствовала себя как после тяжелой утраты. И как объяснить кому-либо, что со мной происходит, раз я и сама до конца не могла разобраться в собственных чувствах?

Он нахмурился и прошептал с удивлением в голосе и взгляде.

— Ты вся дрожишь!

— Знаю. Даже при воспоминании о тех днях мне становится не по себе.

— Тсс. — Он поцеловал ее, пытаясь отогнать воспоминания, потом слегка покачал ее в своих объятиях, будто убаюкивал, и принялся нашептывать ей на ушко, как сильно он ее любит. И уже скоро она перестала дрожать.

— Мне очень нравится слушать, как ты говоришь, — с легким вызовом в голосе произнесла она, — но, если ты еще докажешь свои слова делом, будет совсем хорошо.

И уже в следующее мгновение Алекс подхватил ее на руки и понес в спальню, осыпая поцелуями.