Целитель сердец

Глава 6

Триша проснулась после спокойной ночи с чувством, что произойдет нечто очень важное. После мнимой помолвки и событий прошлого вечера она бы ничему не удивилась. В одном не было сомнений — ее пребывание в Париже отнюдь не скучное. Тем не менее она желала, чтобы Мари-Роз сделали пересадку кожи, разногласия между ней и Джереми уладились и чтобы мнимая помолвка сама собой угасла. Маленький эпизод прошлой ночью в комнате Рива говорил о том, что нужно остерегаться повторения чего-либо подобного. В будущем она уж точно постарается избежать других экскурсий с Ривом, помолвлены они или нет.

После завтрака она сидела на террасе и писала письмо домой, когда Гортензия объявила, что месье д'Артанон хочет видеть ее. Он вошел прежде, чем она успела собраться с мыслями, но им не пришлось разыгрывать обрученных людей, ибо Гортензия поспешно удалилась, словно выполняя срочное поручение. Его первые слова после приветствия подтвердили это.

— Гортензия пошла уложить несколько платьев для Мари-Роз. Я решил, что в ее интересах провести недельку дома, прежде чем приступить к пересадке кожи. Перемена пойдет ей на пользу и избавит вас от ежедневных посещений больницы.

Они шли навстречу друг другу через комнату и теперь стояли в нескольких шагах. В это утро на нем был шоколадно-коричневый костюм, кремовая рубашка и галстук в клетку. Он был элегантен и чувствовал себя как дома, сам себе хозяин, с фатально опасным для женщин очарованием, включая и ее, подумала Триша не без иронии. Ее нервы чуть напряглись, щеки чуть покраснели.

— Так неожиданно? — с удивлением спросила она.

Одна его бровь причудливо изогнулась.

— Не совсем. Мне нравится, когда мои пациенты готовы к операции на все сто процентов. Неделя-две на свежем воздухе сотворит с ней чудо!

— Вы хотите, чтобы я привезла ее домой?

— Вам нет смысла ехать. Я могу забрать ее, когда поеду на обед.

Триша не знала, намек ли это, и решила сделать вид, что именно так воспринимает его слова.

— Тогда вы, разумеется, останетесь и отобедаете с нами. Мари-Роз это будет приятно.

Его глаза сузились.

— Только Мари-Роз?

Трише как-то удалось сохранить спокойствие, и ее голос звучал холодно:

— Скажем так, нам обеим будет приятна ваша компания. В конце концов, мы всего лишь две одинокие женщины.

Уголки его рта дрогнули.

— Так-то лучше, хотя звучит довольно высокопарно. Как бы то ни было, я согласен. — Вдруг он дотронулся до ее плеча. — Когда приедет Мари-Роз, не очень старайтесь ей прислуживать. Она почти здорова, и Гортензия сделает для нее все, что ей понадобится. Чувствуйте себя свободно и не забывайте, что вы гостья на вилле, и ведите себя соответствующим образом. Comprenez?

Встретившись с его вопрошающим взглядом, она заставила себя говорить так, будто ничего не случилось:

— Понятно.

Через балконную дверь в комнату ворвалось жужжание газонокосилки, Рив посмотрел мимо нее и прислушался.

— Это старик Жак занимается садом? — спросил он.

— Да.

— Пойду поговорю с ним. — Он вышел через балконную дверь, а Триша пошла смотреть, как Гортензия справляется с укладкой вещей, надеясь, что Мари-Роз не очень расстроит то, что пересадка кожи откладывается.

Настал еще один пригожий денек, и Триша помогала Гортензии накрывать стол на террасе для ее невестки и Рива, когда они приедут на обед. Оранжевая скатерть и орехово-коричневые салфетки выглядели довольно нарядно вместе с вазой красных, кремовых и желтых бутонов роз посреди стола. Триша переоделась в голубое платье, подчеркивающее ее голубые глаза, когда звонок возвестил об их приезде. Она вышла из комнаты и услышала, как Гортензия радуется приезду Мари-Роз, услышала ответ невестки, за которым раздался низкий голос Рива. Она сама вышла поздороваться с ними.

Мари-Роз была довольно бледной и держалась за руку Рива. На ней было платье в зелено-белый горошек, вокруг головы повязан платок, чтобы скрыть перевязки на лице.

— С возвращением домой, дорогая. — Триша поцеловала ее и осторожно сняла с ее головы платок.

Жена Джереми глубоко вздохнула и осмотрелась вокруг:

— Кажется, меня здесь не было целую вечность. Где Фифи? Фифи!

Вдруг появилась маленькая собачка, остановилась в нескольких ярдах и уставилась на них, кокетливо моргая рыжеватыми ресницами. Когда она увидела Тришу, то в восторге бросилась к ней. Триша подхватила ее на руки и передала невестке, которая, поджав губы, изо всех сил пыталась скрыть свой гнев.

— Ты забыла меня, маленькая проказница, — сказала она обиженно, чуть встряхнув собачку.

— Думаю, она тебя не забыла, — сказала Триша. — Она самостоятельная маленькая собачка и хочет показать, что может обойтись без тебя. Она направилась прямиком ко мне потому, что я играла с ней эти последние недели, и она смотрит на меня как на партнера в играх.

Она взглянула на Рива, тот сдерживал смех, затем снова посмотрела на Мари-Роз. Мимолетно она подумала, не становится ли она слишком чувствительной или невестке ее присутствие уже невыносимо?

Они вместе направились к салону, и Триша с угрызением совести вспомнила, что не надела кольцо. Правильно было бы поздороваться с Ривом с кольцом на пальце, сказав «здравствуй, дорогой» или что-то в этом роде. Затем, взяв его за другую руку, она бы повела его в салон, вместо того чтобы идти между ним и Мари-Роз.

Однако это был день ее невестки, и никто, казалось, ничего не заметил. Гортензия и Анри ушли на кухню готовить обед. Когда они вошли в салон, нежный теплый ветерок подул сквозь открытую балконную дверь. Перед ними открылся прекрасный вид на сад и накрытый стол на террасе с красивой фарфоровой и серебряной посудой, поблескивающей при золотистых лучах солнца. Мари-Роз села с Фифи на руках, а Рив опустился на стуле справа от нее.

Триша подошла к современному бару из стекла, чтобы подать напитки. Невестка попросила налить ей любимого аперитива, а Рив — вина. Себе она налила немного шерри и обнаружила, что Рив подтянул ее стул поближе к своему.

Она села и заметила, что невестка хитро взглянула на них обоих и при этом крепко сжала свой стакан. Затем Рив поднял тост за полное выздоровление своей пациентки, и Триша от всего сердца поддержала его, с нетерпением ожидая того дня, когда она избавится от положения, ставшего нестерпимым.

Она вежливо слушала, пока Рив обсуждал пересадку кожи. Странным образом невестка напоминала ей Фифи. Обе по-своему отличались женственностью, соблазнительные и ограниченные. Вернувшись домой, Мари-Роз держалась весело, скрывая свой подлинный характер под маской смеха. Она утверждала, что любит Джереми, но легко кокетничала всякий раз, оставаясь в мужской компании. Триша в таких случаях не испытывала беспокойства, считая поведение невестки типично французским.

Теперь она придерживалась того мнения, что под внешней веселостью скрывается маленькое каменное сердечко, которое становилось нежным, когда дело касалось ее самой и ее эгоистических потребностей. Пристальный жестокий взгляд, который Триша поймала, взяв на руки Фифи, подтвердил ее опасения, и она украдкой посмотрела на Мари-Роз, садясь рядом с Ривом.

Обед шел хорошо, а Гортензия и Анри носились с Мари-Роз как курицы с яйцом. Видя такую заботу и доброту, она расцвела, ее глаза игриво кокетничали с Ривом, который дразнил ее, однажды бросив взгляд на руку Триши без кольца, но промолчал.

Он ушел сразу после обеда, предупредив ее невестку, чтобы та не волновалась.

— Триша, вы не проводите меня? — насмешливо спросил он.

Триша встала и последовала за ним на улицу. Старик Жак стоял в дальнем конце территории виллы, Рив лениво поднял руку, приветствуя его. У машины он смерил Тришу загадочным взглядом.

— Где кольцо? — спокойно спросил он, крепко взяв ее за плечи.

Его прикосновение, словно электрический ток, пронзило ее тело.

— Я забыла надеть его, когда переодевалась на обед. — Ее голос звучал едва различимым шепотом, она не могла встретиться с ним глазами, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она не знала, понимает ли он, через какие муки заставляет ее пройти. Разумеется, он об этом и не подозревал. Что касается переживаний, то мужчины не такие, как женщины. И те и другие смотрят на жизнь с разных точек. Она напряглась при его прикосновении, он ее легко встряхнул.

— Перестаньте беспокоиться о Мари-Роз. С ней все будет хорошо. Путь за ней ухаживают Гортензия и Анри, а вы отдыхайте. Au revoir, cherie.

Жесткие губы коснулись ее щеки, затем он пригнулся и сел в машину, махнул рукой и уехал.

Ее невестка провела день, отдыхая в своей комнате. Тетя Селеста пришла примерно в четыре с цветами и обычными подарками для своей племянницы. Триша навестила ее раньше, сообщив, что ее племянница возвращается на виллу, а когда вернулась, та уже приехала. Мари-Роз села в постели раскрасневшись и, улыбаясь, с нетерпением ждала тетю. Гортензия принесла длинный поднос, а Триша уже собиралась подать чай, когда рядом с постелью зазвонил телефон. Невестка взяла трубку. Очередной раз звонил Джереми, и его соединили из больницы.

— Здравствуй, дорогой. Да, это твоя Мари-Роз. Да, я дома, но только на очень короткое время, пока не буду готова к пересадке кожи. Конечно, я тоскую по тебе… Со мной Триша, тетя Селеста, она только что приехала, Гортензия и Анри заботятся обо мне… Как это чудесно! Только подожди, ты увидишь мой новый нос! Каждый раз, когда я вижу его в зеркале, я готова заключить Рива в крепкие объятия… Да, если тебе так хочется. — Прикрыв трубку рукой, она обратилась к тете Селесте: — Он передает тебе привет. Поторопись, он хочет поговорить с Тришей тоже, — нетерпеливо добавила она.

Тетя Селеста тепло поздоровалась с ним, ответила на вопросы про ее недавний круиз и сказала, что путешествие доставило ей большое удовольствие. Она справилась о его здоровье и работе, затем снова передала трубку племяннице.

— Какой он внимательный, не забыл обо мне, — обрадовалась она.

Триша взяла трубку, сидя на постели.

— Это ты, Триша? — отчетливо прорезался радостный голос Джереми. — Поздравляю! Не могу поверить, я считал себя самым сообразительным в семье, но ты меня обошла. Ты рада?

— А ты как думаешь? — ответила Триша, зная, что присутствующие ловят каждое слово.

— Ну ты же понимаешь, о чем я говорю. Нельзя же быть слишком откровенным по телефону. Ты же знаешь, что я желаю тебе самого лучшего. Будь здорова!

— Я тоже с этим согласна, — тепло сказала Триша. — Возвращайся скорее. Мы тоскуем по тебе. — Добавив еще несколько слов, она передала трубку Мари-Роз.

Подали чай, и разговор зашел о Джереми и его работе в Испании.

— Мари-Роз, после операции тебе было бы хорошо провести несколько недель там, — радостно сказала тетя Селеста. — Ты даже могла бы устроить второй медовый месяц под испанским солнцем, — дразнящим голосом заключила она.

На лице ее племянницы появилась гримаса.

— После Парижа там мне покажется скучно. После пересадки кожи я от всей души повеселюсь, сойду с ума… буду ездить повсюду и все осматривать. — Она широко раскинула руки. — Я хочу наверстать все упущенное за эти недели в больнице.

Триша проигнорировала острую боль беспокойства и допила чай. Мари-Роз допила свой и поудобнее устроилась в постели. Одной рукой она ласкала Фифи, ее темные глаза остановились на Трише, затем на тете Селесте.

— Тетя Селеста, что ты думаешь о помолвке Триши? Какая же она темная лошадка, скрыла от нас все, — игриво сказала она.

Тетя Селеста вытерла рот салфеткой.

— Я узнала от Рива, что его предложение было совершенно неожиданным. Ведь так, Триша?

У Триши возникло тревожное чувство, что она идет по скользким камням через опасные воды.

— Да, именно так, — едва слышно промолвила она.

— Именно так? Расскажи нам об этом, Триша. — В улыбке Мари-Роз промелькнуло что-то мстительное.

Триша бесстрастно взглянула на нее.

— Тут не о чем говорить, — ответила она холодным и ровным голосом. — Просто однажды вечером он повел меня в ресторан и достал кольцо. Вот и все.

Мари-Роз нахмурилась:

— Должно быть, он не сомневался в твоем ответе, раз достал кольцо.

Тетя Селеста рассмеялась:

— Рив властен, настоящий мужчина, и очень настойчив. У него, должно быть, сильная воля, раз ни одной из девушек, которые бросались к его ногам, не удалось его покорить. — Затем француженка задала вопрос, потрясший Тришу до глубины души: — Триша, вы назначили день свадьбы или вы сначала подождете, пока Мари-Роз поправится после аварии?

Однако Мари-Роз вступила в разговор прежде, чем Триша сумела придумать, что сказать.

— Само собой разумеется, она подождет, пока я не поправлюсь. Только не вздумай уговорить Рива жениться на тебе и отправиться в медовый месяц прежде, чем он сделает мне пересадку кожи, — сказала она обидчиво. — Тогда я тебе никогда не прощу.

У Триши создалось впечатление, что ее невестка и так не простит ее, если она выйдет замуж за Рива. Но она хорошо понимала, что должна была чувствовать Мари-Роз всякий раз, когда она думала о шрамах на своем лице, и глубоко сочувствовала ей.

— Дорогая, ты не должна волноваться, — нежно сказала она. — Я приехала в Париж с намерением помочь тебе поскорее выздороветь. Я никогда не сделаю ничего такого, что могло бы как-то помешать твоему выздоровлению или расстроить тебя.

— Очень хорошо сказано, — вмешалась тетя Селеста. — Ты замечательная девушка, Триша, и я желаю тебе счастливого будущего, а теперь мне пора идти.

Свернув салфетку, тетя Селеста отряхнула платье на коленях и собралась попрощаться. Триша проводила ее вниз по лестнице.

— Я ничего не говорила своей племяннице, — сказала она, когда они обе пересекали холл, — но надеюсь скоро связаться с ее родителями. Один мой приятель, с которым я познакомилась во время круиза, зашел ко мне на днях перед отъездом в Судан. Я попросила его связаться с родителями Мари-Роз, и он обещал сделать все возможное. Он там знает несколько влиятельных человек, так что у меня большие надежды скоро получить известие от него. Думаю, будет не совсем уместно говорить об этом Мари-Роз, прежде чем мы узнаем что-нибудь определенное.

Триша согласилась. Теплый румянец залил лицо тети Селесты, когда она упомянула своего знакомого, у Триши мелькнула мысль, не назревает ли роман, «Что ж, пусть ей сопутствует удача», — подумала она, и у нее возникла озорная мысль, не иностранец ли ее новый знакомец.

С приездом Мари-Роз вилла вдруг наполнилась гостями. Некоторых из них ее невестка знала уже много лет, включая друзей ее родителей. Другие были ее школьные товарищи, молодожены, приводившие с собой даже маленьких детей.

В такие дни Триша старалась не мешать и отправлялась продолжать знакомство с Парижем. Несколько дней она совсем не видела Рива. Он не приезжал, не звонил, и она могла лишь предполагать, что он занят и забыл о их существовании. Она ходила с несчастным видом. Совсем недавно она не знала, что есть такой Рив. Сейчас все ее мысли были сосредоточены на нем, она пыталась убедить себя, что такая ситуация смехотворна. Но бесполезно. Ей просто очень хотелось увидеть его непокорные темные волосы, насмешливые глаза и красивые губы, которые могли цинично изогнуться или улыбнуться так, что сердце учащенно забьется.

Вторник принес два письма. Одно было из дома — ответ на ее последнее письмо. В нем не было ничего, кроме местных событий и сообщения, что Сэлли, огромный пиренейский дог, заболела, отравившись пищей. Бедная Сэлли! На глазах у нее появились слезы, она надеялась, что собака не очень страдает. Она подумала, что Джереми расстроится, когда узнает, ведь он очень любил собаку.

Дом казался так далеко. Она вздохнула. В своих письмах домой она не упоминала о Риве и мнимой помолвке. Она не видела смысла сообщать о том, чего не было. Может быть, однажды, когда она вернется домой надолго и время сотрет Рива и его очарование из ее памяти, она заговорит о хирурге, который вернул Мари-Роз ее прежний вид. Триша думала, сможет ли она когда-нибудь без содрогания вспоминать Рива. Сейчас ей казалось, что дома она вряд ли сумеет вернуться к прежнему ритму жизни после пребывания в Париже, однако она всегда сможет найти работу где-нибудь за рубежом, прежде чем привыкнет к жизни без Рива д'Артанона.

Второе письмо было от Джереми, и чувствовалось, что он немного обеспокоен ее помолвкой.

«Я не мог сказать по телефону, что я думаю, — писал он, — но мне пришло в голову, что ты приняла мои слова об отвлечении внимания Рива от Мари-Роз слишком близко к сердцу и поэтому сама обручилась с ним. Триша, если это так, бросай его, ибо он станет опасным противником, если обнаружит, что ты его обманула. Если я ошибаюсь, то желаю тебе всяческого счастья, но сразу сообщи мне, если окажешься в невыносимом положении и тебе потребуется помощь. Я немедленно приеду. Кстати, я написал папе письмо домой, но ничего не сообщил ему о тебе или помолвке. Оставляю это на твое усмотрение».

«Молодец, что все так хорошо понял», — подумала Триша и сожалела, что не может объяснить ему причину помолвки. Она вздохнула. Когда помолвка окончательно расстроится, он подумает, что, в конце концов, был прав в своих предположениях.

Она отложила письма, собираясь позднее ответить на них, когда появилась Гортензия, чтобы сообщить, что к ней приехала мадам Греле.

— Мадам Греле? Триша схватилась рукой за горло, словно у нее возникли затруднения с дыханием. Мадам Греле, женщина, заведовавшая хроникой светских сплетен в местной газете, ее острые глаза заметили Рива, когда тот выходил из виллы после того, как провел там ночь. Первой мыслью было не принять ее, но она из тех женщин, которая придет еще раз, так что вряд ли стоило так поступать. Ее следует принять. Дрожащими руками поправив волосы, она вошла в салон, где уже сидела мадам Греле. Триша подошла к ней, зная, что проницательная француженка пристально наблюдает за ней.

У мадам Греле был вид жесткой и самодовольной женщины, которую волнует лишь ее карьера. Было трудно поверить, что она замужем и у нее есть сын-врач. Она была крепкого телосложения, круглолицая, с сине-серыми волосами, крутыми волнами зачесанными назад, и смотрелась весьма элегантно в черном шелковом костюме, по маленькому воротнику которого полз огромный паук из драгоценных камней. «Она сама напоминает паука, готового наброситься на свою следующую жертву», — устало подумала Триша. Женщина непринужденно и уверенно встала и протянула квадратную ловкую руку.

— Mademoiselle Беннет, надеюсь, я не причинила вам неудобства своим ранним посещением. — Ее голос, как Триша и ожидала, звучал твердо и дружески.

Триша облизала сухие губы и пыталась подавить слабое недружелюбное чувство, поднимавшееся в ней после прикосновения холодных пальцев мадам Греле. Естественным побуждением было держаться подальше от человека, использовавшего перо, словно рапиру, чтобы вторгаться в частную жизнь других людей и делать полученные сведения достоянием публики.

Она вежливо поздоровалась с гостьей.

— Чем могу быть вам полезна, мадам?

Мадам Греле снова села и устроилась поудобнее, ожидая, очевидно, что Триша последует ее примеру, но та осталась стоять, и смотрела, как француженка непринужденным привычным движением вынимает записную книжку из ручной сумочки.

— Начните с того, как вам удалось окрутить самого завидного холостяка, у которого в Париже нет отбоя от невест.

Трише удалось изобразить улыбку.

— Боюсь, что тут не о чем много рассказывать.

— Voyons, mademoiselle![19] — весело сказала мадам Греле. — Вы помолвлены с обаятельным человеком, за которым годами охотятся мамы, горящие желанием выдать своих дочерей замуж, и вам нечего сказать?

— Вот именно. Он всего лишь мужчина, каким бы вам ни хотелось представить его.

— О ля-ля, но какой мужчина! Как давно вы знакомы с ним?

— Несколько недель.

— Это любовь с первого взгляда, нет?

Триша прикусила губу:

— Нет. Извините, мадам. Мне не очень хочется отвечать на ваши вопросы. Мой… гм… жених, возможно, не захочет, чтобы вы так рано писали о нашей помолвке. Видите ли, он еще не представил меня своей семье и, возможно, пожелает, чтобы об этом не говорили, пока он этого не сделает.

Мадам Греле молчала. Она смотрела задумчиво и что-то прикидывала. Наконец она чисто по-французски пожала плечами:

— Очень хорошо, пока мы уважим его пожелания. Может быть, вы немного расскажете о себе. Вы англичанка. Чудесные медового цвета волосы и очень голубые глаза придают вам скандинавскую внешность. Что вы думаете о французах? Они отличаются от англичан?

Триша беспомощно опустилась на стул, понимая, что ей так легко не удастся отделаться от своей гостьи. Она совсем не знала, как с ней справиться. Она была не из пугливых и умела храбро переносить неприятности, однако настойчивость француженки беспокоила ее. Возникла опасность, что она, потеряв бдительность, могла совершить ошибку. По природе своей Триша была честна и пряма, и всякие уловки были ей чужды. Эта женщина представляла опасность, она не отставала от своей жертвы, пока не получала необходимой информации. Лучше всего вежливо отложить этот разговор на более позднюю дату — к тому времени всякое может случиться.

— Не очень, — осторожно ответила она.

— Нет? Вы, как выражаются англичане, чините мне препятствия, не желая отвечать ни на один из моих вопросов. — Мадам бросила на нее очередной долгий пристальный взгляд.

— Совсем не так. — Триша облизала губы, которые вдруг стали сухими. Стараясь не обидеть гостью, она осторожно продолжила: — Вы должны помнить, что я нахожусь в другой стране и не знаю ваших традиций. Мне бы не хотелось сказать что-нибудь досадное или обидное.

Рот француженки от злости сжался в тонкую линию.

— Либо вы умышленно разыгрываете дурочку, либо месье д'Артанон настроил вас против меня.

— О нет, он ничего такого не делал. Мы еще не женаты, мадам, — «и вряд ли будем» — чуть не добавила она. — Я свободный человек и имею право поступать по собственному усмотрению и уже объяснила вам, по каким причинам не желаю отвечать на ваши вопросы.

Мадам Греле скрылась за загадочной улыбкой:

— Что ж, не будем вас огорчать. На днях я видела вас в опере вместе с вашим женихом. Вам понравилась опера?

«Ну вот поехала опять!» — простонала Триша про себя. Эта женщина не глупа. Вместо того чтобы сыпать вопросами, которые не дают результатов, она пыталась применить другую тактику, втягивая ее в разговор окольными путями.

— Очень понравилась, — вежливо ответила она.

— Значит, вы оба любите оперу. А как насчет верховой езды? Месье д'Артанон каждое утро ездит верхом в Булонском лесу. Mademoiselle, я не видела вас рядом с ним.

Триша мгновение смотрела на круглое полное лицо, которое ничего не выражало.

Значит, Рив каждое утро катался верхом, скорее всего, с привлекательной манекенщицей! Триша проигнорировала боль вблизи сердца и твердо ответила:

— Я приехала в Париж с единственной целью — помочь моей невестке выздороветь после аварии. Пока я не смогла выбраться на утренние прогулки в Булонском лесу.

— Mademoiselle, вы ездите верхом?

— Да, мадам, — смогла ответить Триша. Слава богу, что школа верховой езды находилась недалеко от дома, там она провела много счастливых часов.

— Тогда, может быть, мы как-нибудь утром встретимся в Булонском лесу, — сказала француженка, задумчиво вертя карандашом. — Мадам Беннет поправляется? Я слышала от мадам Байи, что она на время вернулась на виллу.

— Да, вернулась, но она встает поздно и все еще спит.

«Почему эта женщина не уходит? Она должна понимать, что нежеланна здесь», — раздраженно подумала она. Но мадам Греле, несмотря ни на что, продолжала гнуть свое:

— Месье д'Артанон делал ей пластическую операцию, не так ли? Мне кажется, предстоит еще и пересадка кожи.

Триша уже начала падать духом, когда раздался тихий стук в дверь и вошла Гортензия.

— Извините, mademoiselle, должна напомнить, что через полчаса у вас назначена встреча с зубным врачом, а вам еще надо позавтракать.

Триша мгновение смотрела на нее в изумлении и собиралась с мыслями. Она застенчиво улыбнулась мадам Греле:

— Вы извините меня?

Мадам Греле медленно поднялась.

— Мне бы хотелось проинтервьюировать мадам Беннет в будущем, — льстиво сказала она.

— Я думаю, вам лучше подождать, пока она не придет в себя после операций, — спокойно сказала Триша. — Тогда вы смогли бы дать более подробный отчет о ее мучениях. До свидания, мадам Греле.

— Ну и ну! — воскликнула Триша, когда вернулась Гортензия. — Какое мучение!

Гортензия улыбнулась:

— Mademoiselle, разрешите, пользуясь случаем, поздравить вас с помолвкой!

— Спасибо, Гортензия. Как мило, что вы избавили меня от этой женщины.

— Я подумала, что вы терпите ее достаточно долго. Она настоящее наказание, в Париже ее недолюбливают.

— Это неудивительно! — рассмеялась Триша. — Я ожидала, что она будет настаивать на том, чтобы подвезти меня к зубному. Как вы думаете, она вам поверила?

Гортензия беззаботно пожала плечами:

— Меня не волнуют такие люди, как мадам Греле, и вас тоже она не должна тревожить, mademoiselle.

Какое-то движение у двери заставило их обернуться. Там стояла Мари-Роз с Фифи на руках. Она выглядела гораздо лучше в хорошеньком платье из орехово-коричневого шелка с бледно-желтым воротником и рукавами. Подобранный к нему бант в ее густых темных волосах делал ее элегантной и шикарной с наивным взглядом, который она так ловко использовала в собственных целях. Издалека пластыри на ее щеках были едва различимы, а ее маленький носик был очарователен и лишен недостатков.

Триша почувствовала некоторое неловкое волнение, знакомое чувство, возникавшее у нее в последнее время всякий раз при встрече с этими темными глазами. Подавляя волнение, она приветливо улыбнулась.

— Здравствуй, Мари-Роз. Как ты себя чувствуешь сегодня утром?

— Гораздо лучше. Здесь кто-то был? Я слышала шум автомобиля и голоса.

— Здесь была мадам Греле. Она приехала проинтервьюировать меня по поводу моей помолвки с Ривом.

— Вот как, — безразлично пробормотала Мари-Роз. — Я подумала, что это Рив. Он обещал заехать и отвезти нас в какое-нибудь тихое местечко, где мне не будет… — Послышался звук приближающегося автомобиля, и она умолкла, быстро повернув голову, ее лицо расплылось в улыбке предвкушения. — Это, должно быть, Рив.

Гортензия пошла открывать дверь, и он вошел, широко шагая. Сердце Триши сильно забилось, вызывая острую тоскливую боль внутри нее. Сегодня утром на нем была непарадная одежда: тонкие широкие габардиновые брюки, кремовая шелковая рубашка и пестрый шелковый шарф вокруг шеи. Она силилась не робеть под напором обаяния и не сдвинулась с места, когда он поздоровался с ними, оглядев Мари-Роз профессиональным взором, прежде чем задумчиво взглянуть на нее. Триша почувствовала его теплую руку на своем плече и легкое прикосновение губ к щеке. Его мужская свежесть ослабила ее оборонительные ухищрения, и она едва подавила почти непреодолимое желание подставить ему свои губы. Затем Мари-Роз ревниво взяла его за руку.

— Где ты был? — обидчиво спросила она. — Ты приехал, чтобы отвезти нас куда-нибудь?

— Да. Прости, что не смог приехать раньше. — Он искоса, словно дразня, взглянул на нее. — Мы все готовы провести день за городом. Вам обеим понадобятся купальники. — Он легко прикоснулся к пластырям на ее щеках. — Как ты себя чувствуешь?

Мари-Роз состроила гримасу:

— Шрамы перестали зудеть, но мне хочется, чтобы ты пересадил кожу.

Указательным пальцем он коснулся ее носа:

— Cherie, мы должны тебя отлично подготовить. А теперь поторопись и собери свои вещи. И вы тоже, Триша.

Триша протянула руки к Мари-Роз, чтобы забрать Фифи.

— Я отнесу Фифи Гортензии, — сказала она.

Когда она вернулась, Рив сидел на ручке полосатого дивана. Она смутилась, когда его глаза одобрительно скользнули по ее белому сарафану с розовыми лентами вокруг юбки и на мгновение задержались на маленьком розовом бантике, который она добавила к волнам своего шиньона.

Интонации его голоса были нарочито холодными и сопровождались строгим тревожащим взглядом.

— Сегодня утром приезжала мадам Греле с намерением взять у меня интервью по случаю нашей помолвки. Я сказала, что вы, скорее всего, предпочтете пока ничего не говорить об этом, особенно если учесть, что вы не представили меня своей семье.

— Вы очень умно поступили, Триша, — насмешливо сказал он. — Она согласилась?

Триша кивнула, желая, чтобы тон, которым он произносил ее имя, не действовал на нее столь наркотически.

Он продолжал:

— Жаль, что я не мог связаться с вами в эти несколько последних дней, но я был очень занят. Мне пришлось заниматься с людьми, пострадавшими в ужасных катастрофах, на фоне которых царапины Мари-Роз кажутся сущим пустяком.

— Это, должно быть, очень благодарная работа.

Он иронически улыбнулся:

— К сожалению, человек не может творить чудеса. Он может их делать лишь то, что в его силах, и временами кажется, что этого так мало.

— Мари-Роз считает, что ее нос — чудо хирургии.

Он довольно приподнял одну бровь:

— Если бы все мои случаи были столь простыми и ясными, я был бы счастливым человеком. — Он задумался, затем спокойно сказал: — Я полагаюсь на вас, постарайтесь, чтобы Мари-Роз, насколько это возможно, была в хорошей форме. Посоветуйте ей больше бывать на свежем воздухе. Она, разумеется, будет избегать многолюдных мест из-за повязок на лице, но может гулять по территории виллы, а я, когда смогу, буду приезжать, чтобы отвезти вас куда-нибудь. — Снова наступила пауза, и он сказал озабоченно: — У вас сегодня довольно бледный вид. Вы чувствуете себя хорошо?

Она кивнула и быстро взглянула на его лицо, покрытое здоровым загаром, затем отвернулась, чтобы избежать его испытующего взгляда. Поскольку Триша знала об их прежних взаимоотношениях, то забота Рив о Мари-Роз ранила ее, словно острый нож. Было странно, что он доверяет ей свои мысли о работе. Но она не будет ему столь же близка, как ее невестка. Не было ничего странного в том, что его забота о ее благополучии время от времени прорывалась наружу. «Если бы только не было так больно», — опустошенно подумала она.

— Как большинству светлых людей, мне нужна целая вечность, чтобы загореть. Хотя я встаю рано и большую часть времени провожу на улице, — сказала она так весело, как могла.

— Вы ездите верхом?

— Да, но у меня с собой нет костюма для верховой езды.

— Скоро мы это поправим. Что вы скажете, если мы рано утром, скажем в половине седьмого, покатаемся на лошадях в Булонском лесу? — Он искренне улыбнулся.

— Звучит прекрасно, но для меня это совершенно исключено. Вряд ли стоит писать домой, чтобы мне прислали костюм для верховой езды на то короткое время, которое я здесь пробуду. К тому же я не могу позволить себе купить его из тех денег, которые мне дали с собой. — Она взглянула на него и не могла прочесть выражение его лица, затем поспешно добавила: — И не покупайте мне костюм для верховой езды, я все равно ни за что не приму подобного подарка.

Неожиданно он рассмеялся от всей души. Триша испуганно взглянула на него, а его глаза смотрели насмешливо.

— Даже несмотря на то, что мы помолвлены? Я хочу сказать, помолвлены по-настоящему.

— Но мы не помолвлены и вряд ли это когда-нибудь произойдет, — решительно заключила она.

— Не будьте столь категоричны, иначе я обижусь. Разве я так отвратителен?

Триша понимала, что он хочет поймать ее на крючок, но она не поддастся. Нет сомнения, он находил возникшую ситуацию очень забавной, своего рода отдушину после напряженного дня в больнице. Он еще не встречался с наивной английской девочкой и сможет внести ее в свой список очередных побед. Эта мысль задевала за живое, и она колко ответила:

— Люди не обручаются просто ради обручения. По моему разумению, помолвка — чудесная увертюра к симфонии брака и не может быть предметом шуток.

Он снова забавно приподнял бровь, его глаза смотрели насмешливо.

— Хорошо сказано! Pardon, я заслуживаю выговора.

Триша раздраженно прикусила губу, когда он иронически поклонился.

— Наверно, мужчине с вашим опытом мои мысли покажутся банальными, но мои мысли — это я. Я счастлива, что родилась в обычном доме, а не на вилле.

Она тут же пожалела, что произнесла эти слова, ибо он недовольно сжал губы.

— Это нисколько не умаляет вас в моих глазах, — заметил он.

На какое-то мгновение воцарилась напряженная тишина. Триша сдвинулась с места, пробормотала, что пойдет собрать все необходимое для поездки, и вышла из комнаты.